Подняв ужасную голову, демон сверкнул глазами на Бочелена и прошипел достойным ящера голосом: - Подлый трюк!
Бочелен пожал плечами. - Едва ли. Ну, может быть, это было не особенно любезно. Но ты можешь радоваться, зная, что я тебя освобождаю. Вернись в Арал Гамелайн, передай приветствия своему Владыке.
Демон оскалил клыки то ли в гримасе, то ли в улыбке, и пропал.
- Мастер Риз!
Рука Бочелена ударила, выбив печенье из самого рта Эмансипора.
- Под глазурью, друг мой, вы найдете пентаграммы призыва! Такого, коим демон привязывается ко мне, пока узор не нарушит кто-то другой. Ну-ка, мастер Риз, отступите на шаг. Вы были на одно печенье от смерти. Второй раз предупреждать не стану!
- Только хотел слизнуть глазурь, хозяин...
- Не только! И я чую в вашей трубке не ржавый лист, верно?
- Извините, хозяин. Не было времени подумать...
- Да, - окинул его взглядом Бочелен.- Тут мы согласны.
Распутная женщина встала. - Рада, что все кончилось. Лорд Бочелен, не соизволите ли развеять смертельные чары, наложенные на помещение?
Бочелен махнул рукой: - Корбал уже это сделал, милая. Но разве вы не остаетесь на ночь?
Она повернулась к товарищам. - Ищите постели, солдаты. Ночь в тепле и сухости, и мы радостно встретим рассвет!
В этот миг громкий скрежет донесся с лестницы. Эмансипор тупо заморгал, поворачиваясь к двери в коридор и увидел, что дверь разлетается в щепки и порубленный голем вваливается в зал. Голова-ведро слетела с источающего жидкость туловища, зазвенела по полу и замерла.
Откуда-то сверху лестницы донесся высокий, трубящий голос Корбала Броча: - Случайность!
Бешено завывая, ведьма Хурл дралась сама с собой у входа в "Королевскую Пяту". Проклинала адский барьер и жалкие когтистые лапы, лишенные больших пальцев - мелочь, но ей было не открыть дверь. Дверь стояла, торжествуя и насмехаясь, перед ее горящими бешенством глазами.
Ветер колотил извивающиеся, брызжущие слюной тела, заставив некоторые залечь в мерзлую грязь. А гнев все нарастал внутри. Зубчатые чешуи вдоль хребта встали почти вертикально; хвост метался и хлестал, словно морские черви в предвкушении быстро тонущего трупа. Челюсти широко раскрылись, обнажив клыки, ужасный ветер залетал в каверны ртов, холодный, безжизненный, но тоже одержимый голодом. Она царапала почву. Подпрыгивала в ярости берсерка, но овладевший улицей ветер норовил повалить ее набок.
Убийство заполнило разум, одинокое слово, оно плыло и накатывало, скользило в сторону, только чтобы вновь показаться в центре мыслей. Она могла ощущать вкус слова, сладостную округлость корня и скользкий хвост окончания. Словно Слово очертилось пламенем, от слова поднимался дымок, затемняя воздух. У слова была тысяча лиц и тысяча выражений, но все они были разными вариациями всеобщего недовольства.
Ей хотелось сожрать слово. Схватить за шею и трясти, пока не уйдет жизнь. Хотелось прыгнуть на него после захватывающей погони. Хотелось завистливо следить за ним, не моргая, из ближайшего угла. Хотелось видеть его даже во сне.
И вот посреди коловорота мыслей и желаний жестокая дверь подалась, сбрасывая обманчивое спокойствие, пока самые кости обитой бронзовыми полосами деревяшки не застонали от приступа подагры - и распахнулась.
Ведьма Хурл помчалась на пятно бесформенного света и силуэт в дверном проеме.
Убийство!
Малыш заорал, отшатываясь. Чешуйчатые твари повисли на нем, на груди, стараясь схватить за горло; на руках, извиваясь словно щупальца; одна попробовала ухватить его за пах. Брызнула кровь. Он сражался с тварями, сбрасывал их, швырял во все стороны.
Братья орали. Посетители визжали.
Феловиль за стойкой бара тихо прошептала ругательство.
Девять котоящеров, ни один не больше обычной кошки, тощей чесоточной мышеловки. Но мелкие размеры не уменьшали их кровожадности.
Малыш встал на ноги. Крошка и остальные махали громадным оружием. Лезвия крушили стулья, столы. Вопли заканчивались ужасным бульканьем, когда оружие поражало невезучих завсегдатаев. Отсеченные скальпы летали через зал; конечности падали, отскакивали и шлепались на столики, на пол, залитый грязью, а теперь и кровью. Котоящеры избегали любых ударов, извиваясь и прыгая, вцепляясь когтями в кого попало.
Феловиль созерцала бойню из-под стойки. Видела, как двое братьев пытаются ударить триручным мечом, только чтобы разнести стол и рухнуть порознь, все утыканные щепками. Кот набросился одному на голову и оторвал ухо; второй брат споткнулся о стул и упал. Четыре кота подскочили к нему, вопль стал влажным свистом.
Затем коты, словно одновременно, заметили Феловиль и помчались на нее, прыгая над стойкой. Множественные удары заставили ее повалиться. Она вопила, когти рвали платье, глубоко терзая плоть. Одежда была буквально уничтожена, женщина стояла голой и вся в крови.
Наконец один кот попытался вонзить ей клыки в грудь, но обнаружил, что какие-то зубы терзают его горло. Тут же завыл другой кот: вторая грудь схватила его за лапу так сильно, что перекусила кость.
Новые рты появлялись на пышном теле Феловили: на плечах, внизу отвислого живота, на бедрах. Очередной рот раскрылась на лбу. В каждом было полно острых как ножи зубов.
- Треклятая ведьма! - завизжала Феловиль множеством ртов. - Изыди! Я твоя богиня, тупая дура!
В зале среди разгрома и завывающих котов шевелились немногие, лишь трое братьев Певунов стояли на ногах, тяжело дыша, с оружия сочилась кровь и падали ошметки плоти, тела покрылись ранами. Все глаза были устремлены на сцену битвы у бара.
Мертвый кот - челюсти сломаны и хлещет кровь - упал с левой груди Феловили. Кот, схваченный правой грудью, когтями изодрал нежный выступ в кровавые ленты, но рот держался, хрустя передней лапой противника.
Остальные коты отступили, столпившись на кровавой столешнице. Из глоток раздался дрожащий, резкий хор: - Она моя! Ты обещала! Твоя дочь моя! Ее кровь! Она вся!
- Никогда! - крикнула Феловиль.
Лапа была прожевана, и кот отпал с правой груди, прочертив тремя оставшимися наборами когтей кровавые полосы по животу. Она глянула вниз и наступила ему на голову, раздавив как яйцо.
Оставшиеся коты отпрянули. Многочисленные рты Феловили зловеще улыбнулись. - Однажды я избавилась о тебя, Хурл, и сделаю это снова! Клянусь!
- Не ты, шлюха! Это сделал ее отец!
Раздался голос от входа: - И, похоже, придется повторить.
Семь оставшихся котоящеров повернулись. - Вуффал Каралайн Ганагс! Старший! Негодяй! Позволь мне жить!
Седовласый мужчина с изящно подстриженной бородой, усами и бровями неспешно стащил лисью шапку. - Я тебя предупреждал, ведьма. Смотри, что ты наделала. Почти все мертвы.
- Не моя вина! Вини Тартеналов!
- Врешь! - завопил Крошка. - Мы защищались!
Вуффайн поглядел на него. - Уходи. Я уже убил трех твоих братьев и, если надо, расправлюсь с остальными. Ностальгия, - добавил он, виновато пожав плечами. - Не годится мне вспоминать прошлое, понимаешь? Совсем не годится.
Крошка зарычал, огляделся и сказал: - Крошка не дает себя убивать. Идемте.
- А Щепоть? - сказал Комар.
Крошка ткнул пальцем в сторону Феловили. - Пошли ее за нами в крепость.
Рты Феловили глумливо заулыбались. - Радуйся, что она не девственница, - сказали они с унисон. - Хурл хочет жертву.
- Никаких жертв, - заявил Вуффайн, опиравшийся на трость. - Мой талант в работе с камнем вызвал все это, и мне придется подчищать.
- Тогда убей Клыгрызуба! - крикнула Феловиль.
- Нет нужды, - отозвался чистильщик. - Он уже мертв.
- Тогда убей тех, что убили его. Долой заклинателей! Не буду снова рабой ведьм и колдунов!
Вуффайн вздохнул. - Посмотрим. Возможно, пары слов хватит, чтобы они уехали восвояси. Не люблю насилия. Вызывает ностальгию. Заставляет вспоминать пылающие континенты, пылающие небеса, пылающие моря, горы трупов и так далее. - Он указал на Д"айверса. - Ведьма Хурл, пора перетекать.
Коты сошлись, замерцали и тут же в потоке пряных запахов трансформировались в тощую каргу. - Ах, - крикнула она, - поглядите на меня! Красота пропала!
Феловиль кашлянула несколькими жуткими ртами, а другие рты сказали: - Отныне ты ничто, ведьма! Изгнана! Проваливай в бурю! И никогда не возвращайся!
- Или я убью тебя без сомнений, - добавил Вуффайн.
- Хочу свою крепость!
- Нет, - сказал Вуффайн.
- Ненавижу всех! - зашипела Хурл, бросаясь к двери. - Убийство подождет. Вот еще одно сладкое слово. Ненависть! Ненависть - ненависть - ненависть! Еще не конец, о нет...
Странный звук донесся от двери, Хурл вдруг остановилась и отшатнулась, но уже без головы, лишь обрубок шеи с фонтаном крови. Колени подогнулись, ведьма упала на порог.
Крошка Певун перешагнул ее и оглядел всех в таверне, ухмыляясь. Кровь струилась с длинного клинка. - Крошка не любит ведьм, - сказал он.
- Уходи, - повторил Вуффин. - Последнее предупреждение.
- Мы штурмуем крепость. - Крошка расцвел улыбкой.
Вуффайн лишь пожал плечами.
- Ха, ха, ха! - сказал Крошка, поднырнул под притолоку и принялся реветь, отдавая приказы братьям.
Глядя на Феловиль, Вуффайн вздохнул и потряс головой. - Все из-за неверного удара резца, - сказал он.
Притаившаяся наверху лестницы Фемала отпрянула. Тихое бормотание раздалось у нее между ног, на что она ответила: - Тсс, любимая. Она долго не продержится. Обещаю.
"И тогда придет мое время!"
Грошвод сбил последние кандалы с Вармета Скромняги и отступил. Измученное тело стояло на коленях на запачканном полу. - Это не я, - шепнул писец. - Я отличный писец, правда! И я сожгу книгу вашего брата.
Вармет медленно поднял голову и всмотрелся в Бочелена. - Спасибо, - сказал он. - Я считал смерть милостью. Думал, что проведу вечность в цепях, игрушкой жестокости испорченного и злого братца. Его мести, его предательства, его зверств. Смотрите, как я изломан. Вероятно, мне не исцелиться, я обречен ходить по пустым залам, бормоча под нос - хрупкое существо, жертва сильных сквозняков. Предвижу жалкую жизнь впереди, но все же благословляю вас. Никогда свобода не казалась слаще...
- Вы закончили? - прервал Бочелен. - Отлично. Ну, добрый писец, не пора ли освободить второго?
- Нет! - крикнул Вармет. - Он жульничает!
Второй пленник слабо шевельнул головой: - Ох, как нечестно! - взвизгнул он.
Пожимая плечами, Бочелен обратился к лакею: - Тут, мастер Риз, мы видим истинную широту сочувствия, оно не длиннее волоска с нашего драгоценного тела. Одна сцена позволяет нам вообразить черты всего мира, и если иногда приходится одобрить узы тирании, посредством коей достойная душа обретает подобающую власть над слабым народом, лишь угрожая террором, то мы стоим на твердой почве.
- Да, хозяин. Твердая почва. Стоим.
Бочелен обратился к Вармету: - Мы благополучно передаем крепость вам, сир, на весь срок, на который вы сможете овладеть ею и, в дополнение, поселянами снизу.
- Весьма любезно, - отвечал Вармет.
- Мастер Риз.
- Хозяин?
- Нынче же ночью отбываем. Корбал готовит повозку.
- Какую повозку? - удивился слуга.
Бочелен рассеянно махнул рукой.
Вармет встал на нетвердые ноги. Грошвод бросился помогать. - Видите, милорд? Видите, как я хорош?
Вармет скривился, показывая немногие оставшиеся зубы. - Хорош? О да, писец. Не бойся. Я не мой брат.
Когда Бочелен и слуга двинулись по широким ступеням, выводящим на нижний этаж, Вармет тихо, злобно засмеялся.
Мужчины обернулись.
Вармет пожал плечами. - Извините. Просто смех.
- Крошка никогда не проигрывает, - сказал Крошка, озираясь и хмуря широкий плоский лоб. Солнце прогрызало путь сквозь тяжелые тучи на горизонте. Он ткнул пальцем: - Там! Вижу!
Башня крепости была в трети лиги на юг. Братья пустились в путь. Комар, Блоха, Малыш и Хиляк, кроме самого Крошки. Вскоре, миновав череду голых песчаных дюн, пройдя мимо жалкой лачуги (из трубы поднимался дымок), они нашли дорогу, которую почему-то пропустили ночью.
У крепостных ворот они нашли Щепоть, которая сидела на груде тел с пробитыми головами. Сестра встала, завидев их. - Вы, бесполезные говнюки. Я видела, что осталось от таверны. Феловиль носит траур и не захотела приготовить мне завтрак.
- Тише, - ответил Крошка. Подошел и пнул дверь.
- Открыто, - сказала Щепоть.
- Крошка не работает руками. - Он пнул снова.
Малыш прошел мимо и отворил тяжелую дверь. Все вошли внутрь.
Слуги прятались в конюшне, вытаращивая от страха глаза, а в замке не было ничего примечательного, кроме парочки сломанных железных статуй в луже какой-то мутной маслянистой жидкости, да взорванного изнутри мужского тела - оно лежало в столовой, кровь вокруг трупа запятнали следы демона.
- Нужно обыскать каждую комнату, - сказал Малыш. - Посмотрим, что можно выдавить и кого выследить.
Крошка крякнул, озираясь. - Ублюдки сбежали. Чую. Но мы с ними еще не закончили. Ни шанса. Крошка никогда ни с чем не заканчивает.
- Смотрите! - крикнул Малыш. - Печенье! - Они с Хиляком рванули к столу.
Сквозь пыльное стекло Птича наблюдала, как Певуны проходят мимо в блеклом свете ранней зари; едва они скрылись с глаз, она вздохнула и обернулась к лежащему Хордило. - Ну, я пошла в Спендругль.
- Зачем? - спросил он.
- Устала от всего. От тебя то есть. Видеть больше не хочу.
- Если так думаешь, - взвился он, - проваливай, загаженная чайками корова!
- Лучше бы я переспала с козлом, - сказала она, хватая оружейный пояс.
- Мы не женились, сама знаешь. Я просто попользовался тобой. Женитьба для дураков, а я не дурак. Думаешь, я любил тебя ночью? Вот уж нет. А вот ты так и пялилась на этого козла.
- Какого козла?
- Меня не обманешь, баба. Ни одна баба на свете меня не обманет.
- Полагаю, ты прав.
В Спендругле она нашла остальных из взвода, и все обнимались, а потом пошли выкапывать добычу из обломков "Солнечного Локона".
Чувствуя себя вялым и заторможенным, Якль вошел в таверну, где замер, озираясь. - Боги, что тут было? Где все?
Феловиль подняла голов из-за стойки, показав грязное лицо в синяках, красные глаза. - Все мертвы.
- Так и знал: это заразно, - отвечал Якль.
- Иди и налей себе.
- Правда? Хотя я тоже мертвый?
Феловиль кивнула. - Почему нет?
- Спасибо!
- Итак, - сказала она, наливая эль из бочки, - где укрылся сборщик?
- Нигде. Он тоже мертвый.
Феловиль подняла кружку. - Ну, - улыбнулась она, - за это можно выпить вместе.
- Они так и сделали.
Некоторое время спустя Якль огляделся и вздрогнул: - Ну, не знаю. Тут тихо, как в могиле.
Дорога вилась к северу, от побережья; по ней тяжело катилась массивная покрытая черным лаком карета, листовые рессоры скрипели над камнями и рытвинами. Упряжка в шесть черных лошадей выдыхала пар в морозном воздухе, красные глаза зловеще сияли в утреннем свете.
На этот раз Бочелен сел рядом с Эмансипором.
- Какое чудесное утро, мастер Риз.
- Да, хозяин.
- Весьма просветляющий урок, не так ли, о природе тирании? Признаюсь, я порядком повеселился.
- Да, хозяин. Почему мы так нагружены? Карета кажется кораблем с водой в трюме.
- Ах, да. Мы везем краденые сокровища, так что чему удивляться?
Эмансипор хмыкнул, выпустив дым из трубки. - Хотя вас с Корбалом Брочем не заботят мирские богатства и так далее.
- Только как средства для достижения цели, мастер Риз. Кажется, я уже вам объяснял. Поскольку наши цели куда обширнее и значимее, чем у горстки беглых стражников... да, полагаю, курс впереди ясен.
- Ясен, хозяин. Да. Но мне жаль тот взвод.
- Ну, мастер Риз, ваша способность сочувствовать посрамит большую часть человечества.
- Эх! И куда это меня привело?
- Как невежливо, мастер Риз. Вам весьма хорошо платят, заботятся о малейших нуждах, пусть самых нелепых. Должен сказать: вы, сир, первый из лакеев, проживших с мной так долго. Соответственно, я взираю на вас с полным доверием и немалой любовью.
- Рад слышать, хозяин. Но, - он искоса глянул на Бочелена, - что случилось с прежними вашими лакеями?
- Ну, мне пришлось их убить, одного за другим. Презрев изрядные расходы, нужно заметить. Сама можете вообразить мое недовольство. В иных случаях мне пришлось защищаться. Вообразите: слуга, коего вы сочли преданным, пытается вас убить. Вот к чему катится мир, мастер Риз. Удивляться ли, что я мечтаю о ярком будущем, в котором восседаю на престоле, правя миллионами жалких рабов, равнодушный к любым заботам, кроме личных прихотей? Таковы мечты тирана, мастер Риз.
- Мне как-то говорили, что мечты вещь стоящая, даже если приводят они к нищете и бесконечному ужасу.
- Ах. И кто говорил?
Он пожал плечами. - Жена.