Роне в недоумении уставился сначала на дохлую деревяшку, потом на двенадцать накопителей, заполненных под завязку лично Дюбрайном, потом снова на деревяшку.
Не тупи, Ястреб. До тебя еще не дошло, что с этим сердцем темная дорога тебя убьет?
Роне прижал ладонь к груди. Этим сердцем он рисковать не может. Эксперименты с божественными дарами М-да а куда было деваться-то?
Ты один настолько сумасшедший, Ястреб, чтобы соваться в такие дебри.
Роне почти возгордился. Сам Ману Одноглазый признал смелость его экспериментов. Это о чем-то говорит.
М-да. Мания величия у вас, темный шер. Вы себя еще аватарой Хисса возомните. А чего мелочиться-то?
Тьфу. По дыссу. Восхититься собственным продутым чердаком можно будет потом. Сначала надо добраться до Дайма. Желательно живым. А дальнейшие проблемы решать по мере поступления.
И века не прошло, как ты начал взрослеть, проворчал фолиант, уменьшаясь до размеров медальона и отращивая цепочку. Не буди меня без необходимости. Особенно когда мы будем поблизости от Хмирны. У нас с Красным идейные противоречия, не стоит его нервировать.
До Хмирны Роне добирался месяц без трех дней. Тропы тени манили, Нинье призывно ржали кошмары. Жеребцы. И она просилась, косила на Роне влажным глазом и обещала доставить его в Хмирну быстро-быстро, быстрее ночи. А кошмары смеялись.
«Темный шер с неправильным сердцем, звали они, иди к нам. Ты забудешь свою боль, забудешь глупые мечты, станешь таким же свободным и счастливым, как мы. Кошмаром».
Изумительный соблазн. Роне очень хотелось поддаться ему, сменить драную шкуру на целую, снова дышать полной грудью и ни о чем не жалеть. И он сам не очень-то понимал, почему все еще сопротивляется.
Однако он выдержал. Не поддался. Каждый проклятый день колол себе хиссову смесь из чужой крови, фейской пыльцы, светлой силы и еще двенадцати ингредиентов. Кристаллов предсказуемо не хватило, и его очень выручил некий отшельник, откупившийся от «скверного чудовища» толикой своей силы. Даже убивать не пришлось. Не то чтобы Роне жалел отшельника, но Дайм бы не одобрил. А прятать от Дайма еще одну неприглядную тайну не хотелось. Их и так слишком много.
Через месяц без трех дней Роне увидел все те же ворота и очередь длиной в половину лиги. И того же чиновника с широкими желтыми рукавами.
На этот раз Роне тоже не стал унижаться в очереди, а сразу показал черному, как головешка, караванщику огненные крылья и кинул принесенный Ниньей с темных дорог камешек. В чем ценность этих камней, он понятия не имелна артефакты они не годились, нестабильны. А все это мерцание, переливы и шепотерунда, детские игрушки.
Караванщик отступил с поклонами.
А чиновник
О, чиновник был тот же самый. И он ждал Роне.
Он улыбнулся во все свои подкрашенные синькой зубы и прищурился так, что глаз совсем не стало видно.
Вы желаете ступить на благословенную Землю Под Крылом Дракона, темный шер?
Я желаю видеть моего брата, светлого шера Дюбрайна.
С прискорбием сообщаю вашей темности, что врата благословенной Земли Под Крылом Дракона не откроются для вас.
В тоне чиновника сквозило такое злорадство, что Роне едва удержался, чтобы не превратить его в слизняка прямо тут, на глазах толпы ослиных погонщиков.
Пошлина? процедил Роне, вынимая из кармана сразу горсть теневых камней, искрящихся и переливающихся даже при солнечном свете.
Чиновник сглотнул, расширил глаза от жадностиеще бы, эта горсть стоит больше, чем его жалованье за двести лет. Но с явным сожалением покачал головой.
Для вас послание от самого Дракона, да пребудет его Крыло над нами вечно. Прошу обождать немного. Зонтик для темного шера!
Из строения, где писались прошения и взимались пошлины, уже бежали слуги: с большим бумажным зонтом, раскладным стульчиком, кувшином кислого молока, корзиной фруктов и свитками с возвышенной поэзией. Не забыли даже музыканта с отвратительной свиристелкой, выводящей однообразную мелодию на трех нотах. Очень возвышенную.
Сидеть под зонтиком, вкушать фрукты и поэзию с музыкой пришлось не меньше получаса. И то, если бы Роне через десять минут тягомотины не отпустил Нинью попастись, вслух велев ни в коем случае не трогать желтого шелка
Желтого шелка? забеспокоился чиновник и на всякий случай подобрал полы канареечного одеяния.
А, не стоит отвлекаться от ваших важных дел, сиятельный. Обычно она не ест людей, но желтый шелкее маленькая слабость.
Только после этого узкоглазый мерзавец послал кого-то за стену. А через четверть часа наконец-то отворились все те же воротца, и вышел тот же самый шер-водник. В руках, как величайшую ценность на свете, он держал лаковую шкатулку. Ее и вручил Роне. С замысловатым тройным поклоном и приседанием.
Личное послание темному шеру Рональду из рода Огненных Ястребов Бастерхази, благоговейно пропел он и опустился на колени прежде, чем Роне открыл шкатулку.
Примеру шера-водника последовали и чиновник, и стража, и слугидаже кое-кто из очереди длиной в половину лиги. Видимо, хмирцы, до слабости в коленях обожающие своего императора.
Роне же сел обратно на складной стульчик под зонтиком, поставил шкатулку на складной столик, накрыл ладонью медальон-фолиант и понял, что тянет время. Потому что боится. Весь этот месяц он пытался дозваться Дайма, но ни разу не получил ответа. Он успокаивал себя тем, что Хмирназакрытая страна, внешняя связь доступна только по особым лицензиям, и только по стационарным зеркалам под наблюдением императорских чиновников какого-то запредельно высокого ранга. Но все равно боялся. Что если Дайма не сумели исцелить? Если он потерял дар? Если лишился памяти или разума? То, что с ним сотворил Люкрес его, Роне, рукамиспособно сломать кого угодно.
При воспоминании о кронпринце Роне на миг прикрыл глаза и глубоко вдохнул, задержал дыхание на десять секунд и медленно выдохнул. Сейчас не время для ненависти и мести. Время наступит, обязательно наступит, но не сейчас.
Итак. Алый Дракон соизволил написать Роне. Великая честь. Хоть и крайне дурно пахнет.
Разумеется, Роне оказался прав. Дракон написал. Целую страницу собственноручно, что составило бы счастье любого подданного Подкрылья.
В витиеватых выражениях император Ци Вей сообщал, что шер Дамиен жив и здоров. Однако лечение сложное, восстановление долгое, а воздух империи, как и любые контакты с имперцами, опасны для здоровья светлого шера. Также Ци Вей благодарен шеру Бастерхази за своевременную доставку шера Дамиена в руки целителей и Ци Вея лично. Он обещает позаботиться о счастье и благополучии шера Дюбрайна, а также надеется в скором времени назвать своим сыном, раз по странному стечению обстоятельств возлюбленный брат Элиас Брайнон отказался от этой чести.
В этом месте Роне злорадно ухмыльнулся и мысленно попросил Алого написать все то же самое возлюбленному брату Элиасу Брайнону, чтоб у него случилось разлитие желчи и скрежет зубовный. Так бездарно просрать единственного достойного наследникаэто это да, это достойно отдельной главы в Истории Тверди.
Впрочем, улыбка быстро увяла. Потому что Дракон крайне вежливо просил шера Бастерхази не пытаться связаться с шером Дамиеном, так как верит в исключительно благие намерения шера Бастерхази понимает необходимость проведения некоторых запрещенных ритуалов бла-бла-бла напишет шеру Бастерхази через год и сообщит о здоровье внуков, которые родятся весной
Роне зажмурился и смял проклятую драгоценную бумажку, едва сдерживаясь, чтобы не спалить тут все к шисовой бабушке.
Внуки? Дети Дайма? Весной? Багдыр ца! Дракон уже женил Дайма на своих дочерях! И не позволит Роне с ним встретиться, чтобы Дайм не передумал оставаться в Хмирне.
Никогда не позволит.
Он хоть понимает, на что обрекает
Роне неверяще посмотрел на мятый лист гербовой бумаги в своих руках. Медленно-медленно выдохнул.
Ну конечно. Дракон прекрасно все видит и понимает. Просто Дайм ему нужен, а что станет с Ронеему все равно. Благо Хмирны превыше всего. И плевать ему на запрещенные ритуалы, незавершенные эксперименты, благо науки и счастье всего мира за Стеной.
Наверное, если бы Роне мог, он бы заплакал. Или закричал. Сделал бы хоть что-то, что делают живые люди, когда им больно.
Одна проблема. Живым он себя не ощущал. Впрочем, мертвым тоже.
Аккуратно разгладив и сложив письмо Ци Вея обратно в шкатулку, Роне безо всякого интереса глянул на «дар благодарности» благоухающий сладким ароматом забвения цветок лотоса. И шкатулку закрыл. А затем ровным тоном подозвал чиновника, велел подать бумагу, кисть и тушь.
Мое письмо предназначено лично императору Ци Вею и выражает всю глубину моего почтения и благодарности, так же ровно заявил он, вручая чиновнику запечатанный собственной силой и родовым кольцом свиток. Предупредите там, что попытка вскрыть или прочитать его может оказаться смертельной. Видят Двуединые, для Алого Дракона мое письмо совершенно безопасно.
Чиновник глубоко поклонился и подставил под свиток такую же лаковую шкатулку. Что ж, если из великого почтения к переписке императора свитка не будут касаться руками, тем лучше. Не обожгутся.
А вот Дракон
Темному шеру-дуо Бастерхази нечего противопоставить самому Ци Вею, императору и шеру-зеро. Но потомку Алого Дракона есть что сказать своему предку. И Алый Дракон знает, что Роне, как истинный сын Огня, не отступит.
Разве что Дайм сам, в глаза, скажет Роне, что по собственной воле и собственному выбору отказывается от него.
Но Дайм не скажет этого никогда.
Ни-ког-да.
Пока же
Нинья! подозвал он химеру, взлетел в седло и устремился прочь.
Шкатулка с цветком лотоса жгла кожу искушениемпринять дар, вдохнуть чарующий аромат, забыть о боли, одиночестве и несбывшейся мечте. Стать свободным. Счастливым. Мертвым.
Кошмаром.
О, Роне шер Бастерхази прекрасно знал, во что превратится, если не найдет способа вновь стать живым. Даже самый сильный некромант не может бесконечно удерживаться на грани между жизнью и смертью. И если с этой грани сорватьсяимперия получит не то чтобы умертвие. Не то чтобы лича. Ведь ни умертвия, ни личи не имеют собственной силы, пользуются лишь заемной. А то, чем станет Ронеостанется темным шером. Первой, дери ее семь екаев, категории. Только безо всяких глупых ограничений вроде любви, сочувствия, милосердия, морали и прочая, прочая. А, да. Еще совесть. Впрочем, совести у Роне никогда не было, для темных шеров она не предусмотрена.
Вместо совести у него был Дайм.
Пока еще есть Дайм.
И светлое сердце, еще не совсем мертвое. Интересная научная задача: сохранить живым разорванное светлое сердце в теле темного шера, не имея под рукой ни одного светлого шера, способного это сердце исцелить.
Как думаешь, дохлая деревяшка, я сумею?
Куда ж ты денешься, Ястреб, проворчал медальон. Есть идеи, как это сделать?
Ну если не учитывать возможности плюнуть на все и стать тем, кем меня все считают
Не учитывать. Это скучно и пошло.
Тогда мне нужна лаборатория, источник энергии, хороший защитный барьер и достаточное количество биоматериала.
То есть идея у тебя есть?
Есть. Несколько спорная, и не факт, что трансформация окажется устойчивой. Однако, что я теряю?
Голову, снова проворчал призрак Ману, вылетая из медальона и принимая форму такого же, как Роне, всадника на химере. Хоть она у тебя и дурная, Ястреб, но другой нет.
Осталась сущая малость. Найти источник энергии. Не думаю, что Шуалейда поделится Линзой ради науки.
Упрямый баран, обругал его Ману.
Что Роне проигнорировал и продолжил думать вслух:
Вот ты, специалист по Линзам, скажи мне. Ведь сломанная Линза по-прежнему генерирует силу, просто эта сила несколько искажена, а потоки запутаны.
Ты чокнутый, Бастерхази.
Этот факт в дальнейшем подтверждении не нуждается, фыркнул Роне. Итак. Берем одну сумасшедшую Линзу, одного сумасшедшего темного шера и одного сумасшедшего призрака, или как там тебя классифицировать, нежить
Сам ты нежить. Ядух. Хорош некромант, духа отличить не может.
Если тыдух, то ядраконья задница.
Очень похож!
Хватит ворчать. Лучше давай прикинем, как отсюда лучше добираться до Глухого Маяка. Что-то мне подсказывает, что через Цуань морем.
Слишком долго. Еще месяц дороги ты не продержишься.
Твои предложения?
Предложение простое. Лотос продать, письмо Дракона сжечь, нейтрализующим артефактом воспользоваться по назначениюи махнуть темной дорогой.
То есть ты предлагаешь мне стать окончательно бессердечной тварью.
Ненадолго, Ястреб. Совсем ненадолго.
Мне же понравится, Ману. Ни тебе разочарований, ни предательства
Ни радости жизни, ни запаха свободы, и любое касание истинного Света не подарит наслаждение, а уничтожит
Умеешь ты
Поверь, Ястреб. Я хорошо знаю, о чем говорю. И не волнуйся. Если ты сбрендишь окончательно и решишь стать нежитьюя тебя упокою.
утешить. Ладно. Где тут ближайший базар и почем нынче дают за волшебный лотос? Хм сдается мне, придется его продавать оптовику по заниженной цене, а то мы обрушим рынок.
Жизнерадостное ржание Ману и Ниньи было ему ответом. Впрочем, другого Роне и не требовалось.
Глава 3Мятеж
железные дороги строятся гномами совместно с людьми по всей империи. Переговоры о строительстве велись более ста лет. Только Элиасу Упрямому Брайнону удалось убедить королей в необходимости быстрого, надежного и не зависящего от магии вида транспорта. Решающим доводом стал договор, по которому контрольный пакет акций «Транснациональной Железнодорожной Компании» закрепляется за Короной. Самый масштабный проект ТЖКтрансконтинентальная дорога от Метрополии до Хмирны, через хребет Кондор и степи Тмерла-хен. Ее завершение планируется на 680 год. Также на данный момент ведется строительство ветки от Метрополии до Найриссы, что на юге Валанты. Первый поезд планируется пустить не позже 640 года.
16 день ягодника. Мадарис, дом бургомистра
Фортунато шер Альбарра, генерал Медный, коннетабль Валанты
Ужин в узком кругу снова оказался полномасштабным званым вечером. Раз уж генерал Альбарра, проводя инспекцию и учения Мадарисского полка, квартировал у бургомистра, сиятельная супруга бургомистра пользовалась случаем и давала прием за приемом. Фортунато терпелсам виноват, что предпочел домашние удобства гостинице. Тем более что на второй же день неожиданно для себя начал находить в светской жизни некоторую приятность.
Вот и сегодня Фортунато вырядился в шелковый сюртук и сорочку с кружевами, как заправский хлыщ, перед ужином танцевал новомодную вельсу, позабыв про застуженную спину, а за столом блистал историями из жизни двора. И все эти павлиньи перьяради ночных глаз шеры Басьмы, дочери бургомистра.
Фортунато сам себе смеялся: старый осел, куда тебе ухлестывать за юной красоткой? Двадцать лет, с тех пор как прекрасная Зефрида вышла замуж за короля Тодора, довольствовался куртизанками и скучающими матронами, а тут Да и что он может дать юной шере? Лишь громкую фамилию и беспокойную жизнь жены коннетабля: сегодня в Мадарисе, завтра в Найриссе, а послезавтрав Зурговых Пустошах. Состояния предки Фортунато не нажили, сенешаль баронства Барра едва сводил концы с концами. А особняк в Суарде, подаренный королем, Фортунато отдал младшему брату вместе с должностью полковника лейб-гвардии. Закариасу скоро жениться, а ни денег, ни титулов нетгордые Альбарра служат не за милости. Так пусть хоть дом в столице будет. Самому Фортунато трехэтажный особняк с садом ни к чему. Он и не жил в нем никогда, предпочитая скромные комнаты в королевском дворце.
Правда, шера Басьма, судя по сияющим глазам и неослабевающему интересу к подвигам славного Медноговот же прозвали, шисовы дети! не смущалась ни сединой, ни отсутствием вещных благ. Может, ее привлекало громкое звание коннетабля или призрачное «королевское благоволение»? Кто ж разберет этих женщин
проложить ветку железной дороги от Дремстора до Суарда, делился планами Подгорья второй важный гость бургомистра, председатель Мадарисского отделения Гномьего банка, не забывая отдавать должное осетровому балыку и запеченному ягненку. Право, конные обозыпозапрошлый век. У нас в горах давно налажено железнодорожное сообщение. Вот увидите, не пройдет и ста лет, как вы перестанете понимать, как можно жить без железных дорог.