Итак, мистер Ри? Таковы были слова штурмовика, поведшие за собой мою атаку.
Спасибо, да, ответил он. Моя атака захлебнулась. Я ощутил себя в точности пехотным младшим лейтенантом, который бросил вверенный ему взвод на пулеметное гнездо, которое забыл нанести на карту. (Слушать впоследствии соображения полковникаи вполовину не столь неприятно, как садиться и писать двадцать похоронок ближайшим родственникам, пока народ в штабной канцелярии делает вид, что вас там нет. Но хуже всегокогда ординарец приносит вам ужин прямо в окоп или бивачную палатку со словами: «Думал, вы слишком утомлены, чтобы ужинать сегодня в столовой. Сэр». Однако я предаюсь воспоминаниям.)
Изрекши это разрушительное «спасибо, да», мистер Ли или Ри умолк, пристально разглядывая меня снова. Молчания его я нарушать не сталмне мнилось, что сейчас его ход.
Мистер Маккабрей, произнес он после деморализующей паузы. Вы черовек небортривый? Нет, прошу вас, не отвечайте, это быр не вопрос, а предупреждение. Еще «Гренривета»? Хорошо. Я держу его дря особых сручаев. Слова эти«особых случаев»деликатно повисли между нами в воздухе. Итак, продолжал он. Мой друг сограсирся на то, чтобы я рассказар вам кое-что о нашей работе. Этого хватит, чтобы побудить вас борьше не играть в игры с товаром, стоящим крупных денег. Усровия таковы, что вы не доржны упоминать об этом разговоре своей восхититерьной супруге; вам не средует также информировать о нем никаких американских порковников, с которыми вы можете водить знакомство (да, нам об этом известно, но ваша супруга, мы порагаем, об этом не догадывается); и, разумеется, вы не станете ничего объяснять вашему другу из Посорьства, который, прошу меня простить, остороп. В рюбом сручае его кабинет просрушивается.
Ах ты ж! нахмурившись, изрек я. Мой хозяин поднял руку.
Не нами, с упреком сказал он. Американцами. Они еще групее ангричан. Мы просрушиваем их просрушку посре того, как они ее установят. Намного дешевре Итак, на это прошу обратить борее серьезное внимание. Есри вы передадите кому-рибо из этих рюдей то, что я вам сейчас сообщу, на вас обидятся три очень могущественные организации. Обидятся.
Я вздохнул. Как повторяется жизнь, ну еще бы.
Будьте добры, продолжайте, бормотнул я. Руки мои снова липли от пота.
Во-первых, ваша супруга крайне к вам распорожена, но в подобных обстоятерьствах ей придется крассифицировать вас как «небезопасного» и передать своим рюдям дря устранения, Фиона, собачница из Корреджа, вас похоронит. Вероятно, супруге вашей достанет врияния, чтобы удостовериться, что вы мертвы до похорон; впрочем, не знаю.
Я не содрогнулсяя никогда не показываю иностранцам, как содрогаюсь, но он, должно быть, заметил, как на лбу у меня выступают капли пота размером с шарики для пинг-понга.
Дарее. Как торько передадите информацию некому американскому порковнику, вы станете избыточны, а он сможет порадовать множество своих начарьниковкоторые никогда не одобряри его стремрения оставить вас в живых«устранением с сугубой предвзятостью», как он выразится. Естественно, вначаре вас допросят, а это очень борьно.
Вполне, крякнул я. Не стыдно признаваться вам, что я не выношу, когда мне делают больно.
И наконец, в таком сручае вы станете врагомв третьем красседря моей собственной организации.
Всего лишь в третьем классе? спросил я с тем негодованием, которое наверняка применила Королева Виктория, получая абиссинский Орден непорочности Второго класса. Что это означает?
Это означает, что убивать мы вас не станем.
О, хорошо.
У него на лице дернулся мускултак, словно передо мной сидел офицер британской кавалерии, мучительно старающийся постичь, не пошутил ли кто-нибудь в его присутствии, и если да, то не подобает ли в ответ на это улыбнуться.
Нет, продолжал он, начисто отказавшись от намерений улыбнуться. Мы не станем вас убивать. Мы не убиваем врагов третьего красса. Но уже спустя совсем немного времени вы начнете просить наскрайне вежривоо смерти. А мы не будем скронны присрушиваться к вашим морьбам. Еще через два-три дняэто будет зависеть от крепости вашего организма и выдержкину, предпорожим, двамы выпустим вас в удобной бризости от жерезнодорожного моста. С берой тростьюибо зрение вы уже, разумеется, утратитеприкреенной к тому, что останется от вашей руки, и десятидорраровой купюрой в зубах. Прошу прощения, дадеснах, поскорьку зубов у вас уже не будет, безусровно.
Безусровно, браво поддакнул я.
Десять дорраров будут вам предоставрены, чтобы вы предрожири их какому-нибудь неимущему прохожему, дабы он помог вам добраться до удобной части жерезнодорожного моста. Торько об этом вы и будете мечтать, вы понимаете?
Я весь подобрался, вспомнив, что я, в конце концов, отчасти британец. А мы, британцы, не ежимся перед лицом язычников, и нас не смущают иностранные угрозы. (Ну ладно, ладноСуэц был особым случаем, не так ли?)
Мистер Ри, произнес я хрустко, насколько дозволяли мне произносимые слова, прошу вас, растолкуйте мне кое-что. Правда ли, что лица, э, китайского вероисповедания считают, что у них образовался запор, если не достигают по меньшей мере двух движений кишечника в будний день? Я где-то об этом прочел, и мне крайне любопытно узнать, так ли это на самом деле.
Мой хозяин раздумывал над моей просьбой не менее полуминуты, выглядя при этом в таком замешательстве, кое позволяла его непроницаемость.
Да, произнес он после означенной полуминуты. Да, это правда. Но я не впорне понимаю, зачем вам понадобирось этим интересоваться. Неужери у нас нет вопросов почти равной значимости дря
Я спрашиваю, отвечал я, не забывая о хрусткости британской речи, поскольку опасаюсь за ваше здоровье. Мне представляется, что в последние несколько минут из ваших уст извергается изрядное количество избыточных, э, отходов. Похоже, ваш пищеварительный тракт полностью дезориентирован. Говоря короче, если вы меня простите, я начинаю полагать вашу лекцию занудной.
А, изрек он.
С другой стороны, продолжал я, ваши замечания приняты к сведению. Вообще-то уже примерно десять минут я пребываю в полном согласии с вами. И если теперь вы изложите мнесвоими словамиту порцию истины, кою ваши хозяева уполномочили вас изложить, можете быть уверены: я не заикнусь об этом ни единой живой душе. Во-первых, я человек слова; Во-вторых, я не храбрец.
А, снова повторил он. Но, мистер Маккабрей, наше досье на вас, доржно быть, неточно, ибо в нем утверждается, что вы способны ргать, как проститутка, а по временам поддаетесь впорне абсурдной храбрости. Однако еще в нем говорится, что вы брагоразумны, а это достоинство часто путают с трусостью.
Я бросил взгляд на часы и подавил породистый зевок.
Мистер Ри, сказал я. Вы меня напугали, как и намеревались. Это было совершенно необязательно, поскольку я и так напуган. Ваше досье в одном отношении право: я благоразумен. Теперь расскажите мне чуточку правды. Мы оба знаем, что вы можете меня убить позднее и убьете, если решите, что это нужно, и если я не ухитрюсь убить вас первым, что в мои планы в данный момент не входит. А тем временемвы позволите мне угоститься еще капелькой этого восхитительного солодового виски? И достаточным количеством правдоподобных фактов, чтобы убедить меня расстаться с зубным порошком, э?
Как я был храбра как иначе? Мистер Ри передал мне лепесток «клинекса». Я промокнул пот со лба. Он приступил к изложению.
Ваша женаИоанна Маккабрей, сообщил он мне. Что ж, это я уже знал, разумеется, но не собирался вестись на прямолинейные ситуациия даже не кивнул. Онагравный финансистпростите, финансистовОбщества преобрадания женщин; к тому жезаместитерь гравы оного.
Вы имеете в видуосвобождения женщин, не так ли? осведомился я сконфуженно, как обычно уточняют у иностранцев, склонных путать значения слов.
Нет, мистер Маккабрей. Освобождение женщингрупость, которую пустири в правание, чтобы измерить температуру воды и замаскировать подринное движение. Быро познаватерьно выяснить, скорько групеньких женщин готово, скажем так, сбросить рифчики, чтобы досадить своим грудям.
Это он пошутил. Я улыбнулся, не показывая зубов.
Вполне согласен, сказал я. То есть, если бы господь не хотел, чтобы мы носили бандажи, он не стал бы наделять нас грыжами, не так ли?
Мой хозяин не улыбнулся.
Общество преобрадания женщинэто крайне серьезно. Вероятно, это самая богатая частная организация в мирегораздо богаче Парестинского народного фронта, с которым она, так уж вышро, водит дружбу.
Я намеревался сказать нечто отважное о том, как мало мне дела до богатства и убойной силы Народного фронта освобождения Палестины, но тут вспомнил, что лет сорок назад пообещал престарелой тетушке никогда больше не лгать. (Произнесено это было в обмен на коробку отборного «макинтошевского» ассорти «Улица качества». Ирисок тех давно уж нетда и в нынешнем своем среднем возрасте я едва ли счел бы их аппетитными, но слово Маккабрея, даже данное тетушке, отнюдь не шуточка.) Посему я придержал язык.
Они намерены, продолжал мистер Ли, взять на себя контрорь над всем миром.
Я оделил его взглядомхорошенько отрепетированным перед зеркалом, взглядом, коим оделяю игроков в покер, которые ставят на четвертую карту. Впечатления мой взгляд не произвел.
Да и как они могут не победить? вопросил мой хозяин. Во-первых, устрашающая американская домохозяйка средних рет контрорирует практически три пятых брагосостояния богатейшей страны света. Во-вторых, женщины «за занавесом паранджи»в гаремах мусурьманского мираконтрорируют такое богатство, которое не под сиру исчисрить даже Цюриху. В-третьих, интерректуарки Израиря и Индии держат свои поритические миры соответственно, как бы ручше выразиться, за яйца. В-четвертых, женщин подхрестывает бессмысренный ужас компрекса кастрациитого же осознания непорноценности, что превращает срабаков-мужчин в тиранов. Арександр Македонский быр некомпетентен с женщинами; предводитерь гуннов Аттира умер, пытаясь добиться эрекции; Напореон обрадар до нерепости мареньким пенисом (36 мирриметровего нескорько реет назад продари на Сотби); ну а у Адорьфа Гитрера, как широко известно, имерось торько одно яичко.
Я неловко поерзал в кресле: он нес такую околесицу, где порой бывает больше смысла, нежели в самом смысле. К тому же в уме я рьяно пытался перевести мирриметры в дюймыили футы?
В-пятых, сказал он, растопыривая свои изумительно тончающие к кончикам пальцы на столе, кто им будет противостоять? Есть ри на свете хоть одна страназа искрючением разве что Китая, которая не прогнира бы сверху донизу? Вы способны назвать хоть одного действующего поритика, который быр бы сирьным государственным мужем?
То не был риторический вопросмой хозяин помолчал, предоставив мне время для размышлений. Я этим временем воспользовался.
Нет, вот что я наконец изрек. Он склонил голову на несколько мирриметров.
В-шестых и посредниху них, как я уже сказар, имеются друзья. Гравным образоммы.
Кто такие «мы»?
Крисофик.
Я попутал так, как не путал ни разу в жизни. «Крисофик»явно этим именем берлинцы некогда звали Кристофера Ишервуда, человека, вошедшего в историю благодаря озвученной им шуточке о «последнем из мелких Мотов». Я позволил себе воздеть бровь. Мой хозяин изложил подробнее:
Международный Криптосоюз официантов Китая. Нет, пожаруйста, не смейтесь. Наш союзмы его так не зовем, но вас не заинтересует наше подринное название, единственная поистине международная организация на свете. Кроме того, это единственный союз без дурацких поритических симпатий. Кроме тогоединственный союз, куда на равных входят наниматери и наемные. Иначе не поручится. Но самое гравное: это единственный союз, у которого нет хропот со штрейкбрехерами. Таким рюдям дается час времени, чтобы понять: союз дря нихмама и папа. Умным на это хватает гораздо меньше часа. Групыммы посыраем денежный подарок их семьям. И сувенир.
Вроде, скажем, уха? догадался я.
Вроде, да. Но подобные досадные неприятности в наши дни сручаются нечасто. Мы, китайцы, как это известно всему миру, закоренерые игроки: есри вы приходите в рюбимыи китайский ресторан и видите, что у него сменирись хозяева, это значит, что прежний врадерец потеряр его за игорным стором.
Я так и знал, сказал я.
А новый врадерецвсего ришь управряющий, сами понимаете. Теперь он доржен союзу много денегкак и все официанты, по самому своему социарьному статусу. Вы не можете не понимать, что все это требует крупного финансированиягораздо борьшего, нежери могут обеспечить чренские взносы. И ваша очароватерьная супруга обеспечивает нас этими финансами через свою организацию. Отчастиподдерживая наши денежные потоки, отчастипредоставряя своих способных юных реди в качестве курьеров, чтобы мы имери возможность корректировать запасы наших рекарственных средств в международном масштабе. Мне кажется, вот и все, что вам нужно знать, а?
«Красагде правда, правдагде краса!»вот знанье все и все, что надо знать,сказал я, глубоко зачерпывая из Греческой Вазы.
Простите?
Из Китса.
Кица?
Даэто значит «ласковая киска».
А. Я могу устроить
Прошу вас, не утруждайте себятем самым я лишь признавал, что мне передали информацию, которую вам было разрешено мне передать.
Я быр с вами откровенен, мистер Маккабрей. Вы же не сомневаетесь в этом, я надеюсь.
Разумеется. Санта-Клаус жив. Вы получите свою сахарную глазурь. До встречи завтра в Вашингтоне?
17Маккабрей передает кое-какую опасную бакалею и переносит удар по башке без своей обычной покорности
Мужчина с разумом и женщина с душой:
Емуповелевать, а ейлишь покоряться.
Все прочеенеразбериха.
«Принцесса»
КАК ОНО, ЧАРЛИ? вскричал Хамфри, когда меня сопроводили в его со вкусом обставленную святая святыхиначе кабинетв Посольстве на следующий день.
Как-оно, как-оно, Хамёныш! учтиво парировал я. Мы обменялись еще рядом учтивостей, без зазрения употребляя полезную фразу «как оно». Позволяет не думать, изволите ли видеть, а также избавляет человека от рутины припоминания, женат ли собеседник, разведен, моносексуален либо иное. Но что лучше всегоспасает от опасности осведомляться о его родителях. Хамфри, видите ли, отпрыск довольно древнего ирландского семейства, а это означает, что по крайней мере один из его ближайших и дражайших, закованный в цепи, сидит в подвале, питаясь сухими корками и для развлечения отгрызая головы пробегающим крысам.
Более того: все это «как-онотельство» предоставило Хамфри возможность извлечь из кармана визитную карточку, на которой были аккуратно отпечатаны слова: «ЭТО ПОМЕЩЕНИЕ ПРОСЛУШИВАЕТСЯ». Я энергично закивалчто он, вероятно, воспринял как понимание, но я имел в виду согласие; виновную заведомость, если угодно.
Выпивать слишком рано, я полагаю? спросил он, глянув на свои часы.
Напротив, черт возьми, как бы не слишком поздно, ответил я, поглядев без нужды на свои. Вкатывай жизнетворные жидкости без промедления.
Он подошел к буфету, отомкнул его и вытащил два пухлых конверта, которые я ему посылал, сопровождая выемку воздеванием бровей и вопросом:
Скотч или бурбон?
Оба, весело сострил я,
Жадный подлец, рассмеялся он, вручая мне оба конверта, за которыми последовал огромный стакан бренди с содовой: фактически он знал, что именно это мне потребно в такое время суток. (Этих ребят в Разведку берут не за красивые глаза; что бы там ни утверждали изготовители лосьонов после бритья.)
Некоторое время эдак изящно мы вустерировали, безмолвно хихикая при мысли о мрачноскулых ФБРовцах и суроволобых ЦРУшниках, которые в неистовстве рассылают «запросы на слежение, код Оранжевый-5» на таких жемчужин «Клуба Трутней», как Хиха Проссер или Дурик Фунги-Фиппс. (Вообще-то есть надежда, что «Клуб Трутней» они примут за кодовое наименование новой конспиративной квартиры «Фирмы» в Лондонеи, зная их, мы почти можем быть в этом уверены.)
Пока мы праздно перекидывались этими вустеризмамиа мы оба с ним убежденные кидуны подобными вещами, он подвинул ко мне по столу блокнот для записей, и я накорябал на нем довольно новостей, чтобы ему щедро воздалось за его доброту. А точнее: я записал все мне известное о том, что, насколько я знал, знал полковник Блюхер, если я выражаюсь ясно, вместе с парой других клочков информации, которые дали бы Хамфри фору и то, чем можно с полковником поторговаться. С крайним тщанием я отобрал и то, что следует опустить: он бы все равно не поверил, да и в любом случае подобное касалось прежде всего моей собственной безопасности. («Празден, разумен, нечестен; нацелен на выживание», гласило резюме моей последней школьной характеристики, и я с тех пор не изменился: я вам не бабочка.)
Присосавшись еще разок к воодушевляющему соску с бренди, мы расстались, во множестве передавая дружеские приветы и пожелания Фредди Уиджину и Гонории Глоссоп. Учтиво сопровождая меня к дверям, Хамфри помедлил у заурядного, но, как он, без сомнения, знал, отлично прослушиваемого торшера и хрипло прошептал:
Чарли, не верь ни слову старика Маллинера.
Я тихо ахнул, но согласно забормотал, неслышно ухмыляясь.
Мистер Ри ожидал меня на «рандеву», как и обещалось в рекламе, вежливо пялясь в пространство с видом человека, решающего примеры на деление столбиком в уме. Либо планирующего надежный способ убийства супруги. Он предложил мне выпить, но душа к сему предложению у него, очевидно, не лежала, да и мне уже не терпелось перейти к делу, а не лакать пойло. Честно говоря, я бы предпочел носить с собой по улицам скорее бомбу с часовым механизмом ирландского производства, чем пакет с героином. Если там и впрямь был он.
Мы обошли квартал к точке, избранной мистером Ри, там, как он надеялся, за нами не смогут надзирать глупые и неумелые долдоны из Британской разведки. (Прискорбный день настанет для мира, когда азиатский джентльмен осознает, что западное долдонство есть лишь восточная хитрость на иной манер. Ну, по крайней мере, немалая ее часть.) Мы проскользнули в парадное. Он распахнул вместительный портфель. Я сунул внутрь пухлый конверт. Он уделил мне порцию поклона и долгий немигающий взгляд, после чего вскочил в крупный и вульгарный черный лимузин, вхолостую урчавший мотором у пожарного гидранта под снисходительным взором хорошо оплаченного полисмена. Меня долгий немигающий взгляд мистера Ри не прельстилподобный взгляд, казалось, рек: «Маккабрей, будет ручше, если внутри окажется то, что и доржно там оказаться; у нас есть способы заставить вас повизжать». Я помахал на прощанье индифферентной рукой, уверенный, что урчащую в моем желудке кислоту невооруженным глазом не разглядеть. А затем присмотрелся к клочку бумаги, который мистер Ри втиснул мне в ладонь. То не была, как я надеялся, щедрая порция карманных денег: то было нечто лучше, причемгораздо. Гласил клочок следующее: «СООБЩЕНИЕ ЖЕНЫ НЧ ИМПЛАНТАТ КВАРЦЕВЫМ РАСПАДОМ ПРОСТО ШУТКА ЗПТ НЕ БОЙСЯ ЗПТ ПОЖАЛУЙСТА НЕ СЕРДИСЬ ЛЮБОВЬЮ ХАННА ТЧККЦ».
И впрямь ЧК КЦ, рыкнул я.
Не успел лимузин скрыться с глаз моих, к обочине подкатил еще одингораздо вульгарнее и чернее, совсем как в книжках с картинками. Я удостоил его лишь кратким и надменным взором, покамест демонстрировал проезжавшим такси привлекающие оные такси жесты. Таксисты, похоже, не понимали моей британской жестикуляции. И вот когда мои страхи уже начали перековываться в честное британское раздражение, я осознал, что из лимузинавторого лимузина, длиннее и вульгарнее, как вы понимаете, извергаются какие-то по виду респектабельные ребята. Но что за дело мне до них? и я продолжал повелительно подманивать таксомотор. В этот миг меня и треснули по затылку.
Между тем вам, комупростите менябольше делать нечего, кроме как читать повести об отваге и истинной любви, подобные той, кою я сейчас излагаю, должно быть, не раз доводилось знакомиться со множеством описаний того, что ощущает человек, будучи треснут по завойку. Изумительно расцветают звезды, заливаются щебетом синие птицы, лучезарно взрываются фейерверки и тому подобное. Все это неправда: ни одно из подобных описаний не было составлено теми, кто в действительности перенес такой удар по башке.
Итак, как человек, который в свое время получил не один и не два, а несколько подобных трусливых колотушек, я с полным правом могу зафиксировать результирующие явления в такой научной форме, коя может быть принята для публикации любым серьезным медицинским журналом.
(A) Получатель испытывает отчетливое ощущение тумака в задней части своей тыквы или черепа. Переживается мгновенная вспышка страданий.
(Б) Сие побуждает новичка произнести «Хрррыг!» либо сходные по значению слова, в зависимости от этнической принадлежности. Опытный же субъект, уже знакомый с тумаками, падает без лишних слов, дабы не получить следующего.
(B) После чего получатель проваливается в безмятежный сон, где сновидений меньше, чем за всю его половозрелую жизнь.
(Г) С неохотой он возвращается в себя и обнаруживает, что инфицирован сокрушительной головной болью и неодолимой жаждой. Более того: он окружен крупными некрасивыми мужчинами, созерцающими его пробуждение с хладом во взорах, ибо в данный момент они поглощены игрой, называемой «пинокль на троих». Получатель засыпает вновь. Теперь сон весьма прерывист.
(Д) Его снова будятна сей раз это делает грубый некрасивый мужчина, и настолько неучтивым образом, что я не могу описать его в повествовании, предназначенном для семейного чтения.
(Е) Посему, исполнившись негодования, желчи, злости и т. д., получатель метит смертельным выпадом карате в своего мучителя, не осознавая, насколько обессиливают последствия удара по кумполу, начисленного ему профессионально. С.В.К. пролетает в нескольких вялых дюймах от цели. Некрасивый малый даже не улыбается: он лупит лопатообразной ладонью пациенту по сусаламвперед и назад, вдоль и поперек. В Бруклине, насколько я понимаю, это передается буквосочетанием «хлопушки-хоп, шмяк, бац».
(Ё) Горько зарыдав от стыда и ярости, получатель валится на ковер. Некрасивый малый сострадательно подымает его на ноги, прихватив за клок волос.
Все вышеописанное произошло со мной в означенном порядке, и в доказательство могу предъявить парочку неврозов. Меня доставили в уборную, иначе туалетнет, погодите, в США это называется «ванной»и позволили стошнить, умыться и, как выражалась моя бабушка, «оправить вуальку». (В завещании я отписал свою коллекцию эвфемизмов Национальному тресту.)
Мне стало несколько получше, однако негодование мое не ослабло ни на йоту. Меня заверяли, что многие приемлют затрещины по барабану с невозмутимостью. Кое-кто, осмелюсь сказать, положительно рад эдаким карамболям, полагая их незаменимым средством медитации; иные упрекают себя за то, что недостаточно любили своих собратьев. Я таким никогда не был. Получение зуботычин и колотушек неизменно наполняет меня довольно иррациональным раздражением. Нам, тучным трусам, едва перевалившим за середину жизни, осталось крайне мало недорогих развлечений: яростное негодованиепри условии, что кровяное давление у вас не хуже 120/80,равно дешево и приносит удовлетворение.
Стало быть, перед вами возник разъяренный и неумолимый Маккабрей, коего физиономия утерта, а брюки подтянуты крупными некрасивыми мужчинами, и коего полувнесли в затемненную комнату и вывалили в изумительно удобное кресло. Онясмутно и роскошно поярился минуту или две, пока сон не подкрался к немумнечерной пантерой и не вонзил свои милостивые клыки в то, что осталось от Маккабреева мозга. Воспоследовали любопытно восхитительные сны с участием перезрелых школьницдовольно не подходящие для сих целомудренных страниц. (Часто отмечалось, что мужчины перед лицом неминуемой смерти на поле битвы или даже на самой виселице истово ищут утешения в половом акте. То же применимо и к похмелью обыкновенному: сырое яйцо, взбитое с «табаско» или вустерским соусом, полезное плацебо для похмельного новичка; пинта выдохшегося теплого эляособое рвотное средство, живая или мертвая вода для обладателей чугунных желудков; а парочка крупных бренди отличает закаленного пьянчугу, которому известно, что для скорейшего возвращения к человечеству ему потребно проверенное и надежное средство. Можете, однако, рассчитывать, что единственное королевское средство, коего достойны мы, люди железные, это энергичные пять минут того, что Джок невоспитанно называет «трахогузкой». Положительно гарантирует очистку даже самого инвазированного мозга от паутины; ни один дом не должен обходиться без этого средства. Попробуйте завтра же. Не стану делать вид, что его можно приобрести у почтенных аптекарей, но отдел записи актов гражданского состояния вы найдете в большинстве крупных населенных пунктов. Я отвлекся, я знаю, но с пользой: одни эти мои слова стоят тех денег, что вы уплатили за входной билет.)
Те любопытно восхитительные сны, о которых я говорю, внезапно оборвались потопом ослепительного света и парой-другой мягких встрясок за плечо. Я размежил неохотные веки, приподнялся и сел, обратив свой взгляд сначала на плечетрясца, который оказался самым маленьким и толстым из моих некрасивых гонителей. Выглядел он несчастным. Я грозно пожрал его глазами, затем обозрел свой фронт и за акром стола из черного стекла засек мерцание извиняющихся лицевых черт. Когда взор мой сфокусировался, в извиняющихся чертах я признал полковника Блюхера.
Эй, мистер Маккабрей, с вами все хорошо? спросил он, вроде быс тревогой.
Гррр, проворчал я, ибо ни «да», ни «нет», похоже, истинному положению не отвечали.
Послушайте, мистер Маккабрей, мне в самом деле очень, очень жаль, что вас как бы, э-э, немножечко тряхнули
Гррр, подчеркнул я, на сей раз влив в это слово побольше яда.
но, видите ли, мне нужно было убрать вас с улицыи побыстрее, к тому же следовало удостовериться, что на, сторонний взгляд, это выглядит не так, словно вас забирают друзья, а в данной части города квалифицированных помощников у меня нет, и я полагаю, что эти деятели, э-э, как бы получили распоряжения из вторых рук, а они, ну, в общем, враждебностно-ситуационно-ориентированы
Еще раз?
ориентированы на враждебную ситуацию, и, можно сказать, когда такие парни берут кого-нибудь, они берут его по-настоящему крепко, хм?
Вы хотите сказать, полковник, что эти люди превысили свои полномочия?
Ну-у, да, я бы так сказал.
И вы, разумеется, устроите им нагоняй?
О да, полагаю, что и устрою. Эй, Элмер Это относилось к некрасивому малому рядом с моим креслом. Элмер, не сходить ли тебе и не найти ли что-нибудь пожевать?
Когда Элмер отвернулся к двери, я встал на ноги и мерзким скрипучим голосом, который выработал у себя много лет назад, служа адъютантом в Гвардии, проскрежетал слово:
Элмер?
Он развернулся по часовой стрелке, тем самым встречая мой хук слева в печень и даже помогая ему. Как же тот впиталсяеще как! Мы все слыхали о чудодейственных ударах, что «пролетают не больше четырех дюймов», не так ли? Так вотданный удар пролетел, должно быть, дюймов двадцать и подкреплен был 180-ю фунтами Маккабрейской мускулатуры, жира и ненависти, приведшей все это в совокупное движение. Некрасивый малый издал «Урррггххх» или нечто удивительно на то похожее и сложился, как плохо сделанные жалюзи. (Джок, изволите ли видеть, давно посоветовал мне, что «когда засаживаете хрюнделю в брюхо, не думайте ни о брюхе, ни о брюшной стенке: лупите сразу так, чтобы достать его хребетспереди; ясно?». Джок в таких вещах петрит, сами понимаете.)
Блюхер, я полагаю, нажал звонок, ибо вошли двое других некрасивых мужчин и по мановению Блюхерова мизинчика выволокли своего поверженного соратника, пока тот не испортил ковер безвозвратно.
Я снова опустился в кресло, ощущая в себе несколько больше гармонии с бесконечностью. Блюхер не выразил ни одобрения, ни легкого упрека, хотя, как мне почудилось, уголок его рта дернулсяу кого-нибудь другого такая гримаска сошла бы за веселье.
Ну что жна чем мы остановились? уютно поинтересовался я.
18Маккабрей не ловит нужных флюидов
С ложью, которая ложь целиком,
можно сразиться сразу,
Но ту, в коей правда сокрыта порой,
трудней извести, как заразу.
«Бабушка»
БЛЮХЕР ЛЮБЕЗНО ВСПЛЕСНУЛ РУКАМИ, указывая, что весь обратился в слух и готов предоставить его мне безоговорочно. Я оглядел кабинетявно не Блюхеров, но позаимствованный у какого-то мидасообразного предпринимателя, ибо все стены здесь были заляпаны дорогостоящей до чрезвычайности графикой Мунка, Брака, Пикассо, Леже и подобных им ребятза пределами любых алчных мечтаний, если вам подобное нравится; определенно за пределами Блюхерова жалованья и Ведомости канцелярского оборудования его Агентства. Тем не менее в Вашингтоне почти все помещения прослушиваются, это общеизвестно, не так ли? Я пустил второй тяжелый пакет порошка по замерзшему черному озеру его стола; пакет приземлился на колени Блюхеру, искупительно бумкнув, за чем сразу же последовал мужественный кряк неудовольствия от самого полковника.