Сп-п-пасибо, кажется, она совсем смутилась. А ч-что это?
Это конфеты. Очень хорошие.
Патрик до сих пор не мог понять, почему конфеты продавались в парфюмерном магазине. Наверное, это как-то было связанно с тем, что эмблема на коробке была такая же, как дорогих духах, стоявших отдельно от прочего товара.
Д-даже открывать не х-х-хочется, сказал Джен, осторожно поставив коробку на стол. Жалко ч-что Амели уже ушла
Ты можешь оставить их на завтра, предложил Патрик.
Я х-х-хотела, чтобы и ты п-попробовал, сказала Дженни. У т-тебя же завтра игра?
Нет, впервые Патрик ощутил, что не так уж плохо провести игру в зале. Завтра на воротах будет Даг. Я хотел пригласить тебя. А потом мы можем вернуться и попробовать твои конфеты. Амели будет работать завтра вечером?
Да, н-наверное, кивнула Джен.
Хорошо.
Я, девочка запнулась, но не из-за дефекта речи. Я не хочу идти на игру. Это н-не из-за т-т-тебя. Это из-за из-за д-д-д Д-детройта.
Патрик задумался. Он понимал, почему Дженни боится. Мог ли он гарантировать ей безопасность? Вряд ли. К тому же, Джастифай, скорее всего, пока не знал, где девочка. Не стоило показывать ему Джен, это точно.
Я понял, кивнул он. Значит, я приду после игры. Хорошо?
Х-хорошо, кивнула Дженни. Кажется, это ее успокоило.
Патрик присел на табурет.
Как у тебя дела? спросил он. И без ответа было видно, что неплохо. Дженни ожила, на щеках появился румянец, взгляд стал живее, а жестысвободнее.
Н-ничего. Амели очень х-хорошая. Мы с ней п-подруги. Мне т-так кажется. А у т-тебя как?
Мы проиграли Нью-Джерси, сказал Патрик. Это было неожиданно.
П-почему?
Инфернозслабая команда. Очень слабая. Мы должны были справиться с ней легко. Не справились.
Дженни задумалась, видимо решая, что ответить, но так ничего и не придумала. Они оба какое-то время молчали. Патрик подумал, что ему совсем нечего рассказать о прошедших днях. Все, что с ним случилосьэто игра, магазин и та женщина в черном, Жаклин. Перед тем как войти в палату, он считал, что последние дни были богатыми на события.
П-парень из восьмой палаты сп-п-прашивал о т-тебе, сказала вдруг Джен. Говорил так, будто ты з-звезда.
А ты совсем ничего не помнишь? вдруг поменял тему Патрик. Я хочу сказать до того момента, когда оказалась в Детройте.
Джен задумчиво посмотрела на него и отрицательно покачала головой.
Нет. Иногда м-мне кажется, что раньше м-меня н-н-не было. Вообще. Эта рука, швы. Меня детройтские б-бомжи звали «Н-невеста Франкенштейна». Я п-потом узнала, это старое к-к-кино, про женщину, которую сделали из т-т-трупов
Ты на нее совсем не похожа, Патрик видел это кино. Оно, как и еще несколько частей истории о рукотворном монстре, входило в программу реабилитации. Рекрутам давали понять кто они есть и чем могут кончиться их попытки вести нормальную жизнь. Дженни удивленно подняла на него взгляд.
Не п-п-похожа?
У нее волосы дыбом торчали, и одна прядь была седая. А руки были бинтами замотаны.
А она, девочка отвернулась, бессмысленно водя ручкой по тетрадному листу, Она б-была красивая?
Патрик пожал плечами:
Не знаю. У нее глаза были выпучены все время, и смотрела она в одну точку, как слепая. И двигалась, как деревянная.
А лицо?
Что «лицо»?
Ну, лицо у н-нее красивое было? Со швами и все т-т-такое.
Патрик задумался. Этот вопрос сильно волновал Дженни. Она словно примеряла на себя образ монстра из черно-белого кино. Это понимание пришло внезапно, само собойвспышка из другой, закрытой части сознания. Дженни хочет понятьможет ли она быть красивой со всеми этими стежками, швами, скобами
Это была актриса, Дженни, сказал он осторожно. У нее это все было не настоящее. По-моему в этом дурацком гриме она выглядела глупо.
Девочка замолчала. Руа положил ладонь на ее плечо. Дженни вздрогнула, отодвинулась. Патрику стало стыдно, словно, он сделал что-то вызывающее, неприличное.
Ты гораздо красивее ее, сказал он запнувшись. Потому что ты настоящая. И никакие швы этого не испортят.
Дженни вздохнула.
Ты торопишься? спросила она. Руа покачал головой:
Нужно быть в лагере не позже одиннадцати. А что?
Не уходи. Т-тут ужасно тоскливо.
Хорошо, кивнул Патрик. Джен снова уставилась в тетрадку, иногда косо на него поглядывая. Руа скосил взгляд, рассматривая ее рисунки. Джен рисовала цветысложную вязь из всяких завитушек, плавных линий, эллипсов, с небольшими заострениями. Выходило у нее неплохо.
Дженни, можно тебя спросить? начал он. Девочка мотнула головой.
См-мотря о чем.
Ты совсем не помнишь, кто ты Но ты умеешь рисовать, знаешь как держать ручку, вообще много чего умеешь. Ты этому научилась заново или уже умела?
Дженни задумалась. Кажется, раньше она себе этого вопроса не задавала.
Я умела н-н-наверное. Я н-не училась, точно. Ч-читать и писать тоже.
Значит, раньше научилась, спокойно резюмировал Руа. Значит, не все забыла. Это неплохо. Это хорошо.
А остальное? Джен отложила ручку и повернулась к нему. Остальное я см-могу вспомнить?
Не знаю, Патрику кажется, что лучше сейчас ответить по-другому, но он не может. Странным образом выходит, что ответа три: «Да»хочет услышать Дженни. «Нет»ответ, который уже слышал Патрик. Получается, «Не знаю»самый честный из всех.
Страшно услышать от медика-худдуиста, что часть твоей души уничтожена вместе с телом, и что она никогда уже не вернется к тебе. Страшно понимать, что всегда будет так как сейчаспусто и темно внутри. Но потом страх проходит. Его заменяет привычка. Человек привыкает жить без руки, без ноги. Без души.
Куда страшнее верить, что пустота уйдет. Верить и каждый день ждать проблеска, ловить намеки. И разочаровываться. Каждый чертов день.
Патрик замер, словно парализованный. Эта мысль, никогда раньше не посещавшая его, вдруг со всей отчетливостью проступила в сознании.
Пустота. Каждый чертов день.
Эй! Джен осторожно толкнула его. С т-тобой все в порядке?
Руа мотнул головой. Это не был ответ. Просто он хотел прогнать то оцепенение, которое вдруг охватило его.
Все хорошо, Дженнифер. Я просто устал сегодня.
II
Things bad begun make strong themselves by ill
Глава VII
Февраль, 28-е, 15.02
Страшный, тяжелый удар опрокидывает Патрика на землю. В глазах на мгновение темнеетон не ощущает своего падения, в себя приходит уже лежа. Джастифай, поднимает ногу, метит огромной ступней в лицо. Руа закрывает голову руками. Страшный удар отзывается болью в костяхдо самого плеча. Он поднимается на локтях, пытается отползти назад, но негр преследует его, добавляя удар за ударом.
Вот! Что! Бывает! каждое слово он сопровождает пинком: по ногам, по животу, по ребрам. Когда! Со мной! Начинают! Дурить!
Патрик упирается плечами в щербатую, холодную стену. Отступать больше некуда. Тупик. Узкий проулок, щедро засыпанный мусором вперемешку с серо-рыжим снегом, нависает над ним, угрюмый и безучастный. На лице Джастифаяторжествующий оскал.
Думал, я с тобой в игры играю? Думал, что тычертова звезда и тебя тронуть нельзя?! Подумай еще!
Руа сейчас думать не может. Боль целиком заполонила сознание, боль, густо замешанная на страхе. Бежать некуда. Разъяренный негр сейчас забьет его до смертипросто потому, что может, потому что считает, что легко отыщет Дженни. В самом делекуда мог спрятать ее обычный рекрут, у которого даже собственного жилья нет? Нет жилья, нет друзей, нет родственников.
Джастифай наклоняется, огромные лапищи сгребают Руа за одежду, рывком поднимают вверх. Ростом отнюдь не карлик, он едва касается ногами земли.
Ты проклятый уродец! Убогий кадавр! негр встряхивает его, как тряпку. Говори, где она!
Скажу, хрипит Патрик, скажу, отпусти.
Хватка слегка ослабевает, воздух врывается в горящие огнем легкие. Все еще больно. Все еще страшно. Все еще нет спасения.
И ты мне скажи, сипит Руа, пытаясь перевести дух, Скажи, зачем она тебе? Какой в этом смысл?
Джастифай с размаху прикладывает Руа затылком о стену. В глазах снова темнеет. Одной рукой негр перехватывает его за горло, другой дважды бьет в живот. Патрик беспомощно хрипит.
Где она? Джастифай сейчас похож на гориллувыпяченные челюсти, крупные зубы оскалены, глаза под тяжелыми бровями горят злым, животным огнем. Руа замечает странно вздутые вены под кожей на шее и скулахтолстые, ровные. Словно тонкие резиновые трубки. Под скулами, от ушей идет грубый шрам шва, между ключицами мутно поблескивает имплант, похожий на никелированного паука с глазом-лампой в центре. Патрик смотрит на нее как загипнотизированный. Обереги вживленные в кость, уже проснулись, духи, связанные с ними уже вытягивают черные нитки боли, другие заботливо восстанавливают поврежденную плоть. Этого пока недостаточно. Нужна травма более серьезнаяперелом, разрыв сухожилия, внутреннее кровотечение и тогда
Огромные руки снова сгребают Руа за ворот куртки, страшным рывком, словно гидравлические поршни, бросают его в сторону, вбивая в боковую стену. В ушах звенит, перед глазами пляшут искры, оставляя за собой темные хвосты.
Я буду отрывать от тебя кусок за куском, хрипло ворчит Джастифай. Голыми руками, чувствуя как рвутся мышцы и ломаются кости, как по коже сочится твоя теплая кровь. Не знаю, могут ли такие как ты испытывать страх, но уверен, что боль вы испытываете. Я сделаю тебе очень больно, хоккеист. Так, как тебе никогда еще не было.
Сомневаюсь, бормочет Патрик. Разбитые, опухшие губы почти не слушаются. Нужен удар посерьезнее.
Джастифай вдруг разжимает руки, одновременно делая шаг назад. Прежде чем Руа успевает упасть, негр прямым ударом ноги бьет ему в грудь. От удара воздух со свистом вылетает из легких, на секунду опережая вспышку острой боли. Он чувствует, как вминается внутрь грудная клетка, трещат ребра. Просилполучи.
Рискованный шаг. Шаг, который может стоить карьеры. Но шаг неизбежный. Или так, или придется отдать им Дженни.
* * *
Февраль, 27-е, 18.00.
Грегор, клубный худду-скульптор, задумчиво чешет подбородок, заросший косматой, клочковатой растительностью. Вообще-то, настоящее имя ГрегораДжагуа, и онпотомок эмигрантов из Нигерии, точнее из самопровозглашенной республики Биафра, лет десять назад созданной народом игбо и уничтоженной официальными нигерийскими властями. Сам Грегор предпочитает не распространяться об этом, но клубсообщество тесное и тайны здесь не приветствуются, так что общие факты его прошлого известны даже рекрутам, которых он оперирует.
Низкорослый, болезненно худой, Грегор повадками и жестами напоминает огромного паука. Кажется, ему было бы удобнее передвигаться на четвереньках. Он предпочитает свободную одежду, скрывающую фигуру и ходит всегда сгорбленный, словно глубокий старик. Рекруты знают почемув плечи скульптора вживлена дополнительная одна пара рук, меньших по размеру, больше похожих на руки подростка. Их он использует только в работе, в остальное время они прикреплены широкими бандажами к «основной» паре.
Думаю, нам понадобится вскрыть десятый и одиннадцатый позвонки, наконец заявляет он, критически оглядывая Руа. Патрик, раздетый догола, лицом вниз лежит на операционном столе. Знаешь, я никогда раньше не ставил эти амулеты на вратарей. Обычно они идут форвардам
А есть разница? интересуется Патрик. Грег недовольно фыркает:
Идиотский вопрос. Конечно есть! Вы так напичканы оберегами, ловушками духов, резонаторами и усилителями, что надо постоянно учитывать, как одни будут уживаться с другими. Духи неживой материи терпеть не могут духов энтропии, а духи животных не придут к телу, охраняемому духами воды и огня. И это самые очевидные примеры. Наборы имплантантов разрабатывают только старшие колдуны, и то на основе указаний официалов. Внесение модификаций в наборэто высший пилотаж в худду-скульптуре. Меня могут уволить за самоуправство.
Мы с тобой уже говорили об этом.
Да, говорили. Только от этого мне еще больше не по себе. Ты знаешь, что рекрут вообще не должен
Знаю, Грег.
Скульптор недовольно морщится. Лицо его, густо покрытое ритуальной краской, потеет, несмотря на то, что в комнате довольно холодно. Он рискует, и сильно рискует, но куш слишком соблазнителен, а вероятность срабатыванияне так уж высока. Защита нижнего уровнямощное, но редко используемое колдовство. Время сейчас подходящеестарую партию амулетов пора списывать по сроку хранения. Ни один из них не был использован и их надлежит уничтожить. Если все сложится удачно, никто не заметит, что в общей куче, отправленной «в утиль» не будет хватать одного предмета. Во всяком случае, за скромную плату утилизаторы закрывают глаза на такие мелочи. Это их заработок и заработок худду-скульпторов. Таких как Грегор.
Ладно, наконец вздыхает он. Сделаю. Но ты же помнишь, что жить амулету осталось всего пару недель?
Глупый вопрос, на который Патрик не отвечает.
Готовься, скульптор натягивает на руки резиновые перчатки с широкими крагами. Сейчас будет больно.
Инструменты на подвижном столике мерцают полированным хромом. Их холодный блеск выглядит зловещим.
Боль от первого надреза кажется холодной и тонкой, словно к спине приложили узкую полоску льда. Обереги беспокойно шевелятся, но духи, привязанные к ним, пока бездействуют. Грегор включает портативный магнитофон. Слышится механический щелчок, за которым следует мерное гудение моторчиков, вращающих бобины. Из небольшого динамика раздается потрескивающий, монотонный голос, читающий заклятие на незнакомом клацающе-цокающем языке. Оператор берет с подноса тонкую кисть и макает ее в банку с буро-красной краской. Затем, несколькими уверенными движениями наносит рядом с надрезом охранные символы. Патрик чувствует, как немеет спинаследующий надрез уже ощущается приглушенно.
Боль приходит с третьим разрезом, когда Грегор добирается до кости. По хребту пробегает мелкая дрожь, охранные амулеты беспокойно вибрируют, нагреваются. Руа почти чувствует, как месту разреза устремляются духи.
Мне пришлось оградить место операции, словно сквозь вату доносится голос Грегора. Иначе твои обереги не дали бы мне сделать все как положено. Терпи.
Патрик не знает, вытерпел ли он. В какой-то момент сознание словно отделяется от тела, прерывая с ним всякую связь. Оно становится словно пилотом в кокпите сложной машиныданные о состоянии поступают, но прямой связи нет. Ритмичный поток заклятия обволакивает его как кокон, замедляя течение мыслей и разрывая их на бессвязные обрывки. Жаклин, как всегда в черном, в кружевных перчатках, с жестко зафиксированной лаком прической. Дженни, с широко раскрытыми глазами, испуганно-недоверчивым выражением на лице. Нилан, напряженный, прищурившийся подозрительно. Парень лет шестнадцати с татуировкой-оберегом на щеке, заглядывающий в полуоткрытую дверь палаты.
Теперь все, что можно было сделатьсделано. Осталось только выяснить, достаточно ли этого.
* * *
Февраль, 28-е, 15.08
Имплантированный в двенадцатый позвонок титановый оберег наконец оживает. Поток энергии волной расходится от него по всему телу, в мгновения достигая мельчайших нервных окончаний на самой периферии. Одно из мощнейших разрешенный спортивных усилений, бывшая военная разработка, впрочем, не принятая на вооружение. Не из-за низкой эффективности, нет. Из-за высокого износа носителя.
Патрик перехватывает следующий удар Джастифаячувство такое, будто принял удар кувалды. Но боли уже нет, адреналин захлестывает его, а тело полностью контролируется особым, доселе запертым в имплантанте духом. Он ускоряет реакции, позволяет действовать на опережение, верно и быстро оценивает ситуацию. Патрик бьет негра лбом в переносицу, на мгновение оглушая, отпихивает от себя, наклоняется, подхватывая с земли обломок стального прута. Прежде чем он распрямляется, Джастифай бьет сверху вниз, сцепленными в замок руками между лопаток. Патрик падает, отвечает ударом по ногам. Нет ни боли, ни дезориентациидух делает свое дело. Этот имплантант ставят некоторым форвардам-тафгаям, особенно тем, кто охотится на снайперов противника или наоборот, защищает своих. Даже получив серьезную травму, тафгай с этим амулетом остается на ногах и продолжает бойеще минут пять или около того. Достаточно, чтобы достать противника.