Скрипнула входная дверь, послышались легкие шаги. Наверное, вернулась Адалина. Это немного успокоило Фредерика, он протянул руку по направлению к источнику звука:
Это ты, милая?
Послышался тихий вздох, в котором почудился аромат увядших цветов. От него у графа почему-то прошел мороз по коже.
Почему ты не отвечаешь? Жена моя, это ты? Иди же и поцелуй меня
Леденящий душу смех, в котором почудилось что-то зловещее, вынудил Фредерика опустить руку и передвинуться на другую сторону кровати.
Да, это я, супруг мой Сейчас я тебя поцелую послышался кроткий мелодичный голос.
Он и отдаленно не походил на низкий хрипловатый голос Адалины, сводивший его с ума.
Если это шутка кого-то из моих друзей, я им глотки перережу, пообещал он свирепо, нащупывая канделябр, стоящий на столике у кровати.
Наконец, ему это удалось. Он чиркнул огнивом и зажег свечи. В тот самый миг к нему метнулась белая фигура с дико горящими черными глазами. Крик графа сменился утробным стоном и чавкающими звуками.
* * *
Вот и я, супруг мой, провозгласила Адалина, проскальзывая в комнату.
Подмышкой она зажимала бутыль с красным вином, а в руке держала свечу. В спальне горел лишь один канделябр, стоящий у постели со стороны лежащего Фредерика. Адалина видела его спину, укрытую одеялом, и длинные светлые волосы.
Неужели, заснул? разочарованно вздохнула она и тут же проказливо улыбнулась. Ничего, сейчас я тебя разбужу.
Она приблизилась к кровати, поставила свечу и бутылку на пол и склонилась над спящим. Откинула с обнаженного плеча одеяло и стала покрывать поцелуями кожу.
Какой ты холодный Замерз? Ну, ничего, сейчас я тебя согрею
Ее горячие губы продвигались по плечу к шее, остановились возле уха и провели по нему. Почудился странный солоноватый вкус, в нос ударил запах ржавчины. Адалина отстранилась, горло словно перехватила цепкая рука. Осипшим голосом девушка позвала:
Фредерик, не пугай меня Ты спишь?
В ответ не донеслось ни звука, тогда она схватила мужа за плечо и резко перевернула на спину. Истошный вопль эхом отразился от высоких сводов. Вместо прекрасного лица перед ней предстала обнаженная плоть. Словно кто-то заживо содрал с него кожу. В глазных яблоках застыло жуткое выражениепоследний отпечаток смерти.
Кто это сотворил с ним? Адалина вскочила с кровати и бросилась к двери, призывая на помощь слуг. Она напрасно дергала ручку, пытаясь выбраться. Дверь словно приросла к месту, превратившись в монолитную стену. Паника все сильнее захлестывала Адалину. Она снова повернулась к лежащей на постели фигуре, потом пробежалась взглядом по полутемному помещению. В одном из углов почудилось движение, и она снова завопила.
Ринулась к камину и схватила кочергу. Попятилась к двери, продолжая вглядываться в темноту. Снаружи уже слышались топот и крики. Адалина завопила, чтобы выбивали двери. Раздались глухие удары, и она немного успокоилась. Все в порядке. Сейчас выломают дверь и ей помогут. Нужно лишь немного подождать. Да и это движение в темноте ей могло лишь почудиться.
Уха коснулся порыв воздуха, в котором ощущался запах увядших цветов. Адалину передернуло, она лихорадочно заозиралась. Никого. Это воображение шалит, не иначе. Девушка с тоской вглядывалась в оставленную у кровати свечу, но не могла себя заставить пойти за ней. Только здесь, возле двери, почему-то ощущала себя в безопасности.
Снова пронесся порыв ветра, на этот раз сильнее. Свечи у кровати потухли, оставив Адалину в полной темноте. Она с трудом подавила рвущийся наружу крик. Зубы выбивали барабанную дробь, тело тряслось, как в лихорадке. Выставив вперед кочергу, девушка водила ею вокруг себя. В какой-то момент импровизированное оружие уткнулось во что-то твердое. Адалина взвизгнула.
Виднеющаяся из овального окна луна в этот момент вышла из-за туч, заливая комнату серебристым светом. В его сиянии Адалина разглядела белую фигуру, застывшую в двух шагах от нее. Женщина с темными волосами, склонив голову набок, смотрела на нее.
Ты кто? Убирайся, проорала Адалина и снова приказала слугам поторопиться.
Я? незнакомка будто удивилась. Уже не знаю Я
Что? пытаясь выиграть время, сказала графиня. Что ты хочешь сказать?
Я голодная
Незнакомка ступила ближе, лунный свет скользнул по ее лицу, перепачканному чем-то темным.
Только что я ела нечто восхитительно вкусное, задумчиво сказала она. И я хочу еще
Не подходи.
Адалина замахнулась кочергой и ударила белую фигуру. Та даже не поморщилась. Тонкие руки, оказавшиеся на удивление сильными, легко выхватили оружие и отбросили. А потом в них затрепыхалась сама Адалина. Острые зубы вонзились в щеку, прокусывая кожу. Нечеловеческая боль исторгла из груди вопль, который не произвел на женщину в белом никакого впечатления. Она неприлично зачавкала. Затуманенное сознание Адалины отстраненно сообщило, что та жует ее собственное лицо. Боль унесла графиню прочь от этого безумия, тело обмякло в руках мучительницы.
Ворвавшиеся в комнату слуги увидели жуткую картину. Свет их свечей озарил молодую госпожу, вместо лица которой осталась кровавая маска. На кровати лежал хозяин в точно таком же состоянии. Больше в комнате никого не было.
Спешно вызванный лекарь сообщил, что граф мертв, а вот Адалина выживет. Она оказалась очень выносливой.
Но лучше бы она умерла, пробормотал он вполголоса, высказав общее мнение.
Остаток своих дней эта женщина проведет, скрываясь ото всех, в темных закоулках замка, никому не осмеливаясь показать когда-то прекрасное лицо.
Страх
Колыхание занавески на окне. Дуновение ветра, приносящего запахи ночной свежести. Острый аромат гардении. Я не должна спать. Нет. Веки слипаются, словно на них давит невидимая рука. С трудом разлепляю их. Занавеска. Белая. Прозрачная. Дуновение ветра Тьма. Полет в бездну.
Запах гардении щекотит ноздри. Чихаю и просыпаюсь. Прислушиваюсь к тишине. Еще секунду после сна все тихо. Лишь надсадный гул в просыпающихся мозгах. Теперь к тишине прибавились звуки. Шорохи. Скрип половиц. Стрекот цикад. Хлопанье незапертых ставен. Завывание ветра в ветвях.
Я спала или нет? Нет, только не это.
Она приходит, когда я сплю. Крадется из самых темных углов. Неужели, я опять вызвала ее из небытия?
Прислушиваюсь, замираю от напряжения. Скрип половиц. Может, это не здесь? Там, за дверью?
Скрип. Резкое хлопанье ставен. Вздрагиваю и сжимаюсь в комок. Прячусь с головой под одеяло. Тут же с досадой выныриваю из теплого уютного кокона. Это могло помочь в детстве. Тогда я верила, что спрятавшись под одеяло, окажусь в безопасности.
Изо всех сил вглядываюсь в темноту. Колеблющиеся тени от лунного света играют на стенах в хаотичном танце. Они пугают, но в глубине души я понимаю, что они понятны и объяснимы. Этаот ветви старого дуба. Вон таот стула. Таот телевизора. Этаот Отчего эта? Длинные узловатые пальцы протягиваются ко мне по стене. Разрастаются. Сглатываю комок в горле и отодвигаюсь на край постели. Лихорадочно ищу кнопку выключателя торшера. Пальцы дрожат. Почему я не могу найти проклятую кнопку? Я ведь точно знаю, что она где-то здесь.
Нашла. Облегченно щупаю округлую поверхность, нажимаю.
Ничего. Нажимаю снова и снова. Дрожу и не верю, что это происходит сейчас со мной. Вырубили свет. Или дело не в этом?
Мои глаза готовы вылезти из орбит, так напряженно вглядываюсь во тьму.
В центре комнаты из теней на полу собирается сгусток. Он растет, обретает очертания.
Нет. Кричу изо всех сил. Или мне кажется, что кричу. Ни звука не раздается из налившихся свинцом губ.
Я почти уверена, что она улыбается.
Тяжелое дыхание. Сиплое. Надрывное.
Это не может быть правдой. Врач всегда убеждала меня, что это только фантазии. Причуды больного сознания. Десять лет меня пичкали лекарствами и держали в белых, лишенных жизни, стенах.
Теперь я здорова. Я верю, что ее нет на самом деле.
Скрип половиц. Колебания теней на стенах. Горьковатый запах гардений смешивается с кисловатым зловонием. Ее запах. Я не могу его спутать ни с чем.
Уйди. Оставь меня в покое. Кричу, а сквозь потрескавшиеся губы прорывается шепот.
Чтобы не смотреть на нее, смотрю на стену. Узловатые руки с заостренными когтями тянутся ближе.
Почему я не бегу? Пытаюсь пошевелиться. Тень падает на белую постель. Узловатые руки тянутся теперь по одеялу.
Нога шевельнулась и покрылась мурашками. Боль от судороги. Пересиливаю ее. Помогаю себе руками, спускаю одну ногу с постели. Вторую. Чувствую дыхание около уха. Кисловатый запах забивает ноздри. Задыхаюсь. Прикосновение узловатой холодной руки к обнаженному плечу.
Я не успела.
Самое обидно, что я действительно поверила докторам
Стук хлопающих ставен. Завывание ветра в ветвях. Неподвижная фигура на полу. Лицо, искаженное гримасой страха. Отпечаток узловатой руки на шее, похожий на ожог.
У зеркала
Сколько лет я считала тебя лучшим другом. Не упускала возможности урвать минутку, чтобы снова пообщаться с тобой.
Но чем больше проходит времени, тем реже хочется продолжать наше общение. Я избегаю смотреть на тебя, ты кажешься все холоднее и безжалостнее. С грустью понимаю, что дело, наверное, не в тебе. Это не ты меняешься, а я
Иногда хочется вопить от бессильной муки, хвататься за ускользающие мгновения и пытаться вернуть их. Бесполезно и смешно. Как другие воспринимают это как само собой разумеющееся явление? Возможно, они сильнее.
Я не узнаю эту женщину. Все чаще, прежде чем подойти к тебе, я долго стою с закрытыми глазами и представляю ту, которой себя ощущаю. С гладким безупречным лицом, наивно-распахнутыми голубыми глазами, блестящими темными волосами. Она умеет улыбаться так, что ни один мужчина не остается равнодушным. За ней ухаживают, ее забрасывают цветами и подарками. А она беспечно отмахивается и считает, что у нее все еще впереди. Придет времявыберет достойного спутника жизни, заведет детей.
Странно, проходит время, и все меньше вокруг достойных. И уже не так много цветов и подарков.
Когда открываю глазазахлестывает волна раздражения и отрицания. Чужая. Другая. Это не могу быть я. Толстый слой штукатурки, пытающийся скрыть испещрившие лицо морщины. Поблекшие глаза, подведенные черными стрелками. Волосы все такие же темные, только цвет не натуральный, и на корнях снова видны седые волоски. Ненавижу вас, хочу уничтожить, словно злейших врагов.
Пытаюсь улыбнуться той улыбкой, разбивающей сердца. Получается жеманная гримаса. Как я могла превратиться в такое? Существо, не вызывающее ничего, кроме омерзения и жалости. Это хуже. Это еще хуже. Ненавижу, когда меня жалеют. Пусть ненавидят, завидуют, но только не жалеют.
И ведь каждая уходящая секунда усугубляет положение вещей. Добавляет морщинок и седых волос, превращает в чудовище.
И никакого просвета. Детей у меня быть не может. Сама виноватане стоило делать первый аборт. Но тогда все казалось неважным. Думала, что детине главное, в крайнем случае, можно усыновить. А сейчас как представлю, что придется воспитывать чужого ребенка, руки опускаются. Я даже полюбить его не смогу, всегда буду знать, что он лишь замена тому, который мог бы родиться. Родному.
И что уж скрывать. Ты ведь знаешь все мои потаенные мысли. Только с тобой я откровенна. Я и не смогу стать матерью. Слишком привыкла жить для себя, ставить свои интересы на первое место. Правда, то, что раньше сходило с рук и прощалось, считалось очаровательной взбалмошностью, теперь называется по-другому. Я слышала, как зовут меня за спиной коллеги по работе. Старая стерва.
Помню, когда услышала это в первый раз, сразу не поняла, что говорят обо мне. О ком угодно, но не обо мне. Я ведь не старая Нет, я совсем не старая. Пыталась отрицать, с трудом сдерживала слезы, готовые брызнуть из глаз. Достала тебя из сумочки, долго смотрела, потом поняла. Правда. Это обо мне. Старая, неудовлетворенная жизнью стерва.
А потом Помнишь, что я творила потом? До сих пор стыдно Пыталась молодиться, одевала короткие юбки и чулки в сеточку, декольтированные платья. Пока однажды не услышала, как надо мной смеются. Молоденькие практикантки. С гладкими безупречными лицами, ясными глазами и очаровательными улыбками.
И я впала в другую крайность. Надевала бесформенные балахоны, юбки до щиколоток. И готова была выть, когда взгляды окружающих мужчин смотрели сквозь меня.
Даже записалась к психологухоленой уверенной женщине примерно моих лет. И как ей удавалось стареть с таким достоинством? На ее столе на почетном месте стояла фотография мужа и двоих детей. Счастливые, радостные улыбки. Эта женщина светилась отражением их улыбок. Именно тогда я с горькой очевидностью поняла, как многое упустила в жизни.
Она убеждала меня, что в мои годы все еще возможно, нужно только пересмотреть взгляды на жизнь. Найти цель, принять, как данность, что время неумолимо бежит вперед.
Я всю ночь не спала, сидя на кухне с бутылкой коньяка и сигаретами. Пыталась придумать себе в жизни цель. А потом швырнула почти пустую бутылку в стену и долго рыдала. Даже выла. А холодные пустые стены словно смеялись надо мной. Никого нет рядом, чтобы помочь, сказать, что все будет хорошо.
Никого нет Это страшно, когда тебе уже пятьдесят, а рядом совсем никого. Ни друзей, ни детей, ни любимого. И ты понимаешь, что ничего уже и не будет
Помнишь, как я решила покончить с собой? Наглоталась снотворного, а потом сама же и промывала себе желудок? Так и не смогла Оставаться страшно, но еще страшнее уходить. А вдруг иной мир существует? Тот мир, в котором самоубийствотягчайший грех?
И я ударилась в религию. Ходила в церковь, замаливала грехи, пыталась помогать больным и нуждающимся. Пока однажды не увидела, как бедный, которому как-то подала милостыню, сел в собственную машину и уехал в неизвестном направлении.
Обман. Весь этот мирчудовищный фарс, в котором я играю роль жалкого паяца. И хочется только одного, чтобы абсурдная пьеса поскорее закончилась
Телефон? Он так давно не звонил, что я уже и забыла, что он у меня есть. Погоди минутку, сейчас отвечу и приду
Не поверишь, позвонил старый школьный приятель. Он сказал, что недавно развелся, и все это время втайне любил меня. Хочет встретиться. Как я выгляжу?
Странно. Вернулась прежняя улыбка. И уже морщины не кажутся такими глубокими. Да я еще ничего, оказывается. Спасибо, мой старый друг Вечером расскажу тебе, как все прошло
Цветочек(страшная сказка на ночь)
Он появился в нашем доме на день рождения матери. Подарок от тети Лиды, маминой коллеги по работе. Все знали, как мать увлекается экзотическими цветами, и стремились порадовать ее. Квартира наша больше напоминала оранжерею. Иногда мне казалось, что мать любит цветы больше, чем нас с Антохой. Все время увлажняет и протирает им листья, выискивает новые удобрения, следит за температурным режимом. Нас же кормит наспех приготовленными супами и кашами, даже домашние задания не проверяет. В этом тоже есть свои плюсы. Учусь я не очень хорошо, вернее даже, плохо. Для меня обычное дело пропустить школу и провести время с другими ребятами. Понятно, что из-за этого проблемы с учителями и прочим, но меня это мало беспокоит.
Антохе хуже. Он из кожи вон лезет, чтобы порадовать маму. И оценки хорошие приносит, и в квартире убирает, даже за цветами ухаживает. Ясное дело, что из-за этого он мамин любимчик. Но внимания ему достается лишь чуть больше, чем мне. А с тех пор, как появился новый наш постоялец, мать и вовсе обо всем забыла.
Цветок, конечно, красивый, ничего не скажешь. На пальму похож, с мясистыми игольчатыми листьями и пупырышками на стеблях. Тетя Лида говорила, что он цветет так, что залюбуешься. Но только при правильном уходе. Мать что только не делала, чтобы он зацвел. Бесполезно.7bcf23
Цветок мы с Антохой ненавидели до жути. Я даже в него пепел от сигарет сбрасывал. Конечно, закапывал в землю, чтобы не видно было, а то мать бы убила просто. Месть же Антохи новому детищу мамы была более изощренной. Братуха не поливал цветок, когда мать просила, еще и химикаты туда сливал, которые для других цветов полезны, а для этого наоборот. В этом он спецом был. Наши старания все равно не дали результатов. Цветок оказался живуч. Разве что не цвел.
А с некоторых пор Антохе стали сниться кошмары. Он просыпался с криками и рассказывал, что его кто-то душит. Малец худел на глазах, кожа да кости, смотреть больно. Даже мать встревожилась и, удивив нас всех неожиданной заботой, повела его к врачу. Тот сказал, что у брата малокровие, посоветовал гранаты есть и еще кучу всего. Лечение ни капли не помогало. Антоха продолжал худеть и вскоре ему даже вставать стало трудно. Кошмары не прекращались.