Между прочим, он это почувствовалникогда меня так не ревновал, а тут ну просто взбесился! сообщила она.
Я насторожился и, холодея, спросил:
Что? Что он почувствовал?
Кокетничая, она призналась:
Ну то, что вы мне понравились. Вообще-то он знает, что я балдею от красивых мужчин. Всегда напрягается, если видит рядом такого.
Я растерялся:
Что-то не пойму, вы о ком? О ком говорите?
Да о вас, о вас.
Вы действительно находите меня красивым?
Даже слишком. Для мужчины чрезмерно, поэтому так и рассвирепел мой бедный Вован. Чувствует мою слабость. Знаете, у одного смазливо лицо, у другого длинные ноги, у третьего какая-то необычайная стать, у четвертого в движениях завораживающая раскованность: не идет, а несет себя, небрежно, самоуверенно Короче, в каждом свои навороты, так вот у вас есть сразу все. Глянешь со стороны: супермен, а не просто мужчина. Как тут не обалдеть?! спросила она, после чего обалдел как раз я.
Нет, я знал, что совсем не урод, но за свои сорок пять ни разу не слышал в свой адрес таких дифирамбов. Вообще никаких не слышал, если не считать того бреда, который сегодня несла моя матушка в пароксизме желания женить меня на пенсионерке.
Чувствовал, как в душу закрадываются сомнения. Уж не издевается ли она? Уж не насмехается ли? Кстати, что она мелет? Как мог приревновать ко мне ее горилла-Вован, когда против него я старик: мне сорок пять, а он едва ли не вдвое моложе? Нет, она глумится надо мной!
Послушайте, рявкнул я, мне сорок пять, разве вашему Вовану этого не видно?
Она усмехнулась:
И не ему одному. Никому не видно. Гилям Шоломович! вдруг крикнула она администратору, кивая на меня. Как думаете, сколько лет этому мужчине?
И администратор с пристальным взглядом предположил:
Лет тридцать пять, не больше.
И это при том, что он видел мой паспорт!
Я был потрясен.
Видите как вы, оказывается, молоды. Выходит, всего на три года вас младше Вован, рассмеялась остроносенькая.
Черт! Какая она остроносенькая? Что за слово дурное привязалось ко мне? Просто стыд: чушь какую порю! Где были мои глазасам удивляюсь. Да она же красавица! И почти влюблена в меня! Бедный Вован! Как я его понимаю!
А как вас зовут? спросил я, любуясь ее тонким изящным носом и пухлыми розовыми губами, очень удачно расположенными под ним.
Лидия, смущаясь, ответила она. Видимо было нечто чертовское в моем взгляде.
Лидия? Очень красивое имя. И редкое.
Она удивилась:
Неужели?
Поверьте моему опыту, сказал я, отводя ее подальше от ушей администратора и многозначительно лаская глазами.
Вашему опыту? Надеюсь, он у вас большой? чувственно прошептала она.
Никто не жаловался, ответил я с придыханием.
И ужаснулся своей глупости, и выругался в душе самыми последними словами. Это надо же быть такому дураку: до сорока пяти лет дожил, но так и не научился соблазнять красивых женщин. Никаких не научился.
Однако, деваться мне было некуда: время сильно поджимало, поэтому я сразу предложил:
Может поедем ко мне?
Лидия удивилась:
Как? Прямо сейчас?
А к чему проволочки? отчаянно изображая плейбоя, ляпнул я.
Лидия призадумалась. Судя по всему, предложение показалось ей заманчивым, но были проблемы.
Нет, с горестным вздохом отказала она, прямо сейчас не могу. Придурок-Вован ждет меня в казино. Я ему обещала быть там через час.
Через час? обрадовался я. Мы успеем! Я живу совсем рядом!
Лидия рассердилась:
Успеем? Что?
Я смутился:
Простите, веду себя, как болван.
Она смягчилась:
Не ругайте себя. Сама знаю, что такое настоящая страсть. Ваше поведение простительно, но, к сожалению, я действительно не могу. Вован убьет меня, если узнает, что я уехала с вами. Понимаете, переходя на шепот, сообщила она, за нами возможна слежка.
По моей спине прошелся мороз. Только слежки мне не хватало. И что теперь делать? А-а, была не была, я решил идти ва-банк.
Тогда пройдемте в мою машину, инфернальным тоном попросил я. У меня для вас архиважная новость.
Говорите здесь, возразила она.
Нет, будет лучше, если вы перед этим присядете, заверил я и решительно потащил ее к своему автомобилю.
Она упиралась, но не слишком энергично, поэтому минуту спустя мы оба оказались на передних сидениях моего «Вольво». Как только двери закрылись, я повернул ключ в замке зажигания и категорично выжал сцепление.
Что происходит? закричала она. Вы меня похищаете?
Вынужден это сделать, искренне сожалея, сознался я.
Ах вот как! Но это непросто!
И Лидия произвела попытку открыть дверь, но автоматика в моей машине работала исправно.
Не надо глупостей, воскликнул я. Сегодня вы их немало сделали.
Вы что, маньяк? закричала она.
Должен отметить, она была в панике. Я сжалился над бедняжкой и сказал правду:
Я честный и добрый человек, но, увы, напоил вас ядом. Вы обречены.
Глава 5
Мое сообщение не произвело на Лидию должного впечатления.
Что за чушь? рассердилась она. Ничем вы меня не поили. И сейчас же остановите машину, в противном случае разобью стекло
Она внезапно осеклась и радостно хлопнула себя по лбу:
Ха! Вот я дура! У меня же есть газовый пистолет!
И Лидия полезла в сумочку. Я резко затормозил, с укоризной взглянул на нее и сказал:
Вам бы сейчас о душе молиться, а не баловать с оружием. Я не шучу, в моем бокале был яд. Страшный яд.
Она усмехнулась:
Почему же я до сих пор жива?
Я пожал плечами:
Яды разные бывают: от одних погибают сей же момент, от других
Через сто лет, закончила она за меня и рассмеялась.
Напрасно хохочете. Яд концентрированный, им можно отравить всю Москву. Сам удивлен, что он так долго действует, но наука шагнула далеко Вы и не представляете, что эти химики могут придумать. А если принять во внимание мою теорию, то и вовсе страшно становится. Коль я до такого додумался, то чем же химики хуже? Так что, дорогая, мне не до шуток.
Честное слово, думал, что вот теперь-то Лидия начнет волосы рвать на себе, она же лениво поинтересовалась:
Вы что, ученый?
Да, профессор и теоретик, доктор наук. Три месяца в году читаю лекции в Оксфорде, остальное время посвящаю своей теории.
Я вам не верю, заявила она.
Не верите, что я профессор или что я теоретик?
Да нет, что в бокале был яд. Зачем вам, такому, травиться?
Какому «такому»?
Благополучному.
Я снисходительно посмотрел на нее:
Откуда ты знаешь, девочка, о моих бедах. Причины у меня веские, уж поверь.
Лидия тряхнула челкой и заявила:
А я не верю!
Ах, не веришь! Не веришь! воскликнул я и, горячась, достал из кармана пустой флакон. Вот! Вот, потрясая флаконом, вопил я, не веришь? Не веришь, а здесь был яд, а теперь, видишь, видишь, пусто
Это смешно. К столько слабому и неубедительному аргументу я прибег от отчаяния, однако подействовал на Лидию именно он. В глазах ее появился испуг.
Так это правда? Правда? залепетала она и залилась слезами. О, боже! Боже!!! Как вы жестоки! За что? За что вы меня отравили?
Случайно. Мне очень жаль, оправдывался я, но в конце концов разозлился и закричал:Никто тебя, девочка, не просил хватать мой бокал! Сплошные у меня от тебя неприятности! Думаешь, счастье большое тебя тут катать?
Но мы же никуда не едем, всхлипывая напомнила она.
Потому что ты угрожаешь, тратишь зря драгоценное время.
В глазах ее появилась надежда:
Куда вы меня везли?
Я смутился и, пряча черные мысли, солгал:
Вез вас спасать. В моем доме есть противоядие
Лидия ахнула и закричала:
Так почему мы стоим?! Скорей везите меня туда! Скорей! Скорей! Умоляю!
* * *
Несмотря на то, что я действительно жил совсем близко, Лидия все же успела мне запарить мозги. В подъезд я влетел, как угорелый, волоча ее за собой, совсем забыл, что надо было для конспирации сначала подняться в квартиру самому, а потом незаметно впустить Лидию. Зачем соседям знать кто у меня в гостях.
Просто чудо, что мы никого не встретили.
Едва мы вошли в квартиру, как Лидия завыла о своей загубленной жизни.
О, как я несчастна! Как мне не везет! причитала она.
Я ее попросил:
Пожалуйста, кричи потише. Соседи могут услышать тебя.
И что за диво? изумилась она.
В моей квартире почти не бывает женщин, а те, которые бывают, не кричат. Соседи подумают черт-те что.
Лидия отмахнулась:
Да ну, все правильно они подумают.
Я метнулся к холодильнику (там у меня хранятся лекарства), извлек с полки пузырек корвалолу и все содержимое вылил в бокал, добавил туда настойки пустырника, валериановых капель, подумав, плеснул полбутылки касторки. Для убедительности. И кое-чего еще, может просто воды, может соку или растительного масла.
Когда поднес Лидии эту жуткую смесь, она отшатнулась:
Что это?
Противоядие. Пейте быстрей.
Она понюхала и, глядя с подозрением, спросила:
А почему оно пахнет корвалолом?
По качану! рассердился я. Откуда мне знать, что тут фармацевты нахимичили? Пейте скорей, дорога каждая секунда!
Лидия испуганно тряхнула челкой, зажмурилась, брезгливо зажала нос и залпом опорожнила трехсотграммовый бокал. Я был восхищен: сам бы под расстрелом эту гадость не выпил бы.
А Лидия выпила и прилегла на диван помирать.
Ох, стонала она, выворачивая наизнанку мне душу, что-то плохо, совсем плохо, видит бог, все хуже и хуже.
Девочка моя, потерпи, скоро противоядие начнет действовать, уговаривал я ее, нервно поглядывая на часы и отмечая, что теперь-то бедняжка скоро умрет: двести граммов касторки, плюс болтушка из карвалола, валидола и пустырника и т. д. и т. п. это что-то! Я бы точно не выжил
Однако, умирала Лидия как-то настораживающе долго. Я отнес ее в спальню и рискнул позвонить матери.
Мама, я насчет яда. Ты не в курсе, он быстродействующий?
Мать поняла меня с полуслова.
Как раз нет, охотно пояснила она, в том-то и дело, что первое время не действует совсем. Как бы не действует, а сам тайно ведет свою разрушительную работу.
Я в панике бросил трубку и помчался в спальню смотреть на Лидию. Она лежала на моей кровати, свернувшись калачиком и держась за живот.
«Бедная девушка, горестно подумал я, такая свежая, такая красивая, а внутри нее уже идет разрушительная работа. Катастрофа!»
Лидия заметила меня и сказала:
Мне кажется, я умру.
Я рассердился:
Глупости. Ты будешь жить, ты молода и красива.
Нет-нет, покачала головой она. Противоядие не работает. После него мне стало еще хуже.
Вдруг она приподнялась и спросила:
Вы правда считаете меня красивой?
Я хотел ей ответить, но запищал телефон. Звонили из агентства.
Билеты заказывали? спросил механический (то ли женский, то ли мужской) голос.
Да, да, заверил я.
Один билет на автобус?
Да, один билет на автобус.
Все. Ждите. Завтра вам принесут.
И голос исчез, вместо него раздались гудки.
Лидия, а она, приподнявшись на локтях, напряженно вслушивалась в разговор, сразу откинулась на подушку и спросила:
Зачем вам автобус? Вы же хотели умереть?
Это я позже захотел, после того, как заказал билеты, понимаете, начал оправдываться я, но она меня оборвала:
Да ладно, какая теперь разница. Я умираю. Вместо вас.
Схватившись за голову, я нервно забегал по комнате, приговаривая:
Как глупо, как глупо все получилось
Лидия попросила:
Не надо, не корите себя. Это судьба. Кому суждено утонуть, тот не сгорит. Значит пришла моя пора, а не ваша. Лучше присядьте на кровать, ко мне поближе.
Я присел и погладил ее по волосам. Она остановила мою руку и спросила:
Как вас зовут? Мы до сих пор не познакомились.
Почему же, я знаю как вас зовут, а меня зовут Роберт.
Вас зовут Роберт? удивилась она.
Да, меня мама так назвала.
В честь Роберта Рождественского?
Я пожал плечами:
Не знаю. Никогда ее об этом не спрашивал.
Почему?
Мама не терпит, когда ее перебивают.
Лидия вздохнула:
Да, все женщины любят поговорить, но это не всегда плохо.
Согласен, кивнул я.
А зачем вам автобус? спросила она.
Хотел уехать в деревню.
В деревню? Зачем?
Работать, ответил я, собираясь этим и ограничиться, но вдруг меня понесло.
Все, накопленное в душе годами, выплеснулось вдруг на эту бедную, умирающую девушку. Уже позже я понял, что так откровенно можно разговаривать только с человеком, не собирающимся задерживаться на этом свете. Я рассказал ей про все: и про свое одиночество, и про то, как оглушающе тихо и убийственно тоскливо в моей квартире, где годами не бывает людей. Пожаловался на друзей: они слишком редко ко мне заглядывают. Пожаловался на ту рыжую девчонку, которая испортила мне жизнь: видеть ее в своих снах, а потом бесконечно искать в других женщинахеще то испытание. Пожаловался на работу: теоретики и философы обречены на затворничество. Они дичают, месяцами не видят людей, если, конечно, крепко работают. Поеду в деревню, там буду не один: там будут петь мне птицы И там не будет Светланы, исчезнет соблазн ей позвонить
Короче, когда мой крик души коснулся заветного: желания иметь сына, Лидия притянула меня к себе и прошептала:
Вы романтик.
Видимо, да.
Как жалко, что я не мужчина.
Я опешил:
Почему?
У меня был бы шанс что-то оставить после себя, например маленького человечка.
По той же самой причине всегда завидовал женщинам, признался я. Женщина независима, она сама может родить себе ребенка, ей плевать на мужчину. Мужчина этого не может. У него очень мало прав, здесь он целиком зависим от женщины.
Многие не жалеют об этом, заметила Лидия.
Но я страдаю. Я хочу ребенка, но не уверен, хочу ли жену. Моей женой должна быть только та девчонка с коленками, другой я не вынесу. А ее нет. Поэтому хочу жить холостяком и растить ребенка. Любая женщина может себе это позволить
Роберт, ты чудный, чудный человек, восхищенно прошептала Лидия, медленно расстегивая пуговицы на моей рубашке.
«Что она делает? столбенея, подумал я. И как мне себя вести? У нас почти двадцать лет разница»
И тут меня словно током пронзило: «Черт, девушка умирает! Это же у нее в последний раз, так о чем же я, болван, думаю?»
Руки мои засновали по ее тонкому гибкому телу, отшвыривая в сторону то жилетик, то блузку, то маечку, то
В ладонь упала ее тяжела грудьгорячая волна окатила мое тело. А руки засновали еще быстрей: как много на женщинах одежды И все на каких-то крючках, кнопочках
Это было сумасшествие, по-звериному страстное и головокружительное, сладкое, казалось, самое сладкое в моей жизни
Впервые я занимался любовью с совсем незнакомой женщиной. И впервые мне было так хорошо. А может и не впервые, и то и другое: чего не бывает в юности? Разве все упомнишь?
Но дело не в том. Испытывая острое наслаждение и вслед за ним ощущение бесконечного счастья, я тут же почувствовал невыносимую душевную боль: она умрет!
Скоро! Совсем скоро!
Я могу жить, жениться, потрясать мир своими открытиями, рожать и воспитывать детей
Черт возьми, я могу родить сына!
Кроме блажи мне ничто не мешает, а она умрет! Умрет из-за меня, из-за моей слабости, глупости
О, как я себя ругал.
Еще одна беда на меня свалилась.
Сколько их предстоит пережить за этот день?
Глава 6
Я долго лежал, цепенея, пока она не убрала с моего плеча свою голову. Убрала, откинулась на подушку и простонала:
А теперь и умереть не страшно.
Это было последней каплей. Я чмокнул ее в щеку, шепнул «скоро вернусь» и вылетел из спальни. Одной рукой накидывая на ходу махровый банный халат, другой схватил трубку радиотелефона, торопливо набрал номер матери и спросил:
Как долго ведет свою разрушительную работу этот твой яд?
Мать, не задумываясь, выпалила:
Пока ядоноситель не заразит всех мышей или тараканов.
Я оторопел:
При чем здесь мыши и тараканы?
Ну как же, поразилась мать, они же мне надоели, сволочи. Лезут со всех щелей и особенно от соседей.
Мама, я говорю про яд!
И я про то же. Потравить бы их всех разом: и тараканов, и мышей, и соседей, чтобы не мешали мне жить. Но (какая беда!) ограничусь мышами. И тараканами. Соседей придется исключить. Из гуманизма к человечеству. А жаль.