Сейчас время повернулось вспять, и мужчина не был намерен возвращать его на круги своя. И интересовала его нынче только Каена.
Ты не победишь, усмехнулся Рэн.
Теперь, пожала плечами Каена, ты не сможешь самовольно пересечь границу.
Мужчина молчал некоторе время. Теперь думалось даже, что и приходить сюда было глупо, разве что накормить довольную нынче Равенну. Каена смотрела ему в глаза, не отрываясьсловно пыталась перерезать горло одним только взглядом. Но она не могла взять в руки кинжал и повторить действия собственных мыслейпросто не способна была на это решиться. И на губах Рэна появилась странная, несвойственная ему улыбка.
Он протянул руку, касаясь скулы королевы, поднял её головубыл гораздо выше, пальцами, придерживая за подбородок. Она не дёрнулась. Не проронила ни единого приказа.
Я смогу, Каена, промолвил он. Всё, что я пожелаю.
Нет, ответила хриплым, севшим голосом королева. Ты не сможешь. И если ты намереваешься спасти девчонку, то знай, у тебя этого не выйдет.
Разумеется, кивнул он. Но я не верю в вашу искренность, Ваше Величество.
Он отпустил её, и Каена содрогнулась, словно от удара плетью. Она хотела воскликнуть, отдать какой-то приказ, но не была в силах это сделать.
Равенна спрыгнула с алтаря. Не осталось больше и следа от трупа, и последние капельки крови она успела слизнуть с каменной поверхности.
Руны утром будут неактивны. Этой ночью Каена больше никого не пригласит.
Ваше Величество, промолвил он, приятного сна.
Если нарушишь заветпожалеешь.
Однажды я уже нарушил, ответил Роларэн. И пожалел об этом не один раз. Но Златая Охота не возбраняет победу.
Только в счёт казни Охотника.
Я надеюсь на это, Ваше Величество. Мне и вправду давно уже пора покончить со своей вечностью. Не полагаете ли вы, что это может быть причиной посягательства на трон?
Каена не ответила. Личность королевы священна. И всех, кто приближен к королеве, всех, в котором течёт святая кровь новой династии. Всех, кто занимает рядом с нею местона парном королевском троне, давно сожжённом. Король мёртв, да, но кто мешает ей найти нового?
И у Роларэна давно было власти куда больше, чем ему хотелось бы это признавать.
* * *
Год 120 правления Каены Первой
Прямой удар. В бокслева. И резкий обманный выпад в лучшем классическом стиле. Нападение. Защита. Атака, острая, словно лезвие меча. Полуоборот, взмахчтобы отсечь голову. Добивает, вонзая в тело противника клиноктак, чтобы пробило насквозь.
Тогда он открывает глаза.
Противника в луже крови нет. Это правила боякто не умрёт в Академии, тот умрёт за её стенами. Бой до смерти; он ищет труп или того, за кем позовут Мастера, дабы попытался вернуть к жизни то, что осталось от тела, но ничего нет. Его партнёр по бою стоит в метреон ровно дышит, кажется, даже не ступал ни шагу.
Единения с мечом всё ещё нет. Тяжёлый двуручник тянет к земле, и даже у самого великого силача однажды заноют руки.
Прямой удар. На поражениепотом наискосяк, чтобы перерубить прямо по невидимой генеральской перевязи, которой не должно быть ни на чьём плече в Академиии нет. Они тут всё без званий, есть те, кто опытнее, есть те, кто не тренировался вообще.
Он чувствует, как должна хлестать чужая кровь. Теперь он знает, где стоит его противник.
Чужая шпагапротив меча, подумать только, какая глупость! взмывает в ударе, прорезает насыщенный болью и ненавистью воздух и оставляет резкую, остроконечную "М" на груди.
Конечно, этот зигзаг только походит на "М". Куда больше он схож с неизвестной эльфийской руной, и противник отступает на шаг, вновь опуская собственное оружие. Шпага не прячется в ножны, её лезвие орошено кровью. Шпага словно живая.
Он нападает. Тяжёлый двуручник начинает тянуть к земле. Короткий, быстрый укол, удар по запястью, и оружие уже невозможно удержать в руках. Он в последний раз делает выпад, от которого не уйти живому человеку, но противник отклоняется, выворачивается, изгибается, будто не человек, а змея.
И переходит к следующей жертве.
Ихмного. И сначала они выбирают оружие и по очереди подходят к нему. Он не измучен. Он не устал, словно этот бой начался только мгновение назад. Лёгкая шпага то и дело прячется в ножны, да и дышит он подозрительно ровно. Можно даже подумать, что он не способен проиграть и вовсе, что это не человек дерётся, а иллюзия.
Следующий противник хватает кинжалы. Они для него привычны, они для него знакомы с самого детства. Он пытается напасть, ударить в плечо, поразить цельсердце, но не может. Шпага обращается в серебристое пятно перед глазами; пляска с кинжалами заканчивается полётом, раненный отступает, зажимая ладонями рану.
Благородство теряется. Они, как рассказывают на занятиях, окружают противника со всех сторон и пытаются напасть одновременно. Мужчина оказывается в кольце, руки у неговсего лишь две, но он не дерётся. На губах застывает издевательская улыбка, оценивающий взгляд скользит по каждому из них, а послевсё вновь приходит в движение.
Он отбивает удары быстро и метко. Выбивает оружие, бьёт не насмерть, но по рукам. Противники дерутся до первой смерти, ондо первой крови, не гнушаясь подходить сзади. Он слишком гибок и, кажется, способен вывернуться от любого ударакогда столкновение кажется неизбежным, в последнее мгновение, под неистовый противничий рык, под вскрик, подобный больше чёрноперой птице, чем человеку, уходит в сторону.
Чужие мечи сходятся на равных условиях. Руки застываютсмертельный удар своего для своих. Он выскальзывает из кольца, не давая им успеть понять, что противника больше нет, и оставляет наедине с собственным тихим, таинственным сражением. Он оставляет их умирать.
Когда они понимают, что врага больше нет, круг замыкается кровью. Свои убивают своих. Иллюзия прыгает по каждому из присутствующих, онне смеётся, не развлекается, он просто выполняет методично свою работу.
Последний держится дольше всего. Противник не устал, противник вложил достаточно силы в его обучение; он так же гибок, его оружиетоже легко, не выпадает из рук при первом же ударе. Он защищает свои рукине так умело, но всё же. Он умеет уходить от удара, а самое главноепервые несколько минут он и вправду выдерживает бешенный смертельный танец.
В какое-то мгновение им всем почти кажется, что он победил. Противник увлечён, противник тратит своё время на линию защиты, позволяя подойти им всем со стороны, противник открывает спинуно когда в неё наконец-то летит кинжал, уходит в сторону, подставляя тонкому лезвию своего врага.
Тот не сдаётся. Силы уходят быстрее, но он вынослив; он так же гибок, как и тот, что убилубил бы, целые два десятка. Умереть в стенах Академии или здеськакое это имеет значение?
Ученик бессилен. Он сознаёт это, но не теряет быстротыи в тот миг, когда он понимает, что враг ему не под силу, что ему не остановить чужую мощь, вместо того, чтобы сбавить темп, вкладывает всю свою скорость, всю гибкость в последний выпад.
На груди противника виднеется тонкий разрез на рубашке, несколько капель крови орошают алебастрово-белую кожуа после порез затягивается и превращается в длинный, но почти незаметный вертикальный шрам. У парнясильное ранение на плече, но шпагу он не отбрасывает в сторону, а, выдохнув, опускает в ножны.
Рука недавнего врага ложится на рану, тонкие серебристые искринкине эльфийская, та златая, а неизвестная магия быстро затягивает порез, оставляя в напоминание о том, что он здесь был, только лёгкий зуд в плече.
Мастер выпрямляется.
Эльфа ранить может только эльф.
Встать! голос его громогласен, ни капли жалости в нём нет. Можно подумать, что дать Мастеру всю Академиюи он убьёт каждого, и Фирхана в том числе. А потом тратить целительские способности на это не будетпусть лежат все в крови, если они не умеют учиться. Если позволяют себе забывать его главные уроки.
Но, Мастер
Он хмыкнул. Имя в устах лучших фехтовальщиков Миро звучало как-то дико и грубо; ему нравилась скорее лёгкая эльфийская напевность, не потерявшаяся в фразах Рэ. Тот только потирал плечоо магии, разумеется, умолчал, своих сокурсников исцелять не бросился. Время лечит и учит; первого сражения с Миро мальчишке хватило для того, чтобы понятьнет, что сострадание для негосмерть. А сражения с Мастером показали, куда именно надо тратить всю силу, что в нём есть. Даже если этой силы несравнимо больше, чем та доля, которую он позволяет себе продемонстрировать остальным.
Встать! повторил мужчина. Сегодня у меня должен был появиться двадцать один новый шрамот каждого из вас! Но почему-то я вижу только один. Вы сражаетесь парами, вы благородны и ждёте, пока ваш противник вырвется из лап одной смерти и упадёт в другую. Вы глупцы! Так сражаются эльфы. Ранить эльфа может только эльф. Только эльфдаже вашего сборища будет слишком мало, чтобы дотянуться лезвием до его плеча. Так почему же я не вижу ваших разочарованных лиц?
Вы не эльф, первый попытался встать, но ноги подкашивались. Бой казался короткимно кровопотери и время умеют путать друг друга. Мастер только щёлкнул пальцами, словно показывал, насколько ему наплевать на чужие стоны и глупую, бездумную и бессмысленную боль. И на высказывания вроде того, что прозвучало мгновение назад.
Тогда почему вы сейчас все "мертвы" по нашему условному знаку? сухо спросил он. Не все, скажете вы? А вас бы в бою грело то, что Рэ единственный из двадцати одного человека остался в живых?
Громадина Тони поднялся. Остальные всё ещё лежали, бормоча не наполненные волшебством заклинания. Кровь остановиласьно их ли это было дело?
Кто-то покосился на Рэ. Наверное, ожидали командной работы, что парень бросится к израненным товарищам и примется исцелять, одно за другим, их бесчисленные ранения. Мастер стоял и ждал, пока все они встанути ждал ответа. Не только от кого-то одного, под аккомпанемент потустороннего шипения. Мужчина жаждал узнать их слова, их души, их правду, ту, которую им хотелось бы скрыть. В душе человека слишком много гнили.
Господин Миро учил нас по чести, прохрипел Нэжитот самый, с кинжалами. Мастер быстро обернулся, так, словно почувствовал вражеское движение, а после криво усмехнулся.
Если бы с вами сражался эльф, у вас всех, по чести, не было бы шансов, сухо отметил он. И если вы продолжите слушать только господина Миро, то, возможно, умрёте быстро.
Какая разницабыстро или медленно? Если суждено умереть, так уж лучше сразу, хмыкнул Громадина Тони.
Мастер отрицательно покачал головой. Взгляд его на миг стал каким-то задумчивым, потерянным, и он только кривовато улыбнулся.
Если вы выживаете лишний час, лишнюю минуту, даже лишний миг, у вас есть шанс. Шанс подняться, спастись, убежать. Всё на свете лучше смерти.
Даже предательство? зло хором спросили ученики, будто бы и не говорили мгновение назад о чести и не слышали его вечный завет.
Для вас, людей, да, он пристально смотрел на Рэ. Все вон. К лекарю. Ты, он кивнул парню, останься.
Ученик не посмел ослушаться. Он застыл почти без движения, только ветер, прорывающийся сквозь раскрытые окна, изредка трепал светлые волосы. Мастер дождался, пока выйдут всеи захлопнул дверь за ними. Повернулсяв излишне худом, нескладном пареньке не таилось ни капли силы. Он смотрел на него, словно пытался прочитать, а не мог, путался и сбивался с ритма, сходил с ума в моменты, когда надо было присмотреться.
Прежде Рэ был такой чёткой картинкой Но с каждым днём их сближения, с каждым новым оттенком ученичества Мастер видел всё новые и новые слоисловно на одном холсте то и дело изображали новую картину. Старое затирали, прятали, вытаскивали наружу нечто неизвестное и давно забытое, его выдавали за истинуэту чужую, основанную на воспоминаниях ложь.
Ты, однако, многому научился, отметил Мастер.
Благодаря вам.
Рад слышать, что хоть кому-то в этой Академии пригодились мои знания, усмехнулся мужчина. Он толкнул ногой тяжёлый двуручник, отбрасывая его с пути, добрался до стены и провёл пальцами по невидимому узору, намеренно не доводя линию до конца.
Вы им солгали, промолвил Рэ. Когда сказали, что так сражаются эльфы. Правда ведь?
Отчасти, вздохнул Мастер.
Разве эльфы так идеальны? спросил парень. Мне всегда казалось, они вырождаются. Они становятся едва ли не хуже людей, превратились в замкнутую систему, заперлись на маленьком клочке своего Златого Леса и постепенно вымирают. А вы говорите, что эльфы способны разрушить целые отряды
Мы с тобою говорим о разных эльфах. Те, которых я знаю, были непобедимы.
И много их осталось?
Боюсь, нет. Может быть, всего одини у того слабостью служит маленькая, крохотная зеленоглазка. Улыбчивая девочка, запутавшаяся в далёком-далёком прошлом, голос Мастера звучал мечтательно.
Рэ отступил на шаг назад. Он не хотел видеть, как мужчина возьмёт в руки традиционное эльфийское оружие; чужое эльфийское оружие. Мастер должен был бы касаться к нему только в перчатках, иначе это следовало величать самоубийствомруки светились волшебством, и он всё никак не мог решиться. Мастера ничто не держало на этом свете. Рэ казалось, что однажды он придёт и увидит своего мёртвого наставника, бездыханногои тело его давно уже остынет к тому моменту, как ученик наконец-то соизволит его обнаружить.
Не умирайте, прошептал Рэ. Я не выдержу.
Я вполне здоров, с чего мне умирать? рассмеялся Мастер. Говоришь, другие эльфы? Иди, дорогой. Иди.
Рэ послушно кивнул и выскользнул за дверь. В его взгляде почти что светилась благодарность. Но Мастеру самому стало не по себе. Он отступил от таинственного узора, заслонявшего волшебную палицу, не посмел к ней прикоснуться. Или, может быть, просто не пожелал этого делать. Вздохнул.
Да, Рэ был совершенно прав, эльфы изменились. Он помнил всемогущие, и тени их блуждали, пугая всех, по человеческим королевствам. А истинные эльфы, нынешние жители Златого Леса, стали просто пустой, слабой, бездумной тенью Но в том ли была суть?
Нет. Эльфы и правду существовали разными. Рэ не ошибся. Но откуда он мог об этом узнать?
Мастер только усмехнулся и тихо хмыкнул. Разве это было так важно?
Глава девятая
Год 117 правления Каены Первой
Златая Охота собирала на улицах не только всех жителей столицы. Она будто бы вызывала из глубин каждого покаянного эльфа, притягивала сюда всех, кто только посмел однажды попасться на глаза Её Величеству. Кто-то выдыхал с облегчением, радуясь, что этот день не станет приговором. Кто-томысленно ставил ставки на победителя, пусть они нигде официально не свидетельствовались. Сам азарт полыхал в эльфийской крови, подталкивая победителей и умертвляя проигравших. Эльфы редко рисковали прежде, до того, как начали умирать вечные, но теперь, однако, им точно было нечего терять.
Жертвы проходили по своеобразному пути покаяния только однажды. Пламенные угли они вряд ли пережили бы, сейчас всё заменила магия. Они умрут там. В котле. В Златом Лесу, где охотник с огромным желанием, с жаждой к победе рванётся за своей жертвой.
Шэрра знала, что ещё двое из дворца, приговорённых к Охоте, покончили жизнь самоубийством. Слабость. Глупость. Зачем убивать себя своими руками, если можно дождаться королевского приказа? И так умрут на Охоте. Почему бы не насладиться жизнью последние несколько минут.
Она зажмурилась. В комнатушке, которую ей выделили для подготовки, было тесно, душнои она чувствовала, как изнутри давит магия. Магия, которую она не выпускала уже столько времени, магия, сжатая в груди и бьющаяся в унисон с сердцем. Трудно остановиться, когда некуда бежать, верно? И её волшебство, как и сама Шэрра, мечтало о свободе. Необученное, пустое
Если она проявит магию, её уже ничто не спасёт. Но и так Некому. Нечему. Некуда. Королева Каена подписала ей смертельный приговор, когда отдала на растерзание Златой Охоте.
Но там есть шанс победить. Даже королева об этом говорила. Иллюзорный. Неощутимый. Даже если она и не знает, кто за нею будет бежать. Эльфы не знают пощады. Но эльфы не знают лжи. Очевидно, королева Каенаэльф лишь наполовину.
На вторуюпросто чудовище.
Шэрра коснулась простой одежды"для охоты, чтобы бежать было легче". С одной стороны, можно было встретить смерть не спиной, а лицом. Даже если и с завязанными глазами. Но это означало сдаться.
Она не собиралась сдаваться.
Дверь тихо скрипнула. Она не обернулась, подумав, что это могли быть смотрителиа кто ещё? Проводить её на казнь, даже если это официально величается какими-то там играми. Что может быть веселее?
Я ещё не одета, сухо отрезала она, стараясь сделать вид, что не чувствует пристального взгляда. Платье было слишком откровеннымв стиле королевы Каены, со слишком глубоким вырезом на спине. Сегодня она избавится от всей этой пошлости, сегодня ступит на Пылающий Путь, если будет нужно, сегодня промчится под сенью ночи по Златому Лесу, и либо её Охотник, либо Твари Туманные растерзают хрупкое девичье тело на мелкие кусочки.