Покуда светит солнце, сказал он, говорили вы. Покуда текут реки, уверяли. И нападалиночью, когда солнца не видно и зимой, когда реки скованы льдом. Йорх не рожден в Песнях Ветра, он видел людей и раньше. Он знает, что солнце светит ночьюв иных краях, реки текут и подо льдом. Так уже было раньшес другим кланом.
Я знаю, кивнул я, ты из Небесного пламени. Все егеря знают.
Странный огонек мелькнул в глазах пленённого верга, потом он закрыл глаза и мотнул головой.
Жаль, я не знал. Теперь неудивительно, что вы победили шерхуони хоть и способны любого убедить, что чёрноеэто белое, но даже они неспособны сами верить в это.
'Шерху'вержья калька с 'шельхалу'самоназвания вольпов. Это я понял, но дальшеЯ подумал, что мое знание вержьего меня подвелоясности последняя часть фразы не добавила ничуть. Поэтому я решил зайти с другой стороны.
Если ты заботился о сохранении чести клана, то почему вожди остальных кланов не делают, как ты?
Йорх открыл глаза, фыркнул.
Другие вожди верят вам. Они не видят в сплетённой вами игре теней очертаний смертельной угрозы. Они полагают, что ценой своей чести они могут спасти жизни клана. Но не Йорх! Он видел вашу цель, чуял ваши намерения. Йорх слышал ваши мысли. Клан был обречён, как и тогда, три лета назад. Мы могли уйти, сохранить жизнь и потерять честь. Мы могли напасть на вас, потерять жизнь и потерять честь. Йорх выбралсохранить честьи свою, и клана.
'Хорошо б, все верги так начали делать', - подумал я тогда. Да и после, вспоминая, склонялся к тому же. Ну ведь глупость же несусветнаяотправить весь свой клан навстречу смерти во имя сохранения 'чести', даже не спросив мнения соклановцев. Даже не глупостьпреступление! Если бы я сделал такое (хотя я и представить себе не могу причин, побудивших меня сделать что-то подобное) я бы и дня с этим прожить не смогсам бы на себя руки наложил. А Йорх вполне спокойным выглядел и в правоте своей уверенным. Вообще, я способен оценить благородство. И себя считаю вполне честным человеком. Идея пожертвовать своей жизнью (ну или честью, раз уж на то пошло), чтобы спасти жизнь другихмне понятна. Нопожертвовать чьей-то жизнью, чтобы спасти его честь!? Это выше моего понимания настолько, что просто беситдумать об этом спокойно не могу. Наверное, поэтому тот эпизод; та, ничем особо не примечательная чистка, всплывает в моей памяти мне чаще обычного. И, в последнее время, вспоминая удаляющуюся под мерный скрип колёс повозку и спокойный твёрдый взгляд сидящего в клетке верга, я начинаю подозревать, что главную цель его интриги я тогда упустил. Разговаривал я и с другими егерями, в той чистке участвовавшимивыходило, что многие из них тоже её запомнили и тоже не раз в своих мыслях к ней возвращалисьтак уж мы выучены, что непонятое всегда нас беспокоит и не дает о себе забыть. Не я один задавался вопросом 'что же это было?' и не я один нет-нет да и ощущал в своих собственных деяниях влияние того поступка старого вождя. Наверное, это уже параноя и я становлюсь чересчур подозрительнымскорее всего, Йорх был просто чересчур принципиален и не слишком умён. Или же придётся признать, что верг (каковой просто обязан быть не сложнее железного прута) оказался способен переиграть нас так, что мы этого и не заметили. Посеять в умах врага зёрна сомнений в собственной правотедорогого стоит.
* * *
Удача изменила нам на границе Бельгики. Наверное, не стоило на лошадей садиться. Но, без проблем пройдя всю Аквитанию, я решил, что преследователей нам удалось оставить в недоумении и направление нашего бегства им неизвестно. А раз так, то чем быстрее мы покинем Империю, тем лучшекаждый проведённый в её границах день увеличивает шансы быть замеченным чьим-нибудь зорким взглядом, за которым не замедлит последовать серьезная облава. Ну и еще одна причина у меня была поторопитьсяслежку за собой я чуял. Практически с первого дня, как мы Гаронну переплыли и на север наладились. Причемочень качественную слежку: мне так даже не удалось все соменения рассеятьдействительно ли следят за нами, или просто нечистая совесть мне спать не даёт. Крюк, на свой след выходя, раз десять делал, петли на тропе настораживал, зерна за собой рассыпал, чтобы по спугнутым птицам преследователя засечьвсё тщетно. Если кто меня и тропил, то делал это настолько хорошо, что не так уж много вариантов осталось, кто бы то мог быть. Либо егерьодин из лучшихлибо бестия. Но в любом случаев одиночку. Первый вариант я на третий день отбросилесли б то егерь был, мы бы уже вдругодень на своей тропе пару скриттур, нас поджидающих, обнаружили. И чем больше я над этим размышлял, тем больше мне вспоминалась залитая мягким утренним светом улица и человекоподобная тварь, убегающая по ней огромными неслышными прыжками. Потому что те два-три раза, когда мне казалось, что я вижу чьи-то следы рядом со своей недавней тропойэто никак не могло оказаться отпечатками лап.
Так что обчистил я ночью чей-то небедный дом на окраине Цены, став богаче на шестьсот сорок драхм. Триста из них тут же утром и потратил, купив двух лошадей. На разных рынках, по-разному одевшись, по одной отводя их в лес. Результат не замедлил сказатьсяпо Аквитании мы пробирались почти месяц, а Кельтику пролетели за три дняв сумерках, ночами, по глухим тропам, где если кто и попадётся встречь, то в последнюю очередь подумает о том, чтобы к закону обратиться. Но, видимо, кто-то нашёлся.
Подстерегли нас грамотно. Чуял же я, что не стоит при свете дня на дорогу носа казать, да Эйнар меня переубедил. Не на пустом месте переубедилнадо нам было только с пару миль по открытому проскочить, а потомлес до самой Секваны (да и по другому берегутоже). И время-то раннее: едва-едва рассвет бледной голубизной небо окрасил, да алой каймой лежащие над горизонтом облака подчеркнул. На дорогу нашу село околицей выходит, так с него ни единого звука не слышнопервые петухи еще спят, голову под крыло засунув.
Ну, мы и рванули.
Пролетели окраину села, небольшой открытый участок, потом справа под дорогой чахлый заболоченный лесок начался. Торчат из чёрной воды серые голые стволы вперемешку с редкими кустами, да исковерканными больными деревцами. Вот воды справа поменьше стало, лес на лес походить начал, еще полмилизагустеет, дорогу накрыв, налево расползётся, а заодно и нас от глаз посторонних скроет. Я уж решил, что проскочили, да ошибсямелькнулась мне какая-то возня в кустах, мимо которых мы на полном скаку летели. Мелькнулась, да позади осталась, но я повнимательней к поджидающей нас спасительной тени пригляделся и лошадь осадил. Обернулся назад, предупреждая уже готовый сорваться с губ Эйнара вопрос, сказал коротко:
Засада.
А уже и без слов понятновон, выбираются на дорогу в паре версов за нами четверо нет пятеро типов с арбалетами в руках. Бросил быстрый взгляд в сторону лесатак и естьтрое конных, лошадей нахлёстывают, торопятся мышеловку поскорей захлопнуть. К лукам сёдел с обеих сторон опять же арбалеты приторочены, поклясться готовуже снаряжённые и взведённые. Грамотно, что говоритьтем, что справа в засаде сидели, наверняка полагалось еще из кустов нас болтами угостить, вот только они нас явно прозевали. Но автор плана такую возможность предусмотрел. Сейчас подберутся с обеих сторон поближе и перестреляют, как хорьков в канаве.
А вот хер вам!
Твои те, что от леса скачут, бросил я Эйнару, кобылку свою разворачивая, у них по два арбалета взведённых, подберись поближе. Конем прикрывайся.
Что-то проворчал в ответ Эйнар, но я уже поднял лошадь в галоп и его не услышал.
Зашевелились, лихоимцы, арбалеты повскидывалино без суеты, спокойно, некоторые даже с ленцойтак куда торопиться, мне еще секунд пять до них скакать, а я у нихкак на тарелочке. Ну, это они так думают. Я же сейчас не думаю ни о чёмнекогда. Я всю ситуацию в голове держу, каждый звук и каждое движение вокруг примечаю. Вот воздух, тягучий и густой, как вода, шевелит конскую гриву и поглаживает её прядями мою щеку (я пригнулся, чтобы выцелить меня сложнее было). Вот'ток-ток тц-ток-ток'цокают копыта лошади, подкова на левой передней ноге расхлябалась и болтается. Двое арбалетчиков уже меня выцелили, но стрелять не торопятсяколеблются. В глазах у них недоумённое ожиданиеспросишь, 'чего ждешь?'и не ответит, потому как сам не знает: никто не стреляет, команды нет, а по собственному почину стрелять не привык. Вот выстрелит кто первыйэти в тот же миг тетивы поспускают. Не профессионалыте бы вразнобой стреляли. Да и вообщешваль, отребье. Отдетыкто во что, а у крайнего слева аж босые коленки сквозь прорехи штанов сверкают. Лесные братьявот кто эторазбойники, то есть. Теперь-то понятно, почему их так малокто с егерями знакомый постеснялся бы восьмером только засаду на меня городить.
Поднял свой арбалет тот из разбойников, которого я в наиболее опытные определилнаёмник бывший, похоже. Сказал бы, что легионер, но не жалуют в армии арбалеты. Так чтонаёмник. Удачный выстрел в его глазах прочитался раньше еще, чем он приклад к плечу приложил, и я, не медля, завалился вправо, поводом морду лошадиную изо всех сил перед собой заворачивая, и правым же шенкелем ей повернуть не давая. Всхрапнула кобылка, с галопа сбилась, пошла боком и тут жефьютьпосвист над головойодин болт выше прошёл, но один, только один! Задергалась на ходу лошадь, завихляла и грянулась оземь, заходясь в истошном не ржании дажекрике, почти человеческом. Я же еле успел в последний момент с правой ноги стремя стряхнуть и из седла выпрыгнуть. Перекатился, встал на колено. Тотопытныйуже успел арбалет взвести и как раз снаряжал, со сноровкой, немалый опыт выдававшей: не болт на ложе опуская, а наоборотложе к болту поднимая. Точно, наёмник. Может, даже и не бывший, судя по более-менее приличной одежде. Из его подельников ни один еще даже взвести до конца своё оружие не успел, ну так что жеполучай приз.
Всё-таки узкая специализация на одном виде оружия, кроме несомненных плюсов, и массу минусов имеет. А уж если из этого вида оружия еще и определённая тактика вытекает, так и подавно. Вот и этотвидно ведь, опыта не занимать. И был я от него еще далековато, и что делаюникак не заметить не мог. Любой легионер в такой ситуации и на таком расстоянии влегкую если бы и не увернулся, так хоть бы дёрнулся, смерть на ранение разменяв. А этоттак и стоял столбом, продолжая безнадёжно опоздавший и потому бесполезный уже арбалет поднимать, пока пугия ему аккурат в переносицу не воткнулась. И хотя пугия у меня была только одна, а до остальных еще пасов десять оставалось, особых затруднений у меня это не вызвало.
Успел я в какой-то момент назад взгляд броситьи насчёт Эйнара успокоиться. Поскольку его лошадь хоть и лежала лежмя в луже собственной крови посреди дороги, но лежала не одначуть поодаль билась в агонии другая, а еще дальше и, почему-то, в стороне от дороги, северянин разбирался с двумя спешенными разбойниками.
Есть еще один расхожий миф про егерейчто они от болта арбалетного уворачиваться способны. Брехня. Болт, особенно поначалу, с такой скоростью летит, что его и глазом-то проводить невозможно, не то, что увернуться. А вот проследить, куда направлено остриё болта перед выстрелом, поймать по выражению глаз стрелка момент, когда он тетиву спускаети увернуться, уйти в сторону от линии прицеливаниявполне реально. Или даже плоскость меча под эту линию подставитьно это уже сильно наудачу и в расчёте на арбалет хороший (у плохого разброс может оказаться намного больше ширины гладиуса). Тут арбалеты даже на быстрый взгляд издалека дерьмово выглядели, но деваться было некудадвое врагов заново снарядиться успели, когда я уже в трёх шагах был. И выстрелилиодновременно. От одного болта я увернулся, а второй пришлось на меч принять. Получилось! Благо, близко они былипасов с пяти я бы на такой фокус и за все блага мира не решился бы. Дернулся в руке меч, болт, взъерошив мне волосы у виска, ушёл куда-то вверх, и третий разбойник, увидев такое, уронил уже почти вложенный болт и принялся лихорадочно нашаривать новый, а четвёртый вообще драпака дал в сторону болота. Пришлось потом беглеца из арбалета достреливатьтретий как раз успел снарядить его к моменту своей смерти.
Встал, в колени руками упершись, отдышался. Смотрю на Эйнара, и что-то не нравится он мне. Противник у него только один остался и даже отсюда мне видно, какой из него боецдури много, сноровки маломечом машет, как дубинкой и чудо еще, что сам себе ничего не отхватил. Бойцу уровня Эйнара на такое недоразумение даже отвлекаться сильно не полагаетсяне больше, чем на то, чтобы комара прихлопнуть. Однако ж впечатление такое, что норманн из последних сил держится, еле успевая отбивать суматошные и беспорядочные удары противникаоб атаке и не помышляет.
Похоже, отдохнуть не получится. Подобрав с земли свой меч (некогда было в ножны вкладывать, беглец уже в шаге от первых кустов был) и, заорав 'Барра!', бросился к сражающимся. Сам не знаю, что это на меня нашлоя про боевой кличот этого дела (как и от многих других бесполезных и вредных привычек) нас, зеленых новобранцев, в первом году отучали. Стоило кому из тренирующихся в пылу учебной схватки выкрикнуть какое-нибудь 'Во славу Империи!', как лейтенант тут же вытаскивал его на плац, ставил на четвереньки и гонял пинками по кругупричём наказуемый при каждом пинке должен был орать всё то же 'Во славу Империи!'. Быстро отучает, да. Так что я и сам не понял, с чего это вдруг во мне всплыло? Может с того, что это у меняпервая в жизни серьезная драка с хоть как-то, но организованной, группой людей? Опять же, не скажу, что вопль мой бесполезным оказалсяразбойник меня заметил, занервничал, отвлёкся на мгновение, чем Эйнар и воспользовался, с такой силой свой гладиус противнику в плечо врубив, что, наверное, пополам бы его развалил, не отломись меч у самой рукояти, в грудной клетке застряв. Противнику, разумеется, и этого более чем хватилозавалился набок, даже пискнуть не успев.
Ровно.
Вот только Эйнар, постояв секунду у тела поверженного разбойника, вдруг опустился на колени, а потом упал плашмя на спину, как подрубленное дерево, мне даже некоторое содрогание земли под ногами почудилось.
Подбежал я, уже примерно представляя, что увижу. Встал над лежащим норманном, вздохнул. Борода вся от крови красная, кровь изо рта ручьем струится, два болта из груди торчат и одинпо самый хвостик утопшийв животе. Не жилец. Любого одного из этих болтов хватило бы, а трёхтак и подавно. А он еще и сражаться умудрялся с такими ранениями. Жаль, хороший боец был. Был? Кровь изо рта толчками идёт, значит, сердце еще бьетсянадолго ли? Я присел рядом, пальцами лба Эйнара коснулся. Открыл он глаза, посмотрел на меня помутневшим взглядом. Выплюнул кровь, прохрипел что-то, надувая ртом кровавые пузыри.
Мне жаль, сказал я, что так вышло. Как у вас принято хоронить воинов?
Не трать время. Лучше просьба у меня есть сделаешь?
Я не колебался ни секунды.
Конечно.
Эйнар выдохнул, закрыл глаза. Помолчал. Я уже начал опасаться, что он больше ничего не скажет.
Во мне булькнул, прочистил рот, сплюнув кровь, в животе камни
Что!? не сдержался я. Мотнул головой, ничего. Прости, слушаю.
Маленькие, округлые, плоскиене ошибешься знаки на них нацарапаны
Замолчал, тяжело дыша и собираясь с силами.
В Орхузе найди людей конунга, скажи Эйнар Акулья Кожа Оттару привет передаёт. Тебя отведут к нему, отдашь ему камни. Только ему, прямо в руки Сделаешь?
Я подумал немного.
Ты их проглотил, когда тебя взяли?
Да, булькнул он.
Так я и думал.
Эйнар, дружище, мягко сказал я, уже почти два месяца прошло. Они вышли давно.
Эйнар задергался, закашлял, плюясь кровью и фыркая. Только через пару секунд я понял, что он смеётся.
Когда они выходили, выдохнул он, я их обратно глотал Так сделаешь?
Обещаю.
Хорошо.
Эйнар закрыл глаза и более их уже не открывал. Кровь еще некоторое время текла у него изо рта, потом перестала. Я встал, подошёл к трупу разбойникаеще подбегая, я приметил у него на бедре неплохой ножвытащил, попробовал ногтем на остроту и вернулся к Эйнару.
Ну и задал ты мне работёнку, пробормотал я, приседая, чтоб я еще раз на такое подписался.
XII. Anguis in herba.
Одна лошадь в драке уцелелаудрала, напуганная, в лес; там я её и нашёлзацепившуюся поводом за куст, уже успокоившуюся и успевшую этот куст порядком объесть. Её-то я сейчас и нахлёстывал, заставляя держать галоп четвёртый час подрядочень мне нужно было открытое пространство между Секваной и Лигером затемно проскочить, да за одну ночь. Ага, обратно я еду. Поначалу даже теми же тропами скакал, которыми мы вчераеще вместе с Эйнаромпробирались. А потом свернул восточнееоно хоть к Гене ближе (а стало быть, места там люднее и для меня опаснее), зато там до Лигера путь намного короче выходит. Можно и за ночь проскакать, если лошадь не беречь.