Ваше божественное величество, я
Ты смеешь перебивать нас?
Нет, повелитель.
Она вздрогнула. Пугали не только его слова, но и то, как они произносились. Совершенно спокойно, обычным голосом. Император не рычал хищным львом, обуреваемым свирепой яростью, но был тих, как змея. А от жала змеи люди гибнут чаще, нежели от когтей льва.
То-то же. Ты сегодня была в нашей постели. Ты не противилась. Но это было покорностью безжизненного тела. С равным успехом в нашу постель могли положить покойницу. Неужто ты думаешь, что потомка богов усладит соитие с трупом? Ты была нема, глуха, слепа и неподвижна. Твой дух, твои помыслы, твой взгляд, твои желания витали где-то далеко. Вне священных покоев твоего властелина.
Мне, похоже, нездоровится, мой повелитель
В придачу ты смеешь нам лгать? Шерегеш едва сдерживался, чтобы не закричать, но внешне оставался спокоен. Или ты думаешь, мы не знаем истины? Ты думаешь, что потомку богов неведомо о твоем увлечении этим юнцом, наследником варварского костяного трона Пегасии?
Холод сковал тело Инары. Император говорил о Леоне. И он все знал. Что может быть хуже?
Отвечай же нам. Говори как есть, без единой крупицы лжи. Ты и так низко пала, чтобы брать на себя смертный грех и пытаться обмануть своего властелина.
Ваше божественное величество, испуганно пролепетала Инара, могу ли я смиренно молить вас о милости быть вами услышанной?
Затем мы и пришли в твои покои. Говори же.
Велико мое прегрешение, оно сродни измене. Но прошу вас не обращать свой гнев на юного принца. Он не пытался меня обольстить. Но стоит мне лишь вспомнить о нем, как душу заполняют печаль, пустота и холод, к которым примешиваются мечты, жар и трепет Я люблю его, ваше божественное величество.
Наложница посмела поднять взгляд на императора.
Шерегеш нахмурился. Несколько мгновений он молча вглядывался в прекрасные глаза Инары.
Ответь нам, смеет ли рабыня любить кого-то более, чем своего господина?
Нет, владыка. Но я люблю принца иной любовью. Такую любовь поселяют в сердце сами боги, и с ней не в силах совладать простые смертные.
Она прижала руки к груди, по ее щекам потекли слеза, а голос стал дрожать.
Простите, ваше божественное величество, но я люблю его! И мне легче принять смерть, нежели противиться любви!
Поднимись, вздохнул император.
Инара повиновалась. Шерегеша не смутило, что рабыня выше ростом, хотя она была босой, а богоподобныйв сандалиях с толстой подошвой.
Пегасии нужен прочный мир с нашей империей. Тассирии он нужен не меньше. Сей благотворный союз способен принести нам и нашим потомкам великую пользу в грядущем. Ты понимаешь, что ты и твой Леон встали между двумя державами?
«Твой Леон»! От этих слов защемило в груди. И тут же сердце стали рвать на части отчаяние, оттого что он не ее, а она не его, и радость, оттого что все-таки он есть. Ее Леон
В мыслях моих не было стать помехой в государственных делах, ваше божественное величество
Хватит.
Пройдя мимо нее, Шерегеш вышел на террасу и устремил взор на звезды.
Послушай, дитя, неужели ты думаешь, что особа королевской крови снизойдет до рабыни? Пусть он даже пылает чувствами, как тебе мнится. На что ты рассчитываешь? Что станешь его королевой?
Ваше божественное величество, она робко вышла на террасу, встав рядом, разве может быть расчет там, где настоящая любовь?
И чего же ты хочешь?
Любить. Носить это чувство в сердце. Не более, мой повелитель.
Она поклонилась.
И что же, ты даже не мечтаешь о свободе?
Император продолжал смотреть в небо. Инара была изумлена.
Ваше божественное величество Разве смею я надеяться?..
И все же, ты бы этого желала? Получи ты свободу, между вами с принцем варваров не останется ничего, кроме одежды.
Если вашей милости будет угодно Я даже не знаю, как благодарить ваше божественное величество за одну лишь мысль
Шерегеш усмехнулся.
Значит, просто любить тебе все же мало. Но как ты можешь нас отблагодарить? Все, чему тебя учили, пошло прахом этой ночью. Ты, конечно, послушно целуешь мне ноги. Растворяешь пред моим началом свое. Принимаешь меня и в чрево, и в уста. Но какая же мерзость видеть, что при этом твои мысли отделены от тела
Простите, повелитель, но я нисколько не
Она тщательно искала слова, дабы не прогневать ненароком императора, который столь великодушно заговорил с рабыней о призрачной свободе.
Ты сказала все, что нам было надобно услышать, отмахнулся он. Не стоит что-то еще объяснять, словно мынеразумный младенец. Ты бесполезна. Учили и готовили тебя зря. Даже если ты исправишься, сегодняшнего разочарования нам не забыть. Тень этой ночи навсегда омрачит прелести твоего тела. А коль уж ты бесполезна, получишь свою свободу.
Инара засияла ярче мириад звезд на небе. Она упала на колени и склонила голову.
Ваше божественное величество! Я
Довольно! фыркнул Шерегеш. Встань, глупая девчонка.
Она послушалась, но голову не поднимала. Инара прятала в ниспадающих волосах алый румянец щек и широкую улыбку.
Император устремил взор на вершину башни. На ту площадку под островерхим куполом, где стояло чучело лучника.
Скажи-ка, Шерегеш указал рукой, усыпанной перстнями, это оттуда смотрел на тебя принц северных варваров?
Да, мой повелитель.
Инара подошла к перилам террасы. Она взглянула туда, где несколько ночей подряд лицезрела возлюбленного. Ее сердце покинули тоска и боль. Теперь Инаре не терпелось увидеть радость принца, когда она скажет ему, что свободна. Не терпелось настолько, что она прошептала свои мысли вслух:
Мой лев, скоро я буду свободна и стану твоей
Ты уже свободна, произнес Шерегеш, зайдя сзади. Но у этого слова много значений.
Произнеся это, он с силой толкнул наложницу в спину.
Наивная девушка не сумела понять, что император не позволит опозорить свое имя. Ее чувства к иноземному принцупозор для Шерегеша. А уж о том, чтобы потомок богов и владыка Тассирии уступил рабыню наследнику варварского трона лишь по прихоти этой самой рабыни, не могло быть и речи.
От сильного толчка Инара перекинулась через низкие перила. Она не расслышала последних слов господина. Радость от переполнявших ее мечтаний на короткий миг все же сменил испуг. Инара сделала глубокий вдох, но вскрикнуть не успела. Удар о плоские камни, коими был мощен двор под террасой, вышиб из груди набранный воздух. Смерть настигла девушку мгновенно. Вокруг тела медленно расширялась лужа крови. Руки Инары были раскинуты, словно она распростерла их, чтобы заключить в объятия возлюбленного льва
Но случиться этому было не суждено. Инара вспыхнула и погасла, словно яркая звездочка, на миг перечеркнувшая ярким следом ночное небо и погаснувшая в черной бездне.
* * *
Приберитесь там, внизу, бросил Шерегеш безмолвным воинам, выходя из осиротевших покоев.
Конечно, оскорбление было нанесено ему не только наглой рабыней, чей труп остывал сейчас во дворе. Его оскорбил принц Пегасии. И требовалось возмещение. Однако союз двух могущественных государств действительно был важен. Шерегеш должен был на время усмирить собственную гордыню. Плату он успеет взыскать и после. А до того высосет из Пегасии все, что можно. И пусть пхекеш устроит взбучку этой Шатисе, что подложили под Леона в первую ночь. Видно, плохо она делала свое дело, ежели тот посмел бросить взгляд на собственность императора. Отныне она должна трудиться как следует, чтобы юнец и думать забыл об Инаре. А чуть позже созреет Пасния. Старшая дочь Шерегеша уже недурна собой. Это будет выгодный союз. И вот когда родственные узы намертво свяжут Тассирию с Гринвельдом-Пегасией, тогда он взыщет с Леона плату за оскорбление.
И взыщет с лихвой
Глава 5Три князя, звон мечей и затравленный зверь
И все же у нас, да хоть на том же Черном озере, рыбалка куда бойчей и отрадней, молвил князь Вострогор.
Троица скифарийских князей, статных богатырей, покинув скалистый берег Слезной бухты, шагала в замок. В центресамый старший, посланник своего брата конунга Высогора Черноозерного князь Добромеч. Слева от негоВострогор, а справамолодой князь Славнозар, сын конунга и племянник посла. Все трое несли длинные удила, а Славнозар еще и большую корзину, наполненную рыбой.
Опробовать излюбленную забаву в водах, омывающих королевство Гринвельд, они задумали давно. Еще в долгом переходе из Скифарии в Гринвельд. На родине было много рек и озер, и рыбы там водилось в избытке. Теперь захотелось оценить дары вод на чужбине. Несколько дней кряду они бродили по рыбацкой деревне, что пряталась в тени огромного королевского замка на берегу Слезной бухты. Бродили так долго, что рыбаки в конце концов перестали замечать диковинных иноземцев.
Однако тамошняя пристань для рыбалки не годилась. То и дело причаливали или отчаливали лодки. Над головой носились тучи чаек. Вокруг царили шум, суета и брань. Все это не могло не отпугивать рыбу. Скифарии нашли место потише, вдали от причалов. Оно находилось в тени высокого утеса Плачущей Девы. Здесь было много каменных глыб, омываемых волнами Слезной бухты. На этих глыбах и устроились князья вечером минувшего дня. Но даже проведя без сна половину ночи, когда люди и чайки спят, не тревожа морских обитателей, скифарии не могли похвастать богатым уловом. Втроем они наполнили одну корзину, но рыба была мелкая и мало походила на здоровенных окуней, щук, сомов и язей, коими изобиловали воды Скифарии. Видимо, здесь у берега ничего крупного и не поймаешь. Недаром местные рыбаки уходили подальше от пристани.
Стояла глубокая ночь. Князья миновали мостик, который перекинули для них через крепостной ров стражники, несущие службу у крохотной калитки в стене. Прошли через конюшни и какие-то сараи и попали в большой сад.
Да, помню я на Черном озере одну рыбалку, усмехнулся Добромеч.
Было ясно, на что он намекает. Восемнадцать лет назад на весеннем льду озера была разбита армия Гринвельда, многие воины которой нашли себе могилу на дне.
После той славной сечи угря много стало в озере, кивнул Вострогор.
Угри утопленников любят, скривился Добромеч. Потому угрей не жалую.
Копченый угорьобъеденье.
Может быть, и башка у колдуна с их островаобъеденье. Но жрать я ее не стану.
А я вот не люблю рыбалку на Черном озере, подал голос молодой Славнозар. Неводы там рвутся.
Добромеч фыркнул.
Кулема ты! Места знать надобно. Ты все норовишь невод закидывать там, где проще, у Вороньего камня. А там ведроголовых не одна сотня потонула. Вот и рвутся сети об их мечи, пики да доспехи.
Учту. А с этим-то что делать будем? кивнул Вострогор на корзину с уловом. Ушицу толковую не справишь.
На кухню снесем, поварам отдадим, пущай сами думают, отмахнулся старший князь. В следующий раз на рыбалку без доброго штофа вина не пойду.
Тут в дальнем конце яблоневой аллеи князья увидели несколько силуэтов и свет факела.
* * *
Вэйлорду пришлось изрядно повозиться, чтобы найти в беспорядке, который царил в его покоях, старый дрек, сохранившийся у него с тех незапамятных времен, когда они с будущим королем Хлодвигом отправились на Мамонтов остров.
Борясь с искушением громко выругаться, он торопливо рылся в вещах. Если бы дрек ему был не нужен, то, конечно же, лежал бы на самом видном месте, но сейчас словно испарился. А ведь приходилось спешить. Рано или поздно сюда явятся люди Тандервойса или Глендауэра. И, увидев на полу мертвецов, среди которых сам серый барон, даже вопросов задавать не станут. Прибьют старого волка, и дело с концом.
Покрытая ржавчиной железяка все-таки нашлась. Вэйлорд даже забыл, что когда-то сам выковал множество дреков перед морским переходом к вражескому логову.
Длинная веревка на месте, привязана к широкому железному кольцу. Возможно, с годами она подыстлела, но сыскать поновей да понадежней негде и некогда. К счастью, на веревке предусмотрительно были завязаны узлы через равные промежутки, чтобы легче карабкаться. Это восполнит потерю драгоценного времени на поиски дрека.
Теперь еще кое-что Нэй взял с постели простыню и принялся рвать, торопливо, но тщательно обматывая лоскутами лапы дрека: нельзя, чтобы скрежет металла о камень выдал беглеца.
Закончив, Вэйлорд осторожно встал к оконному проему и прислушался.
Сира Блэйда в беседке, судя по всему, уже не было. Но где-то вдалеке раздавались голоса. Похоже, скифарийская речь. Была надежда, что полуночники пройдут стороной: покои иноземцев в другом конце замка. Вэйлорд взглянул наверх. Там, над жилищем королевской десницы, находилась опочивальня принцессы Элиссы.
К югу королевства Гринвельд пока не подступил осенний холод, и ночи согревались от прогретой за жаркое лето Слезной бухты. Поэтому Нэйрос надеялся, что окно ее высочества не закрыто. Стравив немного веревку, он раскачал дрек и забросил наверх. Так и есть, окно открыто. Вэйлорд натянул веревку, чтобы лапы дрека крепко зацепились за камень. Дернул несколько раз для проверки. Похоже, порядок. Что ж, пора лезть.
Сперва он чуть не рухнул. Тридцать футов, конечно, не ахти какая высота. Только, помнится, был такой сир Форгут. Так вот, он убился насмерть, упав с лошади. Причем со стоявшей, а не скакавшей галопом. Но даже если, сорвавшись, Вэйлорд не переломает себе все кости, это все равно положит конец побегу.
Вторая попытка перебраться на веревку была более удачной. Однако, поднявшись с большим трудом на пару узлов, он осознал, как неуклюже болтается возле собственного окна. Если сейчас его заметит какой-нибудь латник, он, прежде чем поднять тревогу, должен будет хорошенько отсмеяться.
Но опальный лорд продолжал карабкаться, проклиная себя за то, что с годами подрастерял былую ловкость, а жирка, наоборот, поднакопил.
Легче стало, когда он поднялся над своим окном: ноги уперлись в стену, забрав часть веса.
Когда одной рукой он схватился за нижний край окна ее высочества, вдруг послышались голоса. Говорившие как будто не были ближе, чем прежде, но теперь звучала гринвельдская речь. Причем на повышенных тонах.
Нэйрос замер, обратившись в слух. Нет, вроде не приближаются. Но кто сказал, что не приблизятся в следующее мгновение? Мешкать нельзя.
В покои принцессы Вэйлорд буквально вполз. Он представлял себе более эффектное появление Достойное баллад. Ребячество, конечно.
Лунный свет позволял немного осмотреться. Справа у стеныстол с письменными принадлежностями и стопками книг. В углу, рядом с окном, арфа. Главное, не задеть. У другой стеныполки с рядами кукол и большая кровать, отделанная бронзой, серебром и мамонтовой костью. Под золоченым полупрозрачным балдахином скрывалось ложе со спящей принцессой.
Он осторожно вынул склянку из ладанки и обильно полил зельем кусок ткани, что приготовил еще в своих покоях. Затем тихо отодвинул занавес балдахина.
Элисса мирно спала, раскинув руки. Длинные волосы всех оттенков темного золота и пшеничных колосьев разметались веером по перине, а из-под нижнего края одеяла выглядывала изящная ножка. Вэйлорд склонился над принцессой, и зловещая тень старого волка заслонила призрачный лунный свет. В этот миг Элисса повернула голову и, широко раскрыв зеленые глаза, уставилась на незваного гостя.
Пропитанная тряпица легла на лицо, опередив вскрик. Принцесса вцепилась в руку Вэйлорда. Несколько раз сквозь ткань слышался сдавленный стон, но вскоре руки Элиссы опали, а полные ужаса глаза закрылись. Вэйлорд перевел дух. Вряд ли она узнала его в темноте. Но даже если бы и поняла, что это ее старый добрый волк, что тогда? Решила бы, что и он предатель. И задумал что-то плохое, раз пришел к ней ночью.
Он все-таки ее напугал. Да смилостивятся над ним боги и не допустят, чтобы она испытывала страх в грядущем. А ведь впереди тот миг, когда придется поведать ей о заговоре. И рассказать худшее о смерти короля
Но это после. А сейчасне мешкать.
Нэйрос вынул из наплечной сумки несколько крепких кожаных ремней. Затем стал торопливо искать одежду принцессы, ее обувь. Времени в обрез, да и темно. Будто вор, он запихивал в сумку первые попавшиеся одежды, не забыв прихватить кое-что потеплее. Затем стянул одеяло. Принцесса была в длинной белой сорочке с едва заметными кружевамихвала богам, ведь на ней могло оказаться что-нибудь менее целомудренное.
Вэйлорд поднял безвольное тело вертикально. Извернувшись, подставил под него собственную спину, перекинул руки принцессы через свои плечи и накрепко привязал ее к себе приготовленными ремнями. Закончив, распрямился, сделал несколько шагов. Держалось надежно. Только ноги принцессы болтались позади и руки спереди, да ее голова с каждым шагом норовила стукнуться в его затылок. Но это не беда. Благо Элисса была почти невесомой.