Эльдар СафинАлхимия
Повитухи
Лети-лети, левый лепесток, через север на восток Ах!.. Лети-лети, правый лепесток, через запад на югок Чуть мягче, амор До глубин морского дна и обратно как из сна Ооо! Повтори до дна глубин Вверх, до снежных гор седин Терпелив здесь будь и точен О! Наш светлай Светлой Све Све СВЕТЛЫЙ ПУТЬ ОКОНЧЕН МАТЬ ВАШУ СТУЧАТЬСЯ НЕ УЧИЛИ???
Шари выскользнул из-под подола, перекатился по кровати, упал на пол и дернулся в угол за шпажкой, но в последний миг застыл, ощущая прикосновение холодного металла к шее.
Аршарат Лико, тебя вызывает декан. Натягивай штаны и быстро за нами. Шпагу потом заберешь.
Рассветное солнце выбрало именно это мгновение, чтобы пробиться сквозь теряющий листву каштан и вонзить луч в глаза. Шари зажмурился, медленно поднялся, обернулся и осмотрелся. В узкой длинной комнате с рядом из шести заправленных и одной словно взорвавшейся кроватей они были вчетверомон, его любовница Ражана, а также старшина курса с дурацким незапоминающимся именем и еще пожарный с повязкой дежурного по кампусу.
Прокляну вас, твари. Заговорю каждого, лично, вы у меня колени до членов сотрете, вымаливая прощение! Ваши руки отвалятся и отрастут из задницы, глаза вывалятся и прорежутся на яйцах! Шари, сукин сын, это и тебя касается, если ты не вернешься вечером!
Пока Ражана проговаривала это, ее любовник успел накинуть рубаху, подхватить штаны и сапоги, после чего с необыкновенной прытью покинул комнатустаршине и пожарному пришлось поспевать за ним.
Она же не серьезно? спросил пожарный.
Класс поэзии, четвертый курс, ответил Шари. Уж если кто и умеет проклинать, то это Жанни. Насчет глаз из яиц вряд ли, а чирей на задницу может.
Заткнись уже, мундир где? рявкнул старшина.
Какой мундир? Шари остановился и принялся натягивать штаны, причем с первого раза получилось мотней назад и пришлось снять и попробовать еще раз.
Военный! Где?
Сжег.
Это была правда: после увольнения по случаю победы Шари сшил себе штаны и рубаху, заказал камзол и перевязь, а мундир с вонючими лосинами сжег в камине ближайшего кабака.
Награды тоже сжег?
Медальки в сундуке, только он заговорен, чтобы я пьяным в него не лазал. А у меня со вчерашнего еще не выветрилось
К этому времени Шари смог впихнуть разбухшие ноги в сапоги и, получив не особо болючий, но крайне обидный тычок от пожарного, вывалился за дверь, в морозное осеннее утро.
Это мы решим, загадочно сказал старшина. Ыразар, сбегай в кабак, скажиот декана, возьми любой мундир из заложенных, только подешевле. Будут просить распискупоставь крестик.
Вся эта суета нравилась Шари все меньше. Двинулись они со старшиной не к родному кампусу, где можно было сгоношить остальных историков и как-то выкрутиться, а прямиком к флигелю декана, стоящему во дворе величественного некогда, а ныне покосившегося и облезлого трехэтажного здания факультета.
В крохотной каморке Шари обнаружил свой сундук. Старшина выдал пузырек с мутно-белой жидкостью. Шари признал «трезвяк»алхимический состав. Его изобрели как лекарство от чесотки, но использовали чаще, чтобы мгновенно вынуть нужного человека из опьянения или избавить от утренней боли. Шари понял, что с ощущением легкого осеннего похмелья, такого трогательного и мягкого, как грудь солдатской вдовы, придется попрощаться.
Залпом выпил зелье, посидел пару минут, выдыхая остатки вина, а затем распахнул крышку сундука. Внутри обнаружился выцветший кошель с серебром«подъемные» 17-го полка, толстый кожаный платокза войну Шари сменил четыре каски, а платок так и остался тот самый, первый. Еще был кисет с алхимическим табакомкурить Шари бросил, но дух пряного зелья уважал и теперь каждый раз, распахивая сундук, ощущал его.
И в самом низу, за четырьмя брикетами черного мыла и серой смертной рубахой, обнаружилась бархотка с шестью медалями и двумя наградными талерами.
Вот! вбежал пожарный.
После того, как ректор подписал договор с пожарными, худших надзирателей у студентов не было. Но и пожарным пришлось не сладко: они теперь часто «случайно» ломали ноги и руки, а пить осмеливались только дома и за запертыми дверями, потому что студентынарод мстительный и терпеливый.
Шари натянул мундир.
Сержантский, отметил он. С галунами. А я капрал.
Плевать, цепляй медали, ответил старшина.
Солдатские медалиначищенные железки с кусочками эмали, стертым серебрением и еле заметной ржавчинкой в глубине проволочного плетения. Но за каждой из этих железок Шари видел погибших товарищей, промозглые ночи в землянках, адский алхимический огонь, выжигающий окопы на десятки шагов, страх, боль и вонзающуюся изредка в мозг иглу надежды, пробивающую и каску, и плат, и давящее ощущение бессмысленности всей этой войны.
Поэтому после того, как последняя медаль заняла свое место на груди и Шари посмотрел на старшину курса, тот отшатнулся и чуть не сбил спиной пожарного: так сильно поменялся взгляд похмельного студента.
Не боись, не трону, сказал Шари.
Мундир с чужого плеча оказался великоват в талии, но в плечах сел отлично.
Вперед, давай уже, без уверенности сказал пожарный, тоже почувствовавший изменения в подопечном, и Шари, отвернувшись от них, толкнул дверь и прошел дальше. Это был кабинет, за широким столом сидел деканпожилой толстый человек в выцветшем кафтане и в седом, завитом по моде прошлого века парике.
А в дальнем от Шари, темном углу кабинета сидел хлыщ в новеньком камзоле. Вот только солдата не обманешь: как бы сумрачно ни было в кабинете, шпагу на боку у франта он разглядел, и это была не парадная обманка, а нормальный такой тесак, и рука на эфесе лежала так, что видно былохлыщ привык к оружию.
Что так долго? грубо спросил декан.
С бабы сняли, подобострастно ответил из-за спины Шари старшина курса.
Не с бабы, а с дамы! рявкнул декан. Ты, мать твою, студент философского факультета, а не чертов пожарный!
Пожарный точно это слышал, но ничего не сказал.
С дамы сняли, уныло поправился старшина. Виршеплетка, четвертого курса.
Валите уже с глаз моих! Шари на мгновение решил, что обошлось, и спиной попытался убраться из комнаты, но тут ему наподдало дверью под задпожарный со старшиной не собирались его брать с собой. Аршарат Лико, двадцать четыре года. В восемнадцать ограбил почтовую карету, был взят под стражу и в связи с начавшейся войной отправлен в роту бомбардиров, отделение саперов.
Шари замер. Про почтовую карету ему обещали вымарать, и он даже видел закрашенную страницу в личном деле.
Сто тридцать четыре доказанных обезвреживания, в том числе одиннадцатьна осаде крепости Аль-Хазред. В отделении саперов при списочном составе в девять человек за шесть лет было всего семьдесят четыре солдата, в основном разжалованные и осужденные. Из них тридцать восемь погибло, четырнадцать сбежало, восемнадцать получили серьезные ранения. Лико единственный во всей армии прошел сапером от начала и до конца войны, не лишившись даже единого пальца.
Это не преступление. Просто повезло. И еще меня четыре раза контузило и один раз спину осколками посекло.
Он-то сам не считал это везением. Для декана это были просто цифрыно каждая единичка сочилась кровью, за каждой стояло лицо, и над некоторыми цифирями теперь водрузили кресты, а какие-то так разметало по полям, что даже хоронить нечего.
Не преступление, согласился декан. Шари, вот ты воспользовался подарком от регента, четыре семестра обучения для ветеранов шестого года. Чем займешься потом? Полный курс для историкане меньше четырех лет, а с твоими сомнительными успехами это будут все десять!
Два годадолго, я так далеко не смотрю, честно признался Шари. Но лейтенант Анарач говорил, что в его поместье есть шкаф с книгами, и если хоть немного поднатаскаюсь в исторических анекдотах, он даст мне место библиотекаря.
Библиотекарь в деревне? декан расхохотался. Будешь смотреть за десятком книг, следить, чтобы их крысы не дожрали? Брось, Шари. У нас есть предложение получше. Пожизненное обучение. Все привилегии старшины курса. Стипендиявосемь талеров серебром в год. Отдельная комната.
Нет, уверенно ответил Шари.
Почему?
Я не выживу.
Тут хлыщ встал с кресла, подошел к Шари и легко, совершенно не обидным образом приобнял его за плечи:
И почему же ты умрешь, солдат?
И Шари по голосу узнал его: это был полковник 17-го полка, граф Туардоз. Вот только за восемь месяцев с окончания войны он похудел, обзавелся новым глазом там, где раньше была бархатная повязка, и перестал носить желтый мундир, почему и стал почти неузнаваемым.
Чувствую, господин полковник! отчеканил вытянувшийся по струнке Шари.
Объясни, с обманчивой мягкостью попросил граф Туардоз.
Шари помнил, как после отступления под Аль-Хазред полковник развесил на раскидистом вязе двенадцать солдат, побежавших первыми. После того случая в 17-м если и сбегали с поля боя, то в одиночку.
Ну, если попроще попробовать Вот когда свинье предлагают желуди и отбросы, то это для нее праздник, так?
Так, согласился полковник.
А если свинью моют и дают ей яблоки и апельсины?
Резать будут, вступил в беседу декан, чем заслужил недружелюбный взгляд от полковника.
Слишком много яблок для такой грязной свиньи, как я, сделал вывод Шари.
Я забираю его, сказал полковник, и стало ясно, что не было никакого предложения, а было испытание, которое Шари, на свою беду, прошел. Надо где-нибудь расписаться?
Я все улажу, ответил декан и выдохнул, расслабляясь.
А Шари понял, что он попал, и попал серьезно, так, что отказаться или сбежать не получится.
Сундук ему взять не позволили, только сумку, в которую влезли медальки да головной плат, ну и кошель с серебром. Выдали конявороного уланской породы, с которым приходилось как-то договариваться и который каждый миг показывал: «дай слабинусброшу!».
А потом была скачка на четыре часа, после которой Шари тряпочкой сполз с коня около придорожного кабака.
Что будет-то? решился наконец спросить он. Мину снять нужно?
Алхимик расскажет, ответил полковник. Лезь в карету.
Действительно, рядом оказалась карета: большая и черная, без окон, только с прорезями для воздуха под крышей, в каких любили ездить военные дознаватели. Шари влез и тут же сдвинулся по лавке вглубь, ожидая, что полковник залезет следом, но дверь захлопнулась, и карета тронулась.
Привес-с-с-свую, любес-с-сный друг, сказал арапча в дешевом сером камзоле, сидящий напротив. Три или семнассать?
Семнадцать, уверенно ответил Шари.
Арапчу он вообще не то чтобы не любил, просто видел чаще всего на поле боя, или бегущей на себя, или уже мертвой, поэтому разговаривать с ней не привык.
Морковный пирог или с-солонина?
Солонина.
С-с-свет или с-с-солнсе?
Солнце.
Лев или кот?
Лев.
Три или семнассать?
Тут Шари, до этого отвечавший вполне уверенно, задумался, но в итоге твердо сказал:
Три.
Великолепно, просто великолепно, уже безо всякого акцента заявил арапча. Что-нибудь знаешь об алхимии?
Знаю, что ваши алхимики сильнее наших, поморщился Шари. И что вы понапридумывали всякой гадости. Огонь алхимический, бомбы, студень, квадры
Остановись, арапча поднял руку. Ты ничего не знаешь, а задача требует от тебя хотя бы основ. Чем ваши алхимики отличаются от наших? Не отвечай. Ваши считают алхимию наукой. Но онафилософия. Способ найти гармонию. Для менясамая суть жизни. Я вижу алхимию в том, что наша карета едет, но я же могу и доказать с помощью алхимии, что она неподвижна.
Это как? усмехнулся Шари. Карета, несмотря на грамотно выставленные рессоры и вполне себе ровный королевский тракт тем не менее ощутимо тряслась.
Алхимия рассматривает всё через жизненный цикл. Я упрощу: рождение, взросление, остановка, старение, смерть. Эти процессы пронизывают все сущее, как живое, так и неживое. Карета, в которой мы едем, родилась шесть лет назад. Полтора года назад ее сильно переделали под военные нужды, года через два ее передадут почтовой службе, там прорежут окна и снимут войлок с сидений. И еще через три-четыре года карету разберут, то, что еще годно, используют, остальное продадут или выкинут. Сейчас карета в той части цикла, которая подразумевает зрелость, или, по-другому, остановку. В рамках своего жизненного цикла карета сейчас неподвижна.
Шари расхохотался. Ему нравились такие штуки.
Ваши алхимики берут три части серы и четыре алой соли, добавляют ртуть, сухое мыло стружкой. Но что за этим стоитне знают. Им достаточно того, как смешать состав, чтобы получить в итоге управляемый взрыв. А для меня это«чистая свадьба». Я провожу невесту через ритуал, чтобы в конце она смогла предстать во всей своей красоте перед нетерпеливым женихом. Женихвоздух, взрывсвадьба. Зная основы, я могу вывести и «чистую свадьбу», и «грязную». Могу создать «черную свадьбу», «желтую свадьбу», сделать «мелкого любовника», «сорванную свадьбу». Два месяца назад я не знал вашего языка. Ко мне приставили переводчика, он учил меня: «здравствуйсалам», «добрый деньруз бахир», «сокшербет». Мне это было не нужно. Зная алхимию, я провел процесс через рождение вашего языка во мне и воспитание его. Не слова, не правила, ноглубинный процесс. Этоалхимия. А бомбы и студеньэто лишь ее проявления, так же, как твоя перхоть или газы, которые ты пускаешь ночью, это не есть ты сам.
Ничего я не пускаю, обиделся Шари.
Хорошо, согласился арапча. Завтра меня спросят: «Кто такой Шари?». Я отвечу: Шариэто слова «Ничего», «Я», «Не» и «Пускаю». Это будет правдой?
Нет.
А если я скажу: «Это глупый солдат, ввязавшийся в опасное дело»?
Это правда, Шари поежился. Но я не солдат, я студент.
Мир не воспринимает тебя студентом, отмахнулся арапча. Кстати, об этом. Алхимия отрицает случайности. Все, что происходитпроисходит почему-то. И понимать, почему и как оно происходит, и есть алхимия. Солнце восходит каждое утро. Птицы поют или молчат. Государства воюют. Вода мокрая. Ты голоден. Это всеалхимия. Если убрать алхимиюничего не останется.
Его светлость регент об этом знает? усмехнулся Шари.
Его светлость регент знает обо всем, что ему нужно, пресек шутку арапча. Мира не существует без алхимии. Если я представляю мир без нее, я представляю мир, которого нет.
Глупость!
Важное упражнение. Каждый вечер перед сном я постепенно в своем мысленном взоре убираю из мира всю алхимию, а когда мир стирается и исчезает, возвращаю алхимию в него. И я верю в то, что солнце взошло благодаря тому, что я не забыл вчера его продумать.
С попами не говорил об этом?
С епископом Носским говорил, и он прекрасно меня понял, цитировал эллина с подобными мыслями. Шари, сейчас мне будет достаточно, если ты осознаешь: алхимияэто основа. Тыэто алхимия, яэто алхимия, епископэто алхимия.
Хорошо.
На войне хватает сумасшедших. Нельзя постоянно ходить под смертью и остаться полностью нормальным, это не нормально.
Теперь о нашей цели. Ты говорил, что сталкивался с квадро?
С квадрами, да Их еще «кадаврами» кличут и «злобниками». На поле боя если с таким столкнешьсянадо прикинуться мертвым или тяжело раненным, иначе верная смерть.
Сразу видно ветерана, улыбнулся арапча. Как они рождаются, знаешь?
Слухи ходили, что с помощью алхимии из четырех воинов делают одного, и он получают мощь, ловкость и умения всех четверых. И еще я видел, как пойманный в яму квадра на следующий день после боя издох, хотя ран у него почти не было, а лейтенант нам запретил трогать его даже пальцем. Но я думаю, сержанты его отравили.
Нет, арапча помотал головой. «Квадры», как вы их называете, не живут долго. Это смертники, однодневки. Действительно, из четверых создается один, но не из четверых воинов, это было бы слишком расточительно. Трое пленных или каторжников, и четвертыйподготовленный, умелый и преданный воин, который согласился стать основой для «квадры». Добровольно. Сам вызвался.
Так вы из наших пленных?..
Да, арапча спокойно ждал, и Шари сумел подавить порыв кинуться на собеседника и слегка придушить его. Но это уже часть истории. Мы не собирались создавать «квадр». Мы пытались найти способ усилить воинов алхимически. Сделать их бессмертными, сверхсильными, быстрыми. Все было тщетно. В алхимии применяются специальные устройства, они бывают небольшие, средние, громадные И однажды в такое устройство завели не одного человека, а четверых. А вышел одинбезумный, но сильный и быстрый. Потом алхимики разложили произошедшее на составляющие и поняли процесс. Дальше присоединились мыстаршие. Мы смогли не только повторить успех, но и закрепить его. Должна быть основапреданный воин. И должны быть три агнца. Мы убиваем всех четырех, смешиваем их до однородной субстанции, а потом воскрешаем из этой субстанции того одного, который был основой. Затем его надо обучить, настроить, зажечьэто тоже непросто, но возможно.