А почему, собственно? Вдруг это он и есть,крикнул кто-то из зала.
В зале воцарилась гробовая тишина, и уже одно это свидетельствовало о том, что та же мысль, пусть и не в такой резкой форме, приходила на ум кое-кому еще.
Эйб Кессон выпрямился и нагнулся вперед.
Стыдно, друзья! Я знаю всех сидящих в этом зале. Я уверен, что в глубине души никто из нас не сомневается, что уж кто кто, а наш раввин никак не мог совершить это ужасное преступление. Вы мне, надеюсь, поверите, что в качестве председателя выборного комитета в пользу избрания нашего районного прокурора на последних выборах, я в курсе дела того, что думает полиция. И я вам со всей ответственностью заявляю, что у них нет и тени подозрения против раввина. Однакоздесь он многозначительно поднял указательный палец,приходится принимать во внимание и такой вариант. Больше того, если бы он не был раввином, он был бы сегодня подозрительным номер один.Он вытянул ладонь, загибая пальцы по мере перечисления пунктов.В его машине нашли сумку, это раз. Он был на месте преступления, это два. Он был там в критические часы, причем один,по крайней мере, ни о ком другом ничего пока не известно,вот вам три. Он, правда, уверяет, что сидел все время у себя в кабинете, но приходится верить ему на слово. Других подозреваемых пока нет никого.Он выразительно оглянул зал.И вот, не прошло и двух дней с того трагичного случая, и мы его увольняем. Как это выглядит с точки зрения общественных связей, Эл? Что подумают наши христианские друзья и соседи, когда узнают, что спустя всего лишь два дня после того как раввин навлек на себя подозрениепусть и не полиции,его выгоняет вон его же конгрегация. Что ты им скажешь, Эл? Что мы его выгнали не из-за этого, а потому что он ходил в измятых штанах?
Эл Бекер встал на ноги. От его самоуверенности не осталось и следа.
Мне бы хотелось кое-что добавить к тому, что я уже сказал. Так вот. Лично против раввина я ничего не имею. Решительно ничего. Я имел в виду одни лишь интересы синагоги. Но если бы то, что только что сказал Эйб, могло бы склонить чашу весов, то е. ть, если в результате его увольнения ему могли бы пришить это убийствовернее запутать его еще больше, чем он запутался сам, то я скажу нет. Однако мы все знаем, что полиция даже не подумает обвинить раввина, совершенно независимо от того, уволим ли мы его, или не уволим. Если же мы его теперь н$ уволим, то он будет сидеть на нашей шее еще год.
Одну минуточку, Эл,снова заговорил Кессон.Все-таки ты ничего, я вижу, не понял. Я вовсе не о раввине хлопочу. Мне важно не то, что люди подумают о раввине, а подумают о нас, обо всей нашей конгрегации. Некоторые, естественно, скажут, что мы уволили раввина, потому что подозревали его в убийстве. И тут же они сделают выводхороши же у них раввины, коли их же конгрегации так легко подозревают их в убийстве! Другие скажут: Чепуха! Нелепо подозревать раввина! Но и им придется сделать вывод, а именно: Хороши, мол, эти евреи! Они настолько не доверяют друг другу, что чуть что, и они готовы выгнать вон собственного духовного руководителя. Согласись, что в стране, где человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не доказана, все это выглядит уж очень нехорошо. Теперь ты понял, Эл?
Я не о раввине хлопочу, а обо всех нас.
Пускай так, но я все-таки не буду голосовать за продление договора,буркнул Бекер, сев на свое место и скрестив руки на груди, словно ему ни до чего больше дела нет.
Чего мы тут спорим? заговорил вдруг один из тех, косо Бекер притащил на правление, чтобы проголосовать против раввина. " Я прекрасно понимаю Эйба, но понимаю и Эла. Одного лишь я не понимаю: почему мы должны решить этот вопрос именно сегодня? Почему нам не отложить его до будущего воскресенья? Полиция действует нынче быстро. К тому времени она, глядишь, распутает это преступление. В худшем же случае мы сможем отложить потом еще раз
В худшем случае, откладывать, небось, вовсе уже не придется,мрачно промычал Эйб Кессон.
17
Джейкоб Вассерман был настолько уверен, что дело раввина гиблое, что ему никак не удавалось скрыть свое удовлетворение от неожиданного поворота дел.
Поверьте мне, рабби,сказал он,теперь все образуется, вот посмотрите. Впереди еще целая неделя, а то и две. Допустим, полиция ничего за это время не добьется. Что ж, мы и тогда отложим голосование? Не-ет! Я ни за что согласия не дам. Сколько же можно! скажу я им. Да и нечестно это. Ведь раввин мог бы подыскать себе другое место! Я уверен, что они со мной согласятся. Но если полиция к тому времени даже задержит убийцу, вы думаете, что Элу Бекеру удастся собрать всех еще раз? Ни в коем случае! Уж поверьте мне, я этих людей знаю: сам не раз пытался собрать их всех. Это ему удалось один раз. Второй раз у него, небось, ничего уже не получится. При обычном же составе правления, наше дело в шляпе.
Все же у меня такое чувство,уныло возразил раввин,будто меня им навязали. Пожалуй, мне теперь следовало бы самому подать заявление. Все-таки нехорошо цепляться за место силой. Раввину это уж вовсе не к лицу
Да вы что! У нас в конгрегации человек триста. Если провести общее голосование, вы бы запросто получили большинство. Подавляющее большинство членов проголосовало бы за вас, я в этом уверен. Правление же этооно отнюдь общины не представляет. Их просто назначили членами правления. Я же и назначил, вернее не их, а выборную комиссию, а уж она включила их, по моему указанию, в список. Общее же собрание, как водится, проголосовало список "в целом". А включили мы их в правление, потому что надеялись, они что-то сделают для синагоги, либо потому, что они несколько богаче остальных. Однако представляют онилишь самих себя и никого больше. Бекер первый попросил их проголосовать так, как ему было нужно, они и пообещали. Но если он обратится к ним еще раз, то ничего у него уже не выйдет.
Знаете, мистер Вассерман, засмеялся раввин,одной из излюбленных тем для дискуссиив шутку, разумеется,была в семинарии: каким образом раввин может упрочить свое положение в общине? Лучше всего, конечно, жениться на богатой невесте. Тогда община чувствует, что ему все равноуволят ли его, или не уволят. Это дает раввину огромное психологическое преимущество. Если, вдобавок, невеста очень богата, то у него еще и совершенно иное общественное положение, с чем весьма считаютсяесли и не сами члены конгрегации, то тем более зато их жены. Другой способ состоит в том, чтобы написать популярную книгу. Тогда вся конгрегация кичится тем, что у нее, дескать, такой раввин. Шутка ли? Раввинизвестный автор! Можно также пускаться в местную политику, так чтобы приобрести вес в глазах всего населения. Раввина "со связями" практически невозможно уволить. И вот теперь я смог бы предложить новый способ: навлечь на себя подозрение в убийстве. Замечательное защитное средство на Случай увольнения.
Однако, направляясь к машине после визита у мистера Вассермана, раввин был отнюдь не веселый. Дома он уныло следил глазами за Мирьям, которая прибирала дом после обычного воскресного обеда:поправляла вазу с фруктами на кофейном столике, взбивала подушки на диване, смахивала пыль со столов, полок и ламп.
Ты ждешь гостей?
Никого в особенности. Но по воскресеньям люди обычно заходят днем, тем более в такую погоду. Ты бы лучше надел пиджак на всякий случай.
Сказать тебе правду, мне порядком надоела как сама конгрегация, так и раввинские мои обязанности. Кстати, Мирьям, мы с тобой уже почти год живем в Барнардз-Кроссинге, а еще ни разу не походили по-настоящему по городу. Давай устроим себе отпуск. Обуй что-нибудь поудобнее, спустимся автобусом в Старый город и пошатаемся немножко.
И что мы там будет делать?
Ничего не будем делать. Но если тебе нужен предлог, то сможем зайти в полицейский гараж и забрать машину. Лично мне никакого предлога не нужно, я хочу просто пошататься по узеньким, кривым переулкам Старого города, как турист какой-нибудь. Городок довольно интересный, и история у него тоже весьма интересная. Известно ли тебе, что Барнардз-Кроссинг основала шайка сорви-головв основном моряки и рыбаки,не пожелавшая мириться с засилием строгой пуританской теократии. С тех пор как Хью Лэниген мне кое-что рассказал об этом, я немножко покопался и сам. Они не очень чтили здесь субботу, у них довольно долго даже церкви не было в городе либо пастора. А мы с тобой думали, что это строгая, ультраконсервативная община Понимаешь, Барнардз-Кроссинг выработал какую-то особую независимость, какую не часто встретишь в остальных городах Новой Англии. То есть у большинства городов Новой Англии независимые традиции, но лишь в том смысле, что все они активно участвовали в революции. Здесь же бытуют еще и традиции независимости от самой Новой Англии. Впрочем, удивительного в этом мало: город расположен ведь на самом краю материка, так что народ с недоверием относится ко всему свету. Давай сходим, а?
Они доехали на автобусе до Старого города, а оттуда пошли пешком, поминутно останавливаясь, как только им попадалось что-нибудь интересное. Они зашли в мэрию, посмотрели на старые боевые знамена, выставленные вдоль стен в специальных стеклянных витринах, прочитали несколько бронзовых мемориальных табличек. Вдруг они натолкнулись на группу туристов с экскурсоводом, присоединились к ней и шли, пока группа не вернулась к своему автобусу. Потом шатались по главной улице, останавливались у витрин антикварных магазинов, подарочных, долго любовались чудесной витринои морской лавки, с ее урезами, медными судовыми приборами, компасами, якорями. Потом они нашли небольшой скверик, с которого открывался вид на гавань, сели на скамейку и просто сидели и смотрели на воду, на лодки, грациозно идущие под парусами, на скутеры, бороздившие воду; они не разговаривали, а только смотрели и наслаждались мирным морским пейзажем.
Наконец они встали, отправились на поиски полицейского гаража и тут же заблудились. Целый час они переходили из одного тупика в другой, с такими узкими тротуарами, что двое на них помещались с трудом. С обеих сторон стояли каркасные домики, почти впрйтык друг к другу, но сквозь узкие щели все-таки можно было видеть маленькие старомодные садики позади домов, с гладиолусами, розами и подсолнухами, деревцами и вьющимися растениями. Им то и дело приходилось поворачивать назад. Вот они опять попали в такой частный тупичок, с редкими кирпичными домами, позади небольших палисадников, огороженных штакетником. За домами виднелось уже море, а в одном месте на воде покачивалась привязанная лодка. Немного дальше они заметили на берегу и хозяина такого дома, принимавшего солнечную ванну, и почувствовали себя так, будто они непрошенно ворвались в чужой дом. Они даже понизили голос.
Солнце нещадно жгло, и они порядком устали. Спросить дорогу было не у кого: дома находились в глубине дворов, и всюду торчал штакетник. Открыть калитку, пройти метров двадцать по дорожке, постучать в запертую террасу, казалось им неприличным. Вся атмосфера указывала здесь на то, что люди нарочно оградили себя от соседейне столько из враждебности, сколько из стремления к уединению.
Совершенно неожиданно они вышли вдруг на улицу, идущую параллельно с берегом, а через квартал перед ними открылась главная улица. Они прибавили шагу, чтобы не упустить ее из вида и снова не заблудиться, но когда они уже почти дошли, их вдруг окликнул Хью Лэниген, сидевший у себя на террасе.
Может, зайдете на часок, друзья? крикнул он.
Они не заставили себя просить.
Я думал, вы работаете,сказал раввин с усмешкой.Или вы уже успели распутать дело?
Надо же и полицейскому перевести дух,ответил Лэниген, тоже с улыбкой.Впрочем, телефон у меня и ддма под боком.
Терраса была просторная, удобная, на ней стояли даже кресла. Они только уселись, как вошла и миссис Лэниген, стройная седеющая женщина в свитере и брюках.
Может, выпьете стаканчик, рабби? осторожно спросил Лэниген.Кажется, вам это не запрещено
Нет, в нашей религии нет сухого закона. Стаканчик, которым вы хотите меня угостить, я полагаю, того же зелья, что и ваш?
Точно. И никто вам не приготовит такого коктейля, как моя жена.
Ну, как идет расследование? спросил раввин, когда миссис Лэниген вернулась с подносом.
Делаем успехи,дружелюбно ответил начальник.А как ваша конгрегация?
Делает успехи,сказал раввин с улыбкой.
Кажется, у вас там неприятности
Раввин вопросительно взглянул на него, но ничего не сказал.
Послушайте, рабби,засмеялся Лэниген.Хотите, я прочту вам лекцию о том, как работает полиция нынче? В крупных городах вы чаще всего найдете то, что мы называем преступным миром. Этот-то мир и ответствен за большинство совершаемых преступлений, и им-то полиция в основном и занимается. Как же она следит за ним? Главным образом через осведомителей. В городке же, подобном нашему, нет преступного мира. Есть несколько хронических бузотеров, но контроль за ними мы осуществляем тем же способомчерез осведомителей. Правда, наши осведомителине штатные. Просто, мы прислушиваемся к сплетням, так мы и узнаем обо всем, что творится в городе, в том числе и в вашей синагоге. Я знаю, например, что сегодня на заседание приехало свыше сорока человек. Вернувшись домой, они, естественно, рассказали обо всем своим женам. И разве могут восемьдесят человек держать в тайне что-нибудь, что, к тому же, вовсе тайной и не должно быть? Нет, рабби,как вы себе хотите, а в нашей церкви куда больше порядка. У нас слово священника закон.
Неужели он настолько умнее и лучше всех остальных?
Как правило, они люди толковые, потому что отбор довольно тщательный. Попадаются, конечно, и плохие, но не в этом суть. Суть в том, что если вы хотите, чтобы у вас была дисциплина, то кому-то нужно под чиняться беспрекословно. .
Как раз в этом и заключается разница между нами. Мы всячески поощряем не беспрекословное подчинение, а критическое отношение.
Даже в вопросах веры?
От нас никакой особой веры и не требуется. Даже то немногое, во что мы веруем: существование, скажем, Всемогущего, Всеведущего, Вездесущего Бога, и это не запрещено подвергать сомнению. Мы утверждаем лишь, что это никуда не ведет. Но у нас нет никаких обязательных символов веры. Когда я, например, получил СМИХАпо-вашему, посвящение,меня даже не спросили, верую ли я вообще, и никакой клятвы я не давал.
Вы хотите сказать, что вы вовсе и не посвящены?
Лишь в той мере, в какой я себя чувствую посвященным.
Тогда чем же вы отличаетесь от своей паствы?
Они вовсе не являются моей паствой,засмеялся раввин,во всяком случае, не в том смысле, что я, мол, ответствен за них перед Богом. У меня и вообще ответственности,а также привилегий,не больше, чем у любого другого члена общины старше тринадцати лет. Отличаюсь я от них лишь тем, что я, вероятно, разбираюсь лучше в наших законах и традициях, чем средний член конгрегации. Вот и все.
Но ведь вы управляете богослужением
Это может делать любой взрослый мужчина,перебил его раввин.Мы даже, в виде чести, поручаем творение молитвы любому гостю либо новичку.
Но ведь вы благословляете их, посещаете больных, жените, хороните их
Я женю их лишь потому, что местные гражданские власти уполномочили меня на это; я посещаю больных, потому что это вообще доброе дело. Впрочем, этот обычай ввели ваши же священники и пасторы. Что же касается благословения, то в ортодоксальных конгрегациях этим делом занимаются те из членов конгрегации, которые происходят от первосвященника Аарона. В консервативных синагогах, подобных нашей, это, правда, делают раввины, но если разобраться, они узурпируют это право.
Теперь я понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что вы не духовное лицо,медленно протянул Лэниген. Ему вдруг пришла мысль.Но как же вы тогда держите конгрегацию в узде?
Как вам известно, это у меня не так уж и получается,горестно улыбнулся раввин.
Я не это имел в виду, рабби. То есть не ваши личные затруднения, а то, каким же образом вы их удерживаете все-таки от греха?
Я вас понял. Вы хотите знать, как же все-таки система работает? Что ж, благодаря тому, я думаю, что мы внушаем каждому в отдельности, что он лично отвечает за свои поступки.
Свободный выбор? У нас это тоже есть.
Да, но у нас это немножко не так. Вы, правда, предоставляете своим верующим свободную волю, но все-таки оказываете им поддержку, когда они почему-либо спотыкаются. У вас священник есть, который, выслушав исповедь, властен прощать грех. У вас целая иерархия святых, которые могут заступиться за согрешившего, и у вас есть, наконец, чистилище, где опять-таки можно заслужить прощения. Я мог бы добавить, что у вас есть еще рай и ад, и это тоже помогает исправить прегрешения, совершенные в этой жизни. У нас же ничего этого нет. Наши добрые дела могут быть совершены только в этой жизни, и так как помощи ждать неоткуда, и никто за нас не заступится, то обо всем приходится думать самому.
А разве вы не верите в рай, в жизнь за гробом?
Не особенно. На наши верования повлияли, конечно, и все остальные, как повлияли они и на ваши. Бывали периоды в нашей истории, когда возникали и верования в жизнь за гробом, но и тогда они сильно отличались от ваших. Для нас вечная жизнь имеет скорее тот смысл, что мы продолжаем жить в наших детях, в памяти людей.