Мастер осенних листьев - Кокоулин Андрей Алексеевич 8 стр.


Дивий Камень на дощечке тянулся вверх, прорастая в окружающий сумрак и расплываясь в нем. Эльга щурила глаза, но они закрывались и склеивались. Хоть веточки вставляй. Как бы себе букет набить, чтобы долго не спать.

 Эльга!

 Да, мастер Мару.

Девочка вскочила на голос, кажется, еще во сне.

 Ты спишь?

 Нет, мастер Мару.

 Уверена?

Пригоршня ледяной родниковой воды, пролившаяся на затылок и шею, заставила Эльгу завопить.

 Ай, мастер Мару! Я уже не сплю!

Темнота посыпалась, будто листья в осеннюю бурю, разлетелась, унеслась, оставив бедную Эльгу напротив мастера, стоящего с фонарем в руке.

 Вот теперь верю, что не спишь. Пошли.

Унисса взяла ученицу за руку.

 Ой, а я же сделала!  спохватилась Эльга и подобрала мохнатую от листьев дощечку.

 Уже?  Мастер Мару недоверчиво выгнула бровь из мягкого пшеничного колоса.  Интересно посмотреть.

Труд ученицы она изучала долго.

Эльга успела измучиться, продрогнуть, проскакать на одной ноге вокруг скамейки, упасть, испачкать ладони, дойти до Камня, смыть грязь, зачерпывая воду из желоба, и задремать, глядя на огонек свечи за фонарным стеклом.

Ждать было страшно на самом деле. Но мечталось, что мастер Мару сейчас скажет, что, конечно, ей еще нужно долго учиться и совершенствоваться, чтобы стать грандалем, но успехи в составлении букетов

 Что ж,  сказала Унисса,  могло быть и хуже.

успехи

Эльгу словно хлестнули веткой по лицу.

 Мастер Мару, вы нарочно?

 Что я нарочно?

 Я же старалась!  крикнула ученица.

 И что?  насмешливо спросила Унисса.  Это отменяет то, что у тебя получился плохой букет?

 Он же первый!

Женщина повернула девочку к себе.

 Первый букет всегда из черенков. Знаешь такую поговорку?

Эльга обиженно фыркнула.

 На самом деле,  сказала Унисса,  мой первый букет был еще хуже. Знаешь, что сделал мастер Крисп? Он сжег его. Сказал, что такой кошмар можно исправить только огнем. Я так плакала. Я думала, что из меня ничего и никогда не получится. А мастер на три дня запер меня в холодной листьевой, у него был специальный такой подвальчик, и заставил слушать листья. И давал только воду.

 Но зачем?  спросила Эльга.

Унисса усмехнулась.

 Я думаю, ты мне сейчас сама ответишь на этот вопрос. Пошли ужинать. А это  Она посмотрела на букет.  Сама решишь, что с этим делать.

Эльга прижала дощечку к себе.

 Ну и пусть, что плохо!

 Как знаешь.

Унисса подняла фонарь, и они по тропке стали спускаться с холма к гостинице. Эльга, наверное, уже могла бы проделать весь путь с закрытыми глазами.

Большинство домов были темны, во дворце энгавра мерцали свечи и кто-то тихо играл на балумбене. Фонарщик на лестнице подливал масла в лампы, освещающие широкие ворота и крытую темную повозку.

За оградой гостиницы трещали цикады.

 Ой, я поняла,  сказала Эльга, ероша пальцем листья на дощечке.  Плохо, когда кажется, что ты почти грандаль.

Унисса рассмеялась.

 И это тоже. Просто любому человеку, не важно, как далеко он продвинулся в своем мастерстве, необходимо постоянно расти, а это значит, всегда и всюду он должен говорить себе: я могу лучше, я должен приложить еще некоторое усилие. И еще. И еще. Учитель же просто обязан внушать то же самое ученику.

Эльга вздохнула.

 Это значит, мои букеты для вас всегда будут плохими?

Унисса открыла дверь.

 Нет,  сказала она.  Какая глупость! Нет. Но ты всегда сможешь сделать лучше.

 А вы?

 И я. Пока живу. Конечно, у меня было несколько удачных букетов. Но сейчас я сомневаюсь, что они были достаточно хороши.

 А я бы не сомневалась,  сказала Эльга.

 Потому ты и не мастер.

Потом они ели ячменную похлебку, и мастер Мару макала в нее хлеб, а Эльга хлебала жижу, вылавливала ложкой длинные мясные волокна и украдкой косилась на перевернутую листьями вниз дощечку.

Очаг стрелял искрами. Отблески огня ложились на столы и стены. Сонный хозяин гостиницы ждал, когда припозднившиеся с ужином жильцы отправятся в свои комнаты. Он был весь из растрепанных маковых лепестков.

Утром Эльга не знала, куда провалиться от стыда.

Букет был ужасен. Дивий Камень при утреннем свете был не Дивий Камень, а какое-то грязное пятно, похожее на смятый осиный домик. Календула в его центре была как раздавленный желток. Листья топорщились и смыкались вразнобой, одних тянуло налево, других направо. Кривились, ерошились зубчики.

Но главноеглавное!  нельзя было даже подумать, что это именно Дивий Камень. Никакого сходства. Ни-ка-ко-го.

А что же она набивала тогда?

Эльга сначала хотела тоже, как мастер Крисп из рассказа Униссы, сжечь чудовище, но потом решила оставить напоминанием до той поры, пока из ее рук не выйдет нормальный букет.

Ей даже понравилось такое взрослое решение.

Она поставила дощечку на подоконник, но взгляд постоянно натыкался на черное лиственное пятно, и ее пришлось перевернуть.

 Вот и стой так!  надула щеки Эльга.

Потом не выдержала, перевернула дощечку снова, примерилась и выщипнула пальцами самый неудачный участок. Вот!

Только стало еще хуже.

Ну как так? Теперь в центре Камня, который, на самом деле, конечно, Камнем не был, зияла прореха. Эльга прижала палец, пытаясь сдвинуть часть листьев, чтобы они закрыли прореху собой. Но маленькие негодники упрямились и кололи кожу.

 Вы как будто не друзья,  прошептала им девочка, снова и снова прикладывая палец.  Хотите, всех вас повыдергаю?

Листья настороженно напряглись.

 Ну и дураки,  сказала Эльга, расстроенно шмыгнув носом.  Засохнете и помертвеете, даже жалеть не буду.

Она отвернулась, подтянула и поставила на колени сак, опустила в шуршащее нутро руку.

Золотой дубовый сразу лег в ладонь, устроился под большим пальцем, на правах старшего листа потерся прожилками о кожу. Так и представлялось, как он успокаивающе бурчит: «И чего ты злишься, хозяйка? Забудь. Не стоят они тебя».

Но, конечно, все в темном лиственном царстве было не просто, и другие листья, помоложе, поглупей, вились вокруг дубового и кричали: «Измена! Всехв мелкую крошку! Не хочешь сидеть в букете, выметайся на ветер!»

 Ну, вообще-то,  возразила им Эльга,  я сама виновата. Было темно, и я хотела побыстрее закончить работу.

«Все равно, всех жухлыхк ответу!»  не сдавались любители крошить. Чарник был у них заводилой.

Тут уж пришлось прикрикнуть.

 Имейте совесть,  выговорила им Эльга.  Вы сами еще неизвестно как себя покажете. Может, тоже в букете скукожитесь. Я же только ученица.

Листья задумались.

 Готова?  спросила Унисса, заглянув в дверь.

Эльга, потупившись, спустила ноги на пол.

 Мастер Мару, а почему у меня не получилось?

 Глупый вопрос.

 Но я же чувствовала листья!

 А Камень ты чувствовала? И потом, дорогая моя ученица, мастерство предопределяется временем, на него потраченным. Ты в самом начале пути. Листья понимаешь плохо, ноготь короткий, ни вещи, ни люди тебе еще не открылись. Или ты хочешь с первого букета стать грандалем? Это совершенно невозможно.

Показалось, сак Униссы высокомерно прошуршал, подтверждая ее слова.

Улицы были тихи. Небо было пустым и желтым. Над домом энгавра полоскало черное полотнище с белым кругом в центре. На вершине холма ожидал Канлик, одетый в коричневое платье, стянутое черным поясом.

 Господин энгавр умер,  печально сказал он.

 Он был хороший человек,  склонила голову Унисса.

 Вечером у подножья холма его похоронят. Вы можете присутствовать.

 Кто будет его замещать?

 Я, пока кранцвейлер не назначит достойного своим приматом. Вот,  эконом протянул Униссе корзинку,  ваш завтрак.

Из корзинки пахло свежим хлебом.

 Мы все еще делаем дождь?

Канлик посмотрел в небо.

 Да,  сказал он.  Я надеюсь, у вас получится. Господин энгавр очень этого хотел.

 Я постараюсь,  сказала Унисса.  Я чувствую, что могу.

 Все этого ждут, поверьте.

 А что с Тангарией?

 Пока никаких новых вестей. Отослали двенадцать мастеров с учениками. Возможно, я надеюсь, на этом все и успокоится. Но, честно говоря, любая почта от кранцвейлера Руе или его канцелярии меня страшит. Да.

Канлик коротко кивнул и двинулся с холма вниз. Проходя мимо смотровой площадки, он перегнулся через ограждение, и Эльга даже зажмуриласьей показалось, что господин эконом может решиться на прыжок.

Но этого, конечно, не случилось.

Фигура Канлика, спустившись по склону, пропала из вида. Унисса вздохнула, глядя ему вслед, и потерла ладони.

 Ну что, ученица, приступаем?

 Да, мастер Мару.

 Сегодня я хочу подготовить панно. А завтра мы начнем потихоньку набивать его листьями. Ты управишься с мешками?

 Думаю, да,  ответила Эльга.

Они позавтракали, прибавив к пирожкам из корзинки не тронутые вчера фрукты и мясо. Унисса показала, как едят по-энкобарски, намазав мясо сметаной. Оказалось очень вкусно, правда, Эльга тут же отрастила длинные сметанные усы, и пришлось бежать к Камню умываться. Вода из трещины выплескивалась долгими толчками.

Мешки встретили Эльгу настороженным шорохом, будто спрашивая: «Что это за малявка? А где прежняя хозяйка?»

 Вы тут мне панику не разводите,  сказала им девочка.  Я уже многому научилась. И вас переберу, вы даже не заметите.

Она села на скамеечку, которую раньше занимала мастер, покрутила рукой, носком туфли отбросила несколько мертвых листьев и принялась за работу.

Первый мешок был с биркой «Симанцы».

Внутри него вместе с опущенной рукой возник нестройный ропот, но Эльга успокаивающе повела ладонью, пошептала на ходу придуманную «листвянку», и обитатели мешка, потолкавшись, признали ее своей.

 Мертвый-дохлый, выходи!  приговаривала Эльга на манер считалки.  И по воздуху лети. Если ты меня услышал, значит, ты наружу вышел!

Ловилось хорошо.

Серые и коричневые, потерявшие живой цвет листья сами набивались в пальцы. Эльга даже удивлялась, как раньше это казалось ей таким сложным? Ну ведь нисколечко не сложно!

 Мертвый-дохлый

Рука действовала словно сама по себе, плыла в шуршащем вихре, вылавливая мертвецов. Их голоса были слабыми, а речь бессвязной.

Эльга разжимала пальцы, ипыр-рх!  листья взмывали в воздух, будто стая мелких птах, а потом осыпались дождем.

Тень от беседки поползла в сторону. Вились мошки. Ветер, задувая, холодил лоб и щеки. За перилами, за высоким прямоугольником панно поскрипывали полы, мастер Мару, что-то приговаривая под нос, наносила воск на нижние плитки.

 Уф-ф!

Эльга выдохнула. У самого дна в мешке пальцы выхватили последнего мертвеца. Он порхнул с ладони коричневой бабочкой, стремящейся с холма вниз. Все, «Симанцы» можно было завязывать.

Повозившись с бечевой, Эльга потащила мешок в беседку, ступая по усеянной листьями траве.

 Мастер Мару.

 Да?  обернулась Унисса.

Воск желтел на ее ладони. И мазок воска застыл на виске.

 Я первый мешок закончила!

 Хорошо. Берись за следующий.

 Да, мастер Мару.

Симанцы к Симанцам. СправаКранужан. СлеваСупрыня. А дальшепамятный Кромарь. Много местечек в наделе. За десяток.

До полудня, когда солнце повисло над Эльгиной головой, она успела разобрать еще три мешка, и хотя пальцы сводило, а печать на запястье покалывала кожу, Эльга собой была довольна. Оставшиеся мешки сиротливо жались друг к другу и, наверное, даже побаивались ее уже. Погодите, и до вас дойдет очередь!

 Эльга!  крикнула Унисса.

 Да!

 Передохни.

 Ага.

Эльга, отряхнув ладони, забежала в беседку.

Унисса сидела на лавке перед отодвинутым столом, за ее спиной горела свеча и грелась над ней вода в медной посудине.

Две трети нижних плиток казались светлее остальных.

 Пей молоко,  сказала Унисса,  а то скисает. Как рука?

 Хорошо. Лучше, чем вчера.

Мастер Мару устало кивнула. Но вид у нее был не хмурый, не обеспокоенный, а какой-то умиротворенный.

 А у менявот,  с улыбкой показала она ученице сложенные щепотью пальцы.  Думаю, уже и не разлепить.

 Разлепятся!  заявила Эльга.

Она подскочила к столу, осторожно налила молока из кувшина в чашку, взяла лепешку.

Мир за границами беседки тонул в ослепительном солнечном свете, и даже мертвые жухлые листья будто бы светились. На колоннах и резных вставках дрожали жаркие пятна. Горячий воздух лип к лопаткам и шее.

 Жарко,  сказала Унисса.

 У нас и жарче было.  Эльга хлебнула молока.  Прошлым летом два дня у нас даже козы не доились!

Мастер Мару фыркнула.

 Такое бывает?

 Я же сама там жила!

 Скучаешь?

Эльга вздохнула.

 Да, мастер Мару. Но я обязательно их навещу.

 Будем опять в Саморском наделе, отпущу тебя погостить.

 А когда?

 Как дело найдется. Или после того, как в столицу вернемся. Ну, все, допила?  спросила Унисса ученицу.  Давай дальше работать.

 Да, мастер Мару.

На солнце чистить мешки от мертвых листьев было тяжелей. Эльга повязала платок узлом спереди, чтобы косицы его давали хоть какую-то тень.

Руку в глубину.

Листья от жары казались вялыми, полусонными, ловиться стали кое-как, хотели, чтоб их не трогали. Ворчали, кололи пальцы.

Эльге даже пришлось на них прикрикнуть.

 Что такое?  зашипела она в мешок.  Мы как раз дождь делаем! А вы тут кукожитесь, как не знаю кто! Ну-ка, живо на свет!

Зашевелились.

Ведь везде подгонять надо! Как маленькие.

Эльга сердито вычерпывала мертвечину, кого-то сразу перетирая в труху. Ветер утих, видимо, тоже сомлел на солнце, и листья валились друг на друга. Скоро их насыпалась целая горка. Эльга нарушила ее ногами, сгребла частью к основанию беседки, а частьюв другую сторону. Пот щипал уголки глаз и шею.

Руку в мешок, руку из мешка. Руку в мешок

Плешкин Луг. Покосы. Еще одни Покосы. Гарь-поле. Ох, много листьев. Наверное, все деревья в местечках стоят голые.

Вот интересно, если зарыться в листья, будет ли чуть прохладней? Или набить такой сплошной полог, не картину, а просто, для тени?

Когда Эльга отнесла восьмой мешок и пристроила его к своим же, гарь-польским, на мгновение перед ее глазами все поплыло, и она только чудом разминулась с одним из столбов, держащих беседочную крышу.

 Стой!  сразу скомандовала Унисса.

 Да, мастер Мару.

Эльга остановилась, но не смогла устоять, плюхнулась на такой сладкий, такой мягкий стул, на котором, возможно, отдыхал сам энгавр или даже кранцвейлер. Каким-то загадочным способом в руках ее оказалась кружка, а в кружке заколыхалось белое, с пенкой и мертвой мушкой на поверхности.

 Пей!  сказали Эльге.

Молоко было теплое. Мушка не помешала, проскочила и проскочила.

 Ну, лучше?  присела перед ней Унисса.

 Осталось два мешка,  улыбнулась Эльга.

 Сиди пока здесь,  сказала мастер.

Эльга кивнула.

Сидеть было хорошо. Было видно небо, отталкивающееся от перил, и далеко-далеко брызги облаков. Панно тоже было видно. Изредка задувал ветерок, но такой невесомый, что воспринимался как легкое дыхание, касающееся то шеи, то ребра ладони.

 Ну-ка, посмотри,  сказала Унисса,  я уже что-то не вижу.

Эльга сползла со стула.

 Где?

Она вроде бы и шагала, но по ощущениям словно плыла. Жаркий воздух пружинил и с трудом уступал дорогу. И ему нельзя было скомандовать, как листьям.

 Посмотри, все ли я затерла. А то у меня рябит.

Мастер Мару сидела на коленях на полу и держала в руках тряпку и горшок с воском. Светлели натертые плитки.

Эльга опустилась на корточки.

 Вот здесь,  указала она пальцем на темный участок.

 Ага.

Унисса немедленно затерла пропущенное.

 И вот тут.  Эльга перевела палец выше, на несколько пятен в середине панно.

 Хорошо.

Мастер Мару прошлась тряпкой и там, потом с гримасой боли поднялась, отодвинула лавку, отложила горшок на край стола.

 Ну-ка, давай вместе.

Она взяла ученицу за руку. Вслед за мастером девочка сделала два шага назад, и еще один, чтобы оказаться с ней вровень.

 Ой!

Эльга прижала ладонь к губам.

 Кажется, мы молодцы,  сказала Унисса.

Панно мягко светилось. Прожилки дерева проступали сквозь свет и, казалось, бежали через ограничительные бортики. Рисунок складывался завораживающий, пусть и чуть ломающийся на стыках плиток.

Полукружья, дорожки и островки разных оттенков.

 Это мы сделали?  спросила Эльга.

Назад Дальше