Чудовище маяка и другие хонкаку - Кейкичи Осака 8 стр.


С этими словами он взял у меня моток, и мы побрели назад к маяку. Там мы увидели Митамуру, выходившего из передней кладовой с пучком проводов. Директор Адзумая прямо спросил его:

 Это веревка ваша?

 Да. Мы храним некоторый запас. О, но здесь прикреплен тонкий шнур... где вы его нашли?

Директор не ответил. Вместо этого он посмотрел на темное небо над нашими головами и спросил:

 Высота маяка до пола фонарного отсека, полагаю, метров тридцать? Не могли бы вы проверить длину веревки?

Митамура воспользовался рулеткой и объявил:

 Веревка  двадцать шесть метров, а шнур... тоже двадцать шесть метров.

 Двадцать шесть, говорите? Минутку...  Директор Адзумая уставился снова в темное небо.  Господин Митамура, какова масса вращающейся линзы?

 Порядка тонны.

 Одна тонна. Одна тонна это чуть больше двухсот шестидесяти шести кан. Тогда груз, который опускается в тридцатиметровую шахту маячной башни и обеспечивает вращение линзы,  эта вещь должна быть довольно тяжелой тоже.

 Да, по меньшей мере восемьдесят кан. Это как часовая гиря из камня, только гигантская. Она медленно опускается в шахту, и, как только достигает самой низкой точки, мы снова поднимаем ее, будто заводим часы.

 Понятно. И когда вы в последний раз «заводили» ее?

 Вчера днем.

 Значит, сегодня ночью груз должен был находиться вверху шахты?

 Да.

 Большое вам спасибо. Э-э, вы не возражаете, если я закурю сигарету в радиорубке?  спросил директор. Он затащил меня внутрь и закрыл дверь.  Послушайте, мне кажется, я кое-что понял. Но сначала я хотел бы обсудить свою теорию с вами.

4

Директор Адзумая пристроился на соседний стул, закурил сигарету и начал рассуждать.

 Прежде всего, кем бы ни был наш одержимый насилием субъект  чудовищем или человеком,  он пропустил один конец толстой веревки через небольшое вентиляционное отверстие под остеклением фонарного отсека, оставив тем самым другой конец висеть над скалами у берега. Затем он спустился с маяка, вышел наружу и обвязал висевшей веревкой большой булыжник, который позже мы обнаружили в фонарном отсеке. Вернувшись на верхушку маяка, он взял первый конец веревки и открыл крышку вращательного механизма в фонарном отсеке. Затем привязал веревку к зацепу груза, висевшего в верхней части закрытой шахты, скользящим узлом-удавкой, который можно было бы потом развязать, просто потянув за один конец. Дальше он связал свободный конец веревки, идущей от скользящего узла, с тонким шнуром, убедившись, что противоположный конец шнура находится в фонарном отсеке. Когда все приготовления были закончены, он перерубил топором трос лебедки вращательного устройства. И...

 О, все равно что колодезное ведро с воротом!  воскликнул я.  Груз весом восемьдесят кан, устремившись по шахте вниз, потянул бы за собой камень снаружи маяка и поднял бы его прямо в фонарный отсек. Но если это так, микроземлетрясение, устроенное ударившимся о дно шахты грузом, должно было практически совпасть по времени со звоном бьющегося стекла и металлическим скрежетом ломающегося механизма.

 Я, естественно, обдумал этот момент,  продолжал директор.  Но, видите ли, случайно или намеренно, при общей высоте шахты тридцать метров длина веревки составляет всего двадцать шесть метров. Мы должны были поверить, что морское чудовище метнуло огромный булыжник в остекленный фонарный отсек, разрушив вращательное устройство, от чего трос, удерживающий груз, будто бы лопнул, уронив груз и вызвав землетрясение. Но это совсем не то, что произошло на самом деле. А произошло на самом деле то, что наше «чудовище» сначала убило смотрителя маяка Томиду, затем привязало толстую веревку к зацепу груза, а тонкий шнур к концу скользящего узла. Итак, после того, как «чудовище» уничтожило механизм, оно потянуло за конец шнура и развязало скользящий узел на зацепе  груз в свободном падении рухнул на дно шахты. Вот почему наши два свидетеля сначала услышали звон стекла и металлический скрежет и только после короткой паузы почувствовали толчок.

 Понятно,  кивнул я.

 Наше «чудовище» или дьявольское человеческое порождение вытащило веревку из шахты  та больше не удерживала груз, а также высвободило конец веревки, обвязанный вокруг камня, придавившего Томиду. Оно не могло спуститься вниз, ибо люди, встревоженные всем этим грохотом, начали подниматься по лестнице, поэтому чудовище привязало веревку к перилам площадки за пределами фонарного отсека  опять же с помощью скользящего узла с закрепленным шнуром  и спустилось по веревке на один из самых высоких валунов, выступающий на пять-шесть метров выше подножия маяка. Там оно снова развязало скользящий узел тем же способом, потянув за один конец, и бросило веревку со шнуром в море...

 Изумительно!  воскликнул я, потрясенный до глубины души.  Не надо обладать большой силой, чтобы провернуть этот трюк. Но кто же это сделал  призрак или человек?..

 Вот в чем вопрос!  произнес директор Азумая, вставая.  Теперь, когда мы раскусили трюк с камнем, стало очевидно, что это мог сделать только человек. Однако наш надежный, серьезный господин Кадзама настаивает, что видел чудовище, и мы все еще не объяснили эту вонючую слизь, размазанную по всему полу, и этот странный стон, и причудливый крик... В любом случае нам придется подняться на верхушку маяка еще раз.

И мы снова поднялись в темный фонарный отсек. Митамура с частью своего снаряжения уже находился там. Увидев нас, он сказал, что собирается починить радиомачту и был бы очень признателен, если бы мы помогли ему. Поэтому я вышел на опасную с виду площадку по другую сторону одной из стеклянных секций со связкой проводов в руках, изображая здешнего электрика.

Ветер усилился, слегка рассеял туман, но вызвал жестокое волнение на море  рассвирепев, волны разбивались о скалы ровно в тридцати метрах ниже площадки, на которой мы стояли.

 Мы находимся довольно высоко,  сказал директор.  Не каждому под силу спуститься отсюда по веревке.  Внезапно он просиял и задал странный вопрос Митамуре, который работал рядом с ним.

 Не могли бы вы на секунду показать мне свои ладони?

Ага, он посчитал, что чудовище выдадут мозоли на ладонях. Какая блестящая идея!

Однако на ладонях Митамуры мозолей не оказалось. Директор неожиданно смутился и не без некоторой неловкости решил покинуть нас. Он поспешил вниз по лестнице маяка.

Пока я помогал с ремонтом радиомачты, я смог не просто заглянуть вниз и увидеть его, появившегося у подножия маяка, но и отлично расслышать, что он сказал старому Кадзаме, который только что вышел из своего жилища.

 Вы еще не приготовили резервный фонарь?  прокричал он сквозь ветер.

 Я как раз собирался этим заняться. Сначала я должен навести порядок в фонарном отсеке.  По непонятной причине голос старого Кадзамы, казалось, утратил всякую твердость.

 Прошу прощения, но... не могли бы вы на секунду показать мне свои ладони?

Снова прозвучал этот вполне ожидаемый вопрос. Я приготовился к самому интересному, но мое волнение было недолгим. На ладонях старого Казамы мозоли также отсутствовали. Затем старый смотритель маяка ушел в кладовую, а директор направился к жилым помещениям и исчез из виду.

Ремонт радиомачты оказался довольно сложной задачей. Руки у меня нестерпимо ныли, и я боялся, что они отнимутся. Еще наверху было ужасно холодно, кроме того, от высоты могла закружиться голова. В конце концов, нам удалось закончить это хлопотное дело, но как раз в этот момент в фонарный отсек ворвался директор Адзумая с обеспокоенным выражением лица.

Он был явно расстроен, дыхание его сбилось, и говорить он мог только на выдохе.

 Жена жертвы... она извела служителя... требует, чтобы ей показали тело мужа... думаю, будет лучше, если мы сделаем это как можно скорее...

 А ее ладони?  Я не мог сдержать своего любопытства.

 Ее ладони? Ни у нее, ни у служителя не было никаких мозолей.

 Значит, и вправду это было проявление чего-то сверхъестественного...

 Подождите. Поговорив с женой убитого, я наскоро заглянул в соседнюю комнату господина Кадзамы, чтобы познакомиться с его дочерью... И там меня ждало грандиозное открытие!

 Грандиозное открытие? Неужели вы нашли мозоли на ладонях спящей Мидори?

 Нет, совсем не это. Ничего подобного.

 Нет? Стало быть, с ней что-то не то?

 Хотел бы я так сказать. Нет, с дочерью я вообще не встречался. Дело в том, что я нигде не нашел ее.

 Вы говорите, Мидори ушла?  Митамура ухватился за слова директора, когда тусклое пламя свечи отбросило его тень на стену.

 В комнатах ее не было. Но зато я увидел то, что видел старик... скользкого красного призрака!

5

Спустя мгновение директор Адзумая пришел в себя, быстро взглянул на меня и повернулся к Митамуре.

 Кстати, господин Митамура, вы сказали, что встретили смотрителя Кадзаму на полпути вниз по лестнице, когда поднимались сюда, сразу после того, как все произошло. Держал ли господин Кадзама что-нибудь в руках в тот момент?

 Ну... раз уж вы об этом заговорили, он снял куртку и держал ее в правой руке  вот так.

 Я понял. Спасибо. Позвольте задать вам еще один вопрос. Сколько лет его дочери?

 Э-э... думаю, ей не больше двадцати восьми.

 И как она вела себя?

 Вела себя? Э-э... она кажется очень разумным, хорошим человеком...

 Все, что вы скажете, останется строго между нами, так что можете говорить без опасения.

 Хорошо... сначала она была очень мила... но потом...  Митамура, казалось, не испытывал желания продолжать разговор.  Думаю, это случилось примерно год назад, почти в тех же числах. Она очень сдружилась с механиком грузового судна, который в то время жил в доме господина Кадзамы, и они... Ну, по делу, они не должны были бежать. Я слышал, они уехали куда-то недалеко от Иокогамы или что-то в этом роде, но ее муж оказался неблагонадежным моряком и  этого следовало было ожидать  бросил ее после того, как она забеременела. Она вернулась сюда около полугода назад с разбитым сердцем.

 Понятно. А потом?..

 Когда-то она была по-настоящему жизнерадостной девушкой, но этот опыт полностью изменил ее. И вот спустя некоторое время сам господин Кадзама начал смотреть на собственную дочь холодными глазами. Бедняжка...

На лице Митамуры отразились противоречивые чувства, и он начал потирать руки, как будто успел пожалеть о том, что проговорился. Директор, однако, внимательно слушал его. Он поднял голову и мрачно пробормотал:

 Мне кажется, я догадываюсь, кто мог проделать этот трюк со взбесившимся валуном.

 Кто? Это была дочь, но, возможно?..

 Разумеется, это была Мидори.

Адзумая молча сел на ближайший стул, положил локти на колени и сцепил пальцы. Несколько раз покачав головой, словно все еще в раздумьях, он начал неспешно объяснять:

 Боюсь, что пока это только теория, а я не специалист по романтике, но мое воображение не может не вести меня по этому пути. В любом случае, пожалуйста, представьте себе дочь смотрителя маяка, девушку с чистым сердцем. Однажды она влюбляется в моряка, спасенного с терпящего бедствие судна. Однако ее отец  человек ужасно строгих нравов  не одобряет чувств своей дочери. Молодые возлюбленные сбегают в поисках райских кущ. Но когда девушка понесла плод совместной любви, мужчина вербуется на флот и уходит в дальнее плавание. Обманутая девушка возвращается домой с беспощадной ненавистью в сердце. Прохладное отношение ее отца лишь подталкивает девушку в пасть безумия, и вид кораблей, проходящих мимо, как мираж, днями и ночами вскармливает ненависть в ее сердце. Ненависть к одному человеку оборачивается ненавистью ко всем морякам, а ненависть к морякам оборачивается ненавистью к кораблям. Желая потопить все эти проходящие мимо суда, она решает нарушить одно непререкаемое правило. В туманные ночи она ждала, когда вахтенный задремлет, и самым губительным образом вмешивалась в работу маяка  спасительного круга для мореходов. Однажды ее злодеяние было прервано смотрителем маяка, и она, обезумев, схватила топор и обрушила его на голову мужчины. Напуганная ужасным преступлением, она проделала этот трюк с камнем, чтобы похоронить улики и скрыть следы содеянного. Вероятно, трюк был придуман ею заранее как часть плана по дестабилизации работы маяка.

 Но как быть с этим мерзким чудовищем?  Я имел право спросить.

 Никакого чудовища не было.

 Но вы же сами сказали, что видели его.

 Потерпите минуту. Пожалуйста, дайте мне досказать. Ее старый отец  невероятно строгий и суровый человек, с большим чувством ответственности  никогда бы не простил такой, по его мнению, распущенности. Его чувства к согрешившей дочери охладели. И все же в этом ледяном панцире произошел качественный сдвиг в тот момент, когда он вошел в фонарный отсек, услышав всю эту какофонию. Именно тогда он впервые в жизни открыл для себя нечто новое  он стал лжецом, выдумав легенду о чудовище, чтобы скрыть преступление своего дитя.

 Но если все это было откровенной ложью, тогда как объяснить следы, оставленные чудовищем? Ту жутковатую на вид слизь, стон, который засвидетельствовал господин Митамура, да и этот необычный крик?

 Позвольте мне закончить. Старый смотритель маяка зажег свечу и, дрожа от страха, стал подниматься по лестнице маяка. Как вы думаете, что он увидел, поднявшись в фонарный отсек? Не разбитые стекла. Не разрушенный механизм. Не тело Томиды. Послушайте  он увидел двух живых людей! Свою несчастную дочь, уже наполовину спятившую после жестокого убийства  она стояла по ту сторону оконного стекла, и он не мог помешать ей прыгнуть в море. Но был еще один человек... Мягкое скользкое красное существо, похожее на осьминога. Психологический шок и возбуждение, вызванные напряженными усилиями, привели к преждевременным родам: это был его первый внук, появившийся на свет вполне себе здоровым!

Я не мог сдержать слез.

Так вот в чем дело! Удивительно, как я до сих пор не догадался сам. Загадочный стон был вызван мучительными, болезненными потугами роженицы; своеобразный крик, подобный свистку из воздушного шарика, был первым криком новорожденного; а странная слизистая жидкость  амниотическими водами, которые отошли, выполнив задачу по защите плода. Я начал представлять, каким старым, должно быть, чувствовал себя Кадзама в ту минуту, когда увидел милое личико своего первого внука, призывающее его сердце смягчиться.

В этот момент мой приятный мысленный образ был прерван легким скрипом. Сломленный старый смотритель маяка, Дзороку Кадзама, показался в дверях; тусклый свет отражался на его опухших веках.

Три безумца

1

Частная лечебница для душевнобольных, управляемая доктором Акадзавой, стояла на вершине Акацутиямы, небольшого холма на окраине города М., посреди зарослей, выходящих на дорогу, ведущую к крематорию. Это было старомодное одноэтажное здание, напоминавшее большого, ползущего по земле паука.

Говорят, беда не приходит одна. Еще до того, как произошел этот ужаснейший случай, за деревянными стенами лечебницы Акадзавы уже сконцентрировались миазмы безумия и боли, подтачивавшие сами основы этого учреждения. Как стало понятно впоследствии, разрушение было неизбежным.

Согласно доктору Акадзаве, забота о душевнобольных представляла невероятно сложную задачу. Многие из пациентов могли  по причинам вполне тривиальным или мотивам вовсе неведомым  совершать ужасные поступки: насилия или поджоги. Другие убегали, отказывались принимать пищу, лекарства или вообще кончали жизнь самоубийством. Понятно, такие пациенты часто становились опасны не только для санитаров, но и для общества в целом. Для обеспечения ухода, опеки и душевного спокойствия следовало помещать подобных лиц в медицинское учреждение, удалив их из человеческого общества. В отличие от больных и раненых, большинство таких душевнобольных о своем недуге не знали. Они не боялись действий, которые могут предпринять их тела, и оставались вполне спокойными перед лицом любой опасности, так что забота об этих людях требовала осторожности и терпения. Исследования показали, что лучше было взамен крупного учреждения вроде больницы содержать небольшое число пациентов в домашних условиях, обеспечивающих им домашний уход, чтобы каждый пациент непременно обслуживался персональным санитаром.

Первым в семье понял это дед Акадзавы по отцу. Неудивительно, ведь он прибыл из Ивакура-муры в Киото, первого места в Японии, где появился домашний уход за больными. Он сумел объединить два противоречивых способа ухода и открыл то, что можно было назвать первой небольшой домашней лечебницей. Но, поскольку у каждого пациента был персональный санитар, расходы на содержание подобной больницы вышли чрезвычайно высокими. Первый директор каким-то образом смог, реализовав эту идею, даже получить прибыль. Во время работы второго директора финансовые проблемы лишь наметились. А третьему, нынешнему директору, уже пришлось вкладывать личные средства.

Назад Дальше