Ребята перенесли его обездвиженное тело на топчан и собирались уходить из караулки, но неожиданно дверь открылась, и в проеме показался мужчина.
Всем оставаться на местах! Стоять! крикнул он. Кому говорю, стоять, или конвой откроет стрельбу на поражение.
Парни замерли на месте и стали с интересом рассматривать этот персонаж.
Кто такие? спросил он строго у Прохорова. Что вы здесь делали?
Игорь улыбнулся и вежливо, стараясь не обидеть полупьяного мужчину, ответил:
Мы, дяденька, пили водку. Если хотите, то там, на столе еще есть, можете допить.
Вот это ответ настоящего мужчины! ответил незнакомец. Меня зовут Михаил, я здесь работаю вместе с Сорокиным.
Он отодвинул рукой Прохорова и, не обращая внимания на остальных, направился прямо к столу.
Ребята, молча, вышли из помещения и, постояв у входа минуту-другую, направились домой.
***
День начался необычно. Утром Абрамова вызвал начальник Управления, и, когда он вошел в кабинет, то интуитивно почувствовал нависшую надо мной угрозу.
Скажите, Виктор Николаевич, произнес он. Вы когда укомплектуете свой отдел?
Думаю, что в течение десяти дней полностью закрою имеющиеся вакансии, ответил он.
Мне не нравится ваш подход к этому вопросу. Вы надеетесь, что я лично им займусь?
Извините, Рустем Эдуардович. Я не вижу в этом необходимости. Люди, в принципе, подобраны и ждут приказа о переводе. Мешают ваши решения о том, что ранее представленные мной кандидатуры не подходят для работы в нашем Управлении.
Хафизов посмотрел на него оценивающим взглядом, словно прикидывая, стоит ли ему и дальше продолжать этот разговор, и, махнув рукой, сказал:
Я понимаю, Виктор Николаевич, что вам намного проще уйти от критики своей работы при таком раскладе дел. Я, мол, не могу этого сделать, так как у меня нет людей, а руководство Управления не дает мне возможности укомплектоваться. Однако, вы глубоко ошибаетесь по этому поводу, я не намерен делать вам никаких поблажек.
Виктор, молча, слушал его претензии, и отлично понимал, что они по сути своей не обоснованы. За последние две недели он дважды представлял начальнику Управления кандидатов на вакансии, и дважды они были отклонены им без объяснения причин.
Выслушав его, Абрамов вышел из кабинета и направился на свое рабочее место. К нему зашел Балаганин и по старой привычке сел на свой любимый стул.
Я что-то не понимаю этого Хафизова. Он что на тебя стал наезжать, больше в нашем Управлении не на кого?
А ты откуда знаешь? Или просто догадываешься? поинтересовался у него Виктор.
Шеф, я давно работаю с тобой и многому научился. Твое лицо сейчас, как открытая книга, читайне хочу.
Абрамов невольно улыбнулся, давая понять, что он не ошибся в своих предположениях. Почувствовав уверенность, Стас продолжил.
Я смотрю, он и нашего начальника не замечает, будто того и нет, и в последнее время общается только со мной. Он что, не знает, чем занимается мое подразделение? Я ему неоднократно говорил, что мы теперь занимаемся наркотиками, оружием и преступлениями против иностранцев и никакого отношения к грабежам и угонам не имеем, но он все равно спрашивает с меня за эти кражи и грабежи.
Знаешь, Стас, у меня тоже иногда возникают вопросы, связанные с моей деятельностью. Создается впечатление, что отдельные личности в нашем Управлении спят и видят, чтобы такие, как я и ты, ушли из розыска. При данном подходе к делам долго так работать нельзя.
По-моему, ни Хафизов, ни Усманов даже не стесняются того, что не знают работу уголовного розыска, и порой дают такие указания, что мне становится смешно.
Ты в курсе, Стас, что Хафизов до своего назначения на должность заместителя начальника Управления по борьбе с организованной преступностью всю сознательную жизнь проработал в Управлении охраны общественного порядка, руководил участковыми? Вот и представь, откуда он может все это знать, если никогда не работал в розыске. Да и Усманов из той же когорты. За его спинойречной техникум и два года работы в сыске по борьбе с кражами автотранспорта. Чего можно ожидать от них?
Стас закивал, давая понять, что ему все ясно.
***
Утром друзья встретились и поехали в музей изобразительного искусства.
Может, Цаплина нужно было взять с собой? засомневался Вадим. А то как-то нехорошо получается.
Пусть спит. Чего ему делать в музее? Он в нем, как слон в посудной лавке, Прохоров весело засмеялся над своей шуткой.
Они целый час бродили по залам, любуясь экспонатами. Повернув за угол, оказались в зале русской иконописи.
Смотри, Вадим, сколько здесь икон, и все, наверное, очень дорогие?
Заметив молоденькую девушку-экскурсовода, они направились к ней. Когда она закончила экскурсию, Прохоров обратился к девушке с вопросом:
Скажите, у вас все иконы подлинные?
Она удивленно подняла брови и, улыбаясь, ответила:
В музее, как правило, собирают и выставляют только подлинные шедевры.
Тогда можно спросить, сколько, к примеру, стоит вот эта икона?
Я не могу вам сказать ее истинную цену, но стоит она, наверняка, очень дорого.
Тогда к вам еще один вопрос. Мы с другом вчера были в Соборе Петра и Павла и там любовались двумя иконамиКазанской Божией Матери и Седмиозерной. Обе иконы старые, почему они не в вашем музее? И дороже ли они икон, выставленных в вашей экспозиции?
Девушка немного задумалась, а затем произнесла:
Вы знаете, эта экспозиция составлена из икон, принадлежащих государству, а те, принадлежат епархии. Икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери, насколько я помню, была оценена московскими искусствоведами чуть ли не в полмиллиона долларов, а Казанской Божией Материчуть более ста тысяч.
Прохоров поблагодарил ее, и они с Ловчевым направились к выходу.
Слушай, Вадим, только теперь я понимаю, каким был лохом с Селезневым. Выходит, я задарма предлагал то, что стоит больше полумиллиона долларов! Прохоров был потрясен. Я сегодня же буду звонить ему.
Вечером он набрал номер телефона Сергея Павловича. Все повторилось с завидной последовательностью. Наконец Игорь дождался, когда трубку поднимет непосредственно Селезнев.
Здравствуйте, поздоровался он. Это звонит Прохоров из Казани. Я в отношении нашего последнего с вами разговора. Я тут прикинул немного и решил вам сообщить, что мы с ребятами, в принципе, согласны выполнить ваш заказ, но при условии, что вы заплатите в четыре раза больше, чем предлагали раньше.
Что-что? переспросил Селезнев. Вы там случайно с ума не сошли?
Сергей Павлович! Во-первых, вы должны понять, что я не один, у меня группа, и всем им нужно платить за участие в этой акции. Во-вторых, минимальная цена груза намного выше заявленной вами, со слов местных специалистов. В-третьих, мы многим рискуем, в отличие от вас, и условным сроком едва ли отделаемся в случае провала. Люди хотят за это иметь что-то реальное, а не наши бумажки, которые правительство может отменить в любое время.
Игорь, я не готов сейчас обсуждать этот вопрос. Мне нужно проконсультироваться непосредственно с заказчиком груза.
На том конце провода повисла тишина. Прохоров понимал, что Селезнев прикидывает в уме сумму, запрошенную за эту работу. Пауза явно затягивалась. Наконец, он с хрипотцой в голосе произнес:
Я предлагаю вам ту же сумму, что и раньше, но в долларах США. Думаю, что она вполне устроит вас и ваших друзей.
Хорошо, Сергей Павлович, согласился Прохоров. Но деньги должны быть наличными, чтобы их можно было пощупать и пересчитать.
Вот и договорились. Подробности вашей операции мне ни к чему. Назовете дату, место и время передачи груза. Там, на месте, и получите свои деньги.
Прекрасно, будьте на связи, закончил Прохоров и положил трубку.
Операция по краже икон переходила в новую фазу.
***
Абрамов перебирал последние агентурные сообщения, полученные сотрудниками Управления, когда в его кабинет вошли два сотрудника из секретариата МВД. Он быстро собрал разложенные на столе документы и положил их в сейф.
Виктор Николаевич! обратился к нему Андрюшин. Мы пришли к вам с проверкой. Хотим узнать, как у вас обстоят дела с режимом секретности. Вы на этой должности чуть более двух месяцев и, следовательно, уже вошли в курс дел. Откройте сейф и выложите все документы вот сюда, на ваш рабочий стол.
Андрей Владимирович, прошу объяснить мне, чем вызвана эта проверка? спросил Абрамов. Насколько я знаю, последняя была осуществлена при увольнении бывшего заместителя начальника Управления, то есть менее пяти месяцев назад. При назначении меня на должность я не был ознакомлен с результатами той проверки, ваша служба не передавала в Управление этот документ.
Андрюшин посмотрел на Абрамова уничтожающим взглядом. Через секунду-другую он произнес сквозь зубы:
Виктор Николаевич! Если этот документ не был своевременно передан в вашу службу, это еще ни о чем не говорит. Сейчас мы проверяем вас, а не предыдущего руководителя. Прошу не препятствовать исполнению наших обязанностей. Кстати, вы знаете, что являетесь Председателем комиссии по режиму секретности в вашем управлении?
Нет. Насколько я понимаю, эта должностьвыборная, а не назначаемая в административном порядке.
Что вы говорите? ехидно произнес Андрюшин. Так было всегда, сколько я работаю в МВД. Заместитель начальника Управления по оперативной работе обычно возглавлял эту комиссию. Вы что, хотите оспорить это?
Абрамов промолчал, считая, что дальнейший спор с начальником секретариата бесполезен. Он выложил на стол все документы и сел на стул. В его кресло сел Андрюшин. Отодвинув стоявший на столе телефон, он приступил к изучению дел.
Время бежало, и оперативник стал часто посматривать на настенные часы. Перехватив его взгляд, Андрюшин с явной издевкой в голосе произнес:
Никак домой торопитесь, Виктор Николаевич? А мылюди привыкшие, раньше девяти-десяти часов вечера, как правило, домой не уходим. Работы у нас много, не то, что у вас.
Абрамов опять промолчал, давая понять, что не собираюсь вести с ним спор. Наконец, они закончили проверку и разрешили убрать секретные документы в сейф.
Завтра с утра, Виктор Николаевич, будем проверять все ваши отделы, сказал Андрюшин. Лично к вам, как к сотруднику Управления, у меня претензий нет. Все, что предусмотрено приказами МВД, вы выполняете в полном объеме. Посмотрим, как обстоят дела у ваших сотрудников.
Хорошо. Сейчас я дам соответствующее указание сотрудникам отдела «А», чтобы завтра все были на своих рабочих местах. Может, вы там что-то и накопаете, Андрей Владимирович.
Он взглянул на Виктора и сделал обиженную гримасу.
Вот так всегда. Требуешь выполнения приказастановишься, чуть ли не личным врагом проверяемого. Я это делаю в своих интересах, что ли? Только в интересах службы. Поэтому ваше высказывание я не воспринимаю как личное оскорбление, и мне все равно, что вы обо мне думаете.
Он развернулся и вышел из кабинета. Вслед за ним кабинет покинули и два его сотрудника.
***
Прохоров и Ловчев собрались на квартире Цаплина и стали обсуждать детали предложенного Игорем плана.
Слушай, Прохор, сказал Цаплин. Может, не стоит втягивать в это дело Сорокина. Он больной, и черт его знает, что у него на уме.
Ты что, Володя? Это хорошо, что он больной, ответил Игорь. Сам подумай, а вдруг мы залетим с этим делом? Его показания не могут лечь в основу обвинения, потому что он не дружит с головой. А вот как его лучше использовать в нашем деле, это другой вопрос. Вадим! Ты еще не спрашивал Андрея, эти иконы не под сигнализацией случайно? А то снимешь, дойдешь до двери, а там милиционеры с автоматами.
Пока не спрашивал, ответил тот. По-моему, его лучше вообще ни о чем не спрашивать, пусть работает втемную. Ну, потратимся мы немного на водку для него, зато он по пьянее, все нам расскажет об их охране. Главное в этом делене задавать ему прямых вопросов, которых он может испугаться.
Наверное, ты, Вадим, правдуракон и в Африке дурак, согласился Прохоров. Нам бы еще подобрать для этого дела одного человека, но где его взять? Придется тебе, Цаплин, ехать в Москву вместе с Вадимом. Он передаст иконы Селезневу, получит деньги, а ты будешь его страховать. Пистолет у нас есть, а это большое дело. Я пока не знаю, как все сложится, но мне хотелось, чтобы мы на тот момент уже знали, где живет Селезнев.
Ребята согласились с Прохоровым, считая, что предложенный им план вполне может быть исполнен в реальных условиях. Поговорив еще минут тридцать, они оделись и вышли на улицу.
Мужики, я думаю, что нам необходимо посетить берлогу Сорокина, предложил Ловчев. Что-то давно я у него не был, интересно, как он сейчас живет.
Сев в машину Вадима, ребята поехали на улицу Дегтярная. Они долго плутали по небольшим переулкам частного сектора, пока не добрались до дома Андрея. Сорокин жил в большом деревянном доме, покосившемся от старости. Раньше этот дом принадлежал известному казанскому купцу, но после революции городские власти заселили его местной беднотой. В настоящее время часть жильцов съехала, и в доме остались всего две семьи, одна из которыхСорокины. Прохоров вышел из машины и с интересом стал смотреть по сторонам.
Сколько лет живу в Казани, а ни разу здесь не был. Вроде бы центр города, а вокруг, словно деревнядеревянные дома, один страшнее другого.
Осмотревшись, они направились к дому Сорокина. Андрей жил на первом этаже вместе с отцом. Мать Андрея скончалась чуть больше года назад от злокачественной опухоли пищевода. После смерти жены отец полностью ушел в дела епархии. По заданию настоятеля Собора много времени уделял поискам стройматериалов для ремонта храма.
Ребята, обходя сугробы, подошли к входной двери и стали настойчиво стучать. Из соседнего дома вышла старушка и, стоя на крыльце, с интересом наблюдала за их попытками достучаться до Сорокиных.
Стучите, сынки, громче, наверное, опять Андрейка с вечера напился, вот и не слышит, посоветовала она.
Через некоторое время послышались шаги, и дверь осторожно приоткрылась. Сорокин был дома один, отец с утра ушел в Собор и еще не возвращался. Друзья вошли в квартиру. Одна из ее стен была увешана иконами и напоминала небольшой иконостас. Перед центральной большой иконой «Спас Нерукотворный» тускло горела лампада. Ее свет падал и на соседние иконы, отчего казалось, что лики святых живые.
Слышишь, Андрей? Откуда у тебя столько икон? спросил его Прохоров. Вероятно, есть старинные, дорогие?
Может, и есть. Я никогда этим вопросом не интересовался. Это иконы отца, откуда он их взяля не знаю. Похоже, многие иконы ему подарили прихожане, а другие достались от деда и его старых родственников.
Ты хочешь сказать, что сам никогда не интересовался их стоимостью? удивился Прохоров. Может быть, у тебя богатство висит на стене, а ты и не знаешь.
Так это не мое, коротко ответил он. Зачем мне все это?
Андрей замолчал, и они прошли в другую комнату, в которой жил он сам. Здесь царил невообразимый беспорядок: вещи, чистые и грязные, валялись на стульях, на полу, и создавалось впечатление, что тут только что закончился обыск.
Слушай, Андрюха! вновь задал ему вопрос Прохоров. А сигнализация у вас в доме есть? Может, как-то охраняются ваши иконы от чужого интереса, ну, например, как в соборе. Там, наверное, все находится под охраной милиции?
Откуда у нас с отцом деньги, чтобы установить сигнализацию? Да и стоит ли все это делать, привлекать лишнее внимание к дому? Отец эти иконы вообще никому не показывает, может, они ничего и не стоят. Вон в соборе иконы дорогие, известные всему миру, и то не охраняются, как надо. Сигнализация проведена в нашу сторожку, и если кто-то снимет икону, то у нас она начнет звонить. Мы должны, по инструкции, сразу же сообщить в милицию, а потом бежать ловить злоумышленника. А на такую сигнализацию, как показывают в кино, у собора денег нет.
Скинув вещи со стульев, ребята сели за стол. Цаплин достал из сумки бутылку водки.
Ну что, Андрей, отравимся или наоборот полечимся? спросил он его. Все мои друзья не пьют, а один я пить не могу, нужна хорошая компания.
Прохоров заметил, как в глазах Сорокина загорелся огонек, и он мигом метнулся к шкафу, откуда достал два граненых стакана и хлеб. Цаплин, порывшись в сумке, достал две банки консервов «Завтрак туриста» и стал одну открывать кухонным ножом. Нож был слабеньким: лезвие гнулось и никак не хотело протыкать жестяную крышку.
Андрей! У тебя есть, чем открыть банку? А то с таким ножом мы никогда не попробуем эти консервы.