В то же время на душе скребли кошки: из смерти лучшего друга устроили фарс. Может быть, для посторонних статья выглядела безобидной, но каково будет односельчанам читать это? Как бы отнесся сам Василий к такому пасквилю? Деревню он любил искренне и жил здесь добровольно. Люди, конечно, разные бывают, но сказать, что художника окружали одни алкаши, ни у кого язык бы не повернулся. Ни у кого, знавшего Василия лично.
А вот кто напел в уши журналисту? Что знал он?
Или она?
Ешь давай, остынет! вернул Иван Ильич к реальности голос тетки.
А ты пей давай, отозвался он, берясь за нож и вилку.
Зоя Ивановна отправила в рот кусочек жареной колбаски, сделала глоток из бутылки и вздохнула от удовольствия.
Давно так хорошо не ужинали.
Иван Ильич что-то промычал с набитым ртом. Колбаски удались на славу. Природа щедро одарила его тетку кулинарным талантом, к сожалению, обойдя вниманием раздел выпечки. Теперь, когда городские поставщики оправились после праздников и в магазине появился свежий хлеб, опасаться новых порций плюшек не приходилось. Это воодушевляло.
Дальше он читал про себя, озвучивая для тетки лишь самые удачные цитаты.
Смотри-ка, вон почему «Плоскодонка» за эту историю взялась: тут написано, что Василий пять лет отработал у нас на консервном заводе. Когда такое было?
В восьмидесятых, наморщив лоб, живо вспомнила Зоя Ивановна. Отец уже плохой был, мать давно дома сидела, пенсии маленькиевот он и пошел. С деньгами туго было. Скотину Вася один не держал, а с огорода разве проживешь. Потом уж Петр родителей к себе забрал, полегче стало, должно быть.
А ведь такой момент биографии не каждый знает, как думаешь?
Не каждый, конечно. Кто ж ему мог рассказать?
Петр разве что Хотя из деревни немало народу в город уехало, но на похоронах я никого из знакомых не видел. Одни художники. Может, он переписывался с кем-то?
Зоя Ивановна пожала плечами. Почтальон приезжал в деревню исправно, развозил пенсии и опустошал ящик для писем, установленный рядом с телефоном. Молчаливый, вечно хмурый мужичок выполнял свою работу без лишних слов. В деревне близких знакомств не имел.
Василий вполне мог поддерживать переписку с кем-нибудь из города. И если этот человек присутствовал на похоронах Иван Ильич впервые пожалел, что ни с кем там нормально не познакомился, даже с соседками по застолью. Может, дамы были и не самые симпатичные, зато могли что-нибудь поведать о другой стороне жизни Василия, о которой никто в деревне не знал. Даже лучший друг.
Единственным способом все выяснить был звонок в редакцию. Номер телефона Иван Ильич нашел на последней странице, фамилию журналиста запомнил еще при первом прочтении. Сегодня уже поздно, а завтра утромв самый раз.
На следующий день он проснулся не рано, позавтракал, оделся потеплейна улице было морознои пошел к телефону. За углом церкви размеренно стучал топоротец Геннадий сам заготавливал дрова для здешней печи. Иван Ильич воровато проскочил к телефону и набрал загодя переписанный номер.
Слушая длинные гудки в трубке, он слегка нервничал. Застанет, не застанет? По его расчетам, рабочий день в городе уже должен был начаться, хотя черт знает этих журналистов.
Редакция, молодой голос звучал не слишком приветливо, зато сразу дал понять, что номер набран правильно.
Доброе утро, поздоровался Иван Ильич. Будьте добры, Сергея Горобца к телефону позовите.
В трубке брякнуло, потом щелкнуло, и сквозь редакционный гул он услышал, как выкрикивают фамилию журналиста. Ждать пришлось не меньше минуты, наконец бодрый мужской голос ответил:
Горобец на проводе.
Приветствую. Это из села Двупалое беспокоят
Двупалое Погодите, я ведь про вашего художника недавно писал!
Точно, про Василия. О нем и речь, Иван Ильич пожевал губамикачать права и жаловаться он не привык. Нехорошо со статьей-то вышло, Сергей.
А что такое?
Да вы, можно сказать, походя всю деревню обидели. В алкаши нас записали.
Ну, из песни слов не выкинешь, рассмеялся журналист. Пьют в деревнях у нас? Еще как пьют. В командировки регулярно езжу, да и знакомые у меня самые разные. Легко жилось в ваших краях художнику? Вот готов поспорить, что нет.
А кому легко сейчас? Василий сам был из простой семьи, жил и не жаловался. И никто его тут не притеснял сроду. Мы в одном классе учились, с детства знакомызнаю, что говорю.
Друг детства, стало быть? Ну а в последние годы как, много общались?
Достаточно.
Выпивали вместе, а? голос звучал чуть ли не издевательски.
Разговор свернул куда-то совсем не в ту сторону. Иван Ильич, конечно, был наслышан об ушлых журналистах, но этот оказался просто мастером манипуляций. Теперь он сам себе представлялся деревенским алкашом, спаивавшим слабохарактерного художника. А ведь не так все было!
Вас это не касается, наконец выдавил он. Я вообще о другом хотел поговорить. Понятно, что кроме чернухи в вашей газетенке ничего не напечатают
Гражданин не знаю вашего имени-отчества я ведь с вами вежливо разговариваю.
Судя по голосу, журналист продолжал веселиться, однако слова и вправду следовало подбирать аккуратнее. И не в первый раз ведь уже язык его подводит.
Иван Ильич меня звать. Друг Василия. Извините, если грубо вышло, просто статья и вправду далека от истины.
Вы меня тоже поймите, Иван У материала своя аудитория и свои цели. Без надрыва сейчас и читать никто не станет, всем накал эмоций подавай. Верите липишу и морщусь. Но таковы правила игры.
Игры, значит он сжал трубку в кулаке. А чего ж вы не сказали тогда в своей статье, что Василия убили? Вот уж где надрыважопой ешь!
Позвольте, Иван, позвольте. Во-первых, вы снова нервничаете. Во-вторых, за вранье меня по головке не погладят ни читатели, ни руководство
А кто говорит о вранье? Это правда! Вот напишите, как все на самом деле было, и хоть какая-то польза будет от вашей газеты!
Журналист снова рассмеялся, но уже как-то невесело.
Только на понт меня не надо брать, пожалуйста. У вас есть какие-то факты, доказательства подозреваемые, наконец? Языком трепать каждый может
«Лапы, хвост и усывот мои доказательства!» чуть было не ответил Иван Ильич, но вместо этого со всей дури шарахнул трубкой о рычаг. Телефон жалобно звякнул и перестал подавать какие-либо признаки жизни: ни коротких гудков, ни длинного, сколько ни вращай диск, как по аппарату ни стучи. Так деревня осталась без связи с материком; такое и раньше бывало, но по вине порядочного и трезвого гражданина случилось впервые. От этого порядочному гражданину стало совсем не по себе. Он воровато огляделся и достал сигареты.
Справедливое негодование Ивана Ильича, вызванное статьей в желтой газете, потихоньку оборачивалось против самого себя. Надо ж быть таким ослом! Журналист явно не пытался скрытничать, выдал бы свой источник на раз-два, если бы одного старого дурака черт опять не дернул за язык. Вот как проснется этот правдоруб внутритушите свет. Всем все скажет в лицо, не разбирая родных и друзей, наплевав на возраст и субординацию.
Иван Ильич шел вперед, засунув руки глубоко в карманы куртки и упрямо наклонив голову. Бормотал под нос: «Дурак! Старый дурак!» На душе было совсем гадко и очень хотелось выпить, но он только набычился еще сильней и ускорил шаг. До того ли теперь? Если он хочет хоть как-то пролить свет на странную смерть Василия, надо научиться держать себя в рукахэто и трезвости касаемо, и базара.
Ситуация-то все интереснее становится! Вот утонул человеки в самоубийцы записали. Это в какой-то степени понятно. Назаренко неплохой мужик, но за место свое держится, ему «глухарь» в отчетности совершенно ни к чему. А без отчета о вскрытии рассуждать не о чем, но Иван Ильич подозревал, что ничего интересного там и нет. Патологоанатом не искала подозрительных зацепок, она думала, что работает с телом самоубийцы
Потом этот полушубок Даже если бандиты правы, и его на базу подбросили, то кто это сделал? Сам убийца, его сообщник или молчаливый свидетель? Впрочем, последний вариант даже рассматривать не стоит: место у реки тихое, уединенное, и спрятаться там негде. Свидетелей не было. По крайней мере, таких, о которых тут же не стало бы известно преступнику.
Опять же бандиты То, что на выручку к охранникам приехал аж сам хозяин базы, само по себе интересно. А как он по-человечески общался, насколько был вежлив и обходителенвообще ни в какие ворота. У Ивана Ильича в голове не укладывалось, что такой серьезный мужик может взаправду опасаться простых деревенщин вроде него. Вооруженных топорами, вилами или хуже всегоспичками.
Ведь в их глушь пожарные исторически приезжали уже на пепелище, не поспевали просто. В былые времена добровольную дружину набирали из местных, а теперь Шериф протокол составити дело с концом. А вложенные деньги, понятно, с деревенщин не стрясешь.
И, наконец, статья в «Плоскодонке». Тут все в кучу: и неформат, и вранье, и неизвестные источники информации. Ему не известные. Потому что языком трепать надо меньше, а слушатьвнимательнее.
Поеду в город, решил Иван Ильич. Найду этого Горобца и разговорю, хоть он дерись.
За углом здания продолжал ритмично стучать топор. Иван Ильич решил поговорить с отцом Геннадием и направился на звук. Молодой священник, голый по пояс, стоял перед колодой. Рядом высилась груда свеженаколотых дров.
Лицо служителя культа раскраснелось и блестело от пота, борода взмокла, мышцы спины и рук грозно бугрились под кожей без единого пупырышкаэто на морозе-то! Типичный такой русский богатырь. Но Ивану Ильичу почему-то вспомнилась итальянская комедия «Укрощение строптивого». Герой фильма в исполнении Челентано хватался за топор при малейшем намеке на половое возбуждение. И киношный персонаж, и отец Геннадий оберегали собственное целомудрие. Впрочем, мотивы у них были совсем разные.
Доброе утро, поздоровался Иван Ильич, подойдя на прилично близкое расстояние.
Священник выпрямился, бросил быстрый взгляд на соседа.
Привет.
Бог в помощь.
Морозный воздух звенел тишиной. Безобидная, ничего не значащая в большинстве случаев фраза повисла в воздухе красной тряпкой. Иван Ильич заметил, как на шее молодого человека вздулись вены, но поспешил себя успокоить, что это от работы.
Погодка-то сегодняблагодать, ляпнул он.
Брови попа сдвинулись к переносице. Нужно аккуратнее вести беседу, пока собеседник окончательно не решил, что над ним издеваются.
Статья про Василия вышла, слыхали?
Зоя Ивановна утром показывала, буркнул отец Геннадий. Печатают всякую муть, чего от желтой прессы еще ждать?
Ну так! радостно ухватился за спасительную нить Иван Ильич. Покойника просто в грязи искупали, да и деревню вместе с ним.
Журналисты
Священник передернул плечами и снова взялся за топор. Иван Ильич, однако, не был намерен упускать возможность нормально поговорить.
А знаете, сказал он, пряча руки поглубже в карманымороз кусался, а перчатки оставил дома, ведь я звонил тому писаке только что.
Ну? топор замер в воздухе. А я-то слышу, вроде с городом ругаетесь. Высказали накипевшее?
Газету его желтушной назвал разве что, но все равно обиделся.
На лице отца Геннадия мелькнуло подобие одобрения. Слабый ручеек беседы явно набирал силу. Иван Ильич оживленно добавил:
И представьте, этот гад мне заявил, что ни слова неправды в статье нет. Разве что с эмоциями перегиб. Но по-другому, говорит, читать не будут.
Да кто эту дрянь ради чтения покупать будет?
Вот именно! Я даже тетке на растопку не беру, срам один.
Тут Иван Ильич малость приврал: «Плоскодонку» он последние годы покупал регулярно, хоть и нечасто. Кроссворды там были неплохие. Но тетке на растопку газету и вправду не давал, стеснялся. Обычно менялся с Василием на что-нибудь более приличное.
Лишь бы горело хорошо, отец Геннадий поставил на колоду очередную чурку. А про Василия Петровича и вправду дрянь написали.
А, главное, о том, каким он былни слова. Журналист, тоже мне Нет чтобы приехать, поспрашиватьнакидал биографию по верхам, да и все. А Вася он ведь какой был Честный, прямой.
Трудолюбивый, добавил поп.
Точно, работы не боялся. Что рисовать, что руками чего-нибудь. Вон, прорубь та же
Да я сразу не одобрил, а потом думаю, прочувствовал его замысел. Теперь, впрочем, не могу так однозначно сказать.
Отец Геннадий опустил топор и, нахмурившись, оглядел плоды своих трудов. На скромный взгляд Ивана Ильича, такого запаса дров хватило бы на пару недельбатюшка явно увлекся.
Много нарубили, аккуратно одобрил он. А насчет замысла не сомневайтесь, Вася от души работал.
Вы серьезно? От души себе могилу готовил?
Так вы не в курсе? Дело-то не такое простое. Самоубийством там даже не пахнет!
Священник серьезно посмотрел на него.
А чем оно пахнет, по-вашему?
Криминалом, подумав секунду ответил Иван Ильич.
Это серьезное заявление. А доказательства есть?
Пока только улики. А доказательства обязательно будут.
Вот когда будут, расскажите.
Бросив топор, отец Геннадий повернулся к собеседнику спиной и начал собирать дрова в охапку. Разговор был окончен.
Пожав плечами, Иван Ильич побрел восвояси. Неудачный день: с журналистом разругался, телефон вон сломал, да и с попом неловко вышло. С другой стороны, этот разговор получился самым долгим за все время их знакомства.
И вообще собеседник из отца Геннадия так себе. Про погоду ни-ни, про природу даже об актуальных событияхчерез губу. А чуть что: аудиенция окончена. Иван Ильич вздернул подбородок и хмыкнул. Молод батюшка, да крут. Гордыня заедает.
Теть Зой, сказал он за ужином, ковыряясь в ризотто из китайского риса, а что ты про нашего соседа думаешь?
Отец Геннадий сегодня решил поститься, и за столом были только Осинниковы. Тем не менее Зоя Ивановна покосилась на закрытую дверь и сделала круглые глаза прежде чем ответить.
Что я о нем думаю Хороший человек, честный, порядочный она подумала с минуту и добавила: Иногда прямолинеен чересчур, ну а кто идеален?
Иван Ильич кивнул и подцепил вилкой щупальце кальмара, свернувшееся колечком на горке из риса.
Поболтали с ним сегодня. Знаешь, он ведь до сих пор думал, что Василий это сам.
У отца Геннадия своих дел хватает. Он по деревне не бегает, вопросами людей не изводит
Иван Ильич тут же набил рот рисом. Он давно привык пережевывать теткины нравоучения. Это она не со зла, а по учительской привычке: из любой ерунды можно извлечь урок и обязательномораль. Проще перетерпеть, чем переучивать. Взять слово племянник решился только когда Зоя Ивановна слегка выдохлась.
В общем, не знал он. А когда услышал, что дело криминалом пахнетИван Ильич запнулся: очередной выуженный из тарелки морепродукт был вовсе неопознаваемым, в общем, странно себя повел.
Кажется, мидия.
Как странно?
Нет, все-таки осьминог.
Да как будто и признавать такой возможности не хочет. Сказал: будут доказательстваприходите. Тоже мне, прокурор!
Может, вовсе гребешок?
Смирившись с неизбежностью, он отправил подозрительный деликатес в рот и облегченно выдохнул: морковка!
Ну, сомнения и у меня есть. А журналисту этому позвонил?
Поговорить толком не вышло, уклончиво ответил Иван Ильич.
Глава девятая
На следующий день Иван Ильич решил покормить-обогреть кота пораньше: к вечеру по радио обещали метель. Сразу после обеда он вышел из дома и зашагал в сторону хутора.
Небо хмурилось. По нему изредка проносились рваные облака, на мгновение закрывая солнце, ничего, в общем-то, не предвещало. Разве что ветер сильнее толкал в бока и норовил стащить шапку с головы.
Незапертые ворота и знакомую машину возле дома Иван Ильич увидел издалека. Он тут же ускорил шаг. Неизвестно, зачем приехал Петр, но пара вопросов для него давно назрела. Да и беспокойство о судьбе кота шевельнулось в душе: не выкинули бы хвостатого на мороз.
На веранде он помедлил, потом один раз стукнул кулаком в дверь и вошел. Петр на кухонном столе заворачивал в простыню одну из картин. С десяток другихуже упакованные в разную ветошьстояли прислоненные к стене, и еще несколько ждали рядом своей очереди.
Здорово, Петь, Иван Ильич протянул новому хозяину руку, украдкой ища взглядом кота.
Петр ответил на рукопожатие.
Как сам? спросил он без особого интереса.
Живем помаленьку. А ты чего, выставку организуешь, что ли?