Бригада, к которой они прибились, вдруг резко отвернула от дроги и направилась к большому недостроенному дому. Оттуда доносился шум и грохот, работал башенный кран. Судя по всему, незавершенное здание разбирали обратно с целью получения строительных материалов. Эту догадку подтвердила колонна из пяти самосвалов, выехавшая из ворот огораживающего стройку забора и груженая битым кирпичом.
Едва их группа вошла на строительную площадку, как очам Цента открылась отвратительная картина самоотверженного бесплатного труда. Люди пахали на износ, не жалея здоровья и сил. Огромными кувалдами они разбивали куски стен, таскали тяжести, грузили в самосвалы битый кирпич и обломки плит. При этом сразу было видно, что на объекте попрано священное право на перекур, да никто и не стремился реализовать его. Хуже того, не было лентяев, имитирующих кипучую деятельность, а, в действительности, бьющих баклуши. В каждого из работников будто вселился бес Стаханова, и те неистовой самоотверженной пахотой буквально вгоняли себя в могилы.
Нет участи печальнее на свете, чем труд физический за низкую зарплату, содрогнувшись от наблюдаемых ужасов, произнес Цент.
Это ужасно, произнесла Инга. А ведь и мы могли бы быть на их месте. Представляю это, и становится не по себе.
Здесь я с тобой полностью согласен, сказал Цент. Мне тоже становится не по себе, когда я представляю себя самоотверженным тружеником. Физический труд сам по себе отвратителен, а если выполнять его даром, то он превращается в крестную муку.
Если никто не будет работать, человечество скатится в неолит, заметила девушка.
Обо всех речи не было. Свои философские воззрения я применяю исключительно к себе и иным крутым перцам. Согласно учению центизма-крутинизма всякий труд является уделом лохов, их, не побоюсь этого слова, святой обязанностью. Крутым же положено наслаждаться жизнью и не осквернять себя работой.
Что такое центизм-крутинизм? спросила Инга.
Научный центизм-крутинизм, поправил ее Цент. Ибо учение это не только гениально, но и обосновано научными аргументами.
Я о таком учении прежде не слышала. Оно новое?
Центизм-крутинизм фрагментарно проявлялся на всем протяжении человеческой истории, но потребовался гений величины неимоверной, чтобы сформулировать его суть. Немало часов я провел в напряженных размышлениях о сути бытия. Лежа на диване и поедая шашлык, я пытался постичь суть социальных противоречий, вечно возникающих в любом человеческом обществе. Является ли их причиной классовое неравенство? Или зависть бедных к богатым? Величайшие умы человечества безуспешно бились над этим вопросом, ответ на который означает рецепт построения вечно стабильного и счастливого общества. Но понадобился воистину титанический ум, чтобы решить этот вопрос. Я помню, как это было. Все случилось ночью. Мне не спалосьграндиозные мысли роились в моей талантливой голове. Изнуренный напряженными думами о судьбах вселенной, я отправился на кухню, дабы подкрепить силы. Там мною был обнаружен печеный гусь, столь огромный, что в полумраке был принят мною за страуса. И вот, пожирая гуся, а он, признаюсь, был весьма недурен, запивая мясо пивом, и одновременно прикидывая, не сходить ли в кладовую за сосисками, я вдруг со всей ясностью осознал, что на меня снизошло озарение. В один миг я все понял. О, сколь слепы были мудрецы прошлого! Сколь далеки от понимания сути проблемы. Мне же все стало ясно, как день. Центизм-крутинизм предстал предо мной во всем своем блеске и великолепии, такой простой и ясный, и, в то же время, невыносимо гениальный. Там, в кухне, стоя над костями съеденного гуся, я, как наяву, увидел будущее человечества, прекрасное будущее, где крутые блаженствуют, а лохи вкалывают, и каждый из них счастлив, ибо пребывает на своем месте.
Взволнованный своим эпохальным открытием, я бросился в кладовую, где хранились запасы мясной продукции. Я ворвался внутрь, сорвал с крюка копченый свиной окорок, и яростно впился в него зубами. Больше всего на свете я боялся того, что это озарение схлынет так же внезапно, как и пришло ко мне. Дабы удержать его, я обглодал окорок, съел восемь сарделек, ударил по салу. Чем больше мясной продукции я поглощал, тем яснее становилась мне идея центизма-крутинизма. Неистово пожирая копчености, я понял, что это озарение неспроста посетило именно мою голову. То был знак. Откровение, ниспосланное свыше. Вселенная избрала меня в качестве пророка. И, значит, мне суждено вести человечество к победе центизма-крутинизма.
Когда я понял это, я расплакался от захлестнувших меня эмоций. Ну, и еще из-за того, что от переедания скрутило живот. Упав на колени, и возведя очи к низкому потолку кладовки, я понял две важные вещичто судьба избрала меня для великих дел, и что нельзя жрать по ночам в таких нечеловеческих объемах.
На этом князь закончил свое объяснение, из которого Инга поняла только одночто тот является большим любителем ночных трапез. Суть же центизма-крутинизма так и осталась для нее тайной.
В этом городе оголтелых ударников было рискованно слишком долго стоять на месте в состоянии праздности. Поскольку ни Цент, ни его спутники, не ощущали тяги к физическому труду, они решили продолжить разведку, но сделать это так, чтобы не привлекать к себе внимания. Тут князь подключил свой могучий интеллект и произвел на свет блестящую идею. Возле одного из вагончиков в большом железном корыте покоилось несколько облепленных раствором лопат. Цент подошел и взял одну из них, а вторую вручил Инге. Владик тоже потянулся за лопатой, но Цент остановил его следующими словами:
Трое, и все с лопатамиподозрительно. Возьми лучше вон тот инструмент, он так и просится к тебе в руки.
Вон тем инструментом оказался огромный лом. Владик не чувствовал, что этот пуд железа питает какую-то симпатию к его рукам, да и сам он предпочел бы что-нибудь более легкое, но Цент мягко настоял.
Бери лом, прыщавый! приказал он, свирепо округлив глаза. Иначе с тобой прямо здесь и сейчас произойдет несчастный случай на производстве.
Замаскировав себя инструментом, отважные разведчики покинули стройку и направились обратно к дороге, по которой в обоих направлениях почти непрерывно неслась техника. Достигнув ее, они пошли по обочине, отбегая в сторону, когда мимо проносились груженые самосвалы, обдающие их жаром двигателей и поднимаемой колесами пылью. На трех людей, вооруженных лопатами и ломом, никто из обитателей города внимания не обращал, и Цент начал догадываться, что в маскировке не было нужды. Судя по всему, люди эти действовали согласно заложенной в их головы программе, и ни на что иное не отвлекались. Возможно, они как-то отреагировали, если бы им попытались помешать осуществлять их деятельность, но до той поры о них можно было не волноваться. Тем не менее, лопату Цент не бросил, только отбил с нее налипший раствор, чтобы не тащить на себе лишний груз. Инга, подсмотрев за князем, последовала его примеру. Владик рад бы был присоединиться к ним и немножко разгрузиться, но лом его, что с ним ни делай, остался бы ломом, дьявольски тяжелым, уже успевшим покрыть плечи носильщика многочисленным синяками.
Можно мне взять какой-нибудь другой инструмент? взмолился программист.
Положительного ответа не ждал, и просчитался. Цент вдруг, самым неожиданным образом, пошел ему навстречу.
Как найдем другой инструмент, возьмешь его, дозволил он.
Но преждевременным было ликование Владика, излишне поспешно возрадовался он скорому избавлению от тяжкой ноши. Ибо следующим инструментом, который они обнаружили, оказалась кувалда непотребной величины.
Бросай к той-то матери этот лом, бери молоток! сказал Цент.
Владик уставился на кувалду, не веря своим глазам. Для какого гиганта изготовили сей исполинский молот? Что за титану под силу оторвать его от земли? Эта кувалда была не от мира сего. Смертные люди не смогли бы сдюжить орудие гигантов. А уж смертный программист тем более.
Я, наверное, лом оставлю, промямлил Владик. Уже привык к нему.
Цент свирепо покосился на слугу, затем на кувалду. Видимо, сам сообразил, что этот молот программист даже поколебать не сумеет, не то что поднять, и смирился.
Ладно, владей ломом, дозволил он. Но чтобы больше никакого нытья от тебя не было слышно. Иначе заставлю тащить на горбу вон тот совочек. И ты его потащишь!
После чего указал рукой на ковш экскаватора с обломанными зубьями, который валялся на обочине, выброшенный по причине непригодности к дальнейшей эксплуатации.
По пути они встречали все новые доказательства тому, что окружающие их люди хоть и сохранили как разум, так и свои профессиональные навыки, но начисто лишились собственной воли. На это указывали определенные странности в их поведении.
Так, к примеру, на глазах троицы разведчиков проносящийся мимо грузовик сбил одного из рабочих, что решил перебежать дорогу прямо перед ним. Человека ударом отбросило на обочину, где он остался валяться в пыли, конвульсивно дергая переломанными конечностями и истекая кровью. Мимо него спокойно прошли двое с лопатами, но даже не повернули голов в сторону агонизирующего коллеги. Будь эти люди в здравом уме, они бы, конечно, повели себя иначевыхватили бы телефоны, и поспешили запечатлеть на видео агонию умирающего, дабы затем выложить столь драгоценные кадры в интернет.
Храбрые разведчики, дабы не привлекать к себе внимания, тоже прошли мимо умирающего, стараясь не смотреть на его растерзанное переломанное тело. Да и чем они, в сущности, могли ему помочь? Разве что Цент добил бы из жалости, дабы бедняга не мучился.
Какое-то время стена высоток преграждала им обзор, но когда здания расступились, все трое, наконец, увидели ту самую стройку века. Точнее, не ее саму, поскольку было еще слишком далеко. Увидели они целый лес башенных кранов, по которым можно было судить о масштабе возводимого сооружения. И масштаб этот впечатлял своей грандиозностью. То, что возводили подчиненные дьявольской воле рабы, было настолько несуразно громадным, что невольно внушало страх. Цент ни секунды не сомневался в том, что сооружение в его завершенном виде будет предназначено лишь для одной целидля злодейства. А что еще может прийти на ум богам тьмы?
Надо подойти ближе, сказал он своим соратникам.
Соратники на экскурсию не рвались. Инга вновь стала канючить, что им лучше всего покинуть город, Владик помалкивал, но его полный дикого ужаса взгляд был красноречивее любых слов. Да и самого Цента не больно-то тянуло к месту загадочного строительства. Он небезосновательно опасался, что темные боги могут быть где-то там, а сталкиваться с ними, не имея при себе волшебной секиры, было бы в высшей степени неразумно. Но уйти из города, не выяснив, по сути, ничего, он не мог. Нужно же узнать, что затеяли силы зла, и, уже исходя из этого знания, разработать какой-нибудь хитрый план.
Идемте, сказал спутникам Цент. Не паникуйте и не отсвечивайте. Очкарик, убери с лица это ужасное выражение суицидальной обреченности. Оно подрывает нашу безупречную маскировку.
Чем ближе они подходили к грандиозной стройке, тем меньше уцелевших зданий видели вокруг. Когда-то здесь располагался жилой микрорайон, но подчиненные темной силе рабы практически сравняли его с землей. Здания разрушили полностью, а кое-где разрыли и разобрали фундаменты. На месте жилого массива теперь простерся покрытый строительным мусором пустырь, испещренный следами гусеничной техники, на котором, тут и там, зияли пустые котлованы.
Автомобили, груженные песком, щебнем, бетонными блоками и плитами, стекались к гигантской стройке со всех сторон, подобные муравьям, волокущим разное добро в свой муравейник. К ним добавились цистерны, везущие некую жидкость, скорее всеговоду. Ветер гонял по пустырю едкую цементную пыль, которая охотно забивалась в легкие, вызывая приступы удушливого кашля. Местные труженики, очевидно, мало заботились о своем здоровье, точнее, их здоровье не заботило нанимателей. А вот Цент себя берег, потому оторвал от рубахи Владика рукав, и стал дышать чрез него, пытаясь, таким образом, уберечься хоть от какого-то количества пыли.
Это место будто сама преисподняя, заметила впечатлительная Инга.
Нет, в преисподней все по-другому, со знанием дела возразил ей Цент.
Девушка с любопытством посмотрела на Цента, желая, видимо, выяснить, откуда тот имеет подобного рода познания. На этот невысказанный вопрос ей мог бы легко ответить Владик. Страдательный программист ничуть не сомневался в том, что его добрый друг Цент является частью темных сил, и частью немалой. Неудивительно, что он так хорошо осведомлен о преисподней. Наверняка или вылез оттуда непосредственно, либо имеет там близких родственников, к которым ездил в гости во время летних отпусков.
По мере приближения к строке, ее масштаб казался все боле и более грандиозным. Десятки подъемных кранов окружили объект со всех сторон. Несся несмолкаемый шум, в однородную массу которого сливались все многочисленные звуки. В какой-то момент этот шум стал так оглушителен, что разведчики перестали слышать друг друга, и приходилось переходить на крик, чтобы слова достигли ушей собеседника. Впрочем, говорить особо было не о чем.
На подступах к объекту пришлось удвоить осторожность и внимательно смотреть по сторонам, под ноги, и наверх. Здесь кипела самоотверженная коллективная работа, усугубленная полным пренебрежением нормами техники безопасности. Сотни миксеров непрерывно замешивали бетон, подъемные краны, не останавливаясь ни на мгновение, цепляли блоки, плиты, пучки арматуры, строительные леса или корыта с раствором, и подавали все это куда-то вниз. Отсюда возводимый объект еще не был виден, поскольку, как вдруг с оторопью осознал Цент, располагался он ниже уровня земли.
Пройти сквозь эту огромную стройплощадку оказалось непросто. Повсюду сновали люди, что-то делали, что-то куда-то тащили, разгружали прибывающие автомобили. Над головой то и дело проносились стрелы кранов, и груз, транспортируемый ими, подчас был закреплен настолько халтурно, что даже Цент, далеко не стропальщик, морщился и поспешно отбегал в сторону, дабы не поймать на голову бетонный блок или корыто с раствором.
Здесь уже невозможно было докричаться друг до друга, шум стоял оглушительный, а земля под ногами непрерывно содрогалась, не выдерживая чудовищного скопления работающей тяжелой техники. Чтобы не потеряться в этом вавилонском безумии, Инга вцепилась в руку Цента, а второй рукой схватила Владика. Прикасаться к княжескому телу напрямую программист побаивался.
Так, держась друг за друга, они стали медленно пробираться к цели. Цент, будучи самым высоким из них, первым разглядел сквозь клубы витающей в воздухе пыли какой-то огромный чернеющий провал в земле, который вначале показался ему кратером или воронкой. В голову пришла мысль, что это не стройка, а раскопки, но против данной версии говорило наличие огромного количества того же бетона, как привозимого откуда-то, так и производимого на месте. Зачем при раскопках бетон, да еще в таких масштабах?
Пропустив мимо себя четверых ударников, волокущих на своих плечах семиметровый швеллер, отважные разведчики, наконец, вырвались из облака пыли, и вдруг увидели перед собой такое, что невольно попятились обратно, а Инга и Владик не сумели сдержать испуганных воплей. Цент вопить не стал, но глаза его, обычно злобно прищуренные, и смотрящие на окружающий мир с превентивной враждебностью, невольно расширись, а рот приоткрылся в немом изумлении.
Нет, это был не кратер и не воронка. Перед отважными разведчиками, чья отвага резко сдулась и скукожилась, раскинулся огромный колодец метров трехсот в диаметре. В глубину он опускался где-то метров на пятьдесят, упираясь в деревянный настил из толстых досок. Впрочем, было ясно, что настил отнюдь не означает дна, ибо кое-где в нем имелись дыры, и сквозь них было видно, что стены опускаются еще глубже. Насколько глубокосказать было нельзя, дневной свет не проникал туда.
Стены исполинского колодца были выполнены из бетона, притом толщина их достигала не менее десяти метров. Они еще не были доведены до поверхности земли, их продолжали заливать, сооружая опалубки, леса, собирая каркасы из арматуры. На армировании не экономили, как и на самом бетоне, как будто бы это сооружение должно было, при своей эксплуатации, испытывать экстремальные нагрузки. Центу подумалось, что этот исполинский колодец, возможно, лишь фундамент для какой-то колоссальной башни до самых небес. Но эта версия показалась ему невероятной. Никакие строительные материалы не выдержат подобной нагрузки, и башня рухнет под собственным весом, даже не будучи достроенной.