- Без сомнения, - заметил я с сарказмом. - Оставим ребенка здесь, пока что-то не подвернется?
- Не глупи. Есть агентства, которые позаботятся о нем.
- Прекрасно. Папашу ухлопали, а ребенка усыновляет агентство.
- Но, дружище, ты даже не уверен в том, что это его отец.
- А кто еще будет плакать над ребенком?
Пэт состроил глубокомысленную физиономию.
- Если верна твоя теория насчет того, что парень знал о скорой смерти, возможно, он рыдал над своей судьбой, а вовсе не над ребенком.
- Ерунда. Как ты думаешь, что это за убийство?
- Судя по месту и по людям, вовлеченным в него, это что-то сугубо местного характера.
- Может быть, убийца как раз и рассчитывает, что ты так решишь?
- Почему? - Он тоже начинал раздражаться.
- Я же сказал, что водитель задавил своего напарника намеренно. Какого черта он это сделал?
Пэт покачал головой:
- Не думаю, что дело было так.
- Ладно, приятель, это ты был здесь, а не я. Ты все это видел.
- Черт побери, Майк, может быть, это тебе показалось намеренным, но по мне это ерунда. В этом нет смысла. Если он действительно повернул, как ты говорил, возможно, он просто собирался подобрать напарника и не рассчитал расстояния.
Я выругался.
- Ну ладно, каково твое мнение?
- Парень был ранен в ногу. Он мог заговорить, и тип в машине задавил его.
Неожиданно Пэт ухмыльнулся и с присвистом захихикал:
- Ты свое дело знаешь. Я думал о том же и хотел убедиться, насколько ты уверен в себе.
- Иди ты к черту, - огрызнулся я.
- Ага, прямо сейчас. Давай возьмем отсюда ребенка. Мне все равно еще полночи не спать из-за этого дела. Пошли.
- Нет.
Пэт остановился и обернулся.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что сказал. Ребенок будет со мной, во всяком случае пока.
Возможно, я разучился уже скрывать свои эмоции, а может быть, Пэт видел это выражение слишком часто. Он сжал зубы, и я почувствовал, как напряглись его плечи под пальто.
- Майк, - сказал он, - если у тебя возникла идея отправиться в погоню за убийцей, выбрось ее из головы сейчас же. Я не собираюсь рисковать своей головой и положением из-за бредовых мыслей, которые приходят тебе в голову.
Я проговорил тихо и медленно, так что ему пришлось напрячь слух, чтобы услышать:
- Убийства не происходят без причины, они обдумываются и тщательно планируются. И причина должна быть веской. Я понятия не имею, кто этот ребенок, но он должен вырасти, зная, что тип, который убил его отца, сам умер от хорошенькой горячей пульки в животе. Если это что-нибудь значит для тебя, можешь считать, что я веду это дело.
У меня есть законное право застрелить этого проклятого убийцу, если удастся спровоцировать его на нападение, чтобы это сошло за самооборону. Так что давай старайся дальше. Скажи, что мне не поздоровится. Скажи, что я вмешиваюсь в работу полиции, а я отвечу, как мне осточертело все в этом городе. Я живу здесь, понял? У меня, черт побери, есть право очистить это место, даже если ради этого придется убить несколько подонков. А на это напрашиваются многие, и, если я решу выполнить эту работу, лучше не вмешивайся. Просто каждый день заглядывай в газеты и увидишь, в какой переплет попадает полиция, когда политика ломает или покупает полицейского. Вспомни нераскрытые дела об убийстве Скотториджо или Биннаджо и его напарника в Канзас-сити, а потом взгляни мне в глаза. И если ты скажешь, что этот город защищен, я назову тебя лжецом. - Я был вынужден остановиться и перевести дыхание. В груди было горячо, я задыхался. - Больно смотреть, как плачут дети, Пэт. Дети, не взрослые мужчины. Кто-то должен поплатиться за это.
Пэт понимал, что спорить бесполезно. С минуту он пристально глядел на меня, затем взглянул на малыша, кивнул, и лицо его окаменело.
- Вряд ли я могу остановить тебя, Майк. Во всяком случае, сейчас.
- Да никогда. Думаешь, будет правильно, если я возьму с собой ребенка?
- Думаю, да. Я позвоню тебе утром. Поскольку ты все равно замешан в этом деле, окружной прокурор, вероятно, захочет услышать твои показания. На этот раз помолчи и сохранишь свою лицензию. У него достаточно забот с заправилами игорного бизнеса, и он будет счастлив выместить досаду на тебе.
Мой смех прозвучал так, как будто потерли друг о друга две деревяшки.
- Пусть идет к черту, мне плевать. Однажды он грубо обошелся со мной, и, могу спорить, ему до сих пор неприятно вспоминать об этом. Что с ним сейчас? Неужели он не в состоянии прикрыть букмекерскую контору?
- Это не смешно, Майк.
- Это крик души. Даже газеты потешаются.
Его лицо медленно залилось краской.
- С них станется. Те, кто смеется, возможно, сами участвуют в деле.
Громче всех смеются шишки вроде Эда Тина, и смеются они не над окружным прокурором или полицейскими. Они смеются над каким-нибудь Джо, над парнями вроде тебя, по которым это бьет. Нисколько не смешно, когда Тин, Лу Гриндл и Фаллон наслаждаются роскошной жизнью, а ты расплачиваешься за это.
Он избавился от обуревавших его чувств и не забыл даже пожелать мне доброй ночи перед уходом. Я смотрел на захлопнувшуюся за ним дверь, крепко прижимая к себе ребенка, и в моих ушах звучали его слова: одно из них звучало все громче и громче.
Лу Гриндл. Оружие. Лу Гриндл, дешевое наследие прошлых лет, продававший свои услуги тому, кому они требовались. Лу Гриндл, пижон-преступник, который одинаково свободно чувствовал себя в злачных местах на центральных улицах и в погребке в Гарлеме.
Лу Гриндл, что неделю назад играл в кости в задней комнате у Лейка, пока двое его молодцов стояли рядом, держа его пальто и деньги. И держал пальто тот самый парень, лежавший недавно в грязи и похожий на разбитые песочные часы.
Я завернул ребенка в пиджак и вышел. Остановилось такси и подобрало меня. У таксиста, наверное, были дети, судя по его ухмылке при виде мальчика в моих руках.
Я сказал ему, где остановиться, и он подождал, пока я не вернусь. Потом я еще семь раз просил его сделать остановку, прежде чем достиг кое-каких результатов. Наполовину одурманенный бармен принял меня за одного из посвященных и сказал, что я могу найти Лу Гриндла на Пятьдесят седьмой улице, в местечке под названием «Хмельной шотландец», где раз в неделю предоставлялась комната для особо азартных карточных игр. Я бросил ему доллар, вернулся к такси и спросил шофера:
- Ты не знаешь, где на Пятьдесят седьмой «Хмельной шотландец»?
- Знаю. Сейчас туда?
- Похоже, что так.
- Ты не думаешь, приятель, что лучше отвезти ребенка домой? Детишкам не годится не спать в такое время.
- Дружище, я бы сам хотел этого больше всего на свете, но сначала надо позаботиться о деле.
Если бы я был пьян, таксист выбросил бы меня вон. Он даже повернулся ко мне, чтобы убедиться, что это не так, потом поехал на Пятьдесят седьмую улицу.
Я оставил ребенка в такси вместе с пятью долларами, чтобы шофер не очень возражал. Под вывеской «Хмельной шотландец» выступала пивнушка, расположенная в подвальчике, где обслуживали тех, кто любил малопристойные представления и не возражал против оплаты счета. Она была забита пьяными и полупьяными, столпившимися вокруг площадки, убеждая танцовщицу не смущать себя рамками нью-йоркского закона. Когда на сцену стали бросать свернутые банкноты, она послала закон к черту, освободилась от всех застежек и завязок и дала клиентам настоящее представление, обеими руками подобрав зелененькие средства убеждения.
Официант наблюдал за представлением с ухмылкой на жирном лице, и я схватил его, пока он был еще весь во власти впечатления от лицезрения живой плоти.
- Где Лу? - спросил я, как будто мы действительно были друзьями.
- Там, внутри. Играют. - Он ткнул большим пальцем в заднюю стену.
Я протиснулся через толпу к столику, с которого помощник официанта убирал посуду, и выдвинул стул. Парень взглянул на пять долларов в моей руке и замер в ожидании.
- Лу Гриндл здесь. Пойди скажи ему, чтобы вышел.
Он хотел получить пять долларов, но покачал головой:
- Приятель, никто не указывает Лу. Пойди скажи ему сам.
- Скажи, что это важно, и он придет. Ему вряд ли понравится, если он не узнает того, что мне надо ему сказать.
Он оставил поднос на столе, исчез за поворотом, который вел к кухне и служебным помещениям, потом вернулся и сказал, что Лу сейчас выйдет.
На сцене другая танцовщица тоже старалась заработать денег, так что лишних ушей вокруг не было.
Лу появился из-за поворота, взглянул на официанта, который ткнул пальцем в мою сторону, и подошел выяснить, что я за птица. Лу Гриндл был франтоватым типом за сорок, с глазами, как стекляшки, и как будто нарисованными волосами.
Его смокинг тянул на трехзначную цифру, и, если не присматриваться, ни за что нельзя было догадаться, что под мышкой у него спрятан пистолет.
Кожа в углах его глаз собралась в морщинки, когда он попытался оценить мою персону. Увидев так же, как у него, оттопыренный пистолетом пиджак, он ошибочно принял меня за полицейского. Его верхняя губа скривилась в усмешке, которую он и не пытался скрыть.
Я ногой выдвинул второй стул и сказал:
- Садись, Лу.
Лу сел. Его пальцы были скрючены, как будто он хотел разорвать меня.
- Только ясно и коротко, - сказал он.
Я сказал ясно и коротко:
- Одного из твоих корешей убили сегодня вечером.
Морщинки вокруг глаз расправились, а глаза еще больше остекленели. Это было все, чем он позволил себе изобразить удивление.
- Кто именно?
- Я сам хочу выяснить. Неделю назад он держал твое пальто, пока ты играл в кости. Помнишь?
Если и помнил, он ничем этого не показал.
Я перегнулся через стол, на всякий случай сунув кончики пальцев за полу пиджака.
- Это был парень среднего роста в дорогих тряпках, с дырками в ботинках. Когда-то он работал на Чарли Фаллона. Меня интересует, не по твоему ли приказу он действовал сегодня вечером.
Лу наконец-то вспомнил. Лицо его напряглось, на шее выступили жилы и впились в воротник.
- Кто ты такой, черт побери?
- Меня зовут Майк Хаммер, Лу. Поспрашивай вокруг, узнаешь, что это значит.
Выражение его лица можно было сравнить только со змеиным. Тело под пиджаком подобралось.
- Чертов легавый! - Он смотрел на мои пальцы. Я засунул их еще дальше и теперь мог нащупать холодную сталь пистолета.
Змеиное выражение исчезло, что-то другое пришло ему на смену. Что-то говорящее о том, что Лу Гриндл уже не рассчитывает на быстроту реакции, как бывало раньше. Во всяком случае не тогда, когда он один.
- Ну и что? - рявкнул он.
Я улыбнулся, продемонстрировав все свои зубы.
- Этот парень, который погиб Я ранил его в ногу, а тот, кто был за рулем, решил не рисковать, оставляя его на месте, ну и направил машину на него. Это было после того, как они вдвоем прикончили еще одного парня.
Рука Лу скользнула в карман и выудила сигарету. Все очень медленно, чтобы я мог это видеть.
- Сегодня никто не выполнял моих приказов.
- Возможно, Лу, возможно. Во всяком случае для тебя лучше, если это так.
Он остановился, не успев зажечь сигару, и снова окинул меня змеиным взглядом.
- Кое-чему тебе надо поучиться, сыщик. Я не люблю, когда со мной грубо разговаривают. - Голова его на дюйм откинулась, и я увидел выражение ненависти, появившееся на его лице.
- Если я выясню, что ты в этом замешан, я вернусь сюда и вмажу в грязь твою мерзкую физиономию. Только попробуй обмануть меня, и ты умрешь, увидев свои собственные кишки выпущенными на пол. Помни, что я сказал, Лу. Я скорее смахну с плеч твою мерзкую сальную голову, чем еще раз взгляну на тебя.
Лицо и шея его побелели до самого воротника. Казалось, его губы исчезли, так он оскалился. На сцене закончился номер, зрители возвращались на свои места. Я встал и пошел к выходу. Когда я оглянулся, Лу уже не было, а опрокинутый стул лежал у стены.
Такси стояло на месте, на счетчике набежало еще два доллара. Было почти три часа, а я обещал Велде встретиться с ней в половине третьего. Я назвал шоферу вокзал и прижал к себе ребенка, чтобы смягчить тряску. Через несколько минут я уже расплачивался с таксистом.
Велда из тех женщин, которых нельзя не заметить даже в вокзальной толчее. Надо было только проследить за мужскими взглядами. Она стояла у справочного, высокая, спокойная, в светло-сером костюме, оттенявшем ее черные волосы. Роскошные формы. Одежда не могла скрыть этого. Обворожительная. Одежда и этого не пыталась скрыть. Никто никогда не смотрел на нее, не раздевая глазами, такая это была женщина.
Прекрасная партнерша по работе. А когда-нибудь
Я подошел сзади и сказал:
- Привет, Велда. Прости за опоздание.
Она резко обернулась, бросила сигарету и объявила мне, что я именно тот, кем в тот момент выглядел, - насквозь промокший небритый бродяга.
- Майк, неужели ты не можешь хотя бы появиться вовремя?
- Черт побери, у тебя достаточно сил, чтобы донести собственные чемоданы. Я зашился в работе.
Она не поняла, что у меня в руках, пока сверток не запищал. У нее перехватило дыхание.
- Майк?
- Киска, это маленький мальчик. Забавный, правда?
Она притронулась пальцами к его лицу, и он сонно улыбнулся. Велда не улыбалась. Она напряженно смотрела на меня, мне оставалось только придать лицу непроницаемое выражение. Я выудил из пачки сигарету и сунул ее в рот, чтобы иметь повод побольше молчать.
- Это и есть твоя работа, Майк?
- Да, да. Слушай, нам пора идти.
- Что ты собираешься с ним делать?
Я изобразил нечто, похожее на смех:
- Собираюсь заменить ему отца.
Она не знала, верить мне или нет.
- Майк Это дело во Флориде подождет, если здесь что-то важное.
Громкоговоритель объявил посадку. Мгновение я раздумывал, рассказать ей или нет, и решил воздержаться. Это была женщина-дьявол, но все же женщина, и она слишком беспокоилась о моей шкуре, чтобы позволить мне окунуться в бешеную ненависть.
Она уже прошла через это. О ней можно было бы только мечтать, если бы она перестала так беспокоиться о моем благополучии. И я сказал:
- Пойдем, у тебя осталось пять минут.
Я посадил ее в поезд и послал ей воздушный поцелуй через окно. Когда она улыбнулась своим прелестным ртом и послала мне ответный воздушный поцелуй, мне захотелось велеть ей забыть о слежке за одним типом в Майами, у которого была целая гора краденых бриллиантов. Но поезд дернулся и поехал. Я помахал еще раз, вышел на улицу и поймал такси, чтобы ехать домой.
Дома я раздел ребенка, бросил тряпье в мусорное ведро и устроил ему постель на кушетке. Я приставил пару стульев, чтобы он не упал, и взял его на руки..Весил он не слишком много. Это был один из разбросанных по всему городу малышей, о которых некому было заботиться.
Светлые волосики были мягкими и влажными и завивались на концах.
Мгновение головка малыша лежала на моем плече, затем глаза его открылись. Он что-то пролепетал, и я покачал головой:
- Нет, детка, я не твой папа. Может быть, я сойду за него, пока не найдем другого. Во всяком случае тряпья и закусочных ты пока больше не увидишь.
Я положил его на кушетку и накрыл одеялом.
Кто-то точно за это поплатится.
II
Утро было солнечным; солнце стояло высоко над домами, лучи его били в окна. На часах было начало одиннадцатого, и я поспешно выбрался из постели. Телефонный звонок раздался в тот момент, когда что-то с грохотом свалилось на пол в гостиной, и я разразился проклятьями, которые можно было услышать на улице.
Если я и пытался кричать, крик застрял у меня в горле, потому что мальчишка стоял босиком посреди осколков фарфоровой настольной лампы и тянулся за моим пистолетом, лежавшим на краю стола.
Должно быть, я здорово напугал его, когда подхватил с пола и вырвал пистолет из его ручонки. Пистолет стоял на предохранителе, и я мысленно благословил человека, который изобрел предохранители к сорок пятому калибру.
Так, с оружием в одной руке и орущим ребенком в другой, я сорвал телефонную трубку.
- Что, попал в переделку, Майк? - сказал Пэт и засмеялся.
Мне было не до смеха. Я сказал, чтобы он убирался к черту или говорил дело; мне надо было привести себя в порядок.
Он опять засмеялся, на этот раз громче:
- Слушай, Майк, приезжай скорее. Мы решаем твою задачку.
- Отец ребенка?
- Да, это был его отец. Приходи, я расскажу.
- Дай мне час времени. Ребенка приносить?
- Ну Честно говоря, я совсем о нем забыл. Вот что, оставь его где-нибудь, пока мы не найдем подходящее заведение, ладно?
- Это все равно, что выбросить ребенка. Что это с тобой? Ладно, забудь об этом, я что-нибудь придумаю.