В одном, по крайней мере, вы правы, друг мой, ушат холодной воды в нужный момент мне не повредит, а такой момент, думаю, назрел. И уже требуется ответить на вопрос, что этонабор случайностей или элементы мозаики, из которой сложится картина преступления, если только укладывать их с умом. Самая большая ошибка нашего брата сыщика в том, Ватсон, что мы или переоцениваем факты, или их недооцениваем. И все из-за нашего нежелания возиться с ними, с фактами и фактиками. Оттого в своем нетерпении мы легко желаемое принимаем за действительное и только путаем себя и других. Но ведь хороший охотник не тот, кто день-деньской разгуливает с ружьем и собакой, и даже не тот, кто много стреляет, а тот, кто попадает в цель. А чтобы в нее попасть, надо на все обращать внимание: откуда вспорхнула утка, какое взяла направление, какой разгон, какова повадка птички, ее норов, какова траектория пули и прочее. Требуется держать в голове разом множество мелочей, которые и обеспечивают успех охотыметкий выстрел. Нюх сыщика, как и нюх охотника, складывается из умения копить и отбирать мельчайшие находки опыта и делать из них правильные выводы. Вкус к анализувот главное. А вкус этот рождается из любви к своему делу, к постоянному и скрупулезному труду. И здесь конечно необходимо терпение. Губят же все торопливость, приблизительность и верхоглядство. Вы хотите знать, Ватсон, что было такого особенного в этой колее и в этих нелепых камушках? Ну что ж, пожалуйста, у меня от вас секретов нет. Как вы, вероятно, помните, подойдя к развилке
Отлично помню, Холмс, вы вдруг удивленно присвистнули. Гладкая дорога и одна-единственная колея. Отчего тут свистеть-то? Ну объясните!
Надо сказать, Ватсон, что нам здорово повезло с погодой, хотя в Лондоне за последние три дня раз пять лил дождь, здесь, похоже, его не было уже неделю. К тому же и дорогой этой, после «Большой развилки», пользуются исключительно жители замка. И вот на этой дороге мы видим след от кареты, которая, судя по направлению копыт, ехала из замка. Учитель же в ту страшную ночь слышал шорох колес по гравию, а утром экономка сказала, что камердинер с конюхом уехали за продуктами. Вообще-то, ехать за продуктами посреди ночи, когда до города полчаса езды, само по себе странно, но посмотрим, что нам скажут следы? Кстати, заметьте, чем следы невзрачней, тем больше должны настораживать. Истина любит поюродствовать и иной раз укрыться под самыми жалкими лохмотьями. А следы определенно нам говорят, что карета и не думала ехать в город, а у развилки преспокойно свернула на Старый Лондонский тракт. Но ехать за продуктами в Лондон, когда здешние рынки славятся и качеством, и дешевизной, согласитесь, не меньшая странность. Ну, пусть, дело хозяйское. Так как же, дорогой Ватсон, вы объясните все эти несообразности?
Мало ли какие дела, помимо продуктов, могут быть у камердинера в Лондоне?
А железная дорога на что? И дешевле, и много надежней кареты. Зачем же гонять своих лошадок за сто миль в Лондон без особой надобности?
Видно, была такая надобность съездить в Лондон в карете.
Именно, Ватсон, что была такая надобность, съездить в Лондон в карете! И это, согласитесь, весьма необычная надобность, если заставила их торопливо ехать посреди ночи и к тому же лгать. Что-то им требовалось срочно увезти отсюда, срочно и незаметно. Что они и сделали. И все это мы узнали, осмотрев один-единственный след от колеи невооруженным глазом и сделав выводы. А теперь камушки. Я сразу догадался, что это. У меня все-таки есть э м некоторый опыт.
И что же? спросил я беспечно и похолодел от ответа.
Кровь! Кровь, капавшая в пыль и подсохшая.
Я привскочил на своем диване.
Здесь не деревня, иначе собаки бы все давно растащили. Удивляюсь еще, что не растащили вороны. Так-то, мой друг! А вы говоритепустяки и притянуто за уши.
Холмс заметил, в какое привел меня замешательство, и сжалился.
Вы, Ватсон, очень любите простые решения, и это правильно. Это трезвый взгляд на вещи. Этим вы мне иногда очень помогаете. Вот когда простые решения не срабатывают, только тогда и можно обращаться к сложным.
Но я еще долго терзался угрызениями совести и чувствовал, что мой скептицизм был сродни предательству. Как мог я, лучший его друг, больше других знающий его методы и его блестящие победы там, где пасовали многие светлые головы, как мог я так далеко зайти в своем неверии, что превзошел, кажется, самого заскорузлого обывателя? Отныне, даже если муха, да, муха на банке с джемом покажется Холмсу подозрительной, я не стану иронизировать и не поколеблюсь сомнениями!
Я долго переживал случившееся. Сонливость совершенно прошла. Потому сразу после чая, достав свой блокнот, я попробовал по горячим следам записать впечатления дня и лег за полночь.
Глава четвертаяВатсон в роли Холмса
Проснулся я, против ожидания, рано. Птицы галдели так, что разбудили бы и мертвого. Несмотря на вчерашнее, я прекрасно выспался. Быстро, по-армейски, привел себя в порядок, выпил заказанную с вечера кружку деревенского молока с таким слоем сливок, какой и не снился лондонскому жителю, и в ожидании завтрака вышел покурить на балкон. Утро было дивное. Холмса я решил не тревожить, после вчерашних переживаний ему требовался весьма основательный отдых, и был немало удивлен, увидев его поднимающимся по дорожке к гостинице. Он вошел несколько растрепанный и пропыленный однако бодрый, посвежевший и довольный.
Вы уже успели прогуляться, Холмс?
И прогуляться тоже, Ватсон, отвечал он, многозначительно улыбаясь.
Я подождал, не будет ли какого комментария, но поскольку такового не последовало, сел за стол. Завтрак оказался великолепным, обилие свежайших продуктов и умелая стряпня делали его выше всяких похвал. Холмс завтракать отказался, и с плохо скрытым нетерпением ждал, пока позавтракаю я. Разгуливая по нашему обширному балкону с газетой в руках, он ругательски ругал местных редакторов, которые не в силах были набрать интересной информации даже на один абзац. Как выяснилось впоследствии, сам он в этот момент был переполнен информацией, хотя не такого рода, которой можно делиться с газетчиками.
Я быстро покончил с завтраком, так как нетерпение моего друга передалось мне и несколько поубавило мой первоначальный аппетит. Погода была сухая и теплая. Решив прогуляться пешком, мы уже через какие-нибудь полчаса проходили мимо пустынного в этот час заведения Нола Дживса. Тишину нарушали только монотонный скрип жестяной вывески и кудахтанье курочек, бегавших по кустам. Холмс был молчалив, но глаза его искрились, было видно, что он «взял след». У «Большой развилки» я было приостановился, мне хотелось лучше разглядеть эту загадочную колею, но Холмс не хотел медлить. Пройдя по дороге до «Малой развилки» мимо вчерашнего нашего «бивуака», мы наконец-то повернули к замку. И тут моим вниманием завладела высоченная серого камня башня, появившаяся из-за деревьев, внушительное сооружение времен Вильгельма Завоевателя. Я сказал об этом Холмсу, поскольку еще помнил что-то из лекций по фортификации.
Да, такие древние замки, Ватсон, строились, как правило, с учетом всех стратегических возможностей, а не эстетических только, как в более поздние времена. Это и из названия видно: не Фатри-холл, не Фатри-хаус, а именно Фатри-форт. А название это древнее, оно уже часто мелькает в «Хрониках» четырнадцатого века, но встречается и в более ранних. В старину замок этот неоднократно перестраивался и подновлялся, но самые последние его переделки не простирались дальше семнадцатого века.
С того места, где мы теперь стояли, пропасть, загороженная кустами боярышника, хорошо не просматривалась, а казалась всего лишь большим оврагом, не давая никакого представления о своей смертоносной глубине.
Холмс, будто прочитав мои мысли, дополнил их своим удивительным комментарием.
В начале семнадцатого века кто-то из Фатрифортов, решив навсегда обезопасить себя и других от всякого рода трагических случайностей, велел вскопать и густо засадить боярышником отрезок старой дороги, которая шла в опасной близости от страшного места и притягивала к себе любопытных. Э-э на этом месте Холмс замялся, похлопал меня по плечу, вспомнив, очевидно, наше вчерашнее приключение, и широко улыбнулся, а дальше опять продолжал, как по писаному, безапелляционным тоном профессионального гида:С тех пор все трагические случайности были, по-видимому, исключены, да и у замка на пути к пропасти на месте старой каменной была возведена высокая резная ограда, шедевр английского чугунного литья середины семнадцатого века. Разросшийся колючий кустарник является теперь надежным естественным ограждением. Воспоминания о пропасти сохранились разве что в архиве замка и в народном предании, а местные жители вынуждены были изменить своим прежним привычкам и пользоваться с тех пор той дорогой, что проходит лесом и является не более опасной, чем любая другая дорога в провинции.
Я в очередной раз подивился широте интересов Холмса, его памяти и прямо-таки пугающей дотошности.
Так вы знакомы с этим местом, Холмс?
Ничуть.
Откуда же, в таком случае, эти подробные сведения?
А вот отсюда, и он достал из кармана скромную брошюрку под названием «Исторические достопримечательности юго-западной Англии и Уэльса» под редакцией какого-то Р. Б. Смита.
Я читал это, пока наш поезд проносился по равнинам и холмам Глостершира, в то время как вы, углубившись в «Морнинг пост», жадно поглощали материалы дела о жутких деяниях вашего хромого коллеги из Блумсбери.
На повороте к замку Холмс вдруг приостановился.
Времени у нас немного, Ватсон, поэтому разделим обязанности, мне понадобится ваша помощь.
Я непроизвольно втянул живот, выпятил грудь, поправил галстук и сказал сдержанно:
Сделаю, что смогу.
Поскольку никаких зацепок в этом деле нет, пригодится все: мельчайшие оттенки в поведении, разговорах, настроении обитателей замка. То есть все те мелочи и подробности, которыми вы любите сдабривать ваши рассказы. Кстати, это у вас наиболее сильная сторона, Ватсон.
Я был польщен и одновременно задет, считая, что довольно увлекательно раскрываю именно профессиональную сторону расследования, подчас такую сухую и невыигрышную. И как было этого не замечать и не ценить! Маскируя обиду, я пожал плечами и отвел было глаза в сторону, но Холмс успел перехватить мой взгляд, отчего я мгновенно раскаялся в своих амбициях и рассмеялся.
Скажите, Холмс, а в каком направлении мне все же смотреть?
Во всех, Ватсон!
Но ведь вы кого-тоэ подозреваете.
Дорогой мой, я не устаю повторять, что пока дело не завершено, на обозримом пространствеподозреваются все! В расследовании нельзя быть ни излишне подозрительным, ни излишне беспечным, для всех один закон, а потому ни для благородного лорда, ни для очаровательной миссис Вайс, ни для маленького Фредди, поверьте, я не сделаю исключения.
Понятно, подозреваются все! Абсолютно все и никаких исключений! подытожил я.
Ну, совсем-то без исключений нельзя, ведь исключения, как известно, подтверждают правило, поэтому у меня их целых два.
Я затаил дыхание:
Кто же это?
Первое исключениеМайкрофт.
Ваш уникальный брат?
А что? Конечно, этот беспримерный гений весьма себе на уме, но он все-таки слишком ленив и непрактичен, а что ни говори, заметать следыдело весьма хлопотное и, сидя в кресле, его хорошо не сделаешь. Второе исключениевы, Ватсон. Не то чтобы я не допускал возможности того, что вам когда-нибудь кого-нибудь захочется укокошить, просто, прежде чем решиться на подобное, вы по старой привычке сначала придете посоветоваться со мной.
Без сомнения, Холмс! отозвался я с жаром. И мы рассмеялись.
Пройдя большую часть парка, мы вышли на поляну, посреди которой располагались старинные солнечные часы. Неподалеку среди кустов белела резная каменная скамья, покрытая у основания голубоватым лишайником. Отсюда прекрасно просматривался фасад замка, не такой величественный, как более древняя его часть над пропастью, зато куда более изысканный, мирный и уютный. Вольготно разросшиеся кусты шиповника, бузины и сирени, которые, судя по всему, не слишком донимала рука садовника, придавали особую прелесть старинной постройке, эдакого тихого очарованного места.
Теперь мне понятно, Холмс, почему наш друг мистер Торлин мог именовать столь внушительный замок всего лишь домом
Бедняга чудовищно близорук, Ватсон, и просто не видит, где живет, да и вряд ли он хоть раз смотрел на замок с того места, с которого вчера смотрели мы с вами. Он ведь везде ходит с мальчишкой и в своих путешествиях по окрестностям выбирает конечно же самые безопасные маршруты.
Да, Холмс, но есть и другая причина. Замок может быть величественным, грозным, романтичным, а уютным может быть только дом. И если первое необходимо видеть, то второе достаточно чувствовать.
Весьма тонкое наблюдение, Ватсон.
Мы приостановились покурить, и по напряженному взгляду моего друга мне стало понятно, что он готовится к предстоящему сражению, и тревожить его разговорами теперь не следует. Для меня же это был момент, который я стараюсь не упустить и который не устаю описывать в своих записках, так как во всяком деле он свой и совершенно особенный. Начало боевых действий! Цепь точнейших расчетов и самых непредвиденных случайностей, что делает каждое расследование таким неповторимым приключением.
Холмс расхаживал по парку, похоже, ничего вокруг не замечая. В эти моменты за ним интересно наблюдать. Его кипучая энергия, скрытая под маской нарочитого хладнокровия, выразительность его мимики, резкость движений и непредсказуемость поведения могли бы быть карикатурны, если бы не его грация, грация породистого скакуна, который всегда и во всем безупречен и даже спотыкается красиво Спотыкается Ох, так и есть!
Ватсон, помогите!
Холмс споткнулся и сильно подвернул ногу, а я, занятый своими наблюдениями и сравнениями, не сразу отреагировал. Теперь же поспешил на помощь, но дело было сделано! От боли Холмс заметно побледнел. Опираясь на меня и подпрыгивая на одной ноге, он с трудом добрался до каменной скамьи, от которой мы еще не успели далеко отойти. Судя по всему, это было растяжение в лодыжке. Идти дальше нечего было и думать, ноге теперь нужен покой продолжительное время, только Холмс и слышать о том не желал. Стоя на здоровой ноге и, держась за спинку скамьи, он попытался осторожно ступить на больную, но острая боль заставила его все-таки сдаться. И в этот самый момент какой-то шорох отвлек наше внимание. Из-за густых кустов на повороте дорожки появился тот, кто, по всей видимости, был тут хозяином. С полминуты он нас рассматривал, как и мы его. Высокий сухопарый старик в зеленых очках, длинном завитом парике и старинном камзоле. Я был и поражен и очарован. Предупрежденные учителем, мы ожидали чего-то подобного, но я не думал, что наряд лорда будет так под стать этому месту, гораздо более, чем наши серенькие тройки. Причудливая смесь в его костюме, как и наслоение стилей в самом замке, представляла собой нечто весьма привлекательное и органичное, будучи облагорожена временем и историей.
Мы молча поклонились лорду Фатрифорту. После чего хозяин замка также нам поклонился и несколько церемонно промолвил:
Добрый день, джентльмены, вы, вероятно, заблудились?
Нет, ваша светлость, мы не заблудились, мы пришли полюбоваться вашим прекрасным замком и сейчас уйдем. Только
О нет! Я совсем не намеревался вас обеспокоить, и если вы ценители старины и располагаете временем, я буду рад пригласить вас в замок, он поклонился с безупречной, немного старомодной вежливостью и с самым приветливым видом.
из-за кустов, на повороте дорожки появился тот, кто по всей видимости, был тут хозяином
Это очень любезно, ваша светлость, и мы бы с радостью воспользовались таким гостеприимством, но нас постигла беда. Мой друг сильно потянул ногу, потому, если позволите, я попрошу ваших слуг
Безусловно, располагайте моими слугами по вашему усмотрению. Идемте, я обо всем распоряжусь. Сам я должен теперь прилечь, но пришлю сейчас моего камердинера, он расторопный малый и поможет вам во всем. Лорд пошел вперед, опираясь на трость, быстрой, но шаткой стариковской походкой. А я оставив Холмса на скамейке, двинулся следом.
Подойдя к главному входу, лорд не пошел по широким полукруглым ступеням, как я, а стал подниматься сбоку по пандусу.
Коленная чашечка, усмехнулся он горько, перехватив мой взгляд.
Я сочувственно кивнул.
Над высокой массивной дверью на антаблементе стояла дата, "1665"судя по всему, постройки северного крыла, за год до большого лондонского пожара. На фронтоне красовался герб Фатрифортов, я приостановился его рассмотреть.
По сторонам высокой елки вздыбились кот и крылатая змея, под ними полумесяцем лодка и девиз«Время унесетПамять возвратит».
Мы вошли в полутемный просторный холл. Не много припомню я таких мест, где старинный дух ощущался бы сильнее. Похоже, что со времени постройки этого крыла, то есть с самого 1665 года, ничего уже не привносилось из более поздних эпох: ни от нарядного и роскошного восемнадцатого, ни от помпезного, но утилитарного девятнадцатого, и, таким образом, древний его вид сохранялся во всей своей неприкосновенности и даже дикости. Судя по всему, Фатрифорты и в старые времена патриархального гостеприимства любили свою обособленность, мало подчиняясь изменчивым вкусам моды, потому и сохранили свой мир таким, каким приняли от предков: упорядоченным, добротным и несколько аскетичным.