Уильям Хостиган, помогла я ему.
Да, благодарственно кивнул лейтенант и продолжил. Так вот этот Хостиган был приколочен к нему огромными гвоздями. На полу валялись веревки, видимо, первоначально убийца привязывал ими жертву, а потом уже оставлял висеть на гвоздях. Кроме веревок и небольшого куска савана, который спал с бедер жертвы, мы больше ничего не нашли.
Кто обнаружил тело? Спросила я, осматриваясь.
Бомжи. Они всегда здесь обитали.
Это было вчера? Уточнила я.
Да. И после этого дело сразу направили вам. Кивнул лейтенант, теребя в руках невидимую шляпу.
Все жертвы были найдены в заброшенных местах? Я подошла ближе к изображению креста и закинула голову, рассматривая мелкие бурые точки на его вершине.
Нет. Первые двое на улице, третий в своём доме, четвертый в офисе, а пятый в душе общественного бассейна. Хостиган занимался социальной программой помощи нищим и бродягам, поэтому часто околачивался в подобных местах.
Убийца явно не привязан к какому-то определенному месту. Он просто убивает, где ему удобно. Заключила я, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до тех странных пятен. И там, где будет иметь достаточно времени и тишины. Жертвам ведь не давали никакого препарата?
Райдек покачал головой, как я и ожидала.
Так или иначе, он имеет доступ к публичной жизни наших жертв и в их дома. Нужно еще проверить ближайшее окружение. Райдек, соскребший с пола частички глины с примесью каких-то семян и травы, выпрямился и подошел ко мне.
Он провел ладонью по моей руке, вытянувшейся к верхушке рисунка, и взял скальпель, которым я хотела взять пробу с засохших капелек подозрительного вещества.
Ладно, видимо тут и вправду ничего нет. Давайте съездим на другие места. Посмотрим, может, появилось что стоящее. Сказал он, ненавязчиво улыбнувшись мне и протянув пробу.
Спасибо. Одними губами прошептала я.
Странное поведение детектива вогнало меня в легкий ступор, но отказываться от работы я не могла.
***
Если мы затянем это дело, то, как раз успеем первую домашнюю на игру Цинциннати Редз. Я остановил арендованный Форд у полицейского департамента и, выглянув в чуть приоткрытое окно, с сожалением отметил надвигающиеся тучи, предвещавшие скорый снег, а может и снег с дождем.
До апреля еще далеко. Пробормотал Оливер сомнительно.
Февраль не был любимым месяцем года для него, как и зима в принципе, и он с превеликим удовольствием бы впал в долгую спячку на несколько месяцев с октября по апрель. Он укутался в свое пальто и быстро прошмыгнул в здание.
Нам нужен детектив Тернер. Предупредил я, встретившему нас молодому полицейскому, как верный сторожевой пес, вставшему перед нами.
А вы, простите, кто? Уточнил он.
Я посмотрел на Оливера, все еще кутавшегося в пальто и не обращавшего внимание ни на что, кроме как на дымящуюся кружку кофе на столе одного из полицейских.
Я агент Марлини, а это агент Уинстер. Мы из ФБР. Представился я за двоих, показывая свой значок.
Понятно. Детектив Тернер сейчас приедет, вы пока можете подождать в приемной. Пригласил парень. Кофе?
Очень кстати, молодой человек, подумал я, видя как лицо Оливера, чуть не треснуло от радости.
Если можно. Вежливо попросил я.
Прошло, примерно, минут десять как в коридоре появилась высокая, худая женщина в темно-коричневой кожаной куртке и черных джинсах, плотно облегавших ее округлые бедра. На тугом ремне болтался значок, отливавший золотом, а в руках она держала какие-то фотографии.
«Сторожевой пес» окликнул ее, хотя я и не разобрал имени, и что-то наговорил очень тихо, видимо о нас, потому как женщина сразу повернулась с нам с Оливером. Я слабо улыбнулся, поймав взгляд ее темных, почти черных глаз и посмотрел на напарника. Тот немного расслабился и скинул пальто, перебросив его через подлокотник дивана, на котором мы сидели.
Женщина покачала головой, быстро улыбнулась пареньку и торопливо подошла к нам.
Агенты Марлини и Уинстер?
Она протянула нам руку, приветствуя, оглядывая профессиональным взглядом.
Я детектив Тернер. Но меня можно звать просто Дебора.
Оливер абсолютно равнодушно ответил на ее рукопожатие, вяло хлопая ресницами и, как я догадывался, мечтавший быстрее отправится в отель и завалится спать. Я же попытался скрыть свое удивление, что нам придется работать со столь привлекательным детективом, но, видимо, не очень успешно, раз Дебора улыбнулась моей предсказуемости, хрипло выдохнув.
Вы теперь будете заниматься расследованием изнасилований? Спросила она, пропуская нас в свой кабинет.
Помогать вам. Поправил ее я.
Понятно. Коротко бросила она, снимая куртку и представляя нам рассмотреть ее получше. На кашемировой терракотовой водолазке, свободно облегавшей ее фигуру, была закреплена кобура, которую она тут же поспешила снять, и принялась растирать, видимо, затекшую шею. Ее короткие рыжевато-каштановые волосы, спали на маленький узкий лоб, прикрыв тонкие брови, и женщина протяжно просвистела.
Что вы хотите знать?
Она вытащила из верхнего ящика пачку сигарет и, жестом предложив нам прикурить, закурила сама.
Все. В деле было достаточно информации, но все отчеты только предварительные, к тому же нам бы хотелось услышать Ваше мнение. Ответил я.
Оливер по-прежнему был молчалив, как капризный ребенок, рассматривая фотографии на стенах кабинета. Это были изображения знаменитых детективов, фото самой Деборы, похвальные грамоты от начальства и несколько фотографий незнакомцев.
Понятно. Снова пробормотала она. Тогда нам стоит начать сначала. Первая жертваРебекка Пит, 18 лет, пропала после молодежной вечеринки, на которую пошла втайне от матери. Потом ее обнаружили в лесу, неподалеку от коттеджа, повешенную.
Я посмотрел на детектива, но она опередила мой вопрос.
Нет, она повесилась сама, на собственных колготках. Видимо, не выдержала подобной психологической травмы. Мы опросили всех ее знакомых, но никто не видел с кем она ушла.
Она уже докурила первую сигарету и принялась за вторую.
Вы сказали пошла на вечеринку втайне от матери? Ей, кажется, уже 18 лет?
Детектив небрежно качнула головой и подернула плечами.
Да, ее мать, честно говоря, немногоОна почесала ухо, подбирая корректное выражение. Странная. Очень религиозная. Вела замкнутую жизнь и почти не выпускала дочь из дома. Если только в школу или в книжный магазин, где девочка подрабатывала. Ее знакомая, Минди Макдауэл, сказала, что Бекка хотела поступать в колледж в Чикаго, но матери не говорила.
Понятно. Произнес подражая интонации моей собеседницы.
Знаете, их даже называли за глаза семейкой Уайт. Но это всего лишь местные предрассудки. Пренебрежительно бросила детектив. Во всяком случае, после смерти Ребекки ее матьСьюзаннзаявила, что не оставит это и будет мстить. Ну, это дело обычное и мы к такому привыкли. Небрежно махнула рукой Дебора.
Я понимающе кивнул и, разведя руками, попросил продолжить.
Следующая жертваМелинда Бейкер, 22 года. Сейчас проходит курс реабилитации в одной из частных клиник Нью-Йорка. Ее отец, важный человек в городе и она была, что называется, представителем «золотой молодежи», частенько ее приводили за неподобающее поведение, хулиганство, но учитывая положение отца, всегда отпускали. Предрешенно заявила Дебора.
Она может сказать, кто ее изнасиловал? Оливер, наконец, заговорил, очнувшись от своей сонно-замороженной летаргии.
Нет. Поморщилась детектив. Она вообще не может говорить. С момента изнасилования ее как будто подменили, она пожала плечами и, посмотрев на пачку сигарет, вынужденно бросила ее обратно в стол. Вообще не говорит, плохо соображает. Только рисует.
Женщина вышла из-за стола и обошла нас, чуть задев меня бедром, и я не мог не понимать языка ее тела. Она достала папку с альбомными листами и протянула их мне.
Рисунки были примитивны и, если бы не знал подробностей, я бы сказал, что они принадлежат руке пяти-, возможно, семилетнего ребенка.
Это о чем-то Вам говорит?
Ну, я рассмотрел все изображения и вернулся к первому. В университете я работал только с рисунками детей, но судя по характеру, они не сильно отличаются. В общем-то, это возможно, если девушка отличалась инфантильностью, а сексуальное насилие подорвало психику.
Интеллектуалкой ее не назовешь. Согласилась детектив.
Рисунки вполне очевидно характеризуют эмоции. На них достаточно ясно прослеживается сексуальная подоплекачетко очерченные детали нижней половины тела, гипертрофированные половые органы, изображенная мимикавсе говорит о пережитом насилии. Но в тоже время, видите, я протянул женщине один из рисунков и указал пальцем на заштрихованного человечка, я так полагаю, это насильник, и жертва подсознательно отгораживается от него, она ставит блокаду в своем сознании, не желая даже на бумаге отразить его внешность.
То есть добиться от нее фоторобота не возможно? Уже зная ответ на вопрос, спросила Дебора.
Я пожал плечами и ответил, возвращая рисунки:
По крайней мере, не сейчас. Кто третья жертва?
Кесседи Фишер. 19 лет. Родители заявили о ее пропаже, после того как она не вернулась из путешествия в горы. Друзья, с которыми она ездила не смогли внятно объяснить, куда она делась, сказав только, что она познакомилась с каким-то парнем на лыжной базе и решила остаться еще на пару дней. Что это за парень, и почему она не предупредила родителей, не ясно.
Она жива? Без надежды спросил Оливер. Я даже отсюда чувствовал, как его трясет и тревожно посмотрел на друга. Судя по испарине, выступившей на его лбу и дрожи, пробиравшей его до колен, он подхватил лихорадку. Черт, вот только этого мне не хватало!
Нет. Покачала головой детектив. Была найдена в горах, неподалеку от своего домика. Была удушена.
Я устало потер лоб и глубоко вздохнул.
Думаю, вам с напарником стоит немного отдохнуть, а завтра начнем. Теперь часы уже ничего не стоят. Разочарованно сказала нам Дебора, слабо улыбнувшись и показав нам свои ровные жемчужные зубы, удивительно белые для курильщика.
***
Сьюзанн вернулась домой, когда город уже оделся во все черное. Даже рекламные вывески, казалось, похолодели. Она открыла дверь и увидела человека, которого уж точно не ожидала.
Вы? Человек поднялся из кресла, давно обшитого старым зеленым сукном, которое местами отходило и торчало клоками, как волосы у чокнутого профессора.
Я пришел поговорить, Сьюзанн. Дальше не может так продолжаться. Ты же веришь в Господа Нашего Иисуса и как ты позволяешь себе допустить такое?
Святой Отец
Сьюзанн опустилась на колени и сложила ладони вместе.
Священник подошел к ней и положил руку на голову.
Милая, я не могу молчать, даже если нарушу тайну исповеди. Кем я хочу быть клятвопреступником, или тем, кто покрывает преступника? Сьюзанн подняла на него полные слез глаза и пробормотала:
Я хочу исповедаться, падре.
Мужчина достал из кармана фиолетовую епитрахиль с вышитыми на ней золотыми крестами и надел на плечи. Он сам корил себя за столь непочтительное отношение к своему облачению. Но точно предвидел окончание сегодняшней встречи еще до того, как окончательно решил прийти. И этот финал устраивал его больше, чем любой другой.
Приди Святой Дух, просвети разум мой, чтобы я мог ясно осознать грехи мои, прикоснись к сердцу моему, чтобы я сожалел о них, и улучшил жизнь свою. Аминь. Женщина перекрестилась и снова посмотрела на священника, который теперь смотрел на нее ясными, улыбающимися глазами без капли осуждения и неприязни.
***
Опять наступал вечер и вновь гнетущее чувство шло вслед за мной. Я не любила вечер, потому что знала, что он принесет вместе с собой. Он всегда приносил одно и то жеодиночество и душераздирающую тоску. Но в тоже время я любила его. Потому что вместе с ним приходило, и время когда она могла помечтать. Днем совершенно не было времени на то, чтобы задуматься об этом. Я вся сосредотачивалась на работе, и даже находясь постоянно рядом с Питером, редко когда вспоминала о своих чувствах, лишь мельком отмечая отдельные моменты. Может оно и к лучшему иначе я бы уже давно сошла с ума. Но в то же время, просыпаясь, каждое утро, я ждала вечера, когда приду домой, и снова будет представлять себя и его, нас вместе. Я снова буду мечтать, что когда-нибудь мое одиночество уйдет навсегда, что когда-нибудь он разгонит мою тоску.
Я укачала Рейчел, отпустив няню пораньше, поиграла с дочкой в «дом», представив себя ее вымышленной дочерью, от души посмеялась, когда Рейч, пыталась рассказать мне на своем лопочущем языке события сегодняшнего дня и уложила ее спать. Переодевшись в мягкую цветную пижаму, я приняла ванну, взяла из холодильника мороженое и уселась за компьютер, чтобы подумать над психологическим портретом преступника. Нет, нечто подобное, конечно, было составлено, но это меня совсем не удовлетворяло, так как совсем не давало ответов на вопросы.
Однако я никак не могла сосредоточиться на работе. Из головы не шел Питер. Я все думала о том, какой опасности он подвергается. Безусловно, эта опасность была основой нашей работы, но если и раньше я переживала за него, то теперь столкнувшись с этими убийствами, стала переживать еще больше. Я все думала о том, насколько он подходит под описание жертв. Я думала не только о его внешности, но и поведении, характере.
Его последняя девушкаТереза, была наиболее приятной персоной из всех, кого я знала. По крайней мере, она была влюблена в негоискренне и преданно. Но Питер решил с ней расстаться, заявив, что не может обманывать надежды девушки. Что ж, во всяком случае, это отличает его от всех жертв. Те, вряд ли, были так благородны.
Я в эту минуту лежал у себя на кровати и думал о той единственной, которая существовала для меня во всем мире. Я думал о том, кто ждет ее дома, когда она возвращается с работы. Есть ли у нее мужчина? Готовится ли она к замужеству? Я ведь даже толком ничего не знаю о ней, о ее личной жизни. После того как Кет рассталась с Майклом, при чем очень болезненно, она тщательно оберегала свое личное пространство, даже от меня. В особенности от меня. Ведь, хотя Кетрин никогда не упрекала меня в том, что я стал косвенным поводом для ее расставания с женихом, я-то понимал, что если бы не ее назначение ко мне в напарники все было бы иначе, и мисс Кетрин Робинсон вполне могла бы уже быть миссис Гордон.
Я усмехнулся своим же мыслям, представив раздраженное лицо «Кет-феминистки», которая с пылом станет мне доказывать, что если бы она хотела стать миссис Гордон, то стала бы ей еще до назначения.
Мне так хотелось сейчас позвонить ему. Сказать все. Открыть душу. Так хотелось признаться во всем. Но разве я могла? Разве могла я так рисковать, не зная наверняка, как он отреагирует. Да и зачем я ему? Я поставила мороженое обратно в морозилку и легла в кровать. Конечно, он просто мило улыбнется мне своей голливудской улыбкой и скажет, что тоже испытывает ко мне нечто подобное. Но ведь это не то. Это совсем не то, что мне нужно. Он просто отдает дань памяти нашему прошлому, он любит меня как мать своего ребенка, он уважает меня как коллегу, он, возможно, даже любит меня как друга, но больше никогда он не полюбит меня как женщину. Кому я нужна?! Любой всплеск моих эмоций может разрушить нашу дружбу, так сложно выстроенную, наш крепкий, но чисто платонический союз. Да мы хорошая крепкая пара, в которой каждый может положиться друг на друга. Но это только рабочие, дружеские, деловые отношения. А если я все расскажу, то не станет даже этого. Мы не сможем смотреть друг на друга по-прежнему. И только ради сохранения хотя бы дружбы нужно терпеть.
Как я хотел бы приехать к ней сейчас среди ночи. Увидеть ее сонную, только что вылезшую из постели с недовольным видом смотрящую на меня за то, что разбудил ее в полчетвертого утра. Как бы я хотел собрать ее в охапку, крепко обнять и прокричать, как я ее люблю. Я бы хотел целовать ее безудержно и безостановочно. Черт, да будь я на ее месте, я бы послал себя к чертям собачьим и собрал вещи, переведясь в другой отдел. Она не ждет этого и не хочет, ей достаточно просто дружбы и пусть будет хотя бы так, чем совсем никак. Она слишком честна, чтобы соврать мне о своих чувствах. Она не станет обманывать меня и не станет мучить. Она просто уйдет. Переведётся в другой отдел. И мы изредка будем видеться в коридорах, сухо здороваясь друг с другом. Я буду навещать Рейчел, но она почти всегда будет игнорировать наши встречи под любым предлогом, оставляя меня с дочкой наедине. Один раз я уже потерял ее и не совершу повторной ошибки. Я слишком дорожу ей, чтобы потерять те ценные минуты и секунды, которые она дарит мне.