Злой Лютик
Не Герой. Часть 2
Пролог
Небо над городом было свинцовым, тяжелым настолько, что казалось вот-вот, еще пару мгновений оно провисит, а затем, порвав последнюю из держащих его нитей, упадет прямо на землю. Уверен, большинство из пришедших затем к обломкам, назовут это божественной карой за то, что в настоящий момент творилось на главной площади. Быть может даже, что благодаря подобному прецеденту, остальной Анерот будет спасен от настолько, как оказалось, заразной глупости.
Но нет. Небо не падало, продолжало упорно держаться. И продолжало упорно смотреть на происходящее на главной площади города. Возможно, именно для этого оно так приблизилось к земле.
Так будет виднее...
Небо над городом было бордово-красным, кровавым. Гипнотически ржавым. Насквозь пропитанным кровью умирающего во имя окончания этого дня солнца.
Люди на площади торопились, пытались закончить как можно быстрее. Глупые, слабые, ни черта не понимающие в реальной жизни люди и прочие разумные хотели успеть до полного захода солнца. Умирающее светило должно лицезреть их действия. Направлять одних.
Других взять с собой.
Тяжелые, приземистые одно- и двухэтажные дома расплывались в нагретом разгорающимися кострами воздухе. Тринадцать костров.
И сорок семь нагромождений сухой древесины.
Одно из них пустовало. Ждало.
Ждать оставалось недолго.
Двое вытянутых, белобрысых и невероятно похожих друг на друга стражников держали шлемы в руках. Совершенно одинаково, зеркально прижимали тяжелые железные наголовники локтями к корпусу. Абсолютно синхронно встряхивали потными длинноволосыми головами. Иногда порывались почесаться, но останавливались.
Нельзя отпускать цепи, сдерживающие Мага.
Пленник был буйным. Брыкался, громко и крайне замысловато матерился сразу на нескольких языках. Пытался колдовать. Но это было невозможно в его положении.
Осознав безнадежность своей ситуации, пленник решился на самые крайние меры. На ход безрассудный, бесполезный.
И единственно возможный для этого человека.
Чуть замедлить шаг. Приблизиться к еще не успевшим распознать подвоха конвоирам. Забрать экипировку у игрока было невозможно. Тяжелые латные сапоги по-прежнему были на нем. И парадоксально высокая Сила тоже.
Шаг назад. Один-единственный шаг, который сразу завел его за спины до сих пор не успевших среагировать стражников. Слишком короткие цепи. Слишком скользкий ошейник.
Их единственные, но очень серьезные ошибки.
Если вдуматься, то это и ошибками считать нельзя. Антимагический металл стоил очень дорого, а с учетом высокой популярности магии среди бессмертных странников, требовалось его прямо-таки неприлично огромное количество.
Но факт остается фактом: он чуть не вырвался. Чуть не сбежал.
Чуть не выжил.
Удар под колено стоящему справа стражнику. Нога несчастного сгибается напополам. Судя по хрусту, без возможности обратного распрямления.
Пролетевшая в паре сантиметров от левого уха стрела напомнила взбунтовавшемуся пленнику, что нужно бы уже поторопиться. Наконец проснулись стрелки на окружающих площадь наблюдательных башнях. Надо торопиться.
Это была его главная ошибка.
Торопиться не следовало.
Нужно было хотя бы мгновение, пару несчастных ударов перекачивающего, казалось, сотни литров дикого коктейля из крови и адреналина, сердца, уделить раздумьям. Но нет. Игрок, как и его знаменитый кумир, не любил использовать свой чудесный дар размышления. Только вот кумиру невероятно везло.
А ему нет.
Поэтому вместо того, чтобы обезвредить второго стражника, взять кого-нибудь в качестве живого щита и подушечки для стрел и тихонечко смотаться с площади, его потерявшее связь с разумом тело поступило по-другому.
Совершенно по-другому.
Он кинулся добивать первого подбитыша.
Удар кожаной перчатки с короткими тупыми металлическими шипами в висок стоящей на коленях жертвы, и все кончено. Тело медленно, скрипя тяжелыми доспехами, оседает на каменную мостовую.
Дальше алгоритм действий для пленника выглядел следующим образом:
Поймать от наконец-то проснувшегося второго стражника яростный удар тяжелой латной перчаткой.
Попрощаться с куда-то затерявшейся нижней челюстью.
Заорать остатками разорванного горла.
Тяжело приложиться о землю.
Пересчитать все криво положенные и от того больно царапающиеся камни.
Тридцать семь.
Последний раз долго, мутными, затекающими кровью и потом глазами посмотреть на собравшихся людей. Без ненависти. Вообще без каких-либо эмоций.
С одной лишь пожирающей сознание болью.
Неподалеку белобрысый стражник стоял над холодным телом своего брата.
На некотором отдалении, у другого, едва начинающего разгораться коптящим пламенем костра стоял одетый в цветастые одежды человек с необычным, разукрашенным растительными узорами струнным инструментом. Из сплюснутой лиловой шапочки барда торчало длинное гусиное перо. Он мучительно искал рифму к слову "костры". Наконец, щелкнув пальцами и цокнув языком, сказитель притопнул ногой, положил руки на струны, сыграл пару аккордов и негромко пропел:
-Горят столь дымные костры,
Глаза собравшихся пусты.
Поморщился, огляделся, убедился, что никто не слышал его позора и стал мучительно размышлять над новыми строками, рифмами.
И, конечно, метафорами. Не могут поэты без них, без метафор этих...
Закончив с предыдущим пленником, толстопузый, одетый в черные бархатные одежды, церковник тяжело вздохнул и медленно побрел к следующему костру. Впереди еще чертовски много работы.
Для священников и палачей наступают тяжелые времена...
Поднявшись на невысокий деревянный помост, священник набрал в грудь побольше воздуха и запел.
Он пел тяжелую, мрачную, диссонансную песню уже в одним богам известно который раз за последнюю неделю. Он пел песню Справедливости. Песню, которая, согласно всем правилам, должна остановить карающую руку над невиновным. Разумеется, ни единого раза за известную историю Анерота, ни один церковный палач не дрогнул над своей жертвой. Конечно.
Конечно, не могут же судебные дознаватели ошибиться. Не может толпа казнить невиновного. Никак не может.
Вслед за песней Справедливости следовала песня Милосердия. Священник начал петь ее не прерываясь, даже не переведя дыхания. Времени и без того бесконечно мало. Нужно торопиться.
Как известно, песня Милосердия отпускала освободившуюся от оков бренного тела душу на вольные просторы Обратного Мира, минуя даже саму Тьму. Известно это было лишь из легенд. По понятным причинам, опровергнуть этого никто и никак не мог. Но легенды же ошибаться не будут?
Голова человека безвольно повисла. Так оказалось немного менее болезненно. Сотни попыток выйти из виртуальности остались безрезультатными. Тысячи попыток снизить уровень болезненных ощущений тоже. Боль была такая, что сами по себе, непроизвольно, лились горькие слезы. Дышать получалось лишь с нереальными, нечеловеческими усилиями. Вместе с живительным, пропахшим горелой плотью воздухом он вдыхал и кровь. Свою собственную кровь. Кажется, бровь рассечена. Кажется, правая.
Он больше не замечал подобных мелочей. По сравнению с дикой болью на месте оторвавшейся челюсти, какая-то там рассеченная бровь была незаметным нейтральным обстоятельством.
Все, чего сейчас желал этот человек - это поскорее покинуть виртуальность. Покинуть этот мир, полный боли и запекшейся повсюду крови. Покинуть возможно даже навсегда, никогда больше к нему не возвращаться. Никогда больше не чувствовать настолько реальную боль в ставшем неожиданно настолько реальном виртуальном мире.
Как всегда и происходит в этой жизни, все произошло с точностью до наоборот.
Сознание вдруг стало резким, четким, сосредоточенным на окружающем мире. Боль при этом совершенно не пропала, даже не уменьшилась, но, к счастью, отошла слегка на задний план. Это обстоятельство заставило человека облегченно вздохнуть. И закашляться. Дышать с кровью оказалось не слишком-то удобно.
Он спокойно, прояснившимся взглядом одного не до конца заплывшего глаза осмотрел свою одежду. Хорошим решением было с его стилем игры приобрести мантию черной расцветки. Кровь на ней практически незаметна. Просто еще совсем недавно, еще в темнице, где он ждал казни, посреди безграничной тьмы грубой толстой ткани просвечивали неяркие светлые руны. Сейчас их не было. Невелика потеря. В сравнении с челюстью...
Кажется, в этот момент он познал истинные ценности этой жизни. Ничего не должно тебя волновать, когда у тебя есть целая челюсть на голове.
Он едва сдержал себя, чтобы не засмеяться. Все же собственная казнь - не лучшее место для смеха. Но мысль дьявольски забавная!
Он улыбнулся. Толпа ужаснулась.
Веселая улыбка, воспроизведенная одной немного разбитой верхней губой оказалась не самым приятным зрелищем.
Он слегка приподнял голову, разрывая небольшие соединительные кровяные тромбы на остатках шеи. Еще раз посмотрел на надрывающегося в песне Ярости священника. Высморкался в его направлении кровью. Немного не долетело. Но, почти наверняка, теперь священнический помост будут ставить немного подальше. Кто-то может попасть.
Не замечающий начинающего разгораться костра пленник повернул свой взгляд на толпу. Черти с ним, с этим священником.
Нужно оставить хоть какие-нибудь последние воспоминания в память об Анероте. Об этом сказочном виртуальном мире. В котором вполне нормально и органично смотрится заживо сжигаемый человек с оторванной нижней челюстью.
Дыхание понемногу стало заполняться дымом. Воздух перестал попадать в легкие совершенно. Были только кровь и дым. И легкий, едва ощутимый запах приближающейся свободы.
Человек больше не мог смотреть вниз. На поедаемые занимающимся костром кожаные ботинки. Вслед за ними должны будут пойти ноги. Он не хотел этого видеть. Хотел уйти из этого мира без позора.
Наконец, взгляд его остановился на стоящей в самом близком ряду зрителей низкорослой фигуре. Это был мальчик лет семи в оборваной старой домотканой одежде. Босой. С черными, подобными воронову крылу волосами. Своими карими широкими глазами он с интересом и любопытством наблюдал за поедаемым огнем человеком. Без злости, радости, ликования. Только спокойный интерес.
Он улыбался. Легкая улыбка тонкими обескровленными губами была для этого человека даже страшнее зрелища собственных подгорающих коленей. Он не мог оторвать от мальчика взгляд. Когда огонь, а вместе с ним и взгляд мальчика поднялся почти до головы пленника, широкий карий глаз подмигнул.
Они смотрели друг на друга. Обычный человек, принадлежащий другому, реальному миру. И маленький мальчик, с улыбкой наблюдающий за казнью.
"Внимание! Вы умерли..."
Глава 1. Одиночество - скука
-Белые стены, шелковый плед
Вроде психушка, а вроде и нет...
Я нервно засмеялся, пару раз смачно ударился головой о деревянный письменный стол, прибавил пару фейспалмов, зачиркал ненужные строчки недавно подточенным в десятый за сегодня раз карандашом. Для пущей верности порвал листочек и ошметки закинул в стоящее под столом ведро.
-Когда заполнится - сожгу. Никто не должен этого видеть.
Мда. Совсем я уже тут одичал. А ведь прошло еще даже меньше недели. Творчество никак не шло, вы уже, думаю, заметили. Настроение было ни к черту.
Как же скучно! Бесит все!
Я звучно ударил ладонями в стол и медленно начал подниматься. Аркаша все поняла, недовольно повела усами, фыркнула и соскочила с коленей.
Аркаша - это наша кошка. Вернее, как наша? Алискина. Я по-прежнему не могу понять логики, по которой эта девушка выбирает имена. После носорога Григория я решил, что пора бы уже перестать удивляться.
Конечно, были у Алиски и другие заскоки. К примеру, она всегда причесывалась перед сном. Логики в этом не было совершенно никакой. На мои вопросы она многозначительно молчала и смотрела на меня, как на дурочка. Она вообще часто так делала, когда не хотела или не могла что-то объяснить.
Про кофе с лимоном и колбасу со сгущенкой можно уже даже и не говорить.
Сначала, когда я пытался искать в ее поступках логику (яжпрограммист, я везде пытаюсь искать логику), меня это немного раздражало. Теперь просто веселит.
Свернувшийся калачиком на кресле голографический дракончик встревоженно поднял голову, взглянул на меня, фыркнул и снова накрыл шею собственным хвостом. Размером зверушка, как и ее аналог из виртуальности была примерно с крупную собаку.
Кстати да, я же не рассказывал, откуда он у меня в реальности появился. Оказалось, что питомец, в отличие от всех остальных предметов был привязан не к персонажу, а к самой учетной записи. Поэтому, забрав деньги и найдя заметку про перенос питомцев на физический голографический носитель, я не стал особо задумываться. Не знаю, зачем. Привязался я к Мультику. Прикольный он.
И вообще, цена старенькой иномарки для такой забавной животинки - это не так уж и много. Оказалось, что за создание первой в истории игры новой Империи, платили очень и очень немало. Настолько, что хватило на один из лучших переносных голографов, небольшую однушку на окраинах Алисиного городка и нелохой ремонт в жилище девушки. Новую квартиру мы начали сдавать. В старой - жить. Вместе.
Больше, если уж быть до конца честным, за этот год не произошло ровным счетом ничего. Я первую неделю просто отсыпался. Прекрасная была неделя. Сон вообще очень классная штука. Всем рекомендую.
Затем некоторое время мы просто пытались привыкнуть друг к другу. У каждого из нас в голове оказалась своя мощная и многочисленная армия тараканов. По итогам нескольких кровопролитных (и это совсем не для красного словца! Оказалось, что Алиса в порыве страсти довольно-таки болезненно кусается. Даже шрам на левой руке остался) сражений было принято решение: заключить перемирие и устроить по этому поводу великий праздник. Пару недель мы вставали с кровати только для того, чтобы забрать у курьера пиццу. Тоже очень хорошее время.
Потом начались условные "будни". Условные потому что я так ничем и не занялся. Отдыхал, восстанавливался от полугода безостановочного лежания в вирткапсуле. Оказалось, что все наши современные супертехнологии не способны решить одну очень простую проблему: затекание и атрофирование мышц. В итоге даже на то, чтобы вернуться к своему прежнему, не самому спортивному телосложению ушло несколько месяцев. А потом как-то втянулся. Теперь день без семи-десятикилометровой пробежки кажется неначавшимся.
Алиса в это время училась. Сдаваемая квартира давала достаточно средств к существованию, поэтому подрабатывать она перестала. Я иногда чисто для души развлекался написанием текстов. Плюс еще какие-то деньги оставались с квеста. В целом, мы совсем не бедствовали. И это не могло не радовать.
Я снова начал петь и музицировать. Завершил несколько старых песен, пытался начинать новые, но... вот как-то не выходило из меня ничего путного. В целом, как и раньше, но раньше мне это хоть какое-то удовольствие приносило. А сейчас...
Не знаю. Не получалось. Выходили только вот такие бредовые строчки.
Теперь еще и Алиса...
Зазвонил телефон. На экране новенького смартфона высветилась подпись. Вовремя я о ней вспомнил.
Хватаю телефон, нажимаю иконку приема вызова и одновременно с этим падаю на так и не заправленную кровать.
-Привет, Лисенок!
На том конце провода послышалось недовольное пыхтение. Даже по звукам я понимал, что она сейчас злится и улыбается одновременно.
-Дим, ты же знаешь, что меня бесит, когда ты меня так называешь.
-Во-первых, по правилам этикета сначала нужно поприветствовать своего собеседника, а уже потом высказывать претензии. А во-вторых, знаю. Если бы тебя это не раздражало - я бы тебя так не называл.
Без подобных словесных пикеровок не проходил практически ни один наш с Алисой телефонный разговор. И чем ей Лисенок не нравится? Очень даже мило.
-Как ты там без меня? Чем занимаешься?
-Да ничем особенно. Лежу, в потолок плюю. Тьфу! О, попал! Раньше все обратно прилетало.
Она рассмеялась этой незамысловатой шутейке. Ей вообще, как оказалось, нравились мои шутки. Говорю же, она странная.
Но прикольная.
-А вообще, тяжко мне. Скучно, не с кем даже подушками подраться.
-Это хорошо, что не с кем. Иначе я бы обиделась.
Теперь пришла пора смеяться мне. Вот эта ее показушная ревность меня всегда особенно веселила.
-Тебя там долго еще продержат?
-Меня здесь не держат, я сама держусь. Дим, я же объясняла, это важная для меня практика.
-Да помню я. Как-то совсем не утешает.
-Ой, какой ты бука. Не занудствуй. Я вернусь через восемнадцать дней и девять часов.
-А с чего это ты так точно знаешь время?