Ну что, знаменитый доктор еще не приехал?
Нет, отозвался я, невольно любуясь стройной фигурой танцовщицы и ее красивым лицом. Нам придется подождать его здесь несколько дней.
А я спешу в театр, сказала она, хотя я ее не спрашивал. Мне нужно поговорить с пригласившим меня директором. Еще раз кивнув, она исчезла из вестибюля.
Портье, все это время молчавший, снова заговорил.
Может быть, вам, сэр, угодно будет пройти позавтракать, ресторан у нас тут же, внизу?
Нет, я подожду своего друга, ответил я и, стараясь навести моего собеседника на прежнюю тему о самоубийстве баронета, добавил:
В газетах пишут, если я не ошибаюсь, что покойный баронет Коксвилл дважды покушался на самоубийство и, между прочим, один раз у вас здесь, в отеле.
Это ошибка репортера, сэр, он стрелял в себя вовсе не здесь, а там, наверху, на Мозебакене, в ресторане. Все время, пока баронет жил у нас, он был чрезвычайно весел, шутил со мной.
Его посещал кто-нибудь? продолжал я расспросы.
К сожалению, нету баронета не было друзей, но он и без них весело проводил время.
В вестибюль вошел какой-то бритый господин, с виду похожий на актера.
Скажите, пожалуйста, госпожа Акка Субитова приехала? спросил он.
Да, но ее сейчас нет в отеле, ответил портье.
На лице бритого показалась довольная улыбка.
Хорошо, я зайду позже, сказал он и ушел.
Этот господин и еще другой ежедневно, вот уже несколько дней, справляются о госпоже Субитовой, пояснил портье.
Вероятно, ее сослуживцы-артисты, заметил я спокойно, хотя был поражен тем, что Холмс предвидел это посещение. Судя по имеющимся фактам, наша экспедиция обещала быть чрезвычайно значимой.
Представьте, сэр, разболтался портье, польщенный моей с ним откровенностью, после самоубийства вашего соотечественника две его комнаты продолжают пустовать, потому что новые постояльцы не хотят в них селиться. И зря! До чего прелестные апартаменты!
Интересно было бы на них посмотреть!
О, пожалуйста, сэр! Пока вы ждете вашего друга, можете осмотреть комнаты!
Он позвал одного из мальчиков-слуг, дежуривших при лифте.
Оскар, проводи господина во второй номер.
Я уже стал подниматься с моим провожатым по лестнице, как услышал голос вернувшегося Холмса:
Постойте, я с вами.
Звонко щелкнул замок двери, и мы вошли в богато обставленную комнату.
Это была приемная баронета, а здесь он спал, указал мальчик.
Холмс бегло окинул взглядом обе комнаты.
Взор его остановился на колпаке электрической лампы, стоявшей на столике у кровати.
На нем висел со стороны кровати обрывок почтовой бумаги, который почему-то не тронули при уборке комнаты.
Вероятно, постоялец имел привычку читать в кровати и, чтобы защитить глаза от яркого света лампы, устроил этот импровизированный абажур.
Какой прекрасный вид из окна, быстро проговорил Холмс, а что это за пароход пристает к набережной?
Услужливый Оскар посмотрел в окно, и этого времени было достаточно, чтобы мой друг быстро схватил обрывок почтовой бумаги и зажал его в руке.
Спустя минуту мы вышли из номера.
Мальчик с благодарностью поклонился, ощутив пальцами монету, которую я поспешно сунул ему в руку.
VII
Холмс, вернувшись в номер, сел у стола, положил на него смятую бумажку и начал ее разглаживать. Она оказалась начатым, но недописанным письмом.
Заинтересовавшись этим обрывком, я наклонился через плечо Холмса и прочитал:
«Стокгольм, восемнадцатое июля тысяча девятьсот Обожаемая Маргет! В последнем отправленном тебе письме я сообщил, что вернусь в Англию не раньше, чем через две недели, но меня охватило такое страстное желание тебя увидеть, что я решил выехать отсюда через два дня. Эти два дня необходимы мне для того, чтобы съездить на один из островов, куда меня приглашает владелец редкой коллекции древнего оружия, хочу кое-что купить у него. К сожалению, с островом нет пароходного сообщения, и мне придется плыть на лодке»
На этих словах письмо прерывалось: по-видимому, писавший раздумал его дописывать и отправлять.
Заметьте, Ватсон, письмо это от восемнадцатого июля, сегодня у нас двадцать пятое, а самоубийство произошло девятнадцатого, проговорил Холмс. Трудно предположить, чтобы мысли баронета так резко изменились всего за одни сутки, и вместо того, чтобы оказаться в объятиях любимой невесты, он решил умереть.
Но я до сих пор не могу понять, Холмс, какое отношение имеет к этой таинственной драме русская танцовщица?
Легкая усмешка пробежала по лицу моего друга.
Я вижу, Ватсон, что ваша сообразительность становится уже не такой, как прежде!
Насмешка Холмса меня немного обидела, что он тут же заметил.
Не сердитесь, друг мой. Кстати, расскажу вам, что успел сделать. Я был в Скансене, видел сторожа на Бредаблике, он сказал мне, что действительно пятнадцатого июля один англичанин хотел броситься вниз с башни. Ему удалось остановить его, об этом инциденте было заявлено в контору, и покушавшийся на самоубийство назвал себя баронетом Коксвиллом. Я попросил сторожа описать мне его внешность. Она вполне совпадает с наружностью Коксвилла. Меня только поразила одна маленькая подробность.
Какая?
У баронета Коксвилла были темно-серые глаза, а сторож уверяет, что они сверкали, как угли. Насколько я знаю, уголь никогда не бывает серого цвета.
В такую тревожную минуту сторож легко мог ошибиться и принять один цвет за другой.
Не спорю, очень может быть. Но чем объясните вы, Ватсон, следующее: из Скансена я отправился на Мозебакен и, поднявшись на подъемнике, вошел в ресторан, где случилось второе покушение нашего друга на самоубийство. Найти свидетелей оказалось нетрудно. Но есть одна странность. Вероятно, вы помните, что у Коксвилла были превосходные белые зубы, но люди, удержавшие его от выстрела, все, как один, уверяли меня, что у баронета недоставало в верхней челюсти правого резца.
Неужели, Холмс, вы не допускаете, что он мог его выбить за это время? Вы сами знаете, каким отважным боксером был Эльджернон.
А вы узнали что-нибудь от портье?
Я передал ему наш разговор с несостоявшимся юристом и заодно сообщил о бритом посетителе, приходившем к танцовщице.
Что же вы раньше мне ничего не сказали! вскричал Холмс.
Вы об этом меня не спрашивали.
Холмс закурил, по обыкновению, трубку и погрузился в раздумье.
Спустя некоторое время он резко повернул ко мне голову:
Ступайте, дружище, снова в вестибюль и не пропустите давешнего посетителя; если он войдет в комнаты русской, немедленно сообщите мне.
Удобно ли мне будет оставаться внизу? Не возбудит ли это подозрение?
Какой вы непонятливый, Ватсон: рядом с вестибюлем на три ступеньки вверх находится ресторан; займите стол у двери и прикажите подать вам завтрак. Оттуда весь вестибюль как на ладони.
Я спустился, и портье поприветствовал меня как старого знакомого.
Какие есть красивые женщины на свете! заметил он, подмигивая. Сейчас вернулась русская и несколько минут разговаривала со мной. Я рассмотрел ее! Красавица! Но, Боже мой, как она была недовольна, что тот, бритый, не застал ее в отеле.
Я занял свой наблюдательный пост за столом.
Бритый мужчина не показывался.
Я позавтракал и, желая протянуть время, медленно курил сигару и пил пунш. Мои ожидания были не напрасны. Незнакомец явился и, задав привычный вопрос портье, стал подниматься по лестнице. Я быстро вернулся в номер, поднявшись на лифте, чтобы опередить «бритого».
Пришел? встретил меня вопросом Холмс.
Я молча кивнул. Холмс бросился к двери, соединяющей нашу комнату с соседней, и приложил глаз к отверстию, проделанному им за время моего отсутствия. Потом он приставил к двери ухо и слушал долго и внимательно. Лицо его от неудобной позы покраснело.
Я мало что понял, они говорят по-немецки на особом диалекте, недовольно заметил мой друг.
Разговор в соседней комнате продолжался довольно долго, пока щелчок замка не дал нам понять, что таинственный посетитель ушел.
Холмс заторопился, надел повязку на лицо и быстро выбежал из номера, бросив мне в дверях:
Разузнайте точное время прихода и ухода баронета из отеля.
VIII
Узнать точное время, когда баронет бывал в номере и когда покидал его, представлялось мне чрезвычайно трудным, почти невозможным делом. Кто же мог это знать и намеренно следить за знатным человеком, ведь он ни в чем таком не был замечен, что давало бы на это право.
Случай мне помогя совершенно неожиданно вспомнил об Оскаре. К тому же, мальчик недурно говорил по-английски, и я решил этим воспользоваться.
Мой молодой друг, сказал я, фамильярно взяв шустрого мальчугана за пуговицу его форменной курточки, у меня к вам одна просьба, только обещайте мне, что не будете надо мной смеяться!
Оскар вытаращил глаза от изумления.
Тяжелодумы-шведы плохо понимают шутки и иронию.
Дело в том, что мне и моему другу не хотелось бы обедать за табльдотом; мы можем обедать в номере?
Понимаю, сэр, отозвался мальчуган. Вы не хотите обедать с другими. Некоторые из наших постояльцев тоже обедают у себя
А покойный баронет Коксвилл? перебил я его.
Да, сэр, ему подавали обед в номер ровно в пять, он к этому времени возвращался в отель и до восьми часов никуда не уходил.
Прекрасно! Мы будем обедать в то же время, поспешил я ответить, обрадованный тем, что часть поручений Холмса мне уже удалось выполнить.
Баронет был очень добр ко всем нам, продолжал мальчик, а в особенности к Ингеборге, указал он на стройную шведку, продававшую сигары в уголке за прилавком. Он каждое утро брал у нее сигару и платил ей вдвойне.
Я тут же сообразил, что нужно сделать. Подойдя к продавщице, я взял у нее сигару и вместо кроны уплатил две. Шведка просияла. Еще один щедрый господин!
Баронет каждый день, уходя после завтрака на прогулку, брал у меня сигары, а у маленькой Герды, которая вон там, у двери, цветок в петлицу.
Разве лорд Коксвилл был так педантичен в своем распорядке дня?
Да, пунктуальность его была изумительной. Наш метрдотель говорил, что можно было проверять часы по его уходам и возвращениям.
Нас положительно преследовала удача, все было так, как планировал Холмс!
Меня только один раз поразило, что к такому аристократу подошел какой-то невзрачный господин, и баронет с ним дружелюбно беседовал, сказала девушка, поощренная мною покупкой второй сигары. Я стояла у двери и видела, как этот невзрачный человек, очень смуглый такой, похожий на румына или цыгана, подошел к нему.
Миссия моя была выполнена, и я отправился немного пройтись по набережной в ожидании возвращения моего друга.
Оживленная жизнь Стокгольма, красивая панорама раскинувшегося амфитеатра города, множество пароходов, быстро бегавших по заливу, все это, залитое горячим, не похожим на северное солнцем, заставило меня совершенно забыть о нашем деле и залюбоваться этой чудной картиной.
Я спустился к самой воде и сел на скамейку около Норрборо.
Тут меня и нашел явившийся спустя некоторое время Холмс.
Я изумился, как он отыскал меня.
Ватсон, вы совершенно теряете память! Разве вам было неизвестно, что именно на этой пристани Коксвилл взял лодку для прогулки, с которой он более не возвращался? Я вас вовсе не разыскивал, а пришел сюда, чтобы все разузнать.
Воспользовавшись случайной встречей с Холмсом, я поспешил передать ему, что услышал от Оскара и продавщицы сигар.
Холмс сосредоточенно задумался.
Если сопоставить это время с происшествием на Бредаблике и шестью часами вечеракогда Коксвилл находился в ресторане, то возникает сомнение, что в обоих случаях это был именно он.
Я изумленно посмотрел на Холмса.
Как? Значит, на лодке, отплывшей от этой пристани, находилось другое лицо?
Об этом я ничего не могу сказать, нужно сперва расспросить свидетелей.
Мы обратились к лодочнику.
Тот отлично помнил несчастливый отъезд баронета и подробно, до мелочей, описал сэра Эльджернона.
Сомнений здесь не может быть никаких, на этот раз это был настоящий баронет Коксвилл, заметил Холмс.
Значит, сомневаться в том, что он утонул, больше нельзя?
Любезный Ватсон, шутливо заметил мой друг, теперь я уже не сомневаюсь что он жив.
IX
Лодочник указал нам лодку, на которой уплыл лорд Эльджернон и которую потом нашли перевернутой в водах фьорда.
Холмс тщательно осмотрел ее, ничего не упуская из виду и изумляя своим любопытством шведа-лодочника, приписавшего подобную дотошность английскому чудачеству.
Никаких следов на лодке найти не удалось.
Время отъезда баронета вполне согласовывалось со временем его отсутствия в отеле, заметил Холмс. Мне чрезвычайно интересно было бы осмотреть оставшиеся после Коксвилла вещи, но они находятся в полиции до выдачи их законным наследникам, и я, не открывая своего инкогнито, ничего не смогу поделать.
Отчего бы вам, Холмс, не сообщить шефу полиции, кто вы такой?
Это не входит в мои планы, Ватсон. Оставаясь здесь инкогнито, я могу расследовать преступление гораздо лучше.
Вы все еще уверены, что здесь имело место преступление, а не несчастный случай?
Это очень тонко продуманный замысел, жертвой которого стал наш друг.
Но позвольте, Холмс! Преступление мог совершить только тот, кто получал от него явную пользу?
Совершенно верно, Ватсон, явная польза от него была для младшего брата Эльджернона, Арчибальда. После смерти своего брата он становился баронетом и владельцем громадного состояния, спокойно проговорил Холмс.
Значит, вы его подозреваете в убийстве брата?
Ни одной минуты, мой дорогой Ватсон! Молодой человек в этом деле невиннее новорожденного ребенка.
Но в чьей же голове созрел этот злодейский план? Кому было выгодно убить жизнерадостного баронета?
Холмс загадочно улыбнулся.
Мне кажется, что разгадать эту тайну нам поможет нож, который я получил от баронета Арчибальда. На сегодня мы достаточно узнали и остальное время можем посвятить осмотру города, заключил Холмс, и мы, перейдя мост Норрборо, спустились в узкие улицы города.
Хорошо зная моего друга, я не вполне был убежден, что он действительно хочет посвятить оставшееся время простому развлечению.
Холмс никогда не бросал дело незаконченным, понимая, что каждый потерянный час может уничтожить найденный след и оборвать нить разматываемого клубка фактов и предположений.
Я оказался прав.
Пройдя в конец улицы, мы завернули в какой-то невозможно темный переулок, скорее дыру, и вошли в лавчонку торговца-старьевщика.
Меня поразило то обстоятельство, что Холмс, никогда не бывавший в Стокгольме, мог так отлично в нем ориентироваться, но я вспомнил те долгие часы, когда он, оставаясь один в каюте парохода, прилежно изучал карту шведской столицы с лупой в руке.
Нет ли у вас старинных национальных шведских костюмов? спросил Холмс юркого, угодливого торговца.
Торговец, видимо, едва понявший моего друга, на ломаном английском языке ответил, путая английские слова со шведскими, что, хотя сейчас у него нет таких костюмов, через несколько дней он может приготовить их для господина англичанина, если тому угодно.
Откуда вы узнали о моей торговле? спросил хозяин.
Один из моих знакомых пользовался не так давно вашими костюмами для маскарада, ответил Холмс.
Ах да, вспомнил торговец, я еще изумился подобному обстоятельству, тем более что летом у нас, в Стокгольме, не бывает костюмированных праздников. Этот человек хотел удивить одну даму, загримировавшись под ее знакомого. Он выбрал подходящий костюм, и я сводил его к моему приятелю-парикмахеру, который загримировал его по фотокарточке.
Холмс крепко сжал мою руку, чтобы удержать меня от невольного восклицания.
Сколько хлопот и неудобств пришлось испытать моему приятелю, чтобы выиграть это сумасбродное пари! шутливо заметил Холмс.
Пари? Какое пари? с любопытством спросил торговец.
Он заключил пари с тем человеком, под которого загримировался, что явится, разумеется вечером, к его невесте, и та примет его за своего жениха.
И выиграл?
Ну конечно, хотя для этого ему пришлось, как вы знаете, сбрить бороду и усы, которыми он так дорожил.