Куликов слушал ее внимательно; его обычная злая, нехорошая улыбка не сходила все время с губ, но Ганя ни разу не взглянула ему прямо в лицо и не видала этой улыбки. Когда она кончила, Куликов готов был расхохотаться, но он сдержался и отвечал:
Не слишком ли многого, Ганечка, вы у меня просите? Вы сами говорите, что я ваш жених, что бороться вы больше не можете, значит, должны уступить По вашим же словам, я пользуюсь доверием и расположением вашего папеньки, человека богатого и почетного, с которым я могу породниться. Ради чего же я откажусь от всего этого?
Девушка задумалась.
Я думаю, что вы, как честный человек, не захотите насильно, против воли пользоваться
Против чьей воли? Вы сами же говорите, что папенька ко мне расположен?
Я говорю о себе, господин Куликов.
Но почему же вы думаете, что ваша воля для меня дороже воли вашего отца?
Потому, что вы собираетесь жениться на мне, а не на отце!
Но сделаться зятем, ближайшим помощником вашего отца К тому же вы забываете, что воля молодой девушки может меняться, может оказаться ошибочной, тогда как воля почтенного, старого человека должна бы, казалось, и для вас быть священной.
Ганя опустила голову. Из глаз покатились слезинки.
А я мечтала! Думала, что вы выпорядочный человек!
Сударыня! Какое вы право имеете меня оскорблять?
Вы обманули, обошли отца и, разумеется, хотите пожинать плоды своего обмана, а я мечтала о вашем великодушии.
Ганя?! Что это за объяснения?!
Поймите же, что я вас ненавижу и никогда, никогда не буду вашей женой! Слышите ли? Никогда!
Полноте, Ганя, любовь и симпатия супругов легко изобретаются впоследствии. Поверьте, что если мне удастся сделаться вашим мужем, а в этом я нисколько не сомневаюсь, то я сумею заставить вас любить и уважать меня.
Глаза Куликова заискрились так, что Ганя почувствовала его взгляд на себе и инстинктивно подняла голову. Встретившись глазами с ним, она вся задрожала от страха.
Иван Степанович! Еще раз умоляю васоставьте меня! Ради всего святого умоляю вас: оставьте, откажитесь.
Куликов засмеялся:
Не просите, Ганя, невозможного. Если бы на моем месте был ангел с неба, то и тот не внял бы вашим мольбам. Слишком вы хороши!
И он взял руку девушки, но она быстро ее отдернула.
Значит, никакой надежды на пощаду с вашей стороны нет?
Ах, какая вы, Ганя, наивная! Вы приходите просить, чтобы человек отказался от богатой красавицы-невесты, которая вся в его власти, а что же вы взамен этого предлагаете? Ну, допустим, я внял бы вашим просьбам, порвал бы с вашим домом все связи, а затем что же дальше?
Дальше Ничего
Вот видите! Я потеряю красавицу-жену с хорошим приданым и взамен этого получу ни-че-го?!. Нет, давайте говорить, что же в самом деле вы могли бы мне предложить «на мировую» за мой отказ.
Мне нечего предложить У меня ничего нет!..
Ай-яй-яй! И с такими ресурсами вы идете просить?! Неужели вы и поцелуя не дали бы?
Куликов хищническими глазами пожирал девушку.
Наш разговор, кажется, перестал быть серьезным, произнесла Ганя, я вижу, что я ошиблась в своих мечтах
Мечтах о моем великодушии Напрасно! Я, действительно, великодушен; но есть граница, за которой великодушие переходит в глупость Я не хочу переходить эту границу Но разве это не великодушно, что, беседуя целый час наедине с хорошенькой девушкой, я еще ни разу не поцеловал даже ее?
Ганя поспешно встала.
Позвольте надеяться, что по крайней мере мой визит к вам останется тайной?
Это что же? Опять требование великодушия? Разве я требовал вашего визита, просил вас пожаловать? Почему же я не должен говорить об этом хотя бы, например, вашему папеньке?
Я прошу вас
Опять прошу, прошу и прошу. Все только просьбы. Приучайтесь, Ганя, не просить, а требовать, не выпрашивать, а расплачиваться! Вы желаете, чтобы я никому не говорил о вашем посещении? Извольте, но за это я желаю, чтобы вы позволили вас расцеловать. Вот мы и будем квиты, никому не придется просить. Поверьте, просьбы унижают человека, а вы
Молчите, негодяй! произнесла девушка, выпрямившись и гордо подняв голову.
Куликов искривил рот, вскочив, схватил руку Гани и стиснул ее с такой силой, что она вскрикнула от нестерпимой боли.
Вы, может быть, уже не к первому мужчине шляетесь на тайные свидания?! Знаешь ли ты, что в моей власти сделать с тобой что угодно?! Сколько бы ты ни кричала, никто тебя не услышит и никто не придет на помощь! Но я не сделаю этого, потому что скоро по праву, как муж, буду делать с тобой что захочу! И помни, ты дорого заплатишь мне за это оскорбление! А теперь я не выпущу тебя отсюда одну, а пошлю лакея за твоим отцом. Пусть он полюбуется на свою дочь, делающую визиты к холостым мужчинам.
Куликов с силой оттолкнул девушку в глубину комнаты и хотел позвонить.
Ради бога! упала Ганя на колени. Не делайте скандала! Выпустите меня! Умоляю вас!
Опять умоляешь! Опять взываешь к великодушию и в то же время наносишь оскорбления! Эх, ты! А еще умницей слывешь, в школу ходила, образование получила!
Он опять взялся за колокольчик.
Иван Степанович, рыдала девушка, пощадите!
Дай мне клятву, что ты согласишься выйти за меня замуж! Клянись перестать мне сопротивляться!
Не могу. Не могу. Пощадите!
Поздно просить пощады! Теперь старик сам просить меня будет скорее повенчаться с тобой! Ты опозорила его седую голову! Вся застава завтра будет это знать! На тебя пальцами начнут показывать! Ворота дегтем вымажут!
О, не говорите, не говорите, ломала Ганя руки, ползая на коленах за Куликовым.
Последний раз спрашиваю? Клянешься?
Ганя отвечала глухими рыданиями.
Говори! и Куликов взял в руки звонок.
Клянусь.
Клянись памятью матери!
Клянусь
Ты помни! Если ты вздумаешь нарушить клятву, я сейчас же расскажу о твоем визите отцу. А чтобы ты не думала, что никто не видел тебя, я прикажу слуге провести тебя, и ты не смей закрываться вуалью.
Куликов позвонил. Явился буфетчик.
Проводи, сказал он, девицу Петухову. Она приходила ко мне, как к своему жениху. Недельки через две наша свадьба. Правда, Ганя?
Правда, тихо произнесла девушка.
Ну, прощай, дай я тебя поцелую.
Он подошел к девушке и поцеловал ее в губы. Ганя не сопротивлялась, но он почувствовал, как она вздрогнула всем телом.
12Борьба
Сказать все мужу, или
Елена Никитишна погрузилась в раздумья, и на лице ее появились морщинки. За эти несколько дней после загадочного разговора с Куликовым она осунулась, как бы постарела, похудела и сделалась еще более сумрачной. Она страдала и томилась не столько от страха, сколько от воскресших воспоминаний и проснувшейся совести. Темное прошлое, успевшее покрыться пеленой забвения и стушеваться всепоглощающим временем, вдруг восстало в памяти, как будто это было вчера или третьего дня. Призраки исчезнувшего мужа, умершего любовника, какого-то таинственного Макарки-душегуба стояли у нее перед глазами. Она видела перед собой дом в Саратове, где они жили, беседку в саду, где Сериков предложил ей избавиться от нелюбимого мужа; крутой берег Волги, где под старой березой была приготовлена заблаговременно могила для живого, здорового человека. Правда, во всем этом она не принимала ни малейшего участия, но но разве не в ее власти было спасти мужа, предупредив его о сговоре?! А подложное письмо из Петербурга, которое она показывала всем, как полученное будто бы от мужа?
Она сама перестала верить в убийство мужа после крушения корабля. Почему же он во все время до отъезда не написал ей ни слова? И когда же это бывало, чтобы он отправился в Америку, не дав ей даже знать об этом?!
Нет! Несомненно, они убили его тогда! Но Но откуда же Куликов знает ее мужа? Что именно он знает?! А вдруг вдруг он знает больше, чем она?! О, Господи!
Елену Никитишну бросало то в жар, то в холод. Она не находила себе места.
Как поступить? Пойти к Куликову Нет, ни за что! Сказать все мужу!.. Тоже невозможно Ведь поверит ли он еще, что она воистину сама ничего на знает.
Илья Ильич видел странную перемену в жене и терялся в догадках, чему это приписать. Он хотел уже пригласить доктора, но Елена Никитишна резко протестовала:
Не надо! Я совершенно здорова Мне просто не по себе! Оставь меня, пожалуйста, дай успокоиться
Но могла ли она успокоиться? Напротив, с каждым днем ее беспокойство, волнение и угнетенное состояние все увеличивались. Однажды вечером, когда мужа не было дома, горничная подала ей письмо, принесенное каким-то посыльным.
Она быстро разорвала конверт На маленьком клочке бумажки значилось:
«Я жду вашего ответа только до завтра. Буду ждать весь день».
Подпись «И. Куликов» без всякого «имею честь»
Елена Никитишна вызвала горничную.
Посыльный ждет ответа?
Никак нет, он подал письмо и ушел
Хорошо
Она опустила руки и сидела, уставив взор в пространство.
Господи! Я, кажется, с ума сойду! Нет, надо пойти! Нечего делать! Что бы ни быловсе лучше этой неизвестности!..
И она стала ходить по комнате. Вернувшийся Илья Ильич тихонько вошел в залу.
Леля, что это за письмо ты получила? спросил он, указывая на валявшийся конверт.
Елена Никитишна вздрогнула от неожиданности и, быстро схватив записку, спрятала в карман.
Ах, ты испугал меня! Можно ли так подкрадываться!..
Я не подкрадывался! Я тихонько вошел, потому что не хотел тебя потревожить Но что это за письмо, которое ты спрятала в карман?
Это записка от моей портнихи
Покажи?
Нечего смотреть Не покажу!
Леля, покажи, я тебе говорю.
Не покажу!
Я, наконец, требую как муж!
Елена Никитишна остановилась, смерила мужа взглядом и произнесла:
С каких пор это вы стали требовать?! Вы забываете, что я свободна и, если вам угодно, мы можем сейчас же разъехаться!! А шпионить за собой я вам не позволю! Вам нет дела до моих писем, как и мне до ваших! Я вам сказала, что записка от портнихи, и больше ничего не скажу!..
А, теперь я все понимаю!! Теперь понятно и ваше странное поведение, и ваша мнимая болезнь. Вы, сударыня, завели себе любовника и страдаете, что не можете от меня отделаться!
Молчите, произнесла грозно Елена Никитишна. Вы говорите вздор! Но если бы я вздумала полюбить, поверьте, разрешения у вас не спросила бы и прятаться не стала бы!..
Илья Ильич стоял как убитый. Весь запас его угроз истощился и, как всегда, не привел ни к чему. Он смотрел на жену и вдруг зарыдал.
Леля, ангел мой, счастье мое, скажи, что с тобой делается? Ты на себя не похожа, целые дни мучаешься, бегаешь из угла в угол, получаешь письма, которых не можешь мне показать Леля! Что это?!
Илья Ильич, несмотря на свою тучную представительную фигуру, был в эту минуту так жалок, что Елена Никитишна забыла свое собственное горе и подошла к мужу. Она обняла его и тихо произнесла:
Поверь, милый мой, что я и в мыслях даже не думала изменять тебе, никого не люблю, кроме тебя, и не мучай себя напрасно!..
Я не знаю, Леля, говорил рыдающий Илья Ильич, но что-то такое есть у тебя, чего ты не говоришь мне Я хорошо тебя знаю, привык к твоему спокойному, хладнокровному, невозмутимому характеру, а теперь ты сама не своя: волнуешься целые дни, меняешься в лице и, мне кажется, страдаешь Скажи, ангел мой, все, скажи откровенно, подробно и мы вместе обсудим, постараемся помочь беде!
Уверяю тебя, у меня ничего нет!
Отчего же ты не показываешь письма?
Я хочу, чтобы ты верил мне! Я сказала тебе, что от портнихи, и ты должен верить.
Леля! Меня поздно уже учить, воспитывать. Если все дело только в дрессировке, то покажи письмо! Тогда я успокоюсь и, клянусь, буду всегда тебе верить!
Елена Никитишна колебалась с минуту.
«Сказать ему все? Показать записку? А после что? Куликов предаст ее в руки правосудия, и никто, даже муж, не поверит ее невинности. Главный свидетель умер. Что она скажет в свое оправдание? Вся ответственность ляжет на нее».
Ты колеблешься, Леля?! Видишь, я угадал, что у тебя есть тайна, которую ты прячешь от меня! До сих пор у нас не было тайн друг от друга.
У меня нет, милый, от тебя тайн, но я колеблюсь, уступить ли тебе и отдать эту дурацкую записку Нет, не хочу; ты должен уважать меня и верить!
Она поспешно вынула записку, небрежно показала ее издали мужу и тут же порвала в клочки, только фамилию «Куликов» она незаметно вырвала и зажала между пальцами, а клочки бросила в угол.
На, собирай и читай, если хочешь, прибавила она, смеясь, и поцеловала его в лоб.
Илья Ильич ожил, бросился целовать жену и весь его припадок прошел. Опять живой, веселый, с распухшими только глазами, он стал шутить:
Ах. я дурак старый! Чуть было не приревновал тебя. И знаешь, к кому? К Куликову! Ха-ха-ха!
К Куликову, переспросила Елена Никитишна слегка дрогнувшим голосом. Почему к Куликову?
Да представь себе, что каждый раз, когда я у него бываю, он все расспрашивает о тебе, интересуется разными мелочами, пристает ко мне с пустяками, точно влюбленный жених.
Разве ты у него бываешь?
Не у него, а в его «Красном кабачке». Он сейчас же подсаживается и начинает толковать. Что ни слово, то все о тебе. Я сегодня с ним даже поругался из-за этого.
И сегодня ты у него был?
Да, вот прямо от него.
Елена Никитишна сделала брезгливую гримасу.
Хорошо же ты меня любишь, если мог приревновать к такой гадине, как этот Куликов! За кого же ты после этого меня считаешь?
Прости, Лелечка, глупость, конечно, но ведь Куликов вовсе не плохой человек, и я не знаю, отчего он тебе так не нравится?
Поди ты! Нашел человека! Кабатчик, содержатель вертепа!
А представь, мне он нравится? Мы с ним даже на брудершафт выпили! Он такой добродушный, простой.
Тебе с пьяных глаз все кажется в розовом свете!
Ну, слава богу, что все кончилось по-хорошему! Мне кажется, ты даже лучше себя чувствуешь. Правда?
Да, я совсем здорова. Тебе кажется только, что все.
Хорошо, так хорошо! Давай бог! Я побегу, Лелечка, по лавкам! До свидания, мое сокровище.
Чем в кабаках с жуликами сидеть, лучше бы дела делал.
Не сердись, дружок, больше ноги моей у Куликова не будет, проговорил Илья Ильич, уходя.
Елена Никитишна осталась одна. Начинало смеркаться.
«Что же, думала она, надо идти. А этот еще ревновать вздумал! Увидит кто-нибудь меня тами пропала! Господи! Что мне делать?!»
И опять мрачные мысли о далеком минувшем целой волной хлынули на измученную Елену Никитишну. Она упала на диван и взялась за виски. Голова горела.
Нет. не пойду! Пусть делает что хочет! Суд, Сибирь, каторга легче, чем это мучение! А может быть, он и не знает ничего?! Ведь прошло уж столько времени.
И Елена Никитишна, остановившись на этом решении, казалась несколько успокоенной. Она решилась даже выйти погулять, пройти к мужу в лабаз, предложить ему поехать куда-нибудь: в театр, концерт или в гости к кому-нибудь. Ее начинало тяготить одиночество. Она позвонила горничной, оделась и вышла. Погода была прекрасная, вечер теплый, на улице тихо, дышалось легко.
«Убийца, убийца, мелькало у нее в уме, сейчас явится полиция, арестуют, начнется следствие, выроют труп».
Господи, ужаснулась она. Ты свидетель, виновна ли я в этом? Тяжело мне было, но разве я согласилась? Если бы не обморок, я не допустила бы этого!
«А с убийцей ты венчаться собралась, говорил громко голос внутри. Почему ты тогда не пошла заявить куда следует? Может быть, он жив еще был! Зачем приняла подложное письмо?!»
Елена Никитишна испугалась этого голоса. Сердце забилось так, что она должна была остановиться, и схватилась за грудь.
Да что же это со мной?! Нет! Пойду к Куликову!
Она повернула назад и пошла быстрыми шагами. На дороге ей встретился мальчик из их лабаза.
Где хозяин?
Сейчас ушли куда-то.
Домой?
Не могу знать.
Елена Никитишна ускорила шаги. Проходя мимо своего дома, она позвонила и спросила горничную:
Барин дома?
Нет, не приходили.
Если придет, скажите, что я погулять вышла и скоро вернусь.
Слушаюсь.
И она почти бегом пустилась к заставе. «Красный кабачок» был по левой стороне, около самых заставных ворот. Вот показалась уже и вывеска кабачка. Елена Никитишна не думала ни о чем, не замечала прохожих и бежала.