Сейчас пролом стал последней надеждой Кара. Приблизившись, он с удивлением понял путь открыт. Баргат, разбуженный среди ночи, потерявший господина, придавленный лавиной внезапных забот, забыл о проломе. Забыл или из милосердия не захотел вспомнить.
Белая материнская кобыла стояла рядом, натянув поводья, и трава вокруг была объедена. Кар еще не успел поверить в спасение, а руки уже отвязывали лошадь, мгновение и он в седле. Короткий разбег, прыжок и вскачь, прочь от дворца, от прежней жизни, от всего, что любил и что рухнуло в один миг. От мертвого императора. От изменника жреца. От принца Эриана, кому сегодня клялся всегда быть рядом. От матери Что будет с ней? Сможет ли Эриан защитить ее? Захочет ли защищать мать убийцы?
Кар чуть не развернул кобылу. Но материнский приказ еще звучал в ушах: скачи, как ветер! И Кар подчинился.
Главные ворота выходили на площадь, что лежала между дворцом и храмом. Пролом вел к городу. Столица вырастала вокруг дворца и храма, как лепестки растут из сердцевины цветка. Изящные дома из белого камня, с крытыми двориками, орошаемыми садами и фонтанами, балюстрадами и коронами башенок древние, почти неподвластные времени строения колдунов. Век проходил за веком, а неведомая сила все хранила их от разрушения, тогда как изделия истинных людей старились и приходили в негодность. Колдовство ли тому виной или тайное, неведомое истинным людям искусство жрецы обходили то молчанием.
Подковы звонкой дробью стучали по брусчатке. Чем дальше от центра, тем уже улицы, тем чаще меж стенами древних строений втиснуты новые, построенные уже истинными людьми. Торжественная стройность архитектуры сходила на нет, все чаще попадались деревянные дома. Дворы стали тесны, кое-где их не было вовсе.
Ничего не поделаешь город растет не только вширь. Два столетия назад по указу императора была срыта древняя стена, окружавшая столицу, и построена новая, на значительном удалении от первой. Так появились новые кварталы, быстро получившие прозвище Веселых благодаря изобилию кабаков, трактиров и домов терпимости. Городская стража нечасто заглядывала на те улицы; благоразумные люди избегали ходить там в темноте, если только не имели доброго клинка на поясе да парочки рослых ребят за спиной или, на худой конец, крепких кулаков, при случае способных заменить и то и другое.
Убегая от смерти, почти ощущая затылком ее стылое дыхание, разве время думать о чем-то постороннем? Кар думал. Быстрым аллюром проносясь вдоль безлюдных улиц, он как будто впервые видел их: достоинство древности, застывшей в веках, как застывает схваченный морозом водопад, утративший движение и голос, но непобежденный. Шумливую грубость и недолговечность, живущие здесь ныне.
Кар думал о колдунах. О тех, кто жил здесь прежде, кто строил дворцы и разводил сады, кто осквернял землю и возмущал небо колдовством. Истинные люди были им рабами. Колдуны убивали ради забавы мужчин, насиловали женщин и пили кровь младенцев Кар знал это с рождения, с рождения стыдился и ненавидел свой род. Но сегодня Пусть он проклятое отродье, лишь по недосмотру оставленное в живых, но сегодня не он лгал и убивал под покровом ночи. Истинные люди, чья кожа и волосы светлы, попрали все, чем хвалились при свете дня. Кто знает, в чем еще они лгали? От страха и сомнений шумело в голове, смятенные мысли вытесняли одна другую. Но в глубине души за шумом и растерянностью поднималось странное облегчение.
Приближалась городская стена. Кар пустил кобылу шагом. Небо на востоке только начало светлеть, ворота откроют нескоро. Нужно где-то затаиться до утра. Завидев слабо светящиеся окна трактира, Кар свернул туда.
Он спешился, и, несмотря на поздний час, тут же подбежал слуга. Передавая повод, Кар с опозданием вспомнил о деньгах. Их не было, как и подходящей для путешествия одежды, припасов, оружия Короткий придворный кинжал с самоцветами на рукояти стоил дорого, но продавать его Кар не хотел. Украшений при нем не было только золотое кольцо с изумрудом в форме звезды, материнский подарок. Много ли выручишь за него среди ночи?
Но дама Истрия и в панике не теряла головы. В переметных сумках Кар обнаружил овес, кожаную флягу и увесистый кошель и пожелал матери тысячи благословений. Небрежно бросил слуге:
Оботри ее, накорми, но не расседлывай. Я выеду рано.
Слуга, парень немногим старше Кара, понимающе кивнул. Что-то бормоча под нос, повел лошадь к конюшне. Кар пересек двор. Запах жареного мяса, лука и хлеба защекотал ноздри, и в животе опять заурчало. Не смешно ли думать о еде, находясь на волосок от смерти?
Кар толкнул дверь, та сразу открылась. Медный колокольчик звоном сообщил о новом госте. В большой комнате с закопченными стенами, несколькими дверями и внушительной стойкой, за которой виднелась открытая дверь на кухню, стоял дружный храп. Кар удивленно замялся, но тут же понял: из-за праздников не осталось свободных комнат, вот постояльцам и приходится коротать ночь прямо в обеденной зале.
Одни спали, уронив голову на тяжелую столешницу, другие на руки. Иные растянулись, как на кроватях, на широких деревянных скамьях у столов. Судя по одеждам спящих, большинству было не впервой ночевать кое-как, так что и скамья могла сойти им за хорошую постель.
Бодрствовали всего двое в дальнем конце зала, за столом с тремя бутылками вина и блюдом, полным костей. Эти двое казались увлеченными беседой. Один имел вид торговца, род занятий второго Кар затруднился определить, но суровое лицо, виднеющийся из-под раскрытого плаща панцирь и лежащий на столе меч говорили о нраве далеко не мирном.
На звон колокольчика оба оглянулись и хмель тут же выветрился из их глаз. Пальцы торговца сложились в охранный знак.
Кар замер на пороге.
Живя при дворе, он привык к опасливо-любопытным взглядам, но положение брата-принца защищало надежней доспехов. Теперь слишком поздно Кар понял. Никогда он не сможет скрыться в толпе. Двое за столом видят сейчас колдуна. Колдун в сердце Империи может быть лишь один. Сообразят ли это полупьяные торговцы?
Тот, что был в панцире, потянулся к мечу, но тут из кухни выскочил, протирая заспанные глаза, рослый детина. Засаленный передник поверх светлой рубахи навыпуск, услужливая хозяйственность движений трактирщик.
Всего миг понадобился ему, чтобы смекнуть, кто завернул среди ночи в небогатый трактир. Светлые глаза трактирщика скользнули по лицу Кара, по одежде, оценивая расшитую серебром тунику, золотые бляшки на поясе и вот уже ошеломленный хозяин заведения склонился в низком поклоне.
Ваша милость
Двое за столом удивленно переглянулись. Потом успокоились, поняли. Рука, лежащая на мече, расслабилась.
Что будет угодно вашей милости? спросил трактирщик. Увы, мой трактир не для богатых господ
Комнату на несколько часов и завтрак.
Простите, господин, в праздник все места заняты, трактирщик виновато указал на спящих за столами людей.
Я хорошо заплачу и пробуду всего два-три часа.
Кар поймал оценивающий взгляд того, кто был с мечом и в панцире. Трактирщик оглянулся, понимающе кивнул:
Я уступлю вашей милости свою спальню. Пойдемте, мой господин
Трактирная кухня по части опрятности и порядка могла соперничать с дворцовой. Трактирщик заметил удивление гостя, заулыбался с гордостью. Запер дверь. Кар с облегченным вздохом отсчитал пять золотых. Трактирщик даже бровью не повел. Деньги на них можно было жить в трактире месяц вмиг исчезли в кармане передника. Трактирщик поклонился.
Пойдемте, ваша милость.
Дожидаясь в тесном коридоре второго этажа, Кар видел через полуоткрытую дверь, как хозяин что-то быстро говорит невысокой худенькой женщине, та исчезает в другой комнате, возвращается с охапкой белья. Проходя мимо, супруга трактирщика послала знатному гостю кокетливый взгляд из-под ночного чепца. Кар ответил вежливым кивком.
Вскоре хозяин проводил его в опрятную спальню, где стояла широкая кровать, спешно застеленная чистыми простынями, небольшой стол, два дубовых табурета.
Я побеспокоил вашу жену? чуть виновато спросил Кар.
Она ушла в детскую, ваша милость, трактирщик кивнул на противоположную дверь. Не извольте волноваться. Наш малыш ее все равно поднял бы.
Кар кивнул. Смущение от вторжения в семейную жизнь доброго трактирщика было наименьшей из забот сегодняшней ночи, да и пять золотых достаточная плата за неудобство.
Я принесу завтрак вашей милости, сказал трактирщик и вышел.
Кар устало рухнул на табурет. Опустил голову на руки. Собаки отстали, оленю удалось скрыться пока. Надолго ли? И стоит ли продолжать бесполезное бегство, если конец предрешен? Но в пятнадцать лет умереть без борьбы
Вернувшийся трактирщик ловко расставил по столу тарелки. От запаха жареного мяса опять свело желудок тело никак не хотело смиряться со смертью. Наполнив чашу вином, хозяин подал ее Кару. В этот миг из детской донесся бодрый детский плач, и трактирщик расплылся в гордой улыбке. Приняв чашу, Кар кивком отпустил его. Тот вышел, прикрыв дверь, но плач все равно был отчетливо слышен Кар невольно посочувствовал родителям ребенка.
Утолив голод, встал. Его трясло от усталости, но о сне нечего было и думать. В каждом шорохе, в каждом звоне дверного колокольчика чудилась погоня. Беспокойно вышагивал он по комнате, не понимая, что делает, не видя ни деревянных стен, ни грубой мебели. Эриан в обрамлении лунного света, власть и любовь в его глазах, спокойная жестокость на благородном лице жреца, нагой император с кинжалом в груди, белая кобыла Все, что любил, все, чему верил
Кар уткнулся лбом в теплую стену. Все ложь. Ложь и предательство. Как нарочно, вспомнилась церемония праздника неужели это было лишь вчера? Колыхались алые сутаны жрецов, блестело золото, торжественно возносились к храмовым сводам песнопения. В стрельчатые окна било солнце. Горели свечи, светились радостью лица. И звучали слова молитвы, прекрасные, возвышенные. Радовались истинные люди, праведные слуги Истинного Бога. И Кар, брат-принц Империи, не знающий, не желающий знать иного родства, радовался. Он был счастлив, счастлив и любим Глупец!
Глупец! Жалкий глупец! повторил Кар и понял, что это не его слова. Это вернулась тьма.
Тогда, в темноте потайного хода, Кар плохо разглядел ее. Теперь, поднявшись во весь рост, она заполнила комнату.
«Ты видишь, сказал голос, тебе лгали. Ты верил им, но тебя предали. Ты чужой для них. Проклятое отродье».
Нет! прошептал Кар.
«Они хотят твоей смерти».
Не все Не Эриан!
«Они все одинаковы».
Нет!
«Что тебе до них?»
Эриан мой принц, ответил Кар тьме, мой брат. Я люблю его. Император был для меня отцом. Эриан не поверит, что я его убил!
«Почему же ты бежишь?» насмешливо спросила тьма.
Я бегу от жрецов. Не от Эриана!
«Ты не брат ему. Ты колдун».
Нет!
Из последних сил принялся вспоминать: игры и дружеские потасовки, конные состязания, смех Эриана. Объятья матери, улыбку императора. Звезды над крышей дворца. Светлые воспоминания, словно щит, заслонили Кара от тьмы. И тьма отступила, шепнув на прощание: «Ты убедишься»
Он поднял голову. Руки дрожали, как после долгого сражения на мечах. Волосы промокли от пота, одежда прилипла к телу, но Кар снова был собой. Налив вина, он залпом опустошил чашу. Опять заплакал ребенок. Еще немного, и откроются городские ворота. Только бы выбраться из города, не попавшись! А потом Кар не знал, что будет потом. Неважно. Главное остаться в живых. Бога не зря зовут Истинным. Ложь не будет торжествовать вечно. И жрец еще поплатится за сегодняшнюю ночь.
Глава 4. Первый день императора Эриана
Нарела была всего на год старше Эриана. Ее отец, Гардий, граф Отона области к югу от столицы, тридцать лет прослужил военачальником императорской армии. Женившись на фрейлине императрицы Далии, он произвел на свет трех сыновей и одну дочь, воспитанную при дворе в холе и неге. Узнай родители, что Нарела принимает в своей спальне мужчину, тот не дожил бы до рассвета. Правда, узнав, кто именно делит постель с их любимой дочерью, граф и графиня Отонские поступились бы родительской гордостью в надежде на возможный брак. Отец-император не стал бы возражать, вот только Эриан не заходил так далеко в своих планах. Но, что касается старших братьев девушки, ни верность престолу, ни благоразумие не удержали бы их от мести. Потому Эриан был весьма осторожен. Но девичьи прелести Нарелы определенно стоили такого риска.
Приподнявшись на локте, Эриан снова окинул взглядом ее тело. Нарела сонно улыбнулась.
Мне пора, с сожалением прошептал он.
И оказался захвачен в кольцо мягких рук.
Куда ты спешишь? лукаво спросила Нарела.
Спать, клянусь Богом! Не хотелось бы заснуть здесь и проснуться от пощечины твоего отца!
Отец никогда не поднимет руку на будущего императора, улыбнулась Нарела.
Но ты же не расскажешь ему? с тревогой спросил Эриан.
Мгновение Нарела молчала, улыбаясь, потом ее пальцы зарылись ему в волосы.
Не расскажу, повелитель.
«Она думает, я на ней женюсь», подумал Эриан.
Пряча неудовольствие, поцеловал ее губы, шею, грудь, и резко сел в кровати. Потянулся за одеждой. Нарела покорно расцепила руки. Накинув халат, проводила его до двери. Единственная служанка в передней кивнула поблизости никого. Проходя, Эриан улыбнулся: девушка ничуть не уступала красотой госпоже. Зардевшись, служанка присела в реверансе.
Миновав галерею, остановился в недоумении. Дворец казался объятым пламенем. Ярко горели светильники, отовсюду слышался топот и лязг оружия. Раздавались крики. Эриан не сделал и нескольких шагов, как на него буквально налетела троица встрепанных придворных.
Принц! закричали они. Принц здесь!
Хвала Богу! раздалось в ответ.
По лестнице взбежали четверо стражников в полном вооружении.
Что здесь происходит? резко спросил Эриан.
Придворные уставились на стражников, стражники на придворных.
Я спросил, в чем дело?
Император несмело начал придворный.
Что император?
Он мертв, раздалось в ответ.
Что?!
Оттолкнув стражников, Эриан помчался к покоям отца. Сердце отчаянно выстукивало этого не может быть, не может быть Двери покоев были распахнуты настежь, переднюю заполнили люди Эриан не заметил лиц.
Перед ним поспешно расступились, пропуская в спальню. Воцарилось молчание.
Вокруг кровати горели свечи. Много свечей. Император лежал на постели, до плеч укрытый расшитым покрывалом. На лице застыло удивление, тронутые сединой волосы растрепались, на подушке темнело кровавое пятно. Кровь была и на полу. На покрывале подле императора лежал испачканный темным кинжал. Кинжал Кара с ужасом понял Эриан.
Тело не повиновалось ему, он хотел шевельнуться и не мог. Кто-то подошел, встал рядом. Эриан не обернулся. Неподвижный, как статуя, он широко раскрытыми глазами смотрел на труп своего отца.
Было очень тихо, как будто все разом затаили дыхание. Несколько раз кто-то входил и присоединялся к общей неподвижности. Никто не издал ни звука, пока Эриан наконец не заставил себя очнуться.
Огляделся. Лица расплывались перед глазами. Стража по углам кровати, придворные у двери. Заплаканный человек рядом доверенный камердинер отца. А где Кар? Почему его нет, когда он так нужен?
Что здесь произошло? хрипло спросил Эриан.
Не знаю, мой господин, сквозь слезы ответил слуга. Меня не было рядом. Он отпустил меня. Все говорят что
Он замотал головой, как будто не мог продолжать.
Что говорят, Арний?
Что его убил брат-принц, прошептал слуга.
Ложь! воскликнул Эриан.
Увы, государь!
В спальню вошел высокий молодой человек. Эриан знал его: герцог Сориан. Его земли на востоке граничили с территориями, занятыми еретиками. Щеголеватый любимец дам, Сориан никогда не нравился Эриану.
Увы! повторил герцог. Есть свидетельница, видевшая собственными глазами. Да и кинжал
Это ложь! прорычал Эриан.
Не помня себя, шагнул к герцогу. Схватил его за отворот плаща, другой рукой сжав рукоять кинжала. Герцог удивленно сощурился, но не стал вырываться.