Мы убили их в понедельник - Макдональд Джон Данн

Джон МакдональдМЫ УБИЛИ ИХ В ПОНЕДЕЛЬНИКРоманы

ЗАХЛОПНИ БОЛЬШУЮ ДВЕРЬSLAM THE BIG DOOR

Глава 1

Большой домдом Троя и Мэри Джеймисонбыл из камня, сланца, стекла и красного дерева, с выгнутыми скатами и проблесками крыши цвета перьев белой цапли. Он стоял на берегу бухты на северной оконечности Райли-Ки, обращенный к Флоридскому заливу, частично скрытый от редкого и неторопливого движения машин по неровной дороге из песка и ракушечника, которая протянулась на семь миль вдоль мыса, по аллее из древних дубов, таких сучковатых и изогнутых, так живописно увитых роскошными кудрями испанского мха, что Майку Роденски, направлявшемуся мимо них к Заливу, пришла в голову причудливая мысль, что дубы эти были спроектированы тем же архитектором, который делал светлый, просторный и как будто чуть самодовольный дом Джеймисонов.

Тропинка из ракушечника вела от спящего дома к краю дороги, где большой деревенский почтовый ящиклакированный и бледно-голубойкрепко стоял на столбе из красного дерева. Алюминиевые буквы, выбитые на крышке ящика, гласили: «Д. Трой Джеймисон».

Затупившиеся концы битых белых ракушек вонзались в нежные подошвы его ног, и он ступал очень осторожно. Одетый в темно-синие плавки с широкой белой полосой по бокам, он нес с собой большое белое пляжное полотенце, коробку с сигарами и потускневшую зажигалку.

Майк Роденски был коренастым мужчиной, который не мог удержаться, чтобы чуть-чуть не прилгнуть насчет своего роста. Он чувствовал себя раздосадованным каждый раз, когда ловил себя на этой лжи, потому что презирал любые виды обмана. Он был наполовину лыс, с мясистым носом и немного выдающейся вперед челюстью. В нем чувствовались насмешливость и нежность, особенно заметные в карих глазах, глубоко посаженных под мохнатыми бровями. Последние пять дней, наслаждаясь безупречной флоридской погодой, он гостил у Троя и Мэри Джеймисон.

За дорогой начиналась тропинка, пробиравшаяся вниз к широкому пляжу сквозь маленькие ползучие растения и более высокую прибрежную траву. Тропинка виляла, и Майк хотел было сократить путь: шагнул в заросли и отпрыгнул обратно, схватившись за левую ступню. Присев на корточки, он вытащил три колючки из подошвы. Потом встал и пошел дальше вниз по тропинке к пляжу. Утреннее солнце за его спиной стояло пока низко, так что Залив еще не был ярко-голубым.

Стайка коротконогих береговых чаек пронеслась вдоль кромки воды на юг.

Майк пошел вдоль берега, ощущая подошвами мокрый прохладный песок, и внезапно наткнулся на цепочку следов, которые вели прямо в воду,  узкие ступни с глубокой выемкой. Женские. Он оглядел пляж и не заметил следов ее возвращения, и это вдруг очень насторожило и обеспокоило его. Он поднял голову и увидел полотенце и пляжную сумку, потом стал вглядываться в даль и наконец заметил крошечную белую точкукупальную шапочку примерно в полумиле от берега.

Он ринулся в воду и поплыл, шумно плескаясь и пофыркивая, потом перевернулся на спину, чтобы отдышаться, и по мере того, как его дыхание становилось спокойнее, начал с приятным чувством ощущать почти неуловимые подъемы и спады волн. Он снова ринулся впередтеперь в сторону берегаи закашлялся, подходя к полотенцу. Когда он снова поискал ее взглядом, она была уже ярдах в двухстах, приближаясь к берегу без усилий, медленным кролем, перекатываясь на бок, чтобы сделать вдох, змеиным движением запуская коричневые руки в воду. Он с удовольствием наблюдал за ней. Она наконец выбралась на берег, и он восхитился широкими плечами и стройной талией, женщина тем временем сняла белую шапочку и тряхнула жесткими черными, тронутыми сединой волосами. И тут Майк понял, что это Мэри Джеймисон. На ней был серый облегающий купальник с бледно-голубым рисунком, и, пока она шла к нему, солнце играло в капельках на ее лице, бедрах и плечах, превращая их в ртуть.

 Доброе утро, Майк.

 В каком году ты выиграла Олимпиаду?

 Фью! А чего ты ожидал? Я научилась ходить и плавать одновременно. Всего получается сорок один год тренировок.

 Ты делаешь это каждое утро?

 Когда становится слишком холодно, я плаваю в бассейне.

 Ты выглядела такой одинокой там, вдалеке, Мэри.

 В этом-то и прелесть,  сказала она и быстро добавила:Как ты отнесешься к чашке кофе?

 Горячего и черного? Как к чуду, но тебе не стоит идти обратно в такую даль

 Только до беседки.

 Ох, я все время забываю об этих ваших удобствах.

 Сахар?

 Может быть, половину ложечки, спасибо,  сказал он.  Тебе помочь?

 Побудь на солнышке, Майк.

Он смотрел, как она идет к беседке. Слегка тяжеловата в бедрах. Чуть-чуть мягковаты руки и плечи. В остальномтело молодой девушки.

Какое-то время назад Майк получил письмо с приглашением от Троя.

Майк приготовился увидеть более молодую «вторую жену» Троятак всегда бывает. Но его встретила грациозная женщина, которая была, по всей видимости, того же возраста, что и Трой, или чуть старше, с резкими чертами лицаорлиный нос, плоские щеки, широкий рот, темные глаза, цепко смотревшие на вас, седые прядки в кудрявых черных волосах. В ней чувствовались особая сдержанность и достоинство, и после первых десяти минут общения Майк не мог себе представить, чтобы она совершила какой-нибудь грубый или недобрый поступок. Он поймал себя на мысли, что Трой получил больше, чем заслуживал.

Она вернулась из беседки с крохотным подносом, отделанным в мексиканском стиле, на котором стояли толстые белые бокалы с дымящимся кофе, потрепанная оловянная миска, полная печенья «трисквит», и большие мягкие бумажные салфетки, придавленные пачкой ее сигарет и зажигалкой. Мэри расчесала волосы, накрасила губы и надела солнечные очки в красной оправе.

Она сказала, ставя поднос на песок перед полотенцем и усаживаясь рядом с ним:

 Я решила рискнутьможет, ты захочешь разделить со мной один из моих грешков. В кофе есть буквально капелька ирландского виски, Майк.

Он усмехнулся:

 Попробую заставить себя.

 Что ты думаешь о вечеринке?

 Предполагалось, что я должен начать этот разговор первым и поблагодарить. Спасибо. У меня перемешались все имена и лица. Мне нужно заняться сортировкой.

 Народу было слишком много.

 Нет, Мэри. Я люблю большие вечеринки. Знаешь, на большой вечеринке всегда есть возможность побыть одному. Можно больше увидеть. Я наблюдаю за людьми. Это как хобби. И не нужен бинокль, с которым наблюдают за птицами. Если мне необходимо убить час времени, я сижу на автобусной остановке.

 Может быть, я могу помочь тебе с сортировкой?

 Розоволицый шутник, лет шестидесяти, в бермудах, с голосом политика. Постукивает тебяили, в другой ситуации, меняпо груди, чтобы подчеркнуть свое мнение. Как только он обнаружил, что я газетчикили бывший газетчик, или кто я там, к черту, есть,  он зажал меня в углу и произнес речь.

 Ну, это просто, Джек Коннорли.  Она скорчила гримасу.

 Не нравится?

 Думаю, можно сказать, что он хочет быть Главным Республиканцем в графстве, но на самом деле он пятый или шестой в очереди, на мой взгляд. Он пытается уговорить Троя баллотироваться в Комиссию графства.

 Троя?!

Она хихикнула:

 У меня была точно такая же реакция.

 Боже мой, и он собирается?

 Честно говоря, Майк, не знаю. Он не говорит ни да, ни нет.

 Так вот почему Коннорли прожужжал мне все уши о долге гражданина. Придется мне немного поболтать с нашим мальчиком.

 Жена Джекамаленькая темноволосая нервная дама. Она занимается недвижимостью.

 А кто та блондинка на алюминиевых костылях?

 Бет Джордан. В прошлом году ее собрали по кускам. Ее «порше» въехал в грузовик. Никто не надеялся, что она выживет, но теперь считают, что через несколько месяцев она избавится от костылей. Ты заметил шрамы?

 Было слишком темно.

 Она потратила кучу денег на пластические операции.

 Еще один вопрос, Мэри. Парень, который был с твоей дочкой?

 С Дебби Энн? О, это Роб Рэйнс, местный адвокат. Они практически выросли вместе.

 Ты заметила, что адвокаты становятся моложе с каждым годом? Так же как и врачи. Хочешь увидеть специалиста, полного достоинства и мудрости. А вместо этого встречаешь парнишку, похожего на бейсболиста. И когда он смог успеть все это изучить? Был один парень, который лечил Пуговичку

Сердце сжалось от привычной боли, он замолчал и стал прихлебывать кофе, яростно жуя «трисквит» и разглядывая веселую чайку, которая прогуливалась взад-вперед в десяти футах от них с самоуверенностью городского голубя, поочередно посматривая на него то одним, то другим глазом.

 Ты стараешься держаться непринужденно, но у тебя не получается,  мягко проговорила Мэри.

Майк не мог смотреть на нее.

 Видишь ли,  сказал он,  я вовсе не рассчитываю, что кто-то сможет меня понять. А когда люди пытаются выражать сочувствиеменя это только злит.

 Майк, я хотела, чтобы ты к нам приехал, очень хотела. Мы с Троем мечтали об этом. И я не хочу, чтобы ты думал, будто я ожидаю, что ты должен петь песни, чтобы заплатить за ужин, развлекать меня, говорить со мной о личном. Но если ты когда-нибудь захочешь поговорить

Он перебил ее почти раздраженно:

 Я говорил об одном парне, который лечил мою жену. Совсем ребенок на первый взгляд. Но в глазах читался опыт, в том особенном смысле, как это бывает у хороших врачей. И он говорил со мной на равных. Я ценил это. Никакой ерунды о великих тайнах медицины. Он дал мне время взять себя в руки, сказав, что надежды нет никакой. Я никогда не умел лгать ей так, чтобы не попасться, так что она тоже получила это известие и у нее тоже было время собраться внутренне. И до самого конца в этой больнице ну, как в большом аэропорту, когда рейс задерживают недели на две, и время есть попрощаться по-настоящему, и все не слишком удивлены, когда наконец объявляют посадку.

 Майк,  произнесла она.

Теперь он смог взглянуть на нее и увидеть слезы, стоявшие в ее прекрасных темных глазах, и изобразить фальшивую хемингуэевскую усмешку. Он сказал:

 Вы это бросьте, леди.

 Майк, это пройдет. О, конечно, это всегда будет с тобой, но не так остро.

 Мне все это говорят. Как долго это длилось у тебя?

 Семь лет. Мне было тридцать пять, а Дебби Энншестнадцать. У тебя ведь мальчик примерно этого возраста?

 Приблизительно. Мики семнадцать, а Томми пятнадцать. И три года спустя ты вышла замуж за Троя?

 Да. И мы прожили вместе четыре великолепных года.

 А сейчас?

 Я не понимаю, о чем ты.

 Мэри, Мэри. Я знаю этого малого. Я не видел его пять лет. Не превращается ли он в кого-то другого? Я не настолько погружен в собственное горе, чтобы вдруг перестать замечать других людей.

 Это тебя никак не касается. Прости, но это тебя не касается. Ты здесь, потому что ты лучший друг Троя. И потому что для тебя полезно побыть сейчас здесь.

 Ты сказала, что если я когда-нибудь захочу поговорить Окей, я готов к разговору.

Она на мгновение разозлилась, потом вдруг улыбнулась:

 Хорошо, Майк.

Именно в этот момент старый автомобиль проехал, дребезжа, с юга вдоль мыса и свернул на дорожку, ведущую к Джеймисонам. Мэри поднялась и прикрыла глаза рукой от солнца.

 Это уже Дюрельда. Оскар привез ее. Она работает полдня по воскресеньям. Мне нужно пойти и объяснить ей, что делать. Воскресенье здесьнепонятный день, Майк. Люди приходят и уходят, сами находят, чем им заняться в доме и на улице. Я абсолютно не исполняю роль хозяйки. Единственный обязательный элементэто большой шведский стол с завтраком и ленчем около бассейна на веранде, с полудня до трех. Ешь, когда захочется, и сам себе наливай. Знакомься с любым, кто покажется интересным. Когда закончишь, ты не смог бы отнести поднос в коттедж?

 Разумеется.

Она пошла по направлению к дому, задержавшись, чтобы взять полотенце и пляжную сумку со ступенек беседки.

Майк остался один на утреннем солнце, размышляя о второй жене Троя, и о его первой жене, и о том, как всегда бывает заметно, когда у семейной пары что-то не ладится. У этой пары что-то не ладилось, и это могло быть неразрешимой проблемой, а могло быть и временной.

Кофе закончился. Он отнес поднос в коттедж, положил на тумбочку около раковины и вымыл чашки.

Майк еще поплавал, потом лег, подставив себя солнцу, на белое полотенце и стал вспоминать то время, когда он впервые встретил Троя Джеймисона.

Это было в конце 1942 года. Ему было двадцать три, и все волосы у него еще были целы, и в ушах постоянно звенел хинин (в госпитале был и атабрин, но в ограниченном количестве), он был бледен серой бледностью островной войны (в противоположность киношной бронзе Эррола Флинна), на ногах у него было несколько безобразных язв, а на левом бедре отсутствовал кусок плоти размером с персиквысоко, на внешней стороне. Рана была не опасной, но повредила мускулы ровно настолько, что еще три года он слегка прихрамывал.

В палате лежали очень разные люди, и некоторые находились в тяжелом состоянии. На третий день, когда майор слева от него умер, не приходя в сознание, от ранения в голову, на его кровать положили второго лейтенанта Троя Джеймисона. Никому не хотелось разговаривать. Это была своего рода настороженность. Диалоги, если такие и происходили, были ненамеренно хемингуэевскими. На самом деле никому не хотелось, чтобы кто-то понял, что ты абсолютно, волшебно, всепоглощающе, чертовски счастлив убраться с этого острова.

Но когда они бодрствовали в одно и то же время, то успевали все же узнать кое-что друг о друге. Им обоим было по двадцать три. Джеймисон служил в первой бригаде. Он получил свой офицерский чин уже на острове. Он не очень уютно чувствовал себя в качестве офицера. Он закончил Сиракузский университет и работал в рекламном агентстве в Рочестере, когда началась война. У него было раздроблено плечо. Он был крупным худым блондином, с желтоватой кожей, туго натянутой на высоких резких скулах, и зелеными, слегка раскосыми глазами.

Майк не помнил, видел ли он его на острове, но он провел двенадцать дней с ребятами Бэйкера из батальона Джеймисона, и это до некоторой степени сблизило их. И он шесть месяцев проработал в «Таймс-Юнион», так что достаточно хорошо знал Рочестер, и это тоже их сближало.

Но Трой по-прежнему держал дистанцию. Майк чувствовал, что Джеймисон ему симпатичен и что со временем он преодолеет его сдержанность.

К тому моменту, когда им разрешили пользоваться госпитальной машиной для поездок в Мельбурн, они уже были очень близки. Они напивались в дым австралийским элем. Майк рассказывал Трою все о Пуговичке, о том, как он познакомился с ней и как она получила свое имя. «Это была детская забава. Принеси свое хобби в школу. Ей было лет шесть, и она собирала пуговицы и принесла их, сотни пуговиц, в коробке в школу, и тут у коробки отвалилось дно. Все пуговицы рассыпались к чертям. И прозвище к ней так и прилипло». Трой восхищался фотографиями большеглазой Пуговички и, казалось, рассматривал фотографии Мики почти с таким же удовольствием, как и сам Майк.

У Троя в Рочестере была девушка. Ее имя было Бонита Чэндлер, но звали ее Банни. Они исправно переписывались. Трой говорил, что собирается жениться на ней, и называл себя проклятым дураком за то, что не сделал этого до отъезда, несмотря на сопротивление ее родителей.

Они говорили о женщинах, о том, что девушкам во время войны так чертовски просто было изменить, что верность была по-настоящему уникальным достижением. Разумеется, уникальным для войны. Но все эти разговоры о верности происходили до того, как они познакомились с Марти и Лиз. Это были простые, здоровые сестрички двадцати пяти и двадцати семи лет, жизнерадостные, смешливые, с коренастыми фигурами и плохими зубами, типичными для большинства молодых австралийских женщин. Они обе были из Брокен-Хилла, их мужья воевали в африканской пустыне, а их детиодин у Марти и двое у Лизжили в Брокен-Хилле с их родителями, пока девушки вкалывали на войну в Мельбурне, выполняя какую-то конторскую работу в порту. Они жили в маленькой квартирке, и однажды воскресным днем, по пути на свидание, в небольшом парке к ним весьма энергично пристали два морских пехотинца в подпитии. Трой нагнал на пехотинцев страху, а потом все вчетвером немного посидели в парке и поболтали, так что сестрички Хендерсон решили не ходить на свидание. Все вместе они отправились к девушкам на квартиру.