Она уставилась на него. Он заметил, что ее рука легонько трясется, когда она подносит бокал к губам.
Она встала и сказала:
Надеюсь, вы очень приятно проведете здесь время, мистер Роденски.
Спасибо, миссис Лэйберн.
Она сделала несколько шагов, но потом снова повернулась с небольшим светским смешком и особенным злобным блеском в глазах.
Вам стоит быть поосторожнее, если вы собираетесь вложить часть своего огромного богатства в проект Троя. Мой Чарли сказал бы вам то же самое.
Она ушла. Роденски подцепил вилкой последний кусок огурца и резко заговорил сам с собой. Спокойно, мальчик. Ты слишком слаб, чтобы сражаться. Даже с таким противником, как эта
Он сменил объект изучения, сфокусировав свое особое внимание на паре у бассейнамужчина, сухой и загорелый, как труп, слишком долго пролежавший на солнце, угловато сидел на подушке возле бассейна и вел тихую беседу с округлой блондинкой в розовом купальнике, которая лежала в шезлонге, подставляя лицо солнцу. Майк скоро понял, что они ругаются между собой: злобно, едва слышно, с длинными паузами между гадостями, которые они говорят друг другу. Он не менял выражения лица и едва шевелил губами, обращаясь к ней. Когда она отвечала, ее лицо преображалось. Она была хорошенькой, ее слегка портили слишком маленький рот и поросячий носик. Она выглядела избалованной, капризной, скучающей и язвительной, когда отвечала ему. Все это уходило, когда она снова подставляла лицо лучам солнца.
Муж с женой, решил он. И он на двадцать лет старше, и жена, вероятно, вторая, и ему так понравились эти груди, что он не подумал, что они будут делать, вылезая из постели. Видимо, теперь она начинает понемногу погуливать, а он ничего не может доказать, но чертовски много подозревает. Ей было двадцать пять, когда она вышла замуж, а теперь ей тридцатьна пять лет старше и на пятнадцать фунтов тяжелее, и она боится, что он собирается жить вечно.
Последний оплот достойной жизни. И не слишком чопорной.
Он подошел к бару, нашел джин, смешал «Коллинз» и налил себе крепкий напиток в высокий бокал.
Когда он стал отходить от бара, за руку его поймал Трой:
Кто тут портит вечеринку?
Майк обернулся и посмотрел снизу вверх на более высокого мужчину. Трой за пять лет сильно отяжелел. Светлые волосы поредели, в них появилась проседь. Под глазами были темные мешки.
У меня глаза слипаются. Не удерживай меня. По мне здесь вряд ли будут скучать.
Трой начал сооружать себе напиток.
Мне нужно было смыться, когда ты ушел. Как у тебя дела?
Ничего себе. Я только что наелся как свинья.
Мэри говорит, ты с утра плавал.
Ты знаешь, как это принято у нас, спортсменов. Что, к черту, означает это «Д»?
Что? А, «Д». Это «Декстер».
Декстер Трой Джеймисон. Ну и ну!
Классно смотрится на голубом почтовом ящике, правда?
Богато. Я буду называть тебя Декс, словно я твой друг.
Попытайся. Но только разок.
Они взяли бокалы и сели на скамью у дальнего края бассейна.
Обычная воскресная рутина, сказал Трой. Если я быстро приду в себя, может, на яхте покатаемся, но, скорее всего, не получится. На пляже соберется компания. Будет ряд возможностей проиграть деньги. А можно еще поиграть в теннис у Лэйбернов или в «Ки-клубе». Или просто выпить.
Я не буду играть в теннис у Лэйбернов.
Нет?
Мардж Лэйберн попыталась обработать меня. Но она не привыкла к контрударам.
Все тот же старый Майк. Все так же воюешь с фальшью. Удивляюсь, что ты вообще с ней сцепился.
И я удивляюсь. Это было так просто. Никакого вызова.
Через некоторое время я посмотрю, смогу ли я доплыть аж до Залива.
Слушай, а ты привык к контрударам, старина Трой?
Я что, очень изменился?
Откуда я знаю?
Что ты имеешь в виду, Майк?
Позволь мне объяснить. Я приехал сюда в понедельник. У тебя отличный дом. И позволь мне добавить, великолепная жена. Мне нравится Мэри. Но ты относишься ко мне вежливо, любезно, но холодно, мой мальчик. Я мог бы оказаться кем-то, кого ты встретил в клубной машине и пригласил сюда, в этот «последний оплот достойной жизни». Мы познакомились семнадцать лет назад, Трой. Помнишь меня? Господи, мне нужны объятия и поцелуи, и мне не нравится, что ты держишься настороже.
Настороже?
Ты производишь именно такое впечатление. Провалиться мне на этом месте, если это не так. Ты что, так уж гордишься собой из-за всего этого? Это именно то, чего ты хотел, не так ли? И ты пробовал добиться этого сначала одним способом, да только у тебя не вышло, и тогда ты женился второй раз. Хорошо. Я ничего не имеют против того, что ты получил свое.
Приятно слышать. Я так нуждался в твоем одобрении.
Разозлись. По крайней мере, для разнообразия.
Прошло пять лет. Люди меняются.
Не так сильно.
Думаю, у меня слишком много проблем.
И они меня не касаются?
Расслабься, Майк. Ты сюда приехал, чтобы расслабиться. Впитывай солнце. Посмейся. Напейся. Но отвяжись от меня.
У тебя пошаливают нервы, Трой. Еще хуже, чем у меня.
Нет такого закона, по которому ты должен знать все обо всех.
У меня такая привычка. Я, например, выяснил, что этот твой большой проект «Хорсшу-Пасс истейтс»тухлое дело.
Трой уставился на него в изумлении.
Кто это говорит?
Никто не говорит. Я выстрелил наугад. Но ты только подтвердил это, мальчик.
Может быть, недели вполне достаточно? Может быть, это как раз столько, сколько тебе надо, чтобы отдохнуть.
Спасибо, я еще немножко здесь поболтаюсь.
Черт побери, Майк!
Оставим это. Когда выйдешь из своего отстраненного состояния и поймешь, что у меня могут возникнуть некоторые идеиможет быть, даже удачные идеипо поводу того, что гложет тебя, найди меня. Я, скорее всего, буду на пляже. Оставим пока это. Расскажи мне лучше о парочке на той стороне.
Трой злобно глядел на него несколько секунд, потом пожал плечами:
Это Клэйтоны, Рекс и Трэйси.
Исключительно любящая пара.
Он любит ее, а оналюбого, кто попадется. Пойду выпью аспирин.
В течение следующего часа Майк имел несколько скучных бесед с несколькими скучными людьми. Когда он освободился, он налил себе третий бокал и отнес его в свою приятную гостевую комнату. Он растянулся на кровати и стал думать о Трое. Дружба была одной из величайших ценностей. И он подозревал, что она сейчас под угрозой, если Трой не перестанет вести себя так отстраненно. С Троем это будет не просто какая-то потерянная дружбакогда встречаешься вновь с человеком, преисполненный больших надежд, и понимаешь, что вы стали чужими людьми. Либо вы росли в разных направлениях, либо один стоял на месте, а другой развивался. Здесь все серьезно.
Он был достаточно циничен, чтобы понимать, что Трой никогда полностью не простит ему ту нью-йоркскую историю. Никто никогда не прощает жгучей обиды, которую мы испытываем к человеку, если он видел нас в безнадежном, беспомощном, наихудшем состоянии.
Майк вспомнил, как это было в Нью-Йорке. Хотя эту историю следовало рассматривать в исторической перспективе, потому что это была только часть множества событий, случившихся гораздо раньше.
После войны Майк пытался продолжать делать свою колонку. Это приносило хорошие деньги. Но множество обстоятельств сложились не так. Синдикат был маленький и не мог себе позволить вкладываться в продвижение Майка Роденски, чтобы обеспечить ему успех в мирное время. Заказы начали редеть. Несколько лучших его военных очерков были опубликованы в книге, но книга не расходилась так хорошо, чтобы обеспечить прорыв. И тогда эти его колонки сильно подешевели.
К середине 1946 года Майк, Пуговичка, Мики и Томми переехали в старый, арендованный ими дом в Уэст-Хадсоне. Майк начал работать за минимальную зарплату члена Гильдии журналистов в древней, почтенной и несколько самовлюбленной газете «Лидер», освещая дела городского совета, суда графства и полиции, делая плановые воскресные очерки и три раза в неделю публикуя колонки на чисто местные темы. Он был счастлив, как блоха на большой лохматой собаке.
Через три месяца совершенно случайно он услышал о хорошей вакансии в крупнейшем местном рекламном агентстве и по наитию написал Трою в Рочестер, потом порвал письмо и позвонил ему. Для Троя звонок пришелся как нельзя кстати. Трой уже начинал уставать от указаний весьма молодого и весьма глупого человека, который по печальной случайности был единственным сыном старшего партнера рочестерского агентства. И он был сыт по горло рочестерскими родственниками беременной Бониты. Две недели спустя Трой и Бонита обустроились в приятной квартире, которую Пуговичка подыскала для них. Первая девочка, Лиция, родилась в рождественский день 1946 года, а второй ребенок Джеймисонов, Синди, первого января 1948 года.
Майк вспоминал эти годы как самые лучшие. Пуговичка и Банни великолепно поладили между собой. Они обе были миниатюрные, разговорчивые, восторженные. Банни была жгучей брюнеткой, а Пуговичкаблондинкой. Они много времени проводили вчетвером. И веселились. Но для Троя развлечения в те годы казались второстепенным делом. У него было много амбиций и напора, вкуса и таланта. Майк вспоминал, как Трой однажды сказал: «Мне нужно больше, чем моя доля».
В том, что произошло потом, была некая неизбежность. Так же как неизбежность была в том, что его работа в определенный момент привлекла внимание одного из больших нью-йоркских агентств. Обе жены плакали, когда Джеймисоны переехали в Нью-Йорк, навстречу золотому будущему Троя.
Майк хорошо помнил любопытный эпизод, произошедший примерно через неделю после отъезда Троя, Банни, Лиции и младенца. Он был на кухне и разговаривал с Пуговичкой. И он сказал небрежно, может быть, с легким оттенком зависти:
Вот ты здесь застряла с газетным писакой, а Банни скоро будет вести красивую жизнь.
Без всякого предупреждения и только наполовину шутливо Пуговичка так ткнула его под ребра, что у него заслезились глаза и он испытал шок.
Никогда не говори таких вещей! Ты стоишь пятидесяти Троев Джеймисонов!
Эй! Я думал, этот парень тебе нравится.
Думаю, он мне нравится. Но он слабак.
Слабак? Трой? Я не понимаю
Он слишком напорист, милый. Он прет напролом. Но на самом деле сам не знает, чего он хочет. И когда он получит то, за чем сейчас гонится, то поймет, что все это не так важно, как ему казалось. Что тогда произойдет? Он развалится на части. Банни будет больно, и, может быть, тебе тоже будет больно, если я позволю, чтобы тебя втянули в это.
Но он
Она ласково прижалась к Майку:
Эй, я здорово тебя треснула. Остался синяк?
Я устрою тебе раунд в «Гардене» с Шугар-Рэем.
Я люблю тебя, Майк, но не заставляй меня выслушивать весь этот вздор про красивую жизнь. Это у нас с тобой красивая жизнь, милый. Я не могу себе представить, что я могла быть женой кого-то другого.
Он решил тогда, что жена ошибается насчет Троя. Но через несколько лет, в 1953-м, когда ему было тридцать четыре, этот умный, многообещающий, энергичный и демонстративно отважный молодой человек, Трой Джеймисон, получавший тридцать пять тысяч долларов в год в агентстве «Келфер, Соренсен и Райан», владелец нескольких домов в Ларчмонте и целого кармана кредитных карточек, рассыпался на куски на глазах у всех.
Банни позвонила Пуговичке по междугороднему телефону, невнятно что-то бормоча сквозь слезы, и попросила о помощи. И Майк взял отпускк этому времени он был помощником исполнительного редактора. Это повышение он получил как раз тогда, когда стал с тоской подумывать о войне в Корее. Они оставили мальчиков у близких друзей.
Глава 3
19 апреля, в сонный воскресный полдень, когда жители и их гости на северном конце Райли-Ки пользовались пляжем, домами и беседками друг друга, привычно заглядывали к Джеймисонам, пили, играли в бридж и теннис, немножко занимались серфингом и выходили в море на своих лодках, обсуждали погоду, цены на недвижимость, сегрегацию, вице-президента, местные любовные интрижки, диеты, капиталовложения, четверо мужчин в тридцати пяти милях отсюда, в другом графстве, решали финансовое будущее Троя Джеймисона.
Они встретились по предварительной договоренности на ранчо Пурди Эльмара, площадью в двенадцать акров, часть из которых граничила с верховьями реки Майака. Дом старинной архитектуры стоял в стороне, примерно в трехстах футах от штатной дороги 982, в конце прямого песчаного проезда, обсаженного по краям коренастыми старыми дубами. Редкий турист, который осмеливался прогуляться по 982-й, мог посмотреть на старый дом с гамаком из дубов позади него, и на старые грузовики и запасные части, ржавевшие на боковом дворе, и на серый, грязноватого вида скот, пасшийся на плоских пастбищах между поросшими сосняком землями и развалившимися ирригационными каналами, оценить своеобразную красоту расположившегося внизу ранчо с шаткими хижинами, съехавшими набок крышами, облупившейся краской. Если бы они решились последовать за деревенским почтовым грузовичком, то могли бы увидеть и самого Пурди Эльмара, ковыляющего к стоящему у обочины ящику, жилистого пожилого человека в пыльной рабочей одежде, большой бесформенной фетровой шляпе, очках в железной оправе, и ощутить то приятное чувство жалости, которое рождается из уверенности в собственном превосходстве. Бедный старикан!
Откуда им было знать, что Пурди жил именно так, как хотел жить, что независимо от того, насколько часто он бывал в своем банке в Сарасоте, одетый в помятый городской костюм и старую тряпичную кепку с длинным козырьком, персонал банка немедленно вытягивался в струнку и становился бесконечно любезным, проявляя светскую и профессиональную вежливость, никогда не вызывавшую и тени ответной реакции.
У него была хорошая скаковая лошадь и свора охотничьих собак, дважды в неделю он играл в покер с высокими ставками. В шестьдесят шесть он обладал превосходным здоровьем и ежевечерне выпивал одну бутылку первоклассного виски. Его дедушка, выходец из Джорджии, огородил для своей фермы большой кусок земли, а потом прикупил еще участок для ранчо, и земель у Залива, и земель на Мысе и на берегу у гавани. Его папа, без всякого ненужного шума и суеты, приобрел еще больше. Для них было естественно получить землю, вцепиться в нее и извлекать из нее прибыль. Пурди приходилось пользоваться услугами ушлых юристов и бухгалтеров. Он контролировал около двенадцати корпораций, и это не тяготило его. Он читал финансовые отчеты с той же легкостьюи примерно с таким же удовольствием, с каким большинство мужчин прочли бы похабный стишок. Он ездил на машине с шестилетнего возраста, слушал радио, купленное двенадцать лет назад, недоплачивал работниками, был щедр со своими друзьями, всегда с точностью до пенни знал, сколько у него денег, и терпеть не мог, когда за месяц эта сумма не вырастала. Он занимался цитрусовыми и сельдереем, скотом и ценными бумагами, драгами и землечерпалками, торговыми центрами и автомобильными агентствами. Но в основе всего этого была земля. Он любил землю почти с такой же страстью, с какой он любил деньги.
Он знал о других людях больше, чем они при всем желании могли узнать о нем. Он знал их недостатки и достоинства, привычки и слабые стороны. Окружающих его людей можно было разделить на три категории. Были такие, кто никогда не имел никаких дел с Пурди. Для них он был загадочным, могущественным, скользким старым скрягой. Затем были те, кто когда-то пытался чем-то заняться вместе с ним и при этом надуть его, что им попросту не удалось сделать. Эти воспринимали его как злобного, хитрого, безжалостного старого мерзавца. Наконец, третья категорияте, кто работал вместе с ним, позволяя ему богатеть и получая свою долю прибыли. Для этой последней группы Пурди был солью земли.
Четверо мужчин сидели в удобных старых плетеных креслах на широком переднем крыльце дома на ранчо. Пурди Эльмар был среди них самым старым, Роб Рэйнс самым молодымдвадцатисемилетний парень крепкого сложения, с небольшими усиками и серьезной, внушающей доверие манерой общения амбициозного начинающего юриста.
Третьим был Дж. К. Арлентон. У него было много земли в Оранжевом графстве и приличных размеров бизнес по поставке строительных материалов, о нем говорили, что у него есть кое-какие общие дела с Эльмаром. Одним из этих дел была регулярная игра в покер.
Дж. К. Арлентон крутил в своих толстых ручках бокал и жалобным тоном рассказывал четвертому из присутствующих, Кори Хаасу:
Ну знаешь, Кори, черт побери, мог бы придумать что-нибудь получше, чем сидеть здесь и рассказывать мне, что Уинк Хэскелл вложил хоть один доллар в «Си-Бар девелопмент». Уинк, он никогда ни во что не совался без контроля, и именно по этой причине он все время терял то здесь, то там, и на «Си-Бар» он тоже много потерял, так что пусть не вешает тебе лапшу на уши и не намекает, как у него там все замечательно складывалось, потому что Уинк, он такой, он тебе наговорит, чтобы показать, какой он ловкий. Когда «Си-Бар» продали весь контракт Мэкелу, старина Уинк не получил ни цента, потому что он ни в чем не участвовал, так что пусть не рассказывает, что это было не так.