Ты не должна отказываться от этой надежды, если только не будешь розоветь возле дракона, который тебя полюбит, сказала Эймер. Особо вредно принимать это зелье повторно. Кроме того, не переоценивай риски замужества. Ты говоришь о короткой жизни, будто это удел каждой невесты, но твоя мать не ослабла до ее третьей кладки, а говорят, что такое передается по наследству. Если вы обе будете осторожны и выйдете за драконов, которые удовлетворятся двумя кладками с достаточно большим интервалом, вы еще сможете дожить до старости и порадоваться внукам.
Мне кажется ужасным обычаем, что девушки должны расставаться со своим золотом, чтобы выйти замуж, сказала Эйнар. И с золотом приданого, и со своим природным золотым цветом. Я не хочу умирать, как умерла матушка и еще много драконш до нее.
Старой девой быть ничем не лучше, сказала Эймер. У тебя начинает твердеть подбородок, а золото окраса становится серым. Сама Эймер мало отличалась по цвету от каменных стен пещеры. Она подцепила горшок с отваром, понюхала его и осторожно перелила в чашу.
Если я не смогу выйти замуж, я отдам тебе свое приданое, Эйнар, сказала Селендра, принимая чашу. С двумя нашими долями и твоей нежной красотой ты можешь составить прекрасную партию очень важному Августейшему или Высокородному, а я смогу жить с тобой и стать тетушкой твоему единственному выводку драгонетов. Она пригубила чай, наморщив морду от горечи.
А если окажется, что ты сможешь выйти замуж, я бы сделала то же самое и жила бы с тобой, сказала Эйнар. Давай договоримся, что мы не согласимся выйти замуж за дракона, которого другая не знает и не почитает, и что мы не изменим этому решению.
Селендра осушила чашу.
Я готова согласиться с этим, сказала она. Но мне кажется, что у тебя будут гораздо лучшие виды найти хорошего мужа, если станет известно, что у тебя шестнадцать крон золота приданого, а не жалкие восемь.
Скорее всего, отвар не приведет к огорчительным последствиям, сказала Эймер. Чем больше ты беспокоишься на этот счет, тем хуже.
Я уже чувствую себя лучше, сказала Селендра. И в самом деле казалось, к ней уже возвращается ее природный золотой цвет.
Беспокоясь о том, что не сможешь рдеть, ты можешь сделать только хуже, как и мое снадобье, сказала Эймер.
Я не беспокоюсь, ответила Селендра. Я просто говорю о видах Эйнар на замужество. Есть этот друг Даверака, Досточтимый Лондавер, он дважды танцевал с тобой на балу у Беренды.
Он для меня ничего не значит, продолжала настаивать Эйнар, но с улыбкой.
Его я бы одобрила, продолжала Селендра.
Ты будто бы и не хочешь выходить замуж и быть счастливой, сказала Эймер. Она выскребла остатки трав из горшка и бросила их в огонь очага, где они зашипели и съежились, издавая острый запах.
Меня клонит в сон, сказала Селендра.
Это начинает работать снадобье, сказала Эймер, принимая у Селендры чашу. Дай я это вымою. Отправляйся в пещеру и спи, а когда проснешься, будешь как новенькая.
Эйнар шла по коридору вслед за сестрой. Как только они вошли в пещеру, Селендра тут же расположилась на своем золоте.
Я действительно хочу этого, сказала она сестре. Расскажи всем, что у тебя шестнадцать тысяч.
Тогда и ты сделай то же самое, сказала Эйнар. Если тебе не суждено выйти замуж, ты это поймешь. Если нет, то кто из нас первой найдет мужа, та и даст кров другой. Будет так хорошо жить вместе, как мы всегда жили. Мне будет так не хватать тебя у Беренды.
Я буду навещать тебя, сказала Селендра. Беренда уже пригласила меня. Я приеду на несколько недель или на месяц будущей весной. В доме Пенна нет места, чтобы ты смогла навестить меня, но мы не станем друг другу чужими.
Но если ты встретишь какого-нибудь дракона в Бенанди, он будет для меня совершенным чужаком.
Я сомневаюсь, что вообще когда-нибудь выйду замуж, сказала Селендра. Я думала, что хочу этого, но все, что случилось, так неприятно, что может полностью изменить мои желания. Мне следует остаться девой, старой и серой, а ты будешь рубиново-красной знатной дамой, и мы всегда будем жить вместе. Селендра так зевнула, показав полный набор клыков и огромный красный зев пасти, что любая мать, гувернантка или няня сочли бы это неподобающим для драконицы.
Та из нас, кто первой встретит и полюбит дракона, примет его, только если другая знает и почитает его, а после мы все будем жить вместе, сказала Эйнар.
Я клянусь в этом, сказала Селендра, обнимая сестру.
И я клянусь в этом, повторила Эйнар, обнимая Селендру в ответ.
Селендра откинулась на своем золоте, снова зевнула, уже более подобающим образом, прикрывая пасть крылом, и заснула. Эйнар смотрела на нее некоторое время, чувствуя первые подступы тоски от предстоящей разлуки. Разлука с Селендрой казалась Эйнар такой же бедой, как смерть отца. Она уселась при входе в пещеру и приготовилась охранять сестру от любых напастей, что могут приключиться.
11. Сюрпризы для Пенна
Сразу после завтрака Пенн устроился повыше на скале и провел целый день в молитвах всем трем богам. Он молил о милости для Селендры и о мудрости для себя, чтобы поступить с ней правильно, о душе своего отца, которая все еще летела навстречу перерождению. Он бы отправился в старую церковь, где впервые познал богов, если бы не вероятность встретить там Фрелта. Чем больше он думал о Фрелте, тем больше сердился. Он пытался простить его, как следовало бы священнику, он пробовал думать о нем лучше, и он старался обрести покой с помощью медитации. Прощения для Фрелта он не нашел, и думал о нем тем хуже, чем больше рассматривал обстоятельства случившегося, но наконец обрел нечто вроде покоя, сидя на самой высокой точке утеса, в окружении ветров и облаков, снова и снова повторяя молитву о душе своего отца.
Когда он спустился вниз, первым ему встретился брат. Эйван тоже провел целый день в мыслях о Селендре. Предложение Фрелта затмило для обоих братьев даже грубость Сиятельного Даверака. Серебряные глаза Пенна, когда он вошел, вращались всего раз или два в минуту, будто он отсутствовал здесь и смотрел куда-то вглубь себя. Он почти споткнулся об Эйвана, который полулежал на уступе, преграждая брату вход.
Я кое-что надумал относительно Селендры, сказал Эйван. Пенн моргнул, осторожно отступил и попытался вернуться разумом в настоящее, теряя в процессе возвращения все с трудом приобретенное спокойствие.
Что именно? спросил Пенн. Я не вижу другого выхода, кроме того, что придется ей выйти за него замуж.
Я знал, что ты так подумаешь, но, может быть, есть и другое решение. Эйван улыбнулся и, переменив положение, сел, поджав задние лапы и обернув вокруг них хвост, передние же сложил на груди. У меня есть хороший друг, Благородна Рималин. Она держит дом в Ириете, и еще один в деревне где-то на севере. Ее мужминистр в правительстве.
Кажется, я слышал о нем, сказал Пенн, хотя и не имел друзей среди политиков. Он все еще оставался в крайнем недоумении, к чему ведет брат.
Золото у них есть, хотя они и не богаты. Скажем, недостаточно богаты для Благородных. Однако они единолично владеют своей недвижимостью, у них нет долгов, и, с какой стороны ни посмотри, они выглядят как уважаемое семейство. Я думаю, что можно убедить Благородного Рималина отнестись к Селендре благосклонно, с учетом ее приданого и того, что она моя сестра, ну и твоя, конечно, тоже.
Отнестись благосклонно? Пенн еще больше смешался. Он даже на мгновение подумал, что Эйван мог предлагать что-то вроде должности гувернантки при детях Рималинов.
В качестве супружницы, конечно.
Но ты сказал, что у него есть жена, и его женаэто твой друг.
Да, именно поэтому все могло бы сложиться, как ты не понимаешь? Эйван обдумывал эту идею весь день. Он не женился бы на Селендре, даже если бы был свободенникто не возьмет замуж скомпрометированную девицу, каким бы привлекательным ни было ее приданое. А у Селендры приданое будет довольно скромным, даже если мы с тобой немного добавим.
Я не смогу ничего добавить, поспешно вставил Пенн. Мне о своей семье надо думать.
Ну, я могу немного добавить, поскольку еще не остепенился, сказал Эйван. Однако что так, что эдак, этого не хватит, чтобы что-то изменить. Никто не возьмет ее в жены, но при любезном содействии Благородной Рималин Благородный Рималин мог бы взять Селендру в супружницы. Второй женой, понимаешь, пояснил он через мгновение, увидев, как ожесточилось выражение на морде Пенна. Церковь допускает такие вещи, отважился добавить Эйван.
Я в толк не возьму, как ты можешь предлагать такое собственной сестре, сказал Пенн. Без сомнения, такое положение наложницы подошло бы несчастным бедным женщинам без какой-либо защиты, но как ты мог подумать, что Селендра может опуститься до этого!
Для Селендры будет лучше это, чем выходить замуж за дракона, который заранее вознамерился опорочить ее, с которым ее отец был в непримиримой вражде последние шесть лет и которого она презирает, ответил Эйван. Благородна Рималинславная дружелюбная драконша и влиятельная хозяйка. Я бы мог часто видеться с Сел и проследил бы, чтобы ее положение в этом доме оставалось таким, как положено, чтобы ее не изнуряли тяжелой работой, как это случается с супружницами. Условия ее содержания будут такими же, как у жены, у нее будет формальное положение супружницы, которое не допускает продажи ее в наложницы.
Она, вероятнее всего, будет изнурена одной кладкой за другой без перерыва, пока не умрет, а дети ее не получат наследства, сказал Пенн. Чем формальнее соглашение, тем меньше у тебя будет возможностей облегчить ее участь, какой бы она ни оказалась. Нет, Эйван. Я бы рассматривал такое соглашение как бесчестье. Слышать больше не хочу об этом. Пенн перепрыгнул через брата в полуполете, во всяком случае, его крылья развернулись более, чем многие в Церкви сочли бы уместным для крыльев священника.
Пенн аккуратно опустился на пол и, не оглядываясь, отправился прочь по коридору, намереваясь отыскать Селендру, чтобы немедленно ее уведомить, что он собирается посовещаться с Фрелтом относительно замужества. Сначала он обнаружил Эйнар, сидящую на закорках у двери спальной пещеры.
Всё в порядке, прошептала она. Она спит, но ты можешь посмотреть.
Пенн заглянул в арку спальни, где Селендра спала на золоте своего приданого. Она лежала свернувшись, накрыв голову крылом, живое воплощение девичьей грации. Чистые отполированные пластины чешуи отливали бледным золотом, безо всяких следов брачного розового.
Как это вам удалось? спросил Пенн. В чем тут фокус? Это краска? Он взглянул снова и понял, что никакая краска не выглядела бы так идеально.
Ей просто нужно было отдохнуть и успокоиться, сказала Эйнар. Эймер дала ей чаю, и ей сразу стало лучше.
Пенн подивился. Он знал очень мало о травах, к которым прибегают девицы в отчаянном положении. В семинарии им говорили, что это страшный грех.
Я поговорю с Эймер, сказал Пенн и отправился восвояси, оставив Эйнар созерцать его спину.
Эймер он нашел в кладовке, где она обкладывала фруктами остатки мяса от ужина.
Как поживаете, Преподобный Пенн? спросила она. Эймер была и его няней, но с тех пор, как он стал священником, она всегда вела себя с ним весьма уважительно. Ему это нравилось, конечно, и он бы не допустил никакой фамильярности, но иногда немножко грустил оттого, что чувствовал между ними сдержанность, какой раньше не бывало.
Все хорошо, сказал он. Эймер, я пришел относительно Почтенной Селендры.
Чтен Селендра спит. У нее теперь все будет в порядке.
Что ты ей дала?
Чтен Эйнар вам сказала? виновато взглянула она.
Она сказала, что ты сделала ей чаю. Эймер, я должен знать. Почтенная Селендрамоя сестра, и она отбывает в мой дом, чтобы жить со мной и с драгонетами, общаться с моими друзьями и прихожанами. Девственна ли она по-прежнему, или ты вернула ей цвет обманом? Следует ли ей выходить замуж за Преподобного Фрелта?
Уж точно ей не надо выходить за подлеца, что сотворил с ней такое, сказала Эймер, крепко шлепнув куском мяса и поворотившись к Пенну, будто ему опять всего пять лет от роду. Обманом, как бы не так. Она точно девственница, в точности такая же, как если бы один дракон, которого впору звать проклятым, а не преподобным, никогда и не увивался вокруг нее. Две минуты в коридоре! Этого маловато, чтобы попрощаться навеки с девичьей чешуей, если она сама этого не хочет. Я ей дала чаю, чтобы помочь телу прийти в себя, все равно как я дала бы ей кору ракиты от лихорадки, вот и все, никаких фокусов, никакого обмана. Она просто не пробудилась для него. Она станет подругой какого-нибудь хорошего дракона однажды, не опасайтесь на этот счет.
Пенна эта речь не полностью убедила, но, тем не менее, он заметно утешился. Он понимал, что Эймер постаралась не упоминать название травы, которую приняла Селендра, хотя он и спросил об этом. И все же допытываться дальше ему не хотелось. Данных заверений казалось достаточно. Он вспомнил свою жену, Фелин, как ее золотистая чешуя вся загорелась розовым немедленно после того, как она приняла его предложение, и он заключил ее в объятия. Он желал того же самого для своих сестер, безо всяких подделок. Но также он и не хотел принуждать Селендру выходить за дракона, которого они все презирали. Он весь день пытался убедить себя, что Фрелт не так уж и плох, но воспоминание о том, как он рассудил спор в нижней пещере за день до этого, все возвращалось, снова убеждая его в том, что Фрелтэто не тот дракон, которого он хотел бы видеть в качестве зятя. Теперь об этом можно было забыть, как можно забыть и об обескураживающем предложении Эйвана, и успокоить на том душу.
Очень хорошо. Благодарю тебя, Эймер, сказал он.
Еще одно, сказала старая няня. Я говорила с Чтен Сел, но у нее еще не было времени спросить у вас. Я бы хотела поехать с ней в Бенанди. Я работаю усердно и буду помогать вашей жене с драгонетами или делать любую работу, что попросите. Я хочу оставаться поближе к Чтен Сел именно сейчас, на случай, если буду ей нужна, знаете. А кроме того, вы всегда были моим любимчиком, когда я вас нянчила вместе с другими. Она медленно опустилась на задние лапы, с крыльями, спутанными сзади, а передние протянула к нему. Пожалуйста, Преподобный Пенн. Позвольте мне остаться с Агорнинами.
У Пенна не было никаких намерений брать Эймер с собой. Он знал, что Фелин, его жена, будет в изумлении. Он не был уверен, что они могут позволить себе еще одну прислугу. Но также он знал, что отказать невозможно. Сочетание мольбы и намеков на то, что может случиться с Селендрой, если Эймер не будет под боком, чтобы прийти на помощь, оказалось для него чересчур. Он поднял старую дракониху на ноги.
Конечно, мы возьмем тебя с собой, сказал он.
IV. Покидая Агорнин
12. Приготовления Пенна к отъезду
В наших замечательных семьях, таких как Телсти и Бенанди, среди драконов принято жить так, будто мир собирается следовать своему обычному порядку целую вечность, меняясь понемногу с каждым поколением в лучшую сторонуто добавится к владениям ферма, то осушится болотце, и, может быть, будет введен новый способ выпаса скота, когда на пятачке, где раньше паслись восемь животных, будут пастись десять. В понятии этих драконов измененияэто что-то медленное и постоянное, как эрозия гор. Предложения к улучшению рассматриваются очень тщательно, и землевладелец может сказать, что это дело с улучшением способа выпаса пусть лучше с выгодой для себя начнет его внуки это в то время, когда сам он еще только что женился. И все же, несмотря на огромные наделы этих семей и их немалое влияние на работу Собраний, прогресс в ином обличье налетел на них со скоростью пикирующего дракона, а не подкрался тщательно рассчитанными шажками, как им бы того хотелось.
Золото Бона Агорнинане то, что он оставил своим трем младшим детям, а то, которым за триста лет до того он заплатил за поместье Агорнин и титул Досточтимого, было добыто такими путями, которые все досточтимые, сиятельные, благородные, августейшие и высокородные персонажи, то есть все те, кого мы нарекли лордами среди нас, предпочитали снисходительно скомкать в одно слово«торговля». Правда и то, что Бон Агорнин постарался избавиться от этих связей при первой возможности. Он использовал их, чтобы взобраться наверх и утвердиться в мире, но, как только достиг желаемого положения, больше уже этим не баловался. Он купил поместье, женился на избраннице с невеликим приданым, но истинно благородным происхождением, и с тех пор продолжал наживать богатство и развивать свое хозяйство добропорядочным фермерством. Тем не менее еще несколько следующих столетий вокруг него все витал легкий душок торговли. Как бы охотно он ни рассказывал о своей юности, что провел в поместье Телсти со вдовствующей матушкой, и о своем собственном поместье Агорнин (никогда не упоминая об отрезке жизни между ними), что-то городское в нем всегда оставалось. Едва ли стоит напоминать, что для всех добропорядочных драконов городаэто проклятие, за исключением разве что Ириета, но только того Ириета, каким он бывает во время заседания Благородного Собрания или в месяцы набухания почек и цветения в те редкие за последнее время годы, когда Благородное Собрание не заседает.