Маленький Рол подполз ближе, во все глаза уставившись на незнакомку. Никем не замеченный, он нежно погладил краешек ее мягкого белого одеяния, падавшего к полу широкими складками. Затем он ласково прижался к меху щекой и придвинулся ближе к коленям девушки.
А как тебя зовут? спросил он.
Незнакомка улыбнулась, глянув вниз, и ее быстрый ответ спас Рола от нареканий за неуместный вопрос.
Мое настоящее имя, сказала она, было бы непривычным для ваших ушей и языка. Здешние жители дали мне другое имя, и в честь этого, она притронулась рукой к меховой накидке, называют меня Белой Шубкой.
«Белая Шубка, Белая Шубка», повторил про себя маленький Рол, по-прежнему поглаживая мех.
Прекрасное лицо и мягкое, красивое одеяние нравились Ролу. Он привстал, заглядывая девушке в лицо с выражением неуверенной решимости, как птичка заглядывает через окно в дом, и положил руки ей на колени, задохнувшись от своей дерзости.
Рол! воскликнула тетушка.
Ах, это ничего! с улыбкой сказала Белая Шубка, гладя его по голове, и Рол остался на месте.
Он зашел и дальше и, пыхтя от собственной смелости пред лицом строгой тетки, вскарабкался к девушке на колени. Приветливо раскинутые руки гостьи не дали тетке запротестовать. Рол счастливо примостился на коленях девушки, ощупывая костяные вставки на ее поясе, костяную застежку на шее и светлые локоны; он терся головкой о мягкое, покрытое мехом плечо с детской уверенностью в доброте красоты.
Белая Шубка не обнажила полностью голову, а лишь небрежно откинула меховой капюшон и завязала его на шее. Рол протянул к нему руку, шепча про себя ее имя: «Белая Шубка, Белая Шубка», затем обнял девушку за шею и поцеловалраз, другой. Она радостно рассмеялась и вернула ему поцелуй.
Ребенок тебе не мешает? спросил Свен.
Нет, конечно, ответила она с искренностью, казавшейся немного преувеличенной.
Рол снова устроился у нее на коленях и принялся разматывать повязку на руке. Он немного помедлил, увидев, что кровь просочилась насквозь. Наконец показался порез, зияющий и длинный, хотя только рассекший кожу. Тогда Рол показал свою ручку Белой Шубке, ожидая услышать от нее восклицания жалости и сочувствия.
Увидев рану и окровавленную ткань, она вдруг резко втянула воздух и прижала Рола к себекрепко-крепко, пока он не начал вырываться. Ее лицо было скрыто за спиной мальчика, и никто не мог видеть его выражения. Лицо это загорелось жутким ликованием.
Тем временем Христиан, торопясь домой, приближался к невысокому холму и еловой роще. С самого утра он был на ногах, разнося известие о готовящейся охоте на медведя лучшим охотникам хуторов и деревень в радиусе двенадцати миль. И тем не менее, задержавшись допоздна, он перешел теперь почти на бег и длинными плавными шагами с видимой легкостью оставлял позади милю за милей.
Он нырнул в полуночную тьму елей, едва сбавив шаг, хотя тропинку было не разглядеть в темноте; и, снова выйдя на открытое место, увидел усадьбу, лежавшую ярдах в двухстах внизу. Он обрадованно бросился вперед, но тотчас же отскочил вбок и замер. На снегу виднелся след огромного волка.
Рука Христиана потянулась к ножу, его единственному оружию. Он наклонился, опустился на колени, чтобы оказаться вровень со зверем, и огляделся; зубы его были стиснуты, сердце билось, как бешеное. Бродячий волк, как правило, рослый и свирепыйзверь грозный и без колебаний нападет на одинокого путника. Христиан никогда еще не видел таких громадных отпечатков лап; насколько он мог судить, волк прошел здесь совсем недавно. След вел из-под елей вниз по склону. Не стоило так сетовать на задержку, подумал охотник; хорошо еще, что не пришлось оказаться в темной еловой роще, когда там прятался этот опасный зверь с огромными челюстями. Осторожно ступая, он двинулся по следу.
След спускался, пересекал широкий, скованный льдом ручей, и шел по долине, сворачивая к усадьбе. Человек менее опытный мог бы засомневаться и предположить, что здесь пробежал Тир или другой большой волкодав; но Христиан был уверен, что никак не спутал бы след собаки и волка.
Волчий след вел прямо прямо к усадьбе.
Христиан удивился и встревожился: неужели бродячий волк осмелился подобраться так близко к дому? Он выхватил нож и поспешил дальше, зорко озираясь по сторонам. О, если бы Тир был с ним!
Прямо, прямо к самой двери, где кончался снежный покров. Сердце Христиана словно подпрыгнуло и перестало биться. У двери след обрывался.
На крыльце было пусто, и обратного следа он не нашел. Ели ровно высились на фоне неба и низких облаков; ветер стих, и вниз лениво сыпались редкие снежинки. Оцепенев от неожиданности, Христиан на мгновение застыл, затем открыл дверь и вошел. Он обвел взглядом знакомую обстановку и лица, увидел и незнакомку, красивую и одетую в меха. Ужасная правда внезапно открылась Христиану: он понял, кто она такая.
Лишь несколько человек вздрогнули, услышав лязг засова. Горница была полна суеты и движения: наступил час ужина, когда все инструменты откладывались в сторону, а столы сдвигались. Христиан не отдавал себе отчета в том, что говорил и делал; он машинально куда-то шел, что-то произносил, втайне надеясь, что вот-вот пробудится от этого жуткого кошмара. Свен и мать решили, что он замерз и смертельно устал, и избавили его от ненужных вопросов. И он обнаружил, что сидит у очага, напротив чудовищного существа, похожего на красивую девушку, и внимательно следит за ней, весь сжимаясь от ужаса при виде того, как она ласкает маленького Рола.
Свен стоял рядом с ними, также устремив глаза на Белую Шубку, но насколько иным был его взгляд! Она, казалось, не замечала пристальных взоров обоихни холодного ужаса в глазах Христиана, ни пылкого восхищения Свена.
Эти два брата, близнецы, сильно отличались друг от друга, несмотря на поразительное сходство. Они походили один на другого правильным профилем, светлыми каштановыми волосами и темно-синими глазами; но черты лица Свена были совершенны, как у юного бога, в то время как у Христиана заметны были недостатки. Линия его рта была слишком прямой, глаза сидели чрезмерно глубоко, а контур лица не был вылеплен так безупречно, как у Свена.
Они были одного роста, но Христиан не мог похвалиться идеальными пропорциями, поскольку был для этого чересчур худ. Напротив, хорошо сложенная фигура, широкие плечи и мускулистые руки делали его брата Свена выдающимся примером мужской красоты и силы. Как охотник и рыбак, Свен не знал соперников. Весь край признавал его лучшим борцом, наездником, танцором, певцом. Его можно было превзойти только в быстроте, и сделать это мог лишь его младший брат. Всех остальных Свен оставлял позади, но Христиан легко обгонял его. Да что там, он спокойно держался рядом с задыхающимся Свеном и еще смеялся и болтал на бегу!
Однако Христиан не слишком гордился своей способностью быстро бегать, считая ноги наименее достойной частью мужского тела. Он не завидовал атлетическому превосходству брата, хотя в некоторых случаях лишь немногим уступал ему. Христиан любил его так, как может любить только близнец, гордился всем, что делал Свен, был доволен всем, что представлял собой Свен. Он смиренно радовался и тому, что Свен не должен был в равной мере воздавать ему за эту великую любовь, ибо знал, что сам он гораздо менее достоин любви.
Христиан не осмеливался, находясь среди женщин и детей, облечь свой ужас в слова. Он ждал, чтобы посоветоваться с братом, но Свен не замечал или не хотел замечать его знаков и неотрывно смотрел на Белую Шубку. Христиан отодвинулся от очага, не в силах оставаться безучастным пред лицом ужаса.
А где же Тир? вдруг сказал он. Потом, заметив собаку в дальнем углу, спросил:Почему он сидит там на цепи?
Он бросился на гостью, ответил кто-то.
Глаза Христиана загорелись.
Ну и что? спросил он, пожимая плечами.
Она едва не вышибла ему мозги.
Тиру?
Да, она сразу выхватила этот маленький топорик, который висит у нее на поясе. Повезло старому Тиру, что хозяин вовремя его оттащил.
Христиан молча направился в угол, где был прикован Тир. Пес поднялся ему навстречу со всей обидой и негодованием, на какие только был способен бессловесный зверь. Христиан погладил его по черной голове.
Добрый Тир! храбрый пес!
Они знали, только они; и человек и бессловесная собака утешали друг друга.
Глаза Христиана снова обратились к Белой Шубке, глаза Тира тоже, и пес напрягся, натягивая цепь. Рука Христиана легла на шею пса, и он почувствовал, как Тир задрожал и ощетинился от ярости. Затем и сам он точно так же задрожал, но ярость его была порождена разумом, а не инстинктом; он был так же бессилен душевно, как Тир физически. О! Эта женщина, которую он не смел обвинить! Все, что угодно, но не это! Только бы им с Тиром столкнуться с нею на свободе, чтобы убить или погибнуть!
Затем он вернулся к остальным и стал задавать новые вопросы.
Давно эта незнакомка здесь?
Она пришла примерно за полчаса до тебя.
А кто впустил ее?
Свен, больше никто не отважился.
Тон ответа был загадочным.
Но почему? спросил Христиан. Произошло что-то странное? Рассказывайте.
В ответ ему вполголоса поведали о трижды повторенном зове у двери, с пустого крыльца, о зловещем вое Тира и бесплодной вахте Свена.
Христиан в мучительном нетерпении повернулся к брату, желая поговорить с ним наедине. Стол был уже накрыт, и Свен повел Белую Шубку к почетному месту для гостей. Это было еще хуже: она сядет со всеми за стол, преломит с ними хлеб под их крышей!
Христиан шагнул вперед и, коснувшись руки Свена, настойчиво зашептал. Свен уставился на него и раздраженно покачал головой.
После этого Христиан не проглотил ни кусочка.
Наконец возможность представилась. Белая Шубка стала расспрашивать о примечательных местах края и о некоем Могильном холме, где у нее была назначена встреча этой ночью. Хозяйка дома и Свен одновременно издали удивленное восклицание.
Это в целых трех милях отсюда, сказал Свен, и укрыться там негде, кроме жалкой хижины. Останься с нами на ночь, а завтра я покажу тебе дорогу.
Белая Шубка, казалось, задумалась.
В трех милях, проговорила она, я могу увидеть или услышать сигнал.
Лучше я посмотрю, сказал Свен. Если не замечу никакого сигнала, тебе лучше будет остаться.
Он направился к двери. Христиан молча поднялся, последовал за ним и на крыльце схватил Свена за плечо.
Свен, ты знаешь, кто она такая?
Она? Ктоона? Белая Шубка? переспросил Свен, удивленный яростной хваткой и низким хриплым голосом брата.
Да.
Онасамая красивая девушка, которую я видел в своей жизни.
Она оборотень.
Свен расхохотался.
Ты что, с ума сошел? спросил он.
Нет. Вот, посмотри сам.
Христиан стащил его с крыльца, указывая на снег и волчьи следы. Да, еще недавно они были видны, но теперь исчезли. Густо падавший снег скрыл все отметины.
Ну? спросил Свен.
Если бы ты пошел за мной, когда я подал тебе знак, ты бы сам все увидел.
Что увидел?
Следы волка, ведущие к двери. А обратных следов не было.
Хотя голос Христиана звучал едва ли громче шепота, невозможно было не испугаться одного его тона. Свен с тревогой посмотрел на брата, но в темноте не смог разглядеть его лица. Он ласково и ободряюще положил руки на плечи Христиана и ощутил, как тот дрожит от волнения и ужаса.
Люди видят странные вещи, сказал он, когда холод забирается им в голову и проникает в мозг; а ты вернулся замерзшим и измученным.
Нет, перебил его Христиан. Сначала я увидел след на гребне холма, пошел по нему вниз и оказался прямо тут, у двери. Мне не почудилось.
В глубине души Свен был убежден, что волчий след брату не иначе как привиделся. Христиан был склонен к грезам наяву и странным фантазиями однако, никогда еще он не бывал одержим столь безумной идеей.
Неужели ты мне не веришь? в отчаянии воскликнул Христиан. Ты должен поверить. Клянусь, это истинная правда. Ты что, слепой? Даже Тир понимает, кто она.
Тебе нужно поспать. Завтра ты будешь чувствовать себя лучше. А если по-прежнему будешь сомневаться, можешь пойти со мной и Белой Шубкой к Могильному холму. Пойдешь сзади и посмотришь, какие следы она оставляет.
Раздраженный пренебрежительными замечаниями Свена, Христиан резко повернулся к двери. Свен поймал его за рукав.
Что дальше, Христиан? Что ты собираешься делать?
Ты мне не веришь, а мать поверит.
Рука Свена напряглась.
Ты ей ничего не скажешь, властно заявил он.
Обычно Христиан во всем слушался брата, но сейчас на удивление решительно вырвался и сказал так же твердо, как и Свен:
Она узнает!
Свен заслонил телом дверь, не давая ему пройти.
На эту ночь всем хватило страха. Если до утра не передумаешь, поговоришь с ней завтра.
Христиан не сдавался.
Женщины легко пугаются, продолжал Свен, и готовы без малейших доказательств поверить в любую глупость. Будь мужчиной, Христиан, и оставь эту мысль о вервольфе при себе.
Раз уж ты мне не веришь начал Христиан.
Я верю, что ты глупец, отрезал Свен, теряя терпение. И не будь я твоим братом, я поверил бы, что ты лжец, и рассудил бы, что ты обозвал Белую Шубку оборотнем, потому что она улыбалась мне охотнее, чем тебе.
Эта язвительная шутка была не лишена оснований, ибо благодать выразительных взглядов Белой Шубки весь вечер изливалась на Свена, на Христиана же девушка даже не посмотрела. Хвастовство Свена всегда было откровенным, весьма простительным и в своем духе справедливым.
Тебе нужен союзник? продолжал Свен. Что ж, доверься старой Трелле. И если память ее не подведет, она извлечет из сундуков своей мудрости стародавние наставления по борьбе с вервольфами. Ежели я правильно помню, нужно следить за подозреваемым в оборотничестве до полуночи, когда он принимает вид зверя; и он навсегда останется в зверином облике, стоит человеку увидеть превращение. Еще лучшеокропить руки и ноги оборотня святой водой, что означает для него верную смерть. Эх! не бойся, старуха Трелла с честью выйдет из положения.
Свен утратил прежнее добродушие; какая-то нотка раздражения или обиды звучала в его презрительном голосе. Еще бы: Белой Шубке было брошено такое чудовищное обвинение! Но Христиан был слишком глубоко огорчен, чтобы обидеться.
Ты говоришь обо всем этом, как о бабушкиных сказках; но если бы ты видел доказательства, которые видел я, ты бы по крайней мере задумался, а может, согласился бы их проверить.
Ну и хорошо, сказал Свен со смешком, в котором слышалась легкая издевка, проверь их! Я не стану возражать, если ты будешь держать свои подозрения при себе. А теперь, Христиан, дай мне слово молчать, и довольно нам здесь мерзнуть.
Христиан не произнес ни слова.
Свен снова положил руки на плечи брата, тщетно пытаясь разглядеть в темноте его лицо.
Мы ведь еще ни разу не ссорились, Христиан?
Я никогда и не думал ссориться, ответил тот, впервые осознав, что его властный брат порой давал для этого повод.
Так знай, твердо произнес Свен, если ты скажешь кому-нибудь другому о Белой Шубке то, что сказал мне сегодня вечером, мы уж точно поссоримся.
Он произнес эти слова как ультиматум, резко повернулся и снова вошел в дом. Христиан, еще более испуганный и несчастный, чем прежде, побрел за ним.
Начался сильный снегопад. Ни единого огонька не видно.
Глаза Белой Шубки незаметно скользнули по Христиану и, ярко блеснув, остановились на Свене.
И никакого сигнала? спросила она. Ты не слышал звука рожка?
Я ничего не видел и не слышал. Но, как бы то ни было, этот снегопад волей-неволей задержит тебя здесь.
Она красиво улыбнулась в знак благодарности. И сердце Христиана сжалось в свинцовой смертельной тоске, когда он заметил, какой огонь зажгла ее улыбка в глазах Свена.
В ту ночь, пока остальные спали, Христиан, самый усталый из всех, до полуночи бодрствовал у дверей комнаты для гостей. Ни единого звука, пусть самого слабого, не доносилось изнутри. Может ли старое поверье о полуночном превращении быть правдой? Что там, по ту сторону двериженщина или зверь? Христиан отдал бы свою правую руку, чтобы узнать. Он машинально сжал дверную ручку и тихонько потянул дверь на себя, хотя и полагал, что изнутри она заперта на засов. Дверь поддалась; он стоял на пороге; резкий порыв ветра обдал его холодом. Окно было открыто; комната была пуста.