- Может быть, - я так не думал. Но все же это объяснение выглядело более разумным, чем призрак. По крайней мере, я не лгал им.
- Давайте проверим, - сказала Катрин. Зандер вздохнул, но кивнул.
Я попросил их подождать и прислушаться. Но в доме была тишина.
«Почему ты не говоришь с детьми, Элиана?»
Мы обошли дом, зажигая по пути свет. На это ушло больше часа, и даже за это время мы никак не могли осмотреть все комнаты и места, где, вероятно, мог прятаться нарушитель. Наш обход был чем-то вроде соблюдения формальности. Я не думал, что мы найдем в доме какое-либо живое существо. Мои дети, наверное, считали, что мы вообще ничего не найдем, но, по крайней мере, Катрин не исключала вероятность, что в дом мог кто-то проникнуть.
Одно место мы смогли осветить лишь фонарями, которые принесли с собойэто Старая Башня. Зрелище в ней оказалось таким же странным и пугающим для Катрин и Зандера, каким оно было для меня. Сквозняк откуда-то снизу овеивал холодом наши лица. По молчаливому согласию мы лишь заглянули за дверь в башню, а потом ушли. Никто не стал бы здесь прятаться. Это было ясно, даже если мы не могли точно обосновать почему.
В доме не было никого кроме нас. Мы погасили фонари и вернулись в галерею, снова погрузив Мальвейль во мрак.
- Что ж, это было интересно, - сказал Зандер, когда мы подошли к двери его комнаты. Он пожелал нам доброй ночи и закрыл за собой дверь.
- Ты можешь описать, что ты слышал?спросила Катрин.
- Не очень, - уклончиво сказал я.Должно быть, это ветер разбудил меня.
Это был слабый ответ, и она это знала.
- Часто это с тобой бывает?
Это уже было похоже на начало допроса.
- Нет, - ответил я.Лишь раз или два. Вероятно, это потому, что я сплю наверху в башне.
«Она не поверит, если ты будешь отрицать».
- Может быть, - она внимательно смотрела на меня, ее голос был уклончивым.
Мы расстались. Я направился к двери в свою башню, но не стал подниматься по ступенькам, а подождал, пока не убедился, что Катрин снова легла спать. После этого я вернулся в галерею и оставил зажженным только один фонарь, у входа в башню. Не думая о причинах, я решил, что должен погрузиться в объятия тьмы и одиночества. Я медленно шел по галерее и ждал. Я надеялся и в то же время боялся. Я двигался тихо, особенно стараясь не производить шума, когда проходил мимо двери Катрин. Я хотел, чтобы у невероятного были свидетели. Теперь я понял, что это невозможно, и не хотел свидетелей своему поведению, которое не мог просто так объяснить.
Плач начался снова, когда я дошел до большой лестницы. И на этот раз я не сопротивлялся его зову. Я спустился и последовал за звуком в библиотеку. И когда я вошел туда, то увидел Элиану. Она сидела у окна, склонившись и закрывая руками лицо. Тусклые лучи Люктуса падали на нее, но их свет будто не освещал ее. Она была мерцающе-бледной, серое воплощение скорби.
Порыв ветра ударил в окно, резкий и внезапный, словно крик. Я вздрогнул и оглянулся. Деревья на улице задрожали, будто в страхе, и снова затихли.
- Элиана, - позвал я. Она встала с кресла, и я увидел, как она прошла через другой выход из библиотеки. Она исчезла, пройдя сквозь закрытую дверь.
Я последовал за ней.
Сначала Элиана оставалась далеко от меня, она виднелась за следующим углом или в дальнем конце коридора. Потом она начала заходить в комнаты, которые Леонель наполнил своим безумием. Она тихо останавливалась перед грудами хлама и смотрела на них с тоской и отчаянием. Ее рыдания превратились в сдавленные стоны. Я тогда тоже останавливался, боясь, что если подойду ближе, то она исчезнет.
Но пока я держался на некотором расстоянии от нее, она оставалась передо мной. Она была такой, как я помнил ее, только призрачно-серой. Движения ее были медленными и грациозными, словно она была под водой. Она была в той самой ночной рубашкой, в которой я видел ее призрак в Мальвейле в первый раз. Тогда я думал, что это сон. Но сейчас было иначе. Мир вокруг меня был вполне реальным. Я не спал, и до болезненности осознавал это.
Я смотрел на нее, и боль разрывала мою грудь. Я не понимал ничего, но принял без сомнений, что вижу мою умершую жену, и что ее терзает какое-то горе.
- Элиана
Мой сдавленный шепот был едва слышен за ее рыданиями.
Она не задерживалась надолго ни в одной комнате. Она двигалась между кучами старых вещей, словно пытаясь разгадать некую скрытую тайну, и после шла дальше. Я следовал за ней.
С каждой новой комнатой ее страдания были заметны все сильнее, и я кричал, звал ее, умолял позволить мне утешить ее. Она не отвечала, и словно стала двигаться быстрее. В ее плаче звучало отчаяние. Казалось, она искала что-то очень важное, что не могла найти при жизни, и смерть будто была готова настигнуть ее снова.
Мы дошли до Старой Башни. Элиана остановилась перед дверью. Она склонила голову, ее тело содрогалось от рыданий, а руки сжались в кулаки. Потом она прошла сквозь закрытую дверь. Я бросился вперед и схватил за железное кольцо двери. Но прежде чем я успел открыть ее, из башни раздался вопль Элианы. Долгий, пронзительный, это был крик ужаса и отчаяния. Он звучал громче, и громче, и громче, пока я тоже не начал кричать.
Внезапно крик оборвался, словно обрубленный клинком.
Наступила тишина. Я знал, что искать Элиану уже бессмысленно. Она исчезла. Я прислонился к двери, соскользнул на пол и сжался в комок. Настала моя очередь плакать.
ГЛАВА 9
Следующим вечером я посетил церковную службу в Соборе Беспощадной Веры. Мне необходимо было укрепить свою веру. Я сидел в отдельной губернаторской ложе, рядом с Адрианной Вейсс. Ложа находилась у одной из огромных колонн у пересечения поперечного нефа собора, ниже уровня кардинальской кафедры. Там лорд-губернатор был на виду и при этом сохранял некую толику уединения. Все прихожане могли видеть меня, но никто, кроме Адрианны, не мог меня слышать.
Мы с ней поговорили перед началом службы, но мой разум был занят иными мыслями. Я едва осознавал, что говорил, продолжая смотреть на алтарь. Башня из мрамора и обсидиана возвышалась над приделом собора на шестьдесят футов. Огромный череп из золота и бронзы взирал с ее вершины на прихожан, расправив крылья под стрельчатыми арками. Это зрелище напоминало о Суде Небесном, о том, что Император видел все. Он защищал верующих, но согрешить перед Ним означало навлечь Его праведный гнев и кару.
Хотя я нуждался в поддержке и помощи Имперского Кредо, я не знал, в какой форме эта помощь может быть выражена. Мне нужно было знать, что делать. Но я не хотел услышать ответ, означавший, что Элиана исчезла навсегда.
- Мейсон, - мягко сказала Вейсс.
Я моргнул, с трудом оторвав взгляд от огромного черепа, и обернулся к ней.
- Что ты сказала?
Она покачала головой. Перья на ее головном уборе медленно заколыхались слева направо.
- Я задала тебе вопрос целую минуту назад.
Я даже не расслышал, что это был за вопрос.
- Прости, - не было смысла притворяться, что я могу вспомнить, о чем мы говорили.
- Что происходит?
- Я сказал бы тебе, если бы мог, - и я действительно очень хотел сказать.
Я тщательно обдумал, что ей ответить. Я доверял Адрианне Вейсс как себе. Чем больше я расскажу ей о том, что переживаю в Мальвейле, тем большее бремя возложу на нее. С другой стороны, она видит, что меня что-то сильно тревожит, и она не оставит это просто так.
- Ты все еще скучаешь по Джераллен, - сказал я.
- Конечно, скучаю. Все время. Особенно в начале и в конце дня.
Я кивнул. Это были худшие моменты, когда требования жизни и долга отвлекали меньше, и потеря чувствовалась острее. Пустота на другой стороне постели. Эта секунда после пробуждения, когда ты забываешь, что там никого нет, а потом наступает ужасное мгновение, и ты вспоминаешь, что теперь ты один.
- Ты - я помедлил, прежде чем продолжить, - ты когда-нибудь видела ее?
Адрианна долго не отвечала. Ее руки в перчатках сжались, потом медленно расслабились, словно она сознательно приказала пальцам разжаться. Ее плечи содрогнулись.
- В снах, - сказала она наконец.Так часто Видеть ееэто прекрасно, но потом так ужасно осознавать, что это не по-настоящему Я благословляю эти сны, и проклинаю их. Ты это имеешь в виду?
Она пристально смотрела на меня, явно надеясь, что яради моего же благаотвечу утвердительно.
Но я зашел слишком далеко, чтобы лгать. Слишком много произошло со мной, чтобы я пытался найти утешение в легкой лжи.
- Нет, - ответил я.Ты видела ее наяву?
- Нет, - быстро сказала она, и глубоко вздохнула.А ты видел Элиану?
Я не ответил, глядя в огромные темные глазницы черепа.
- Больше, чем один раз?спросила Вейсс.
- Да, - произнес я, едва шевеля губами.
- Где?
- В Мальвейле.
- А в городе?
- Нет. Только в доме. Только ночью.
- Как ты думаешь, что же это действительно ?спросила она.
- Я не знаю.
- Это не может быть Элиана.
Я вздохнул, не желая признавать эту вероятность. Еще вчера я согласился бы с ней. Но не сегодня. Объяснения, к которым я пытался прибегнуть, больше не подходили.
- Ты прошел через многое.
Даже этих слов было достаточно, чтобы воспоминания о Клоструме снова пробудились к жизни. В последние несколько дней они словно дремали, отодвинутые в сторону переживаниями, вызванными появлением Элианы. Я заставил себя не забывать, что нахожусь в соборе. Нельзя было позволить ужасам прошлого захватить меня здесь.
- Это не то, что ты думаешь. Это не порождение моего разума.
- Ты уверен?
Да. Нет.
- Ты поговоришь с Кальвеном?
- Да.
Казалось, мой ответ удовлетворил ее. Она больше ничего не сказала, лишь успокаивающе слегка сжала мое плечо, давая мне понять, что я не один.
Кардинал взошел на свою кафедру и началась служба. Стаи серво-черепов летали по собору, извергая из своих открытых челюстей облака фимиама. Я с благодарностью вдыхал его аромат. Началось пение гимнов, и я с энтузиазмом присоединился. Я пел о нашем смирении перед властью Императора, и о полном повиновении Имперскому Кредо. Я осуждал грех свободомыслия. Я приветствовал уничтожение еретиков. Я не слышал свой голос. Когда я произносил слова гимна, казалось, словно целый огромный хор прихожан пел моими устами. Я был частью целого, одним из тысяч прихожан в соборе, которые пели, мыслили и повиновались как один человек. В этом я нашел утешение. Мои глаза наполнились слезами, и я вверил свою душу в железные объятия Императора. Здесь не было места сомнениям. Здесь нечего было бояться, кроме греха неповиновения, который мог навлечь праведный гнев на грешника.
Мы пропели гимн, и кардинал Кальвен Ривас заговорил:
- Для каждого из нас, - начал он, - есть только повиновение Императору. Ничто невозможно вне Его закона и вне догм Имперского Кредо. Каждое наше деяние должно вершиться в согласии с законом Его, и таким образом, каждое наше деяние, и каждая наша мысль есть повиновение Ему и преклонение пред Ним, ибо ничто не может быть умышлено вне Имперского Кредо.
Я слушал с напряженным вниманием. Ривас говорил то, что мне нужно было слышать, и то, чего я боялся. Я пытался напомнить себе об этих заповедях, пытался сделать, чтобы вера снова была сильна в моей душе. Подчинение воле Императора поддерживало меня на всех полях сражений. Даже в кошмаре Клострума, когда ужас тиранидов и позор поражения обрушился на меня, я находил утешение хотя бы в том, что умру, служа Императору без сомнений. Но сейчас мне было трудно верить столь же непоколебимо, как верил я раньше в каждую из заповедей Имперского Кредо. Они отрицали, что виденное мною в Мальвейле возможно. Если все, что я видел, было иллюзией, значит, мой разум действительно стал предавать меня. Но если хотя бы что-то одно из этого было реальным, что тогда?
Если ничто из этого не было реальным, значит, не была реальной и Элиана. И принятие этого должно было изгнать ее. Такая мысль была для меня невыносима.
Но, признаваясь честно, я не мог поверить, что все это иллюзия. Особенно после последней ночи. В Мальвейле что-то происходило. Что-то реально происходило. И я уже зашел слишком далеко, пытаясь притворяться, что это не так.
- Иллюзии обладают реальными последствиями!громогласно объявил Ривас.Отрицать эту истину есть преступление!
Воистину так.
Служба длилась три часа, три часа я метался между утешением и отчаянием. И когда она закончилась, я чувствовал себя не лучше, чем до нее.
Я должен был поговорить с Ривасом.
- Я подожду тебя, - сказала Вейсс. Прихожане медленно расходились.Увидимся у дверей.
Я поблагодарил ее и направился к ризнице. Она располагалась в дальнем конце лабиринта коридоров за алтарем. Дверь была открыта, и Ривас в своих кардинальских ризах стоял, опираясь о письменный стол. Когда я вошел, кардинал улыбнулся.
- Ты ждал меня?спросил я.
- Конечно.
- Потому что ты видел меня в ложе?я ощутил укол вины, потому что за столько дней впервые нашел время посетить церковную службу.
- Потому что я видел страдание на твоем лице.Он указал на железное кресло с высокой спинкой в углу комнаты. Кресло было повернуто к его столу, за которым стоял небольшой алтарь. Сидеть на этом месте означало находиться одновременно под взглядом кардинала и Императора. Воистину, место, спасительное для души.
- Что происходит, Мейсон?спросил Ривас.
Я сел в кресло, глядя прямо вперед, в глаза моего друга и в глазницы черепа на алтаре. Я рассказал Ривасу все, настолько спокойно, насколько мог, говоря только правду без преувеличений. Я описал то, что казалось мне реальным, и то, что могло быть иллюзией. Я уже не мог решить, что из этого было реальным, а что нет. Кошмар, в котором лицо Элианы превращалось в череп, тревожил меня все больше. Я не хотел думать, что безглазый ужас был более реальным, чем представляло мое подсознание.
Ривас слушал, не прерывая меня. Когда я останавливался, он иногда просил меня пояснить что-то подробнее или продолжить рассказ. Все это время он почти не двигался, но морщины на его лице, казалось, становились все глубже, а в глазах все больше была заметна тревога. Когда я рассказал все, он спросил:
- Ты переживал что-то подобное раньше?
- Нет. Хотя Адрианна сказала, что мое душевное состояние не столь стабильно, как прежде.
- Наверное, она выразилась более тактично?
- Да.
- Ты считаешь, что она не права?
- Насчет моего состояния она права. Но не насчет того, что лишь им можно объяснить то, что я видел.
Ривас сжал руки, потом разжал. Он выглядел явно более обеспокоенным, чем Вейсс.
- Я согласен с тобой, - сказал он.Я думаю, что, возможно, что-то не так в самом Мальвейле. Я считаю, тебе нужно уехать оттуда немедленно.
- Что в нем не так? Что может вызывать такие явления?
Ривас огорченно вздохнул.
- Я не знаю.
- Есть что-то в Имперском Кредо, что может объяснить виденное мной?
- Нет, - Ривас, казалось, хотел сказать что-то еще, но замолчал. Я узнал взгляд на его лице. Это было выражение лица человека, столкнувшегося с неприятным парадоксом.
- Я видел призрак Элианы?спросил я прямо.
- Призраков не бывает.
Ответ Риваса казался слишком банальным. Он был будто процитирован, в нем не было убежденности.
- Тогда
- У меня нет ответа для тебя сейчас, - сказал Ривас. Он осторожно выбирал слова.Я не хочу делать поспешных выводов, но ты видел что-то. Поэтому я предлагаю тебе покинуть Мальвейль.
- Я не могу, - за весь день, полный сомнений, это были самые категоричные слова, которые я произнес.
- Почему?
- Ее дневник Я начинаю понимать, что означало оставить ее здесь. Какую ответственность ей пришлось на себя взвалить
- Ничего такого, о чем она не знала бы. И ты покидал Солус и раньше, когда дети были совсем маленькими. И с ней было все в порядке.
- Возможно. Я не знаю. Но в этот раз что-то сломало ее. Что-то убило ее, Кальвен.
Он печально кивнул.
- Я думаю, если я останусь в Мальвейле, у меня будет шанс на искупление - произнес я.
- Перед кем? Кто будет прощать тебя? Не Элиана. То, что ты виделэто не она.
- Я не могу рисковать, что это может оказаться не так.
- А Катрин и Зандер? Пусть хотя бы они уедут из Мальвейля.
Я покачал головой, чувствуя упрямое нежелание так поступать. Моя семья снова была вместе. Зандер начал проявлять признаки понимания, что такое долг. Катрин разговаривала со мной без враждебности. Может быть, мы никогда не будем близки, но мы не были теперь и совсем чужими. Я не мог отбросить все, что сумел достигнуть.
- Они ничего не видели и не слышали.
- Ты можешь со всей честностью сказать, что они там в безопасности?