- Чего я не понимаю, - сказал я, - так это почему нас не уничтожили еще давно. Почему Монфоры не использовали ту картину против нас? Почему Вет Монфор не использовала ее против меня? Если я действительно опасен для нее, почему не уничтожить меня сейчас?
- Она не может использовать ее, - ответил Ривас.Эта картинасамое неопровержимое доказательство ереси Девриса, но доказательство настолько опасное, что его невозможно использовать. Оно всегда должно быть спрятано. За одно лишь владение такой проклятой вещью Инквизиция может приговорить Монфоров к смерти. Если бы они предъявили эту картину сразу после того, как заполучили ее, это было бы другое дело. Но они так не сделали. Они решили сохранить ее у себя, и для каждого следующего поколения Монфоров это решение становится все более гибельным. Твой род своими деяниями пытается искупить преступление одного предка. А тайна, которую хранят Монфоры, все больше и больше усугубляет их преступление. Им нужно какое-то другое доказательство.
- Картина стала ловушкой и для нас, и для них.
- Если зло может быть изгнано, ты станешь свободен. Картина тогда станет преступлением одних Монфоров.
- Значит, мы должны готовиться к бою.
- Где твои дети?спросил Ривас.
- Я точно не знаю. Они должны были вернуться поздно.
- Не настолько поздно. Сейчас уже почти рассвет.
Чтобы прийти сюда, мне понадобилось больше времени, чем казалось.
- Тогда они, наверное, в доме, - сказал я.
- Они должны уйти оттуда. Скажи им, когда увидишься с ними. Они должны уйти и не возвращаться туда.
- Думаю, будет лучше, если ты им это скажешь, - заметил я.Твои слова будут более весомы.
Я вспомнил реакцию Зандера, когда пытался поговорить с ним об Элиане. И Ривас будет точно знать, говорит он с настоящими детьми или нет.
«А сам Кальвен настоящий?»
«Да. Я больше нигде его не видел. Я только что держал его руку в своей».
- Хорошо, - сказал Ривас.Я поговорю с ними. А тебе пока лучше остаться здесь. Когда я буду готов, мы сразимся с Мальвейлем вместе.
- Нет. Я должен вернуться.
- Во имя Императора, почему? Я еще раньше просил тебя покинуть Мальвейль. И умоляю не возвращаться туда сейчас.
- Я понимаю. Но ты должен понять, что я должен туда вернуться.
- Я не понимаю.
- Сегодня ночью я снова видел Элиану, - сказал я.В прошлый раз я покинул ее. Если я не вернусь, то нарушу свою клятву ей.
- Это не Элиана!
- Это она. Она настоящая. Я знаю это всем сердцем. Она такая же настоящая, как и я.
«Она более настоящая, чем все остальное вокруг меня».
- Один день, - умоляюще произнес Ривас.Дай мне один день.
- Я не могу.
- Ты знаешь, чем рискуешь?
- Думаю, да. Если я погибну, пусть будет так. Да и нет смысла мне прятаться где-то еще. Призраки всегда следуют за мной. Я видел их в городе. Я видел Элиану у моста Кардинала Рейнхардта. Видел ее на площади. Слышал призраков в соборе.
- Что же это за скверна?в ужасе прошептал Ривас.
- Мы не можем позволить этой скверне длиться. Мы должны уничтожить то, что выпустил Деврис, уничтожить раз и навсегда. Мальвейль захватил душу Элианы и держит ее в некоем роде тюрьмы. Я должен попытаться спасти Элиану и
Я едва не сказал «и детей», но вовремя остановился. «Он верит, что мои дети взрослые. Надо сказать ему то, что он поймет».
- Мое дело не умрет со мной. Катрин и Зандер продолжат его.
«Они же так сказали, не так ли? Если взрослые дети настоящие, то это правда».
- Я не буду никого пускать в дом. Никто не подвергнется опасности кроме меня.
- Как Адрианна и Тервин?
- Они пришли в Мальвейль и умерли там. Я не смогу удержать людей от посещения дома, если не буду там.
Ривас некоторое время размышлял, глядя в пол. Наконец он сказал:
- Вижу, что тебя не отговорить.
- Да.
- Хорошо. Я прикажу отвезти тебя назад.
- Спасибо тебе. За все.
Я не видел призраков на обратном пути. Теперь я чувствовал себя более сильным и решительным. Необходимо было действовать, и я действовал. Я всегда чувствовал себя лучше, когда мог навязать бой врагу. Возможно, призраки ощущали это.
Я не боялся смерти. Неудача, бесчестье, проклятие, гибель тех, кто был доверен моей заботеэтого я боялся.
Когда я снова вошел в Мальвейль, в доме было тихо. Я настороженно поднялся по главной лестнице, ожидая ужасов за каждым углом. Мрак и тишина встретили меня. И больше ничего.
Я не стал останавливаться у комнат Зандера и Катрин. Услышал бы я в них что-то или нетв обоих случаях это могло быть обманом. Я должен был оставаться сосредоточенным и не позволить дому отвлекать меня от настоящего боя, который состоится завтра. Пусть Ривас подготовится и найдет оружие, которое нужно ему для этой кампании. А я подготовлю поле будущего боя, насколько смогу.
И Элиана будет знать, что я не покинул ее.
Когда я рухнул на кровать, то был в состоянии, настолько вышедшем за пределы обычной усталости, что не знал, как его назвать. Однако я заснул не сразу. Перед моим мысленным взором появилось изувеченное тело Тервина, а рядом с ним труп Адрианны Вейсс, и они взывали о справедливости. Я застонал от ужаса и чувства виныи на помощь мне пришла Элиана.
Ее образ становился все отчетливее в моем воображении. То, что я увидел ее снова, даже издалека, после того, как в Хранилище Секундус бежал от нее, словно трусэто дало мне надежду, которая была нектаром для моей души, опьяняющим, но мучительным. Радость, горе и тоска по ней слились в одно пылающее чувство. Она вернется ко мне, и на этот раз я смогу искупить свою вину перед ней. Потребность искупить вину была еще сильнее, потому что боль от потери Элианы была такой же сильной, как в первое мгновение, когда я узнал о ее смерти. Я мечтал, что смогу поговорить с ней еще раз и сказать все, что должен был сказать, и попрощаться с ней должным образом. Эта мечта превратилась в кошмар, а кошмар стал частью моей реальности наяву. Но и чудесная надежда тоже стала ее частью. Я снова увижу ее. И эта определенность была чем-то вроде экстаза.
- Я люблю тебя, Элиана, - прошептал я.
Я медленно скользил в небытие. Тоска следовала за мной.
- Я так скучаю по тебе.
Скорбь тоже следовала за мной в сон. И сожаления, не о том, что было не сказано и не сделано, но напротив, о том, что было сказано и сделано, о всех радостях, маленьких и больших, которых я больше никогда не испытаю. Я мог надеяться освободить Элиану. Я мог надеяться на достойное прощание с ней. Но то, что было потеряно, больше никогда не вернется.
Звук ее смеха. Скептический оттенок ее голоса, когда я говорил что-то глупое. Легкое прикосновение ее руки к моей шее. Веселье в глазах после разделенной шутки.
Все ушло навсегда. Остались лишь воспоминания. Воспоминания, которые были смутными, искаженными, неполными, постепенно забывавшимися. Моя потеря не была однократно случившимся событием. Это был ужасный, мучительный процесс. Смерть Элианы была лишь началом ее потери. Время будет стирать ее образ из моей памяти, пока не останется ничего кроме боли сожалений и полного осознания мучительной, бессмысленной жестокости потери.
- Я хочу, чтобы ты вернулась!закричал я во сне.
И в этом сне она ответила. Элиана пришла ко мне.
Я повернулся на другой боки она была здесь в постели. И здесь была ее улыбка, и здесь были ее глаза. Обещание утешения, ушедшее навсегда.
- О, любовь моя, - прошептал я и заплакал.
- Шшш, - произнесла она.Все хорошо. Я здесь. Я здесь.
Она погладила мою щеку. Стерла пальцем мои слезы. Я снова заплакал при этом прикосновении. Я так хорошо знал его. Я чувствовал тепло ее кожи. Одна из потерянных радостей вернулась ко мне. Я прошептал ее имя и потянулся к ней.
Она оказалась в моих объятиях, а яв ее.
Мы поцеловались. Начало поцелуя было преисполнено радостного неверия. Наши губы едва соприкоснулись, словно их прикосновение могло прервать сон и отбросить меня обратно, в холодную реальность скорби. Но Элиана не исчезла. Она поцеловала меня еще сильнее, и я ответил ей тем же.
От неверия мы перешли к нежности, а от нее к страсти.
Слезы лились из моих глаз, и между поцелуями Элиана еще раз улыбнулась и сказала:
- Все хорошо. Я здесь. Я здесь.
Мы обняли друг друга с еще большей страстью.
Широкая улыбка Элианы сияла передо мной.
Слишком широкая.
- Все хорошо. Я здесь. Я здесь.
Вдруг Элиана изменилась. Ее тело стало будто размягчаться и таять. Плоть растекалась тягучей массой, текла, как зыбучий песок, и обрастала чешуей. Рогами. Ее смех звенел, словно лязг ужасных цепей.
Ее ногти стали словно клешни.
Словно шипы.
«Я здесь. Я здесь».
Ее голос стал хриплым. Улыбка все расширялась, разрывая щеки. Плоть сползала с костей и оборачивалась вокруг меня. Волосы ее стали словно паутина, а потом превратились в пленку из плоти, наброшенную мне на голову.
«Я ЗДЕСЬ! Я ЗДЕСЬ!»
Ее рычание оглушило меня, ее зубы вцепились в мои губы, и я закричал. Я отчаянно бился, но утопал в разрастающейся плоти, давился, задыхался. Я вопил и вопил в ужасе, пытаясь вырваться из сна, освободиться из удушающих объятий плоти.
Наконец я очнулся, крича и рыдая от страха. Я не мог видеть, не потому что волосы-плоть закрывали мои глаза, а потому что глаза были крепко зажмурены. Сейчас я открою их и все будет хорошо, это всего лишь очередной кошмар.
Наконец я решился открыть глаза.
Я успел заметить, как что-то мелькнуло, исчезая обратно в сончто-то, похожее на огромную клешню.
Это был сон. В моей постели не было Элианы.
Но была кровь. Моя кровь, вытекавшая из порезов на спине и раны в боку, где, казалось, что-то застряло.
На постели там, где лежала Элиана, осталось углубление, а вокруг него корчились и извивались кусочки бледной кожи. Они сворачивались, сжимались, растворялисьи, исчезая, они смеялись пронзительным смехом удовлетворенной страсти.
Мой рот был широко, болезненно открыт. Мой вопль застрял в груди. Я смог издать лишь слабый свист, звук мучительного стыда, разрывавшего меня.
А плоть кошмара смеялась, смеялась и исчезала.
ГЛАВА 17
Прошло какое-то время, прежде чем я смог дышать, и мои вздохи были прерывистыми и болезненными. Я уже не мог плакать. Я стонал, издавая такой звук, словно клешни кошмара вырывали мое сердце из груди. Стон перешел в пронзительный вой, я зажмурил глаза, не желая смотреть на мир вокруг, на следы того, что я сделал. Когда я открыл глаза, они закатились, мой взгляд был абсолютно пустым. Весь мир был чудовищем, на которое я не мог смотреть.
Я вцепился ногтями в свою кожу, оставляя на левой руке длинные царапины, пока не потекла кровь. Стоная от стыда, я терзал себя, словно мог вырвать скверну того, что я сделал.
- Повинуйся, и очищен будешь, - молился я.В повиновении нет места мысли.
Я стал царапать руку сильнее, и по ней полилась кровь. Если бы в комнате была плеть, я бы бичевал себя, пока не содрал последний дюйм кожи со спины.
- Я не делал этого. Император, сделай так, чтобы я не делал этого
Нечестивая плоть осталась на моей постели после того, как я проснулся, но в этом и было дело. Я проснулся. Мальвейль атаковал меня во сне. Я поддался нечестивому искушению.
«Это не была Элиана»
«Но она была такой настоящей»
«Это не она. Не она. Не она».
Кожа сдиралась под ногтями моих аугметических пальцев. Боль была искуплением, но этой боли было недостаточно.
«Оно было похоже на нее из-за моих воспоминаний о ней. Оно взяло ее из моего разума. Это мой грех, не ее. Ее здесь не было».
Мальвейль пытался заставить меня бояться ее. Пытался разлучить нас. Я должен был видеть в этом надежду. Это нападение должно было придать мне решимости. Оно означало, что я был угрозой, что я действительно мог сделать что-то для Элианы.
И оно почти сработало. Когда я пытался думать об Элиане, все, что я мог представитькак ее тело превращается в бесформенную массу голодной плоти, обволакивавшей меня. Лишь чувство стыда не позволило мне окончательно поддаться ужасу. Мальвейль перестарался. В отчаянии, охватившем меня, был осколок надежды. Я пылал от презрения к себе. Я хотел предать свое тело пламени, очистить свой грех и свою слабость, обратить в пепел мерзость, которой я стал. Я был уверен, что именно этого и хотел Мальвейль. Но моя ненависть к себе не позволила мне окончательно утонуть в кошмаре.
Я должен быть наказан за этот грех. Не она.
Я все еще верил в нее. В то, что смогу спасти ее. Более чем когда-либо, ее спасение станет моим. Единственный способ, которым я смогу смыть с себя этот позорисполнить мою клятву ей.
Моя левая рука дрожала. Боль пронзала ее от запястья до плеча. Рука превратилась в массу ран, синяков и крови. Мои бедра тоже кровоточили. Мое тело было осквернено. Я думал, что никогда уже не смогу очистить его. Моя душа тоже была изранена.
Но не убита. Война еще не закончена. Я не сдамся. Я сумею победить этот дом.
Я оставался в своей комнате, наблюдая из окна, пока не увидел, как Катрин и Зандер вышли из дома. Я не мог встречаться с ними сейчас. Я не мог доверять им. Я не мог доверять себе. Если они настоящие, то Ривас предупредит их, чтобы они ушли из Мальвейля, и тогда, милостью Императора, они будут в безопасности.
«Как Адрианна? Как Тервин?»
Если они самозванцы, я не хочу иметь дела с их ложью.
Ривас сдержит свое обещание. В этом я не сомневался. Он придет сегодня, и мы сразимся с Мальвейлем. А тем временем я подготовлю поле боя, насколько смогу.
Я оделся, словно собираясь идти на заседание Совета. Длинный мундир губернатора скрыл кровь, просачивавшуюся сквозь мою рубашку. Когда я спустился в вестибюль, там меня ждал Карофф.
- Мне распорядиться, чтобы Белзек отвезла вас к Залу Совета, мой лорд?спросил он.
- Нет, - сказал я.Сегодня мне не понадобится ее служба. И твоя тоже. Я хочу остаться один. Все остальные должны покинуть дом.
- До вечера, мой лорд?
- До моих дальнейших распоряжений. Никто не должен входить в Мальвейль, пока я не прикажу.
Старый управляющий нахмурился и обеспокоенно посмотрел на меня.
- Со всем уважением, мой лорд, и с глубокими извинениями, но я очень прошу вас пересмотреть это решение.
- Твои опасения приняты во внимание, Карофф, но мое решение окончательное. Такова моя воля. Пожалуйста, распорядись, чтобы это было выполнено немедленно.
Он не двинулся с места. Должно быть, ему было очень нелегко сопротивляться привычке к немедленному повиновению.
- Я не выполнил бы свой долг перед вами, мой лорд, если бы настоятельно не просил вас передумать. Дело в том, что - он не сразу подобрал слова, - я полагаю, вам опасно оставаться здесь.
- Я знаю, - тихо сказал я.Именно поэтому я хочу, чтобы ты и все остальные ушли из дома.
- Мой лорд, пожалуйста, не требуйте этого от меня. Я видел, что ожидает на этом пути. Я не хочу потерять еще одного лорда Штрока.
«Сколько их ты уже потерял?». Эта мысль поразила меня, вызвав подозрительность. "Не одного Леонеля? Сколько же ты здесь служишь управляющим? Я видел тебя ночью. Или ты ходил по этим залам с самого начала? Ты всегда притворялся, что служишь нам, а был верен лишь Мальвейлю?"
- Я делаю то, что велит долг, - сказал я более твердым голосом.И от тебя ожидаю того же.
- Во имя этого долга я остаюсь здесь, мой лорд.
Я шагнул к нему.
- Уходи, - сказал я.Немедленно. Или я буду знать, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
Он увидел угрозу насилия в моих глазах и попятился.
- Да, мой лорд.
Я бы выхватил свой меч, если бы он был при мне. Нежелание Кароффа уходить насторожило меня. Я оставался в вестибюле, наблюдая, как слуги уходят, пока не убедился, что все они вышли из дома. После этого я последовал за ними на улицу, чтобы пронаблюдать, как они уходят. Они шли по подъездной аллее и были совсем не похожи на призраков. Они были четко видны в дневном свете, в них не было никакой расплывчатости. Впервые за много дней небо было ясным, и скупые солнечные лучи освещали земли Мальвейля. Все линии окружающего мира казались твердыми - и хрупкими. Нельзя было доверять даже тому, что являлось реальным. Его прочность была иллюзорной, его стабильностьлишь временной.
Слуги, кажется, не были призраками. Кажется. Я не мог доверять никому, кто был связан с этим домом. Подождав, пока последние слуги скроются из вида, я вернулся в дом и запер двери.
В своей комнате я взял дневник Элианы, и принес его в библиотеку. Осталось дочитать лишь несколько его страниц, но они были заполнены настолько неразборчивыми безумными каракулями, что на расшифровку последних мыслей Элианы могли уйти многие часы. Однако эта задача казалась мне необходимой частью подготовки к бою. Если на этих страницах можно было найти хоть один намек на природу скверны Мальвейля, я должен был его найти. Я боялся того, что ждало меня в конце дневника. Я боялся этого преддверия к самоубийству Элианы. Но моим долгом было дочитать его до конца.