Я поморщился.
- Похоже, он слишком ленив, чтобы участвовать в коррупционных схемах.
- И мне так кажется. Он достаточно богат, чтобы развлекаться в свое удовольствие.
- И незачем утруждаться, чтобы стать еще богаче - мрачно вздохнул я. Воистину печально, если участвовать в предательстве не позволяет всего лишь лень.
- И снова, лучше пусть так, чем иначе, - негромко сказала Вейсс.Монфор не подпускает его к важным делам, и он, похоже, вполне этим доволен. Ты можешь это изменить. Он все-таки твой сын. Трудно поверить, что кровь Штроков настолько слаба в нем. Его сестра не такая.
- Верно, - кивнул Ривас.Она исполняет свой долг достойно.
- Я слышал о ней, - сказал я. Катрин служила инструктором в Схоле Прогениум в Вальгаасте. Я гордился ею настолько же, насколько был разочарован Зандером.
-Почему ты с ней еще не встретился?спросил Ривас.
- В последний раз я связывался с ней, когда умерла Элиана. Катрин ясно дала понять, что больше не хочет со мной разговаривать. Это было давно
- Но кажется, что совсем недавно, да?спросила Вейсс.
- Да.
- Как ты сам себя чувствуешь после возвращения?поинтересовался Ривас.
Я вздохнул.
- Мне казалось, что будет немного легче от того, что у меня не было воспоминаний о том, как я жил в Мальвейле вместе с ней. Но увы. Это тяжело.
- Император направит тебя, - заявил Ривас.
- Мне воистину нужна Его помощь.
Еще через час я попрощался с ними, пожелав им доброй ночи. И когда я закрыл за ними дверь, то в первый раз оказался в Мальвейле совсем один. В наступившей внезапной тишине я приготовился, что на меня вновь обрушатся воспоминания о Клоструме. Днем мне помогала загруженность делами. Но ночей я научился бояться до ужаса. Я ожидал, что сон будет недолгим и полным кошмаров. Я знал, что когда останусь один, крики умирающих солдат вновь раздадутся в моем разуме.
И, когда я отвернулся от двери и стал подниматься по ступенькам, мертвые снова воззвали ко мне. В мои мысли хлынули ужасные картины Клострума, бесконечного потока чудовищ и льющейся крови. Но они не заставили меня остановиться. Мальвейль не исчезал из моего восприятия. На этот раз я не погрузился до конца в мучительные отзвуки памяти своего поражения. Воспоминания были, но они не обладали той же силой, что раньше, потому что они были не одни. Их сопровождали другие воспоминания о других потерях. Тишина Мальвейля была словно наполнена эхом всех утрат моей жизни. И самой мучительной из них была скорбь о смерти Элианы. Она будто накрыла меня. Каждая секунда, которую я проводил в этом доме, могла быть секундой, в которую я мог бы быть с Элианойно не был с ней.
Мы были украдены друг у друга, и я не знал, почему. Я не знал, как она умерла.
К тому времени, когда я поднялся по ступенькам, тишина в доме казалась иной. Это было уже не безмолвие. Это был словно белый шумкак будто все мои утраты сразу оглушительно вопили от боли. Это была стена в воздухе, сжимавшаяся вокруг меня, пока я уже не мог дышать.
Я бросился бежать по коридору, и приступ головокружения обрушился на меня. Я не испытывал его с того дня, как посещал Мальвейль с детьми, но сразу узнал это ощущение. Пол превратился в тонкий леди угрожал превратиться в разреженный воздух. Я пошатнулся, мое тело инстинктивно искало твердую землюно ее не было.
Шатаясь, я схватился за голову.
- Прекрати, - сказал я себе, надеясь, что звук моего голоса изгонит эту вопящую тишину.Прекрати!
Я вложил всю силу воли в этот приказ, но моя душа отказывалась повиноваться, и головокружение становилось только хуже. Казалось, сейчас я провалюсь сквозь пол и полечу вниз и вниз, к самому ядру Солуса. Все было нереальным. Реальными были только утраты и горе.
Я остановился, оперся о стену и закрыл глаза.
- Хватит, - произнес я.Хватит.
Я продолжал повторять это слово, пока не смог сосредоточиться на его звуке, реальном звуке моего голоса. Белый шум стал уменьшаться, и пол под ногами становился более твердым.
Шатаясь, я направился к двери своей спальни. Голова все еще кружилась, и эхо скорби рыдало где-то на краю памяти. Делая глубокие вздохи, я старался успокоить бешено колотившееся сердце.
Но я не испытывал удивления. Я ожидал чего-то подобного.
«Ты знал, что эта первая ночь будет нелегкой. И следующая ночь тоже. И ночь после нее. Это часть твоего боя. Часть твоего покаяния».
- Император защищает, - прошептал я, собираясь с духом.Император хранит.
Я преодолел последний пролет лестницы почти не шатаясь, и вошел в спальню. Сразу же я рухнул в кровать, чувствуя, что одержал маленькую победу, поборов головокружение и воспоминания.
Но воспоминания еще не были побеждены. Они лишь ждали, пока моя защита вновь ослабеет. Я жаждал снаи боялся его. Я снова начал делать глубокие вздохи, прислушиваясь к их звукам, держась за их ритм, словно они могли заглушить тот белый шум, угрожавший затопить мою душу.
Потом я заснул. Я провалился в сон. Провалился в кошмар, и это был кошмар падения.
Элиана падала.
Я видел, как она прыгнула с башни, и в этом видении она была не одна. Она держала за руки Катрин и Зандера, которые были еще детьми. Маленькими детьми, которые никогда не станут взрослыми, потому что их мать схватила их и потянула за собой с башни. Они падали вместе с нейи они кричали. Их лица заслонили все остальное перед моими глазами. Лицо Элианы было бесстрастным. Она падала молча, не издавая ни звука, ее губы были сжаты, а мертвый взгляд устремлен на приближавшуюся землю. Катрин и Зандер вопили, их лица были искажены ужасом и горечью предательства.
Это сновидение было самым живым и ярким из всех, что я видел. Я чувствовал порыв ветра, когда моя жена и дети падали с башни. Вопли детей пронзали мой слух. Я видел, как развевается их одежда при падении.
Я чувствовал, что и сам пытаюсь завопить, но мог только молчать в ужасе. Однако при этом я знал, что это сон. Какая-то крошечная часть меня понимала, что это не реально, и что этот ужас закончится, прежде чем моя жена и дети ударятся о камни.
Такова была природа кошмаров. Так им не позволялось свести нас с ума.
Треск удара разбудил меня. Теперь я мог кричать.
ГЛАВА 4
Оставшуюся часть ночи я не спал. Я сидел у окна и ждал наступления дня, преследуемый воспоминаниями, словно коварными хищниками. Кошмар нависал надо мной, будто дьявольское подводное течение тянуло мои мысли назад, к воплям падающих детей и тошнотворному хрусту костей от удара о камни. Сон был ярким, словно реальное воспоминание, и пугающим, как правда. Когда я пытался выбросить его из головы, меня затягивала темная гравитация Клострума.
Ночь была долгой. Я молился, но хотя произносил слова вслух, не мог на них сосредоточиться. Когда наконец за окном начал сереть утренний свет, и можно было разглядеть капли дождя на стекле, я облегченно вздохнул.
Я едва не заснул снова, успокоенный дневным светом. Но я воспротивился этому соблазну. У меня были обязанности. У меня была гордость. Я не подчинюсь более слабой части себя. И буду спать ночью. Я научусь нормально спать снова.
Я оделся и, спускаясь из своей башни, услышал, как в Мальвейль входят слуги и приступают к дневной работе. Я задержался на втором этаже, давая время кухонной прислуге приготовить мне завтрак. За это время я осмотрел другие комнаты в этом крыле. Некоторые из них были совсем пустыми, с голыми полами, и стенами, лишенными украшений. Вероятно, из-за того, что Леонель делал в них, единственным способом сделать их вновь пригодными для использования было полное очищение. Ближе к центральной лестнице оказалась пара спален, еще обставленных мебелью. Но и они производили впечатление мучительно пустых.
Карофф нашел меня в комнате, ближайшей к лестнице. Кровать, кресла и гобелены в ней были темными, но общее впечатление от нее было скорее теплым, чем мрачным.
- Желаете завтракать, лорд-губернатор?спросил управляющий.
- Да, - рассеянно сказал я.Эту комнату надо использовать. Мальвейль надо использовать.
- Мой лорд?удивленно переспросил Карофф.
- Вы проделали хорошую работу, - сказал я.Надо сделать еще кое-что. Я хотел бы, чтобы вы скорее подготовили эту комнату и ту, что рядом с ней.
- Конечно, мой лорд. Могу я узнать, каких гостей мы ожидаем?
- Со временем мы можем ожидать много гостей. Я надеюсь на это. Но эти комнаты не для них. Я хотел бы, чтобы вы подготовили их для моих детей.
Карофф удивленно посмотрел на меня.
- Они поселятся в Мальвейле?
- Я собираюсь пригласить их сюда.
- Ясно, мой лорд, - он нахмурился, явно взволнованный.
Я положил руку на его плечо.
- Я точно знаю, о чем говорю, - сказал я.Они могут не принять приглашение сейчас или вообще никогда. Но мы будем действовать в уверенности, что они примут приглашение. В конце концов, это дом Штроков. Он должен иметь возможность принять всю семью.
Какова бы она ни была. Ни у Катрин, ни у Зандера не было детей. Были другие родственники, другие ветви семьи Штроков, рассеянные по всему Солусу. Если мой род прервется, другая ветвь Штроков займет его место, как я занял место Леонеля, умершего, не оставив наследников.
- Я прослежу, чтобы комнаты подготовили, лорд-губернатор, - сказал Карофф.
- Благодарю вас.
Теперь от меня зависело, чтобы усилия Кароффа и слуг не пропали даром.
Я вернулся на Солус с надеждой не только восстановить экспорт продукции на прежний уровень. Я не был уверен, надеялся ли я исцелиться. Не знал, возможно ли это. Но я все же думал о том, кто станет моим наследником. И я скучал по своей семье. По той, какой она была. И хотел удержать то, что еще осталось от нее.
Я начал спускаться по ступеням. Карофф шел на шаг позади меня.
- Вы хорошо спали, мой лорд?спросил он.
Он говорил с таким искренним беспокойством, что я ответил честно:
- Это была трудная ночь.
- Вероятно, нужно будет немного привыкнуть, - он говорил так, будто просил меня подтвердить это.Вам давно не приходилось жить в таком просторном доме.
- Именно так.
Я бы хотел, чтобы он оказался прав.
Я велел Белзек везти меня к Схоле Прогениум. Комплекс аскетичных зданий Схолы располагался примерно в миле к западу от площади Щедрости Императора. Река Обливис огибала Схолу с трех сторон, словно ров, изолируя ее от города, не жившего по суровым принципам этого учебного заведения. На каждом из четырех углов главного здания Схолы возвышались круглые башни. Оно было массивным и мрачным, что придавало ему облик настоящей крепости дисциплины. Его рокритовые стены не потемнели от времени. Они были черными изначально. В облике Схолы не было ничего доброжелательного, и именно так и должно было быть. В нее принимали осиротевших детей офицеров и дворян, детей, потерявших всех, кто мог бы их защитить. Схола превращала их из уязвимых в сильных. Превращала их в штурмовиков, комиссаров и офицеров. Делала их несокрушимым основанием Астра Милитарум.
В вестибюле, словно крепостная башня, возвышалась круглая стойка из черного мрамора. Сидевший за ней солдат был, как и Белзек, ветераном, потерявшим большую часть своего тела на поле боя. Из его плеч тянулись многосуставчатые аугметические руки, один его глаз был бионическим, и, всматриваясь в меня, светился тусклым красным сиянием. Узнав меня, солдат улыбнулся, и встал бы, если бы у него были ноги.
- Полковник!воскликнул он.То есть, лорд-губернатор, прошу прощения
- Все в порядке, солдат. Я еще сам не привык к своему повышению.
Он благодарно поклонился.
- Это честь для меня, мой лорд. Я служил под вашим командованием на Эпсилоне Фрурос.
- Там мы одержали великую победу.
- Да, мой лорд, воистину так.
- Я пришел, чтобы встретиться с инструктором Катрин Штрок.
Солдат на мгновение выглядел изумленным, словно только сейчас понял, что мы с Катрин родственники.
- Конечно, мой лорд, - он сверился с инфопланшетом.Ее лекция по истории скоро закончится. Послать за ней?
-Нет, спасибо. Я к ней приду.
- Да, мой лорд.
Солдат повернулся к сервочерепу, висевшему над стойкой.
- История, Штрок, - сказал он.
Сервочереп пискнул, из его рта появилась пергаментная лента с руническим кодом. Солдат оторвал ее. Рядом со стойкой замер в расслабленной позе сервитор. Солдат вставил ленту с кодом в щель на затылке сервитора, и тот ожил, и отвернувшись от стойки, покатился на своих гусеницах. Я последовал за ним.
Сервитор повел меня по лабиринту коридоров Схолы Прогениум. Мы проходили мимо многочисленных амфитеатров для лекций, дверей, ведущих на площадки для тренировок и в спальни. Наконец сервитор остановился у входа в зал на четвертом этаже. И пока я шагал за ним, мне все больше казалось, что встречаться с Катрин не столь уж хорошая идея. Эта встреча будет куда более трудной, чем с Зандером. Он и я стали просто чужими друг другу. Катрин же разорвала связи со мной. Много раз я раздумывал над тем, что мог бы сказать ейи каждый раз отбрасывал эти предположения. Все это казалось чем-то неуместным. Слишком долго мы не виделись. Разрыв между нами был слишком велик.
Я заглянул в дверь, располагавшуюся в нижней части амфитеатра, и поднял взгляд на ряды скамей, на которых в напряженном внимании сидели студенты. Перед ними, шагая по амфитеатру, читала лекцию Катрин.
- Итак, чему учит нас Эпоха Искупления? Она учит нас тому, что воля Императора в конце концов восторжествует над всякой формой ереси и отступничества. Тому, что искупление возможно. Но также она показывает нам путь к искуплению. Искупление может быть достигнуто лишь огнем, кровью, и истреблением еретиков и предателей. Эпоха Искупления учит нас тому, что милосердие хуже, чем слабость. Оно есть преступление против Императора. Если проявить милосердие хотя бы к одному еретику, это может стать преддверием нового Царства Крови. Те, кто проявляет милосердие, проявляют тем самым нерешительность своей веры. На поле боя нерешительность означает смерть. Она означает поражение. Она означает бесчестье. Если после того, что мы узнали сегодня, среди вас есть кто-то, кто еще верит в милосердие, то знайте, что от меня вы милосердия не увидите.
Ее волосы были такого же рыжеватого цвета, как у ее матери, но у Катрин они были коротко подстрижены. Взгляд, которым она смотрела на студентов, был суровым и мрачным. В своей черной форме и сапогах с каблуками, стучавшими по полу, словно барабан перед казнью, она была воплощением безжалостности Схолы Прогениум. Она держалась необычно прямо, благодаря металлическим креплениям, поддерживавшим ее позвоночник. Высокий воротник, поддерживавший ее шею, еще больше усиливал впечатление от ее властного облика.
Я видел, что она гордится тем, какая служба ей выпала. Но я знал и то, что это была не та судьба, которую она сначала выбрала для себя. Несмотря на наше отчуждение, она решила пойти по моим стопам и поступила на службу в Имперскую Гвардию.
Когда Леонель умер, и наследование перешло к моей ветви рода Штрок, мои дети были автоматически исключены из призыва на службу. Но это не означало, что они не могут поступить в Имперскую Гвардию добровольно. Зандер, разумеется, не собирался этого делать. Но Катрин пошла служить добровольцем, как только достигла совершеннолетия. И там на тренировке она сломала позвоночник. Травма была слишком серьезной, чтобы она могла продолжать службу. Могла бы помочь бионика, но ее сочли слишком большим расточительством для того, у кого нет боевого опыта.
Катрин не могла служить Империуму в бою. И она обратила свою энергию на подготовку будущих офицеровтех, кто мог сражаться. Наблюдая за ней, я ощущал гордость, забывая о своей боли.
Лекция закончилась. Студенты вышли через двери на верхних этажах амфитеатра. Катрин подошла к кафедре и собрала свои записи.
- Привет, отец, - сказала она, не оборачиваясь. Я даже не знал, что она заметила меня.
Я вошел в аудиторию.
- Привет, Катрин.
Она подошла ко мне, остановившись на формальном расстоянии.
- Я слышала о сражении за Клострум, - сказала она.Я рада, что ты выжил.
Это было лишь дежурное приветствие. Ее слова звучали неискренне, и я видел в ее глазах все то же осуждение.
Этого осуждения я и боялся, потому что оно отражало мое чувство вины. После смерти Элианы Катрин враждебно относилась ко мне, и я подумал, что причины ее гнева могли измениться. Теперь она обвиняла меня в том, что я остался жив? Или в том, что я вернулся?
- Скажи, - продолжила она, - ты благодарен за то, что выжил, когда столь многие из твоих солдат погибли?
Теперь она говорила искренне. Любезности кончились, и я только что услышал, что она думала о милосердии.