* * *
С приездом Врана поистине ожил старый замок. На протяжении столетий все прежние владельцы Керморвана заботились лишь о том, чтобы стены его оставались высоки и крепки, а в нижних этажах главной башни не переводились запасы стрел и каменных шаров, которые сбрасывали на головы осаждающих. Вран был первым, кого обеспокоили иные вещи.
Он заказал в Ренне новые гобелены взамен старых, наполовину истлевших, велел доставить десяток красивых медных ламп и расставить их по жилым помещениям, а в довершение всего прибыл целый обоз с сундуками, набитыми одеждой и посудой, металлической и из разрисованного магрибинского фаянса.
Все эти чудеса наполнили маленькую вселенную Ива. Притихший, ошеломленный, мальчик бродил по комнатам, которые знал с детства, и повсюду ему встречались новшества: он как будто попал в чудесный мир, вроде тех, что рисуют в книжных миниатюрах.
Дядя постоянно оказывался поблизости от мальчика; Эсперанса же нигде не было видно.
Коснувшись лампы, изображающей смешного человечка, сидящего на корточках в акробатической позес ладонями, упирающимися в землю, и ногами, закинутыми на плечи, Ив тихо усмехался и тотчас же встречал ответную улыбку Врана:
Нравится? Говорят, такие трюки проделывал Жан Руконожка, придворный шут герцогини Изор Ты слыхал о нем?
Ив качал головой, и Вран тотчас охотно принимался рассказывать:
Жана называли Руконожкой за то, что он ходил на руках с той же легкостью, с какой другие ходят обычным способом, то есть ногами. Он был на удивление уродливмедная лампа, по слухам, его изрядно приукрасила: рот до ушей, глаза навыкате, нос расплющен.
Возможно, он был мавром, заметил Ив. Я читал, что у мавров темная кожа, вытаращенные глаза и расплющенный нос, однако это не является, с их точки зрения, уродством, но, напротив, вполне обычное у них дело. У всякого народа собственные представления о красоте, так что не исключено, что Руконожка кому-то казался красивым
Только не герцогине Изор, отмахнулся сир Вран, стараясь не показывать удивления, которые вызвали у него рассуждения племянника. Уж она-то, во всяком случае, точно считала его уродом, и того же мнения были все ее друзья и подданные. Тем не менее Жан имел глупость влюбиться в свою госпожу и по целым дням таскался за нею следом и вздыхал. Но прекрасная Изор ничего не замечала. Ей и в голову не могло прийти, что шут осмелится на подобную дерзость. Он же не знал, как ей получше услужить, и изобретал все новые и новые трюки, так что герцогиня, бывало, смеялась до упаду.
Ив затаил дыхание: он чувствовал, что сейчас в истории Жана произойдет нечто важное, необратимое, нечто такое, после чего ни сам Жан, ни слушатель истории уже не останутся прежними.
Вран между тем продолжал:
Случилось так, что проделывая очередной прыжок, Жан повредил себе спину. Но, поскольку герцогиня была весела, Жан не захотел портить ей праздника и поскорее закончил выступление: он уполз, помогая себе руками и подражая ящерице. Он надеялся, что отлежится и болезнь его пройдет, но на следующий день все оказалось еще хуже, чем было накануне: он утратил способность двигать ногами, и холод медленно поднимался от колен все выше и выше. Еще через два дня Жан понял, что умираетскоро холод подберется к самому сердцу и остановит его. Между тем герцогиня соскучилась по забавным выходкам своего шута и, узнав о его болезни, явилась к нему сама. Впервые в жизни шут не сумел рассмешить ее и заплакал. И тогда случилась удивительная вещь: заплакала и сама Изор.
Это потому, что душа у нее была добрая, сказал Ив. Голос мальчика подрагивал.
Вран искоса поглядел на племянника и, никак не отзываясь на его последнее замечание, заключил рассказ:
Одна теплая слеза герцогини упала на грудь шута, и сразу же холод отступил. Тогда Изор положила руку ему на лоб и велела поскорее поправляться: «Если ты меня любишь, сказала она, имея в виду, конечно, не любовь мужчины к женщине, которой на самом деле втайне пылал шут, но обычную любовь слуги к доброму господину, то непременно будешь на ногах к нынешнему воскресенью, потому что я жду к себе важных гостей и желаю насмешить их».
Он поправился? спросил Ив с замирающим сердцем.
Да, сказал Вран.
Поначалу он хотел рассказать совсем другое: как шут умер от неразделенной любви, но, видя, как страстно хочется племяннику доброго завершения повести, изменил намерение.
В то воскресенье, говорят, Жан проделал самые забавные свои трюки Впрочем, все это случилось почти сто лет назад.
Другие лампы были столь же причудливы, и с каждой связывалась какая-нибудь история: одна напоминала о верном псе, которого Тристан выучил не лаять во время охоты, дабы тот громким лаем не выдал ревнивому королю Марку местонахождение влюбленных (не могли же Тристан и Изольда, сбежав от короля, отказать себе в удовольствии поохотиться!); другая была отлита в форме хитрого кота Тибальта, приятеля и соперника лиса Рейнеке; третья имела вид оседлавшей философа женщины с распущенной шнуровкой на лифе.
На свете нет другой такой же лампы, рассказывал племяннику Вран. Их делают из воска, обмазывают глиной, а после заливают в форму металл. Воск выливается через специальное отверстие, а глиняную оболочкупосле того, как металл застывает, разбивают
Впрочем, Ива не столько интересовал способ изготовления фигур, сколько связанные с ними истории, и Вран охотно пересказывал одну за другой.
Так Ив узнал о чудесном коне, которого корриганы наделили даром говорить человеческим языком, наказав воспользоваться этим умением лишь трижды за жизнь, и о певце, которого ослепили враги и который проклял их за это, предсказав тем, что трижды они после этого родятся на свети трижды погибнут позорной смертью.
«Я никогда не ослепил бы певца, думал Ив, едва сдерживая слезы, и отпустил бы на волю чудесного коня после того, как он заговорил бы со мной в третий раз. Я не поступил бы так, как поступали все эти неразумные люди, которые погубили себя и других лишь потому, что думали только о себе и собственной выгоде»
Вран поглядывал на раскрасневшееся лицо юноши и улыбался: ему нравилось, как шли дела.
Они с племянником подолгу ездили верхом. С Враном оказалось хорошо не только разговаривать, но и молчать. Он умел просто ехать рядом, поглядывая на море, на редкий лесок или просто бросая взгляды на небобыстрые, почти заговорщические, как будто даже с небом у Врана завязались некие собственные, таинственные отношения, и безмолвствовать. Ив погружался в это молчание, как в воду, и блаженствовал. Дядя не мешал ему мечтать, уплывая в грезах все дальше и дальше от обыденности.
Тем не менее одно столкновение с реальностью Вран для него приготовил. И сделал это быстро и решительно, но так, что Ивв отличие от прочих обитателей замка, ничего не понял.
Через месяц после своего появления Вран начал выпроваживать из замка старую прислугу и выискивать по близлежащим деревенькам новую. И вскоре случилось так, что куда бы Ив ни бросил взгляд, везде он видел хорошеньких юных девушек. Куда-то подевались все те ворчливые старухи, что чистили котлы и разделывали туши животных на кухне, выколачивали пыль из ковров и меховых плащей и били вальками одежду на реке. Теперь, раскачивая бедрами, расхаживали по замку совершенно иные существа. От них исходило свежее дыхание жизни. Все они так и норовили встретиться с Ивом глазами и все весело улыбались ему, когда им удавалось задеть молодого сеньора локтем в тесном коридоре.
Эти девушки смущали Ива и наполняли его сны странными видениями. Ив решил спросить о происходящем Эсперанса: в конце концов, Эсперанс некогда нянчил его на руках, заворачивал в одеяло и кормил с ложки, с таким человеком проще будет поговорить о странных вещах, которые вдруг стали преследовать Ива в сновидениях и наяву.
Но Эсперанс, коль скоро он принял решение сделаться невидимым, скрылся из виду: сколько Ив ни спрашивал о нем, сколько ни обходил раз за разом весь замокнигде своего прежнего воспитателя он не находил.
Вран, разумеется, замечал беспокойство, которое овладевало Ивом все чаще, но делал вид, будто ничего не происходит. Жизнь шла своим чередом, и с молодым сеньором замка Керморван не происходило ничего особенноговсе эти волнения заложены в естество молодых мужчин от века, и коль скоро так заведено, то и печалиться не о чем.
Наконец Ив заговорил с дядей о том, что его беспокоило. Начал он, впрочем, немного со стороны:
Нигде не могу отыскать Эсперанса, дядя.
Вран весело нахмурил лоб.
Кто этот Эсперанс, о котором ты так беспокоишься?
Я о нем не беспокоюсь, чуть смутился Ив, потому что он сам в состоянии о себе позаботиться. Но теперь, когда он мне понадобился, он куда-то запропал.
На что он тебе? осведомился Вран.
Хотел спросить у него кое о чем
Не договорив, юноша махнул рукой и убежал поскорее, прежде чем дядя задаст новый вопрос. Ив неожиданно понял, что обсуждать с Враном странное поведение девушек и их влияние на его снывыше его сил.
Врану, впрочем, и не требовалось никаких объяснений. Спустя час после того, как они с племянником расстались, Вран призвал к себе прачку по имени Матилина и велел ей раздеться.
Матилина без лишних слов скинула с себя одежду: она вовсе не была стыдливой скромницей. Посмеиваясь, Вран погладил ее по плечам, потискал за бока, запустил пальцы в ее волосы.
У тебя хорошая кожа, похвалил он. Совершенно шелковаякак тебе это удается? У простолюдинок кожа грубая.
Только не у меня, отозвалась Матилина, очень довольная происходящим. В деревне болтают, будто я оттого так хороша, что моя мать спуталась с кем-то из знатных господ, но я-то хорошо знаю, что это неправда! Моя бедная мать ни с кем не путалась: всю жизнь только тем и занималась, что чистила рыбу, которую ловил мой отец. Скучная у нее была жизнь и хорошо, что теперь она закончилась: я верю, что матушка на небесах!
Сама-то ты туда не попадешь, сказал Вран, осторожно укладывая девушку на свое ложе.
Может, и попаду, бойко ответила Матилина, потому что мое призваниедарить радость мужчинам, и уж этим-то я занимаюсь от всей души.
Ты не ответила на мой вопросчто ты делаешь со своей кожей, чтобы она не загрубела? напомнил Вран и еще раз провел рукой по телу Матилины.
Я раздеваюсь догола и валяюсь в песке, подобно тому, как лошадь катается по траве, ответила девушка, смеясь. А потом бегу в воду и, какая бы ни была погода, бросаюсь в море так, чтобы оно покрыло меня с головой. Ветер заменяет мне мягкие простыни, когда нужно обсушиться; песок очищает меня от грязи, а вода смывает все, даже грехи
Вран прижал ее руки к покрывалу и наклонился над ее лицом, так что в конце концов весь мир скрылся в блеске ее глаз и белых, влажных зубов.
* * *
Ив проснулся среди ночи от того, что в комнате, возле самой его кровати, кто-то стоял. Мальчик открыл глаза, от всей души надеясь, что сумел сделать это беззвучно: ему всегда казалось, будто веки, размыкаясь, и ресницы, взмывая над щекой, производят некий шум, легко уловимый чутким слухом. Во всяком случае, сам он всегда слышал в темноте этот едва различимый звук. Эсперанс, правда, утверждал, что у его воспитанника слух как у летучей мыши, но Ив не вполне ему верил.
Незнакомец дышал ровно и спокойно, и неожиданно Ив тоже успокоился. Если бы чужак затевал дурное дело, дыхание выдало бы его.
Ив тихо проговорил:
Кто здесь? Не бойсяя не сержусь.
В ответ раздался приглушенный женский смех, и гибкое тело нырнуло под покрывало. Ив ощутил прикосновение гладкой кожи, жадных рук, затем его коснулись очень горячие губы. Он едва не закричал, таким сильным оказалось первое ощущение.
Женщина извивалась рядом с ним, как русалка, выброшенная приливом на берег, она оплетала его длинными прядями волос и щекотала под мышками. Она была груба и нетерпелива, и мальчик потерял голову. Всё темное, незнакомое выступило вперед и властно заявило о своих правах; всё светлое и хрупкое пугливо притворилось, будто его вовсе не существует: и чудесный конь, наделенный даром человеческой речи, и безмолвный пес, верный союзник влюбленных, и герцогиня, подарившая шуту целебную слезинку
Но неожиданно мир опять переменился: в хаос и темноту ворвался свет. Это был багровый, мечущийся свет, какой, вероятно, горит в преисподней: пламя тревоги, которое в силах порвать и смять густую тьму, но не способно ясно вычертить предметы.
Голос, сопровождавший появление этого жуткого света, был ему под статьнизкое горловое рычание, звериное и болезненное. Оно ухватило потерявшего сознание Ива и повлекло его за собой, куда-то в иное место, из небытия остренькой, запретной сладости в реальный мир, где не существует ничего, кроме материи.
Пустота предстала Иву в виде вещей, и все они имели прямоугольную форму: углы комнаты, сундук и лавка, большая кровать, поставец с кувшином и тазом для умывания. Только кувшин и таз были круглыми, но и они почему-то не радовали глаз: «Слишком пузатые», подумал Ив; это была его первая мысль, оформленная словами.
Затем, в свете факела, прыгающего в чьей-то руке, начали являться и другие вещинапример, два человеческих лица. Одно, незнакомое, было женскимкруглое, с широко раскрытыми темными глазами и поблескивающей полоской слюны в углу рта; другое, проступающее из полузабытых былых времен, было мужскимбагровым, с выпученными глазами и гневно раскрытым ртом.
Ив понимал: женщината самая, что ласкала его в темноте. Сейчас она вовсе не была желанной, ее прикосновения больше не радовалинапротив, вызывали отвращение.
Ив оттолкнул ее от себя, но не рассчиталженщина выпала из кровати и ударилась головой о каменный пол. Она даже не вскрикнула, просто осталась лежать, разметав вокруг себя волосы. Ив подумал: «Как желток посреди белка, если разобьешь яйцо», и на душе у него сделалось так пусто, словно он никогда в жизни не предавался мечтам.
Ты понял, что натворил? прорычал человек с факелом. Что с этой шлюхой? Она не убилась?
Эсперанс! крикнул Ив, выпрыгивая из постели и бросаясь к своему старому воспитателю. Я повсюду тебя искал! Где ты был?
Отстранив от себя мальчика, Эсперанс направился к стене, чтобы вставить факел в железный держатель.
Теперь пламя было укрощено, и в комнате сделалось уютнее. Женщина по-прежнему лежала без движения. Эсперанс наклонился над ней и поднял ее на руки. Голова Матилины безвольно свесилась, волосы достигали почти до пола.
Эсперанс уложил ее на постель, закутал в покрывала. Кряхтя, снял с пояса флягу и влил оттуда несколько капель в приоткрытый рот женщины. Та закашлялась.
Я так и знал, что ты притворяешься, обратился к ней Эсперанс. Все шлюхи таковы. Стоит дать по физиономии, так немедленно в обморок. Думает, если она опрокинется, так и мужчина тотчас растает, да нет, голубушка, не на таковских напалапотому что я твою сестру повидал во всех видах!
Завершив эту тираду, Эсперанс угостился из той же фляги и уселся на кровать с видом человека уставшего, проделавшего важную и трудную работу. Ив набросил на себя рубаху и теперь стоял перед ним босой, опустив голову, как будто напроказил и не вполне понимал, сильно ли влетит ему за это.
Расставив ноги и упираясь кулаком в бедро, как будто он был полководцем и восседал посреди поля боя на огромном барабане, Эсперанс созерцал Ива и думал о чем-то отвлеченном. Затем взгляд бывшего солдата сделался осмысленным, и Эсперанс рявкнул:
Довольны ли вы, сир Ив? Сдается мне, господин мой, что вы весьма недовольны!
Нет, сказал Ив и переступил с ноги на ногу.
Выпейте, это помогает. И Эсперанс протянул ему флягу.
Ив взял и, ни о чем не спрашивая, сделал глоток. Пойло Эсперанса оказалось куда крепче тех разведенных водой вин, к которым привык в замке мальчик, однако Ив нашел в себе силы не закашляться.
Отвратительная бурда! провозгласил Эсперанс. Под стать этой бабище!
Он с презрением оглянулся на Матилину, которая к тому моменту окончательно пришла в себя и теперь посверкивала из-под покрывала злобными глазами.
Откуда она у вас в комнате? осведомился Эсперанс, снова поворачиваясь к молодому сеньору.
Сир Ив чуть пожал плечами.
Не знаю Она появилась вдруг.
Вдруг, мой господин, не появляется ничтодаже дети Эсперанс икнул.
Ив неожиданно бросился к нему на шею.
Как же я рад видеть тебя! произнес он. Я искал тебя повсюду Где ты прятался?
Пустите, мой господин, отбивался Эсперанс, смущенный этим порывом, что это на вас такое нашло? И никуда я не подевалсявсе время находился рядом.