Из коридора слышались все более громкие голоса; начали снова стучать, вызывая главного надзирателя.
Он спит, господин директор, отозвался Люпэн, узнавший голос Борели.
Откройте! Приказываю вам открыть!
Невозможно, замок испортился. Если позволите дать вам совет, попробуйте вырезать замок.
Откройте!
А судьба Европы, которую мы как раз решаем? Вам она безразлична?
Он повернулся к старику:
Итак, ты не смог проникнуть в замок.
Нет.
Но ты убежден, что пресловутые бумаги по-прежнему находятся в нем?
Разве я не представил вам все доказательства? Не убедил вас тоже?
Да, да, сказал Люпэн, они спрятаны там Сомнения нет Они спрятаны там
Он видел уже, как ему казалось, полуразрушенный замок. Проникал взором в недоступный тайник. И зрелище неисчерпаемых сокровищ, сундуков, полных драгоценных камней и других богатств, не могло бы сильнее взволновать его, чем мысль об этих старых бумагах, которые оберегала гвардия кайзера. Какая чудесная добыча! Как она была бы достойна его! И как ему еще раз удалось проявить дальновидность и проницательность, бросившись наудачу по этому таинственному следу!
Снаружи уже вовсю трудились над замком. Он спросил:
Отчего умер великий герцог?
От плеврита, за несколько дней. Ему едва удалось прийти в сознание, и было особенно страшно видеть, какие неслыханные усилия он прилагал между приступами к тому, чтобы собраться с мыслями и что-то сказать. Время от времени он звал жену, с отчаянием на нее смотрел и напрасно шевелил губами.
Снаружи продолжалась работастарались открыть замок.
Но он все-таки заговорил? спросил Люпэн, которого эта возня начинала беспокоить.
Нет. Но в ту минуту недолгого прояснения, напрягая всю энергию, он сумел начертать несколько знаков на листке бумаги, который держала перед ним супруга.
Так! И это знаки?
Большей частью они были неразборчивы.
Большей частью Но остальные? с жадностью спросил Люпэн. Остальные?..
Прежде всего, там были хорошо различимы цифры 8, 1 и 3.
«813», знаю А еще?
Еще были буквы, несколько букв, среди которых можно с уверенностью восстановить только группу из трех знаков, а за неюеще двух букв.
«АПООН» не так ли?
Ах! Вы уже знаете
Замок начал поддаваться, почти все винты были вывернуты. И Люпэн спросил еще, боясь, что разговор будет прерван:
Таким образом, неполное слово «АПООН» и число «813» стали формулами, которые великий герцог завещал своей жене и сыну, чтобы они смогли разыскать секретные документы?
Да.
Обеими руками Люпэн вцепился в замок, чтобы удержать его на месте.
Господин директор, вы разбудите главного надзирателя. Это будет невежливо, погодите еще минутку, будьте добры. Штейнвег, что стало с женой великого герцога?
Умерла вскорости после мужа, можно сказатьот горя.
Ребенка приютило их семейство?
Какое там семейство? У великого герцога не было ни братьев, ни сестер. Кроме того, он состоял в морганатическом, тайном браке. Нет, ребенок был увезен старым слугой Германна, который воспитал его под именем Пьера Ледюка. Это был довольно скверный юноша, с независимым нравом, гораздый на выдумки, трудный. В один из дней он уехал. Больше его не видели.
Он знал тайну своего рождения?
Да, и ему был показан листок бумаги, на котором его отец написал число «813» и прочее.
И то же самое впоследствии сообщили тебе одному?
Да.
И ты доверил все Кессельбаху?
Ему одному. Из осторожности, однако, показав ему листок со знаками и цифрами, так же как список, о котором я говорил, я сохранил эти два документа. Дальнейшее показало, что я был прав.
И эти бумагиу тебя?
Да.
В надежном месте?
Да.
В Париже?
Нет.
Тем лучше. Не забывай, что жизнь твоя в опасности и тебя преследуют.
Знаю. При первой же ошибке я погиб.
Вот именно. Так что прими все меры предосторожности, следи за врагами, забери свои бумаги и жди моих указаний. Дело в шляпе. Через месяц или немного позднее мы нанесем визит замку Вельденц.
А если я буду в тюрьме?
Тебя из нее вытащат.
Разве это возможно?
На следующий же день после того, как выйду я. Нет, ошибаюсь: в тот же вечер Час спустя
Значит, у вас есть средство?
Вот уже десять минутда, причембезошибочное. Тебе больше нечего мне сказать?
Нет.
Тогдаоткрываю.
Он отворил дверь и поклонился господину Борели:
Господин директор, я не знаю уж, как перед вами извиняться
Он не закончил. Бурное вторжение директора и трех надзирателей оборвало его речь. Господин Борели был бледен от ярости и возмущения. Вид двух надзирателей, растянувшихся на полу, привел его в исступление.
Мертвы! воскликнул он.
Вовсе нет, вовсе нет, осклабился Люпэн. Вот этот, смотрите, шевелится. Скажи что-нибудь, скотина!
А второй? спросил господин Борели, бросаясь к главному надзирателю.
Просто уснул, господин директор. Он сильно устал, и я устроил ему несколько минут отдыха. Прошу его не наказывать. Буду в отчаянии, если он, бедняга
Прекратите болтовню, резко бросил господин Борели. И приказал стражникам:
Отвести его в камеру Для начала Что касается посетителя
Люпэн не успел более что-нибудь узнать о намерениях господина Борели в отношении старика Штейнвега. Но для него это уже мало что значило. Он уносил в свое одиночество груз гораздо более важных проблем, чем судьба старика. В его руках была теперь тайна Кессельбаха!
Глава 3Великая комбинация
I
К его величайшему удивлению, Люпэна не посадили в карцер. Господин Борели лично пришел несколько часов спустя, чтобы сказать, что считает такое наказание ненужным.
Более чем ненужным, господин директор, опасным, заметил тут Люпэн. Опасным, неуклюжим, неправомерным.
Почему же? спросил господин Борели, которого его подопечный все больше и больше беспокоил.
А вот почему, господин директор. Вы только что вернулись из префектуры полиции, где рассказали кому следует о том, что заключенный Люпэн взбунтовался; где показывали разрешение на посещение, выданное человеку по имени Стрипани. И в свое оправдание привели тот факт, что, когда названный Стрипани представил вам разрешение, вы проявили предусмотрительность, позвонив по телефону в префектуру и выразив свое удивление. А из префектуры полиции вам ответили, что разрешение вполне действительно.
Ах! Вы это знаете!..
Я знаю об этом тем лучше, что из префектуры вам ответил один из моих агентов. Сразу же после этого, по вашей просьбе, ответственные лица провели расследование, которое показало, что данное разрешение на свиданиене более чем фальшивка. Теперь ведется розысккто его изготовил. И, будьте спокойны, ничто не будет обнаружено.
Господин Борели протестующе усмехнулся.
Потом, продолжал Люпэн, допрашивают моего друга Стрипани, который без труда открывает свое настоящее имяШтейнвег. Следовательно, заключенный Люпэн сумел привести кого-то в тюрьму Санте и беседовать с ним в этом месте целый час. Какой скандал! Не лучше ли его замять? И Штейнвега отпускают, а господина Борели направляют в качестве посланника к заключенному Люпэну, со всеми полномочиями на то, чтобы купить его молчание. Это правда, господин директор?
Всецело и полностью! сказал господин Борели, избравший шутливый тон, чтобы скрыть охватившую его неловкость. Можно подумать, вам даровано двойное зрение. Значит, вы принимаете условия?
Люпэн рассмеялся.
То есть иду навстречу вашим проблемам! Да, господин директор, успокойте господ из префектуры. Я буду нем. В конце концов, на моем счету достаточно побед, чтобы оказать вам снисхождение, храня молчание. Никаких сообщений прессе не сделаю по крайней мере по данному поводу.
Это означалооставить за собой право делать такие сообщения по другим вопросам. Вся деятельность Люпэна, в сущности, стремилась к этой двойной цели: сообщаться со своими друзьями и с их помощью вести в прессе одну из тех кампаний, в которых он проявлял такое мастерство.
С самого момента своего ареста, впрочем, он снабдил обоих Дудвилей соответствующими инструкциями и теперь полагал, что подготовка была почти закончена. Каждый день добросовестно трудился над изготовлением конвертов, бумагу для которых ему приносили по утрам в пронумерованных пачках и которые по вечерам забирали, сложенными и смазанными клеем. Поскольку же распределение пакетов по номерам между заключенными, избравшими этот вид труда, всегда производилось одинаковым образом, бумага, поступавшая к Люпэну, должна была носить каждый день один и тот же порядковый номер. Практика подтвердила этот расчет. Оставалось лишь вступить в сговор с одним из служащих того честного предприятия, на которое была возложена доставка и реализация готовых конвертов.
Это не оказалось трудным.
Уверенный в успехе, Люпэн спокойно ждал, чтобы сигнал, о котором условился со своими друзьями, появился на верхнем листке бумаги в его пакете.
Время, впрочем, текло быстро. К полудню состоялся ежедневный визит господина Формери, в неизменном присутствии мэтра Кимбеля, его адвоката и безмолвного свидетеля. Заключенный подвергся напряженному допросу.
Люпэн забавлялся, дурача всех. Убедив в конце концов следователя в своей непричастности к убийству барона Альтенгейма, он признался в целом ряде выдуманных правонарушений, и организованные тут же господином Формери расследования приводили к ошеломляющим результатам, к скандальным ошибкам, в которых публика узнавала личный почерк того величайшего мастера иронии, каким был Люпэн. Невинные, мелкие игры, как он сам говорил. Надо же было ему поразвлечься! Но близился час для более серьезных дел. На пятый день Арсен Люпэн заметил на принесенном ему пакете условный знак, проведенную ногтем черту поперек второй страницы.
«Наконец, подумал он, мы приближаемся к цели».
Он извлек из тайника крохотную бутылочку, открыл ее, понюхал, смочил палец содержавшейся в ней жидкостью и провел им по третьему листку бумаги. Минуту спустя на ней начали проступать неясные черточки, постепенно складывавшиеся в буквы, потомв слова, наконецв целые фразы.
Вскоре он прочитал:
«Все идет как надо. Штейнвег на свободе. Скрывается в провинции. Женевьева Эрнемон здорова. Часто навещает в отеле Бристоль госпожу Кессельбах, которая хворает. Каждый раз встречается там с Пьером Ледюком. Отвечайте тем же способом. Опасности нет».
Таким образом, общение с внешним миром было установлено. Усилия Люпэна снова увенчались успехом. Оставалось лишь исполнить свой план, применить в деле сведения, полученные от старого Штейнвега, и вернуть себе свободу одной из самых гениальных и необыкновенных комбинаций, которые когда-либо созревали в его мозгу.
Три дня спустя в «Большой газете» появились следующие строки:
«Кроме воспоминаний Бисмарка, которые, по мнению хорошо информированных лиц, не содержат ничего, кроме официального изложения событий, к которым был причастен великий канцлер, существует целый ряд конфиденциальных писем величайшего значения.
Эти письма обнаружены. Из надежного источника нам стало известно, что вскоре они будут опубликованы».
Все помнят еще, какой шум во всем мире вызвала эта заметка, последовавшие за ней комментарии, высказанные об этом предположения, в особенностиполемику в германской прессе. Кем были инспирированы эти строки? О каких письмах шла речь? Какие лица написали их канцлеру либо кому написал их он сам? Не сводилось ли все к посмертной мести? Либо дело было просто в неосторожном разглашении тайны одним из авторов переписки?
Вторая заметка на эту тему направила общее внимание на определенные обстоятельства, до крайности при этом его возбудив. Вот ее содержание:
«Отель Санте, камера 14, отделение 2.
Господин директор «Большой газеты».
Во вторник Вами помещено сообщение, составленное на основе нескольких слов, вырвавшихся у меня накануне вечером, в ходе лекции, прочитанной мною в Санте и касавшейся международной политики. Заметка, в основном верная истине, требует, однако, небольшой поправки. Указанные письма действительно существуют, никто не может оспаривать их исключительного значения, поскольку уже в течение десяти лет они являются предметом неустанного розыска со стороны заинтересованного правительства. Никто, однако, не знает, ни где они находятся, ни хотя бы слова из их содержания
Общество, уверен, не претендует на то, что я вынужден заставить его ждать, прежде чем удовлетворить законную любознательность своих сограждан. Помимо того, что я не обладаю еще всеми фактами, необходимыми для поиска истины, мои нынешние занятия не позволяют уделить этой задаче необходимое время.
Пока могу только сказать, что письма были доверены умирающим канцлером одному из его самых верных друзей и что этому другу позднее пришлось претерпеть тяжкие последствия проявленной им преданности. Шпионаж, домашние обыскиничто его не миновало. Я отдал указание двум лучшим агентам моей тайной полиции заново, с самого его начала взять этот след, и не сомневаюсь, что по прошествии самое большее двух дней сумею пролить свет на эту волнующую тайну.
Подпись: Арсен Люпэн».
Стало ясно: делом занялся сам Арсен Люпэн. Это он, сидя в тюрьме, осуществил постановку комедии, а может, и трагедии, объявленной в первом газетном сообщении. Какая невероятная история! Радость была всеобщей. С таким актером, как Люпэн, в этом спектакле не будет недостатка ни в живописных моментах, ни в сюрпризах.
Три дня спустя в «Большой газете» можно было прочитать:
«Имя верного друга, на которого я ссылался, мне открыто. Речь идет о великом герцоге Германне III, правящем (хотя и свергнутом) князе великого герцогства де Де-Пон-Вельденц и наперснике канцлера, к которому тот питал безграничную дружбу. Дом герцога подвергся обыску со стороны графа В., сопровождаемого двенадцатью военными, обыску, не давшему результатов. Было, тем не менее, доказано, что великий герцог действительно является хранителем указанных документов. Где же они спрятаны? Такова тайна, которую, вероятно, в настоящее время никто на свете не смог бы разгадать.
Берусь, однако, решить данный вопрос в течение двадцати четырех часов.
Подпись: Арсен Люпэн».
И действительно, двадцать четыре часа спустя появилось следующее сообщение:
«Знаменитые письма действительно укрыты в феодальном замке Вельденц, центре великого герцогства де Де-Пон, владении, частично разоренном в XIX столетии. В каком именно месте? И о чем могут поведать эти письма? Таковы два вопроса, которые я намерен разгадать, чтобы обнародовать их решение в течение следующих четырех дней.
Подпись: Арсен Люпэн».
В назначенный день читатели жадно раскупали «Большую газету». Ко всеобщему разочарованию, однако, обещанных сведений на ее страницах не оказалось. На следующий деньснова молчание. Еще через деньтоже.
Что же произошло?
Об этом узнали после разглашения некоторых секретов префектуры. Директор тюрьмы Санте был якобы предупрежден о том, что Люпэн поддерживает связи со своими сообщниками с помощью пакетов с конвертами, которые изготовляет. Обнаружить ничего не сумели, однако, на всякий случай, неисправимому заключенному запретили заниматься любой работой.
На что неисправимый отвечал:
Поскольку делать мне больше нечего, займусь моим предстоящим процессом. Пусть об этом сообщат моему адвокату, мэтру Кимбелю.
Это была правда. Люпэн, до сих пор отказывавшийся от любого разговора с мэтром Кимбелем, согласился его принять и начать подготовку своей защиты.
II
На следующий день мэтр Кимбель, не скрывая радости, затребовал Люпэна в помещение для встреч с адвокатами.
Это был пожилой человек, носивший очки с сильно увеличивающими стеклами, за которыми его глаза казались неестественно огромными. Он положил на стол свою шляпу, раскрыл портфель и задал подзащитному длинный ряд вопросов, которые перед тем тщательно подготовил. Люпэн отвечал на них с исключительной благожелательностью, рассыпаясь в бесконечном множестве подробностей, которые мэтр Кимбель тут же записывал на приколотых друг к другу карточках.