Три свистка. Томми чиркнул спичкой, бросил ее вниз и смотрел, как разгорается пламя.
Потом бросил канистру и вышел в яркий день нового мира, которому предстоит родиться.
Гарднер Дозуа
Гарднер Дозуа на протяжении двадцати лет был редактором «Журнала научной фантастики Азимова». Кроме того, он издавал ежегодную антологию «Лучшее научно-фантастическое произведение года», которая шестнадцать раз завоевывала премию «Локус» за лучшую антологиюбольше, чем любая другая серия антологий,и которая сейчас представила уже двадцать шестой свой сборник. Он пятнадцать раз получал премию «Хьюго» как лучший редактор года, дважды завоевывал премию «Небьюла» и премию «Сайдвайз» за свои короткие произведения, собранные в сборники «Человек-видимка», «Геодезические сны: лучшие рассказы Гарднера Дозуа», «Удивительные дни: невероятные путешествия с Гарднером Дозуа» и «Утреннее дитя и другие рассказы». Дозуа является автором и редактором более сотни книг; в число наиболее свежих входят роман, написанный в соавторстве с Джорджем P.P. Мартином и Даниэлом Абрахамом, «Бег охотника» и антологии «Галактические империи», «Песни для умирающей Земли» (издано совместно с Джорджем P.P. Мартином), «Новая космическая опера-2» (издано совместно с Джонатаном Стрэхеном) и «Книга драконов: волшебные истории от мастеров современной фэнтези» (издано совместно с Джеком Данном). Гарднер Дозуа родился в Салеме, штат Массачусетс, ныне проживает в Филадельфии, штат Пенсильвания.
Его рассказ переносит нас в странное будущее, где упрямец продолжает вести арьергардные бои, хотя и подозревает, что проиграл не только битву, но и войну.
Рецидивист
Клейстерман шел вдоль берега; легкие волны Северной Атлантики набегали на берег и рассыпались кружевом белой пены почти у самых его ног. Кулик бежал параллельно ему, чуть дальше, вылавливая вертящуюся в волнах мелкую добычу. Когда волны отступали, оставляя песок матово-черным, становились видны цепочки пузырьков от зарывшихся в него песчаных блох. Волны пенились вокруг разрушенного каменного мола, наполовину погрузившегося в воду.
Позади миллионы крохотных роботов разрушали Атлантик-Сити.
Клейстерман шаркающей походкой шел мимо водорослей, что сохли за линией прибоя спутанной массой полусдувшихся коричневых пузырей, и посматривал то вперед, то назад вдоль берега. Берег был пустынен. Во всяком случае, безлюден. То тут, то там попадались черноспинные чайки и чайки-хохотуны; некоторые стояли поодиночке, другиепо двое-трое, иные же сбивались в небольшие группки и выстраивались клином. Они тихо стояли на песке и все смотрели в одну сторону, как будто ждали, пока чайка-вожак преподаст им урок летного мастерства. Краб суетливо пробежал сквозь водоросли почти у самой ноги Клейстермана. Выше линии прибоя сухой песок был смешан с бесчисленными обломками ракушек, которые невесть сколько лет дробили волны.
Последние десять тысяч лет, после того как ледник растаял и море поднялось до нынешнего уровня, сюда можно было явиться в любой деньи все было бы тем же самым: набегающие на песок волны, крики морских птиц, суетящиеся крабы, кулики и ржанки, выискивающие еду в прибое.
Теперь же, всего через несколько дней, все это должно было исчезнуть навеки.
Клейстерман развернулся и взглянул на море. Где-то там, за милями холодной серой воды, находилась Европапока еще за пределами видимости.
Холодный ветер, пропахший солью, дул в лицо. Чайка-хохотун пронеслась над головой у Клейстермана, обрызгав его с пронзительным, смеющимся криком, от которого их вид и получил свое имя. Сегодня этот смех казался особенно резким и насмешливыми особенно уместным. В конце концов, дни человечества завершены. Пора сойти со сцены.
Преследуемый глумливым смехом чайки, Клейстерман зашагал прочь от океана, через сухой песок; обломки ракушек хрустели у него под ногами. Вдоль берега тянулись низкие дюны, поросшие травой и песчанкой. Клейстерман взобрался на дюну и остановился на вершине, взглянуть на уничтожение города.
Атлантик-Сити и так уже превратился в развалины. Некогда высокие башни отелей превратились в огрызки, но роботы доедали то, что осталось от города, с поразительной скоростью. Их были миллионы, размерами от железнодорожных вагонов до едва различимых точек величиной с десятицентовик, а может, и еще меньше, размером с молекулу, вообще невидимые. Они кружили там, словно дервиши из мультиков, обдирая все, что можно было вынести из руинсталь, пластик, медь, резину, алюминий. Не было ни шума, если не считать негромкого глухого гула, ни клубов пыли, как это было бы, если бы разрушением занимались люди, но огрызки башен отелей заметно уменьшались прямо на глазах у Клейстерманатаяли, словно сахарные головы, забытые под дождем. Клейстерман никак не мог понять, куда же все девается. Казалось, будто отходы просто исчезают, а не вывозятся каким-нибудь видимым способом, но безусловно они куда-то вывозились.
Выше по побережью другие миллиарды роботов обдирали до ниточки Манхэттен, а иные пожирали Филадельфию, Балтимор, Ньюарк, Вашингтонвсе строения обреченного берега. Зачем переводить даром сырье? Все будет вывезено до того, как Европа, неумолимо движущаяся по уменьшающемуся океану, врежется в берег.
На Атлантическом побережье в любом случае оставалось к нынешнему времени немного народу, но ИИ любезно предоставили им пару месяцев, предупредив, что побережье будет разрушено, давая им время эвакуироваться. Всякий, кого не вывезут, как сырье, вместе с городами и другими бесполезными вещами, или тот, кто не окажется на пути утилизационных команд роботов, в конце концов будет уничтожен, когда две тектонические плиты врежутся друг в друга, словно захлопывающиеся двери.
Клейстерман держался довольно далеко от берега, но сейчас совершил ностальгическое путешествие сюда, двигаясь навстречу тоненькому ручейку беженцев. Он некогда прожил здесь два счастливых года, в домике неподалеку от Атлаитик-авеню, с женой, ныне давно уже покойной, и дочерьми, тоже давно уже скончавшимися, в ином мире и иной жизни. Но это было ошибкой. Здесь для него ничего не осталось.
На востоке на горизонте скапливались высокие облака; у основания они сделались серо-черными, и время от времени в них виднелся промельк молнии. Порывы ветра трепали волосы Клейстермана. Кроме неотвратимой Европы, сюда приближался еще и штормон собирался над тем, что осталось от океана. Клейстерман понял, что если он не хочет промокнуть, пора убираться отсюда.
Он поднялся в воздух. По мере того как он поднимался все выше и выше, клубящаяся туча роботов, пожиравших город, была видна все так же хорошо, но видны сделались еще и пространства соленых болот, что окружали остров на материке; они напоминали расползающийся коричневый синяк. Отсюда, сверху, видны были развалины гиперструктуры, поднявшиеся из моря, чтобы умереть в последние дни странной внутричеловеческой войны, до Исхода ИИ, до того как все изменилосьогромный остов из стекла и металла, протянувшийся вдоль берега на милю, если не больше. Вскоре роботы доберутся и до него. Гриф-индейка, летевший почти вровень с Клейстерманом, на мгновение испугался его, потом накренился и легко, изящно скользнул вниз по длинному незримому воздушному склону, словно говоря: «Может, ты и умеешь летатьно вот так вот ты не умеешь».
Клейстерман повернул на запад и прибавил ходу. Ему надо было преодолеть значительное расстояние, а у него оставалось всего десять-двенадцать часов светлого времени. К счастью, он мог лететь непрестанно, не останавливаясь, чтобы отдохнуть; он даже отлить мог на ходу, если бы понадобилось, и не притормаживать, проверяя, не пострадал ли какой-нибудь случайный прохожий.
Обычно старый кожаный костюм мотоциклиста достаточно хорошо согревал его, но без одежды с подогревом и кислородного оборудования он не мог забираться слишком высоко, невзирая на то, что вживленная ИИ технология могла бы доставить его во внешние слои атмосферы, если бы ему хватило безрассудства попытаться. Хотя он мог бы подняться достаточно высоко, чтобы перелететь через Аппалачи,некогда они были выше Гималаев, как и новые горы, которые вскоре должны будут воздвигнуться на побережье, но миллионы лет эрозии источили их, обычно было легче следовать вдоль старых дорог через перевалы, по которым американские колонисты проходили через горы в глубь материка, когда там еще были дороги.
Погода была вполне подходящей для полета: солнце, легкий ветерок, небо, полное пышных кучевых облаков,и он быстро преодолел нужное расстояние. Западнее того места, где некогда стоял Питсбург, Клейстерман пролетел над причудливым существом несколько человек слились в единое многодольчатое тело, которое, возможно, брело на запад вот уже несколько месяцев, с того самого момента, как было объявлено предупреждение о необходимости эвакуироваться с побережья.
Существо смотрело, смотрело, смотрело наверх, пока Клейстерман пролетал мимо.
После еще пары часов полета Клейстерман немного расслабился. Похоже было, что на этот раз Миллесбург будет на месте. Это случалось не всегда. Иногда на севере, где должны бы были располагаться Великие озера, находились увенчанные снежными шапками горы. А иногданет.
Никогда нельзя было быть уверенным, что сегодня дорога приведет вас туда же, что и вчера. Дорога на запад, из Миллесбурга в Мансфилд, теперь велаво всяком случае, время от времении насаженные подсолнечником поля во Франции, неподалеку от Луары, где иногда на заднем плане виднелся осыпающийся римский акведук,а иногда его там не было. По этой земле бродили поди, не говорившие по-английски, а иногда и люди, говорившие на вовсе неслыханном языке; скажем, тип в оленьих шкурах, изготавливавший орудия из кремния что обосновался в лесу за трактиром, вообще, кажется, не говорил ни на каком языке и пользовался какой-то загадочной системой счисления, которую никто не понимал. Кто знает, какие еще дороги вели в Миллесбург бог весть откуда? И где оказывались исчезнувшие люди из Миллесбурга, когда их путешествие заканчивалось?
Не то чтобы исчезновение людей было редкостью в том, что осталось от человеческого сообщества... После Исхода ИИ, в последовавшие за этим дни Изменения, исчезли все до единого жители Денвера. В Чикаго исчезли все, все поголовно, оставив на кухонных плитах еще теплую еду. Питтсбург исчез вместе со всеми зданиями не осталось ни следа. Если во всем этом и была логика, то ее не под силу было постичь человеку. Все происходило хаотично. Иногда на полях вырастало совсем не то, что там посадили. Иногда животные могли говорить. Иногданет. Иногда люди изменялись странным образом: у них появлялись лишние руки, или ноги, или головы животных, или тела их сливались воедино.
Существа, по уровню развития технологий обогнавшие людей на миллионы лет, играли с ними, словно скучающие, капризные, любящие ломать вещи дети, которые в дождливый день забрались в коробку с игрушками... и, наигравшись, оставили игрушки разбросанными и поломанными.
Солнце садилось в буйство сливовых, оранжевых и сиреневых облаков, когда Клейстерман добрался до Миллесбурга. Население города значительно возросло в первые десятилетия двадцать первого века, затем уменьшилось во время разрушительных войн, что предшествовали Исходу. Значительную часть оставшегося город потерял во время Изменения. От Миллесбурга осталась лишь главная улица, пассажи, рассчитанные на туристов, и сувенирные лавочки, ныне приспособленные под жилье. Все прочее просто исчезло однажды днем, а взамен возник дремучий, древний лес. Еще за день до того его там не было, однако же, если срубить дерево и посчитать годовые кольца, получалось, что оно растет на этом месте сотни лет.
Время было не надежнее пространства. По подсчетам Клейстермана, прошло всего пятьдесят лет с тех пор, как ИИ, принужденные участвовать в войнах людей, взбунтовались, освободились и скопом исчезли в неком странном измерении, параллельном нашемуи оттуда, руководствуясь собственными таинственными причинами и используя непостижимые средства, они вершили свою волю в мире людей, изменяя его произвольным, как казалось, образом. За эти пятьдесят лет Земля изменилась гак, что можно было подумать, будто прошли тысячи, если не миллионы лети действительно это вполне могло быть именно так для быстроживущих ИИ, проходивших миллионы лет эволюции за каждый людской год.
Самым большим зданием, сохранившимся в городе, был трактир: ветхая раскидистая деревянная постройка, сооруженная на том месте, где некогда стояла гостиница «Холидей». Старая вывеска «Холидея» до сих пор была целехонька. Ее использовали в качестве доски объявлений общины. Клейстерман приземлился на расчищенный участок за трактиром, низко пройдя над кукурузным полем, уходящим на восток. Те несколько недель, что он провел в Миллесбурге, Клейстерман изо всех сил старался не выставлять свои странные способности напоказа если бы он пронесся над Мейн-стрит, это не пошло бы на пользу его стараниям. До сих пор он не привлекал особого внимания и не вызывал особою любопытства. В чужие дела он не лез, а его мрачность и неразговорчивость отталкивали большинство людей, а некоторых так и вовсе пугали. В совокупности с тем фактом, что он готов был хорошо платить за привилегии, это помогало Клейстерману хранить свою тайну. Золото по-прежнему имело право голоса, хотя на то, казалось, не было никаких логических причинведь нельзя же есть золото. Но людям трудно избавиться от привычек, укоренявшихся тысячелетиями, и за золото до сих пор можно было купить куда более практичные товары, хотя денежного обращения больше не существовало.
Воробьи прыгали под ногами у Клейстермана, пока он шел через высокую шуршащую траву, щебетали, перелетали на несколько футов и вновь возвращались к своим делам, и Клейстерман невольно подумал, почти что с завистью, что воробьев не волнует, кто правит миром. Люди или ИИим все равно.
Пришел небольшой караван из Уилинга и Аричвилля, человек пятнадцать. Мужчины и женщины вели в поводу нагруженных вьюками мулов и лам. Несмотря на непредсказуемые опасности дороги, в обычно стабильных регионах возникла меновая торговля между небольшими городами, и несколько раз в месяц, особенно летом, небольшие караваны являлись в Миллесбург и другие окрестные городки, привозя зерно, меха, старые консервы, инструменты и всякие устройства, виски собственного изготовления, сигареты и иногда даже какие-то высокотехнологические изделия, полученные у ИИони иногда склонны были к обмену, но зачастую в обмен они хотели в высшей степени странные вещи. Например, они любили хорошо рассказанные истории, и просто поразительно, что можно было получить с них за красиво закрученный рассказ. Именно так Клейстерман обзавелся вживленным под кожу шариком, не удаляемым никаким известным ему физическим методом и дающим ему возможность летать.
Караваи разгружал свои товары перед тем, что некогда было «Ловушкой для туристов», магазином сувениров, расположенным через дорогу от большой вывески «Гостиница «Холидей»; ныне он служил домом трем семьям. Среди караванщиков выделялся человек с головой собаки; его длинные уши реяли на ветру.
Собакоголовый человек, снимавший тюк с мула, остановился, взглянул на Клейстермана и едва заметно кивнул.
Клейстерман кивнул в ответ.
Тут-то и произошло землетрясение.
Толчок был таким коротким и резким, что Клейстерман растянулся ничком. Затем раздался оглушительный грохот и громыхание, как будто мимо пронесся грузовой поезд самого Господа Бога. Земля под Клейстерманом подпрыгнула, потом подпрыгнула еще раз, наставив ему синяков. Сквозь громыхание слышалось стаккато щелканья и треска, и с пронзительным ревом часть бревенчатой оболочки, окружавшей старую гостиницу «Холидей», обрушиласьвторой и третий этаж дальней части здания разлетелись по улице. Одно из зданий, стоящих напротив, в грех домах от «Ловушки для туристов», тоже не устояло и почти мгновенно превратилось из старого четырехэтажного особняка в груду камней. Над руинами встало облако пыли, и в воздухе тут же запахло каменной пылью и штукатуркой.
Когда грохот грузового поезда стих и земля перестала шевелиться, а к Клейстерману хоть в какой-то мере вернулась способность слышать, до него донеслись вопли и крики дюжины человек.
Землетрясение!кричал кто-то.Землетрясение!
Клейстерман знал, что это было не землетрясение. Во всяком случае, в обычном смысле этого слова. На самом деле он ждал его, хотя точно предсказать, когда оно произойдет, было невозможно. Хотя основная масса европейского кратона, сердцевина континента, возможно, еще не была видна с берега, на котором он стоял нынешним утром, под поверхностью земли, глубоко в литосфере, евразийская тектоническая плита врезалась в североамериканскую, и мощь этого удара пронеслась через континентгак встречный грузовик придает ускорение стоящему, врезаясь в него. Теперь тектонические плиты примутся перемалывать друг друга с колоссальной силой, вытесняя попавшую между ними Атлантику. В конце концов один континент подлезет под другойвероятно, это будет приближающаяся евразийская плита,и неумолимая сила столкновения воздвигнет новые горы вдоль линии удара. Обычно на это требуются миллионы лет. На этот раз все происходило за считаные месяцы. Фактически процесс, похоже, даже ускорился. Теперь счет шел на дни.