Самолет летел в основном над океаном, держась подальше от воздушного пространства Никарагуа и Коста-Рики. Воздушного флота у нгуми не было, наши летуны его бы попросту разнесли в клочья. Но стрелять по нашим им ничто не мешало.
Когда мы сели, была ночь, воздух был густой и плотный. База представляла собой нагромождение ничем не примечательных приземистых построек, там и сям внушительно поблескивали солдатики. Они стояли на страже по периметру базы. Говорили, что все попытки нгуми напасть на нее окончились неудачей. Я невольно задумался о том, сколько же их было, этих попыток.
Впрочем, это только к лучшему. В конце концов, где-то тут, под землей, всего в нескольких десятках миль от вражеской территории, мы будем проводить треть своей жизни. Утешительно знать, что ты находишься в безопасности за спинами неуязвимых роботов, управляемых телепатией. Или, по крайней мере, думать, что находишься в безопасности.
Конечно, на самом деле это не роботы и далеко не такие неуязвимые. На самом деле каждый из солдатиков представлял собой бронированный, тяжеловооруженный корпус, служивший своеобразным аватаром человеку, управляющему им на расстоянии, находясь в телепатическом контакте с девятью другими. Каждая группа из десяти человек представляла собой единую семью, объединенную телепатическими узами, которая, при наличии должных навыков, могла действовать как единое целое.
Враг мог уничтожить отдельного солдатика, однако его оператор, механик, мог тут же переключиться на запасную машину и в течение нескольких минут вернуться в стройили даже в течение нескольких секунд, если запасной солдатик находился поблизости. И уж конечно, тот, кто уничтожил предыдущего солдатика, удостоится особенно пристального внимания.
Я всегда подозревал, что это всего лишь пропагандистский блеф, часть тайны, которой были окутаны эти машины,это делало их особенно эффективным психологическим оружием. Они обладали всеми чувствами, которые делают человека таким опасным. И при том их нельзя было ни убить, ни даже ранить.
Впрочем, насчет «нельзя ранить»это была не совсем правда. Это держали в строжайшей тайне, но слухи постоянно просачивались. Поэтому, когда нгуми все же удавалось обезвредить и захватить солдатика, они неизменно подвергали его изощренным пыткам и снимали это на камеру, прежде чем уничтожить его.
Американцы только смеялись над ними, говоря, что это может сработать с куклами вуду, но никак не с машинами. Как только машину выключают, она превращается в обычный ящик с болтами.
Ага. Вся штука в том, чтобы выключить ее вовремя.
Наши казармы в Портобелло были чистые, но плохо оборудованные и такие тесные, что повернуться негде. Впрочем, нам предстояло проводить там не так уж много времени. Механики работали, спали, ели, пили и испражнялись, не отключаясь от рабочего места. Для этого требовалось вживлять некоторые дополнительные устройства. Но эту операцию тебе не станут делать, пока не убедятся, что имплантат благополучно прижился.
В первый день в Портобелло нас одного за другим увезли на куда более впечатляющую «стандартную» операцию: вживление кибернетического черепного имплантата, или, как их иногда попросту называли, «разъема». Звучит оно страшнее, чем на самом деле. Они установили сто тысяч имплантатов, и у девяноста тысяч все нормально прижилось.
У одного из десяти чип не приживается, но большинство из них просто возвращаются к обычной жизни, не обретя сомнительной способности полностью сливаться с чужим разумом и телом. У некоторых начинаются проблемы с мозгами. Некоторые умирают.
Число тех и других не публикуется.
Будучи физиком, я кое-что могу вычислить сам. Если какая-то операциядопустим, установка имплантатаимеет 90 процентов шансов на успех и ее делают десяти людям, вероятность того, что одного из них постигнет неудача, равняется одному минус девять десятых в десятой степени, что равняется 0,65. То есть в шестидесяти пяти процентах случаевбольше половиныкак минимум у одного из десяти ничего не получится.
Логика подсказывает: пусть их будет одиннадцать! Да, но что, если у всех одиннадцати все пройдет благополучно? Кого-то одного придется убирать, а это будет равносильно катастрофе. По крайней мере, так говорят. В семью проще добавить кого-то, чем кого-то изъять.
Из нас все десятеро перенесли операцию благополучно, и следующие два дня мы провели в постели. А на третий день начали знакомиться со своим новым даром.
Человек, который помог нам впервые пройти через это, был, похоже, штатский, пожилой врач лет семидесяти по фамилии Керри.
В первый раз вместе с новичком подключаться нельзя,сказал он. Мы снова были в помещении, похожем на комнату А: стены, крашенные казенной зеленой краской, жесткие стулья, ведерко с напитками, но на этот раз было и кое-что еще: две кушетки и черный ящик между ними. Из ящика торчали два кабеля.
Поначалу вы подключитесь вместе со мной всего на несколько минут. Десятерым на это понадобится час. Никаких проблем возникнуть не должно, но, если что, лучше быть на связи с таким человеком, как я.
С таким, как вы, сэр?переспросила Канди.
Сейчас поймете.
Он заглянул в список.
- Первым пойдет Азузи!
Хаким встал и следом за ним подошел к кушетке.
Ложитесь. Закройте глаза.
Он взял кабель и с мягким щелчком вставил его в основание черепа Хакима. Потом присел на край второй кушетки и подключился сам.
Он закрыл глаза и посидел так пару минут, чуть заметно раскачиваясь. Потом отсоединил себя и Хакима.
Хаким потряс головой и сел. Его передернуло.
Ох. Это... это было сногсшибательно,пробормотал он.
Керри кивнул. Ни тот ни другой дальше эту тему развивать не стали.
Джулиан Класс!
Я подошел, лег, повернулся лицом к стене. Раздался негромкий щелчокэто разъем вошел в металлический имплантат,а потом я как будто обрел двойное зрение.
Это трудно описать словами. Я по-прежнему видел стену в двух футах от себя, но при этом так же отчетливо видел то, на что смотрел Керри: группу механиков, глядящих на него и на меня.
И я тотчас же узнал егоузнал почти так же, как знал самого себя. Я чувствовал его тело под одеждой точно так же, как одежду на его теле, непроизвольные сокращения внутренностей, сложное устройство мышц и костей - то, что мы ощущаем все время, только не замечаем в силу привычкимелкие подергивания, чешущуюся кожу, боль, засевшую в правом плече, которым мненет, емудавно бы пора заняться...
Я помнил все, что он привычно помнил о себеи плохое, и хорошее, и нейтральное. Золотое детство, оборванное разводом родителей, удачный побег в колледж, увлекательная работа над диссертацией по психологии развития. Секс с двумя женщинами и десятками мужчин. Каким-то образом это даже не казалось странным. Четыре года работы механиком в Африке, вождение грузовиков, которые периодически взрывались...
И, как воспоминание о воспоминании, я ощутил единение, которое он испытывал с другими механиками своей транспортной группы, и его тоску по этому ощущению...
А потом щелчоки все исчезло. Я посмотрел на него.
Потому вы этим и занимаетесь?
Он улыбнулся.
Это, конечно, совсем не то. Все равно что петь в ванной, если раньше ты пел в хоре.
Каролин была следующей, и, когда она снова села рядом со мной, она мягко толкнула меня бедром. Не нужно было телепатии, чтобы догадаться, что мы думаем об одном и том же.
Один за другим все остальные тоже прошли через первую пробу.
Хорошо,сказал Керри.Это был первый этап вашей подготовки. Теперь перейдем к следующему уровню.
Мы прошли следом за ним в соседнюю комнату.
Вдоль дальней стены стояло десять так называемых «клеток». Выглядели они как стоматологические кресла с кучей подведенных к ним проводов и трубок.
Трубки нам не понадобятся до самого конца обучения, поскольку нас будут подключать не больше чем на несколько часов. А вот когда подключение будет длиться по десять дней стандартная ежемесячная смена,тут нам придется питаться и избавляться от отходов автоматически. Говорят, это не так уж неудобно, когда привыкнешь.
Солдатики, к которым мы должны были подключиться, стояли на свободной площадке где-то в другом месте. Первую пару дней мы выполняли упражнения вроде «поднимите правую ногу, поднимите левую ногу». Потом стали учиться ходить по лестнице. К третьему дню мы бегали в строю, миновав основной камень преткновения: надо перестать думать о том, что делаешь, а просто делать это. Довериться машине. Машинаэто ты.
Тем временем по вечерам мы начали подключаться друг к другу без солдатиков, сперва попарно, потом большими группами.
Быть с Каролин было одновременно захватывающе и страшновато: она, пожалуй, испытывала ко мне еще более сильные чувства, чем я к ней. При этом мы были совершенно разные: ее интуитивный разум против моей аналитической натуры, ее непростая юность уличной девчонкии любовь и поддержка, на которую я мог всегда рассчитывать дома. И тела у нас были разныекроме того, что я был мужчиной, а она женщиной, она была маленькая и проворная, я не был ни тем ни другим. Нам правилось экспериментировать с телами друг друга: она говорила, что любой девушке не помешало бы время от времени обзаводиться членом. Мне нравилось непривычное ощущениебыть ею, нравилось и потом, когда я к этому привык, хотя в первый раз, как у меня началась менструация, впечатление было шокирующеемне казалось, будто я ранен, хотя я и знал заранее, чего ожидать. Она посочувствовала мне, но в то же время смеялась надо мной: эх ты, нюня!и постепенно я привык к этому, хотя так и не научился относиться к месячным так же, как онакак к своеобразному подтверждению «моей» женственности. (Со временем я обнаружил, что, кроме нее, никто из женщин не относился к месячным так, как она. Сара и Арли давно уже принимали таблетки, подавляющие овуляцию, а две остальные месячные не одобряли, но противозачаточные таблетки им тоже не нравились.)
Подключение к остальным мужчинам и женщинам было не таким впечатляющим, хотя соединение с Сарой, Канди и Мэлом давало довольно сильные сексуальные впечатления. Последнее было странным: Мэл был не такой, как Керри, он никогда не спал с мужчинами и не хотел этого. Однако когда он подключался ко мне или другому мужику, становилось очевидно, что он подавляет природное влечение к людям своего пола. Таких вещей от другого механика не скроешь, как бы тебе этого ни хотелось. После первоначального смущения он уже и не скрывал этого.
Пока мы соединялись попарно, жизни остальных восьми человек казались чем-то далеким и полузабытым, вроде романа, который долго разбирали в школе. Когда мы начали соединяться по трое и больше, все стало несколько сложнее. Поначалу ты просто терял представление, где здесь «я» и кто тут, собственно, «я». Подключаясь к одному человеку, можно было впасть в состояние, когда обе жизни сливались в неразрывное самозабвенное единство. У меня это получалось примерно с половиной из них.
Втроем это было невозможно. Поначалу начиналось нечто вроде экзистенциальной борьбы за власть, «за территорию», но, когда мы набрались опыта, стало ясно, что каждому следует держаться за свое «я», иначе возникшие перекосы сведут с ума всех участников. Нам с Каролин, как и некоторым другим парам, в частности Саманте с Арли, было непросто оторваться друг от друга и впустить к себе третьего. Но если этого не сделать, настоящей тройки не получится. Кто-то один все время будет в стороне, в роли пассивного наблюдателя этого торжества любви.
Мы провели довольно много времени, дня четыре, варьируя состав троек. После этого составлять четверки и более крупные группы было уже не так трудно. Мы овладели основным приемом: каждый из нас представлял собой отдельную личность, обладающую своей собственной биографией, существующей и вне подключения, но у тебя было несколько партнеров, от двух до девяти, обладающих той же степенью независимости, что и ты, разделяющих с тобой твое прошлое и настоящее.
Каждое подключение длилось не более двух часов, за ним следовало не менее тридцати минут отдыха. Это нас раздражало. Прошли годы, прежде чем мы поняли почему: если оставаться подключенным слишком долго, ощущение эмпатии становится настолько сильным, что любой человек становится частью тебя. Убийство становится таким же немыслимым, как самоубийство. Для солдата это серьезный недостаток.
О том, что такое быть солдатом, мы узнавали от непосредственных свидетелей, подключаясь к кристаллам, записанным другими людьми в ходе боя. Поначалу это сбивало с толку: ты оказывался и интимной близости с десятью посторонними людьми, не имея возможности управлять солдатиком, в котором ты находился. Но бой выглядел достаточно реальным: куда реальнее, чем можно себе представить по рассказам обычных очевидцев.
Канди этот опыт сильно угнетал, и из всех нас, кажется, только Мэл готов был повторить это снова. Но все мы понимали, что это необходимо. Генеральная репетиция на пути в Ад.
Я удивился, когда меня назначили командиром группы. Да, я был старше всехно не намного, самым образованнымно физика элементарных частиц к лидерству особого отношения не имеет. Нелестная для меня истина сделалась очевидной довольно скоро. Им не нужен был «прирожденный лидер» вроде Лу или Канди, потому что оба они быстро подмяли бы под себя всю группу: вместо десяти человек, работающих совместно, решения принимал бы только один, а остальных девять ставили бы перед фактом. Для армейской иерархии старого образца это было бы только естественно: альфа-самец командует, кобели помельче выполняют приказы. Но в наше время это была бы бесполезная трата времени, денег и людских ресурсов. Группа солдатиков была подобна одной громадной боевой машине, охватывающей большой участок поля боя и мгновенно принимающей решения с помощью подобия общего разума. Наблюдать за этим со стороны было жутковато, но находиться внутри ее было все менее и менее странно.
Нам сделали небольшую операцию, решившую проблему питания, питья, избавления от отходов. После этого нам дали пару дней прийти в себя, а затем отправили на первое «боевое задание» в глубь вражеской территории.
Разумеется, на самом деле все мы сидели глубоко под землей, в укрепленном бункере в Портобелло. Но наши солдатики вышли на десять миль за периметр, туда, где любой «педро» мог рискнуть жизнью и напасть на них. Впрочем, наши машины охраняла группа «охотников и убийц». Безопаснее, чем смотреть это по ящику, сидя у себя дома. Дома тебя может, например, убить молнией.
Нам устроили еще пару таких прогулок, врага мы при этом так ни разу и не встретили. После этого наше обучение окончилось, настал черед двадцатидневного отпуска. Однако сразу домой никто не поехал. Надо же было испытать салоны подключений, которых вокруг базы в Портобелло было пруд пруди.
В салоне подключений можно было за умеренную плату подключиться к чужим переживаниям. Основную их часть составляли бои солдатиков. Спасибо большое, этого мы и бесплатно насмотримся. А вот кристаллы летуновэто было уже интереснее. «Летательный аппарат, способный на виражи, пике и ускорения, не доступные ни одному обычному пилоту».
Но помимо военных кристаллов были и кристаллы с приключениями, записанные людьми, совершающими разные головокружительные трюки во всяких опасных местах. Были и кристаллы «для гурманов», позволяющие попробовать еду и напитки, которые тебе не по карману. Были даже кристаллы с самоубийствамисамое экстремальное переживание из возможных,но их выдавали только под расписку, что салон ни за что не отвечает, на случай, если ты вдруг окажешься настолько захвачен чужими переживаниями, что умрешь сам. Это было развлечение для любителей риска, вроде того японского кушанья из рыбы с природными нейротоксинами, которые способны убить тебя, если повар чуть-чуть ошибется.
Ну и, разумеется, там был секс. Секс с красавицами и красавцами, которые в реальной жизни с тобой даже не поздороваются, секс в таких местах, где тебя арестуют, если поймают, отчаянный секс, причудливый секс, сладкий, кислый и соленый.
Секс с Каролин.
Во время обучения нас подключали только через клетки, чтобы мы успели к ним привыкнуть, так что ты не мог дотронуться до того, к кому был подключен. Большинство салончиков за пределами базы были рассчитаны на одиночек, но в некоторых, подороже, можно было уединиться и подключиться вдвоем, в реальном времени. Вроде тех мотельчиков в Сент-Роберте, только они предлагали не чистое постельное белье, а «превликательную апстановку» и плату брали не за час, а поминутно.
Мы порасспрашивали местных и пошли в «Сиелито линдо», там было почище. Женщины, ошивавшиеся у входа, так называемые «розетки», нас не тронули, но пристально уставились на меня, а некоторыена Каролин: дескать, ты думаешь, с любителем хорошо? Приходи в другой раз, попробуй, каково с профессионалом!