После этого случая капитан, уронивший свой авторитет, старался заключенным, да и матросне, на глаза не попадаться, и руководил большей частью старпом. Пьяный капитан на перепуганной лошади ознаменовал собой окончательный перелом в жизни «Летящего к Солнцу». Дикие звери начали превращаться в людей. Появилось такое понятие, как «дружба». Вспомнили такое слово, как «гордость». Убийства прекратились, драки сошли на нет. Да и некогда было заниматься ерундойна тренировках выматывались так, что лишняя минутка без движения была ценностью, с которой только дурак согласился бы расстаться.
Одно осталось неизменным: Зяблика не любили. Нет, ему больше не мочились на «постель», его не били, не оттирали от ведра с едой (у него, как и у всех, была теперь деревянная миска и ложка). Носторонились, поглядывали косо, не разговаривали и старались рядом не стоять. Очередным испытанием для Зяблика стало одиночество.
Одиночество и подтолкнуло его однажды утром, после завтрака, к Левмиру.
Человек с Солнцем в Глазах сидел на носу корабля, будто одна из тех деревянных фигур, что крепили туда не то для красоты, не то для устрашения врагов. Зяблик, опасливо косясь, прошмыгнул мимо рулевого, который благополучно дремал, держась за штурвал.
Ну, здравствуй, Зяблик, сказал Левмир, бросив на него равнодушный взгляд через плечо. Чего-то хотел?
Зяблик с трудом сглотнул комок.
Я Да я просто хотел Ну, узнать. Может, надо чего? Я бы сразу
А что ты можешь?
Вопрос был задан просто, без подвоха, но Зяблик немедленно опустил голову. Не мог он практически ничего. Но вдруг что-то внутри него раскрылось, и, едва ли не задохнувшись от собственной наглости, Зяблик сказал:
Разбавить одиночество.
Левмир засмеялсятак же тихо и по-доброму, как над пьяным капитаном.
Одиночество меня не тревожит, Зяблик. Когда рядом нет того, кто нужен, одиночество лучше, чем сотня «друзей».
Зяблика затрясло. Он, выросший на Востоке, слышавший о вампирах только из уст сказочников и безумных старух, не знал толком, что с ним происходит. Не знал, что яд вампира, попав в кровь, выходит оттуда далеко не сразу. И пока он там, сердце будет стремиться к вампирам. Поэтому Зяблик, лишившись Покровительницы, подошел к Левмиру, не понимая, на что надеется. Поэтому когда-то давно мальчишка Санат, расправившись с Эмкири, убежал прислуживать в дом герцога Освика. И, возможно, поэтому Арека подружилась с убийцей своих родителей, герцогиней Атсамой. Но Зяблик не знал ничего этого и просто дрожал, глядя на затылок Левмира, будто голодный пёс, ожидающий подачки. А правая рука сжимала под одеждой рукоять ножа. Если подачки не будет, он кинется на Левмира и вонзит в него нож.
Я так не могу, всхлипнул Зяблик. Меня все ненавидят! Я Меня вообще здесь не должно было быть, я не крал ту дурацкую статую!
Статую? Левмир с любопытством повернулся к Зяблика. Ты о чём?
И Зяблик, к которому впервые за неделю обратились с простым вопросом, выложил всё. Левмир слушал внимательно, потом улыбнулся и перевел взгляд вперед, туда, куда стремился флот Востока.
Понимаю. Меня здесь тоже не должно было быть. Я должен был умереть не меньше восьми раз.
Тебе-то повезло, с подвыванием сказал Зяблик. А я У меня была Покровительница, а ты даже её отобрал!
Пальцы потянули нож. Левмир не оборачивался. Он держал перед собой ладони и смотрел в них, будто видел что-то такое, что человеческому глазу не показывалось.
То, что дается задаром, не делает тебя счастливым, Зяблик, тихо сказал он.
Слёзы брызнули из глаз. Надо же! Этот мальчишка с золотыми глазами, этот могущественный вампир в княжеских одеждах рассказывает ему о том, что достается даром!
А у меня никогда не было ничего другого! прошептал Зяблик, вытащив нож полностью. И никогда не будет.
Он уже сделал шаг, уже начал поднимать руку с ножом, когда в ладонях Левмира что-то ослепительно сверкнуло и раздался тихий щебет. Зяблик замер, подняв нож на уровень груди. Рот приоткрылся, глаза только что не вываливались из орбит.
В руках Левмира, нахохлившись, сидела маленькая серая птичка и пищала.
Понимаю, прошептал Левмир. У меня тоже ничего нет. И не было. И не будет. А то, что было, я собственными руками утопил в грязи.
Он взмахнул руками, и птичка полетела, обгоняя корабли, на Запад. Мгновения не прошло, а она уже превратилась в крохотную точку, после чего вовсе исчезла.
Долети, несся ей вслед шепот. Об одном прошудолети!
Зяблик не успел спрятать нож. Так и стоял с ним, побледнев от ужаса, когда Левмир повернулся. Но Левмир лишь смерил Зяблика равнодушным взглядом и прошел мимо.
Если жизнь действительно невыносимапопробуй умереть, бросил он через плечо. А если боишься, значит, за что-то держишься. Найди это. И не отпускай.
Шаги Левмира стихли, и Зяблик встрепенулся. Запрятал подальше нож. Потомвсё той же незаметной тенью проскользнул мимо дремлющего рулевого и растворился в море смертников, унося с собой воспоминание о маленькой птичке, вылетевшей из рук Левмира.
3
Закатилось алое солнце, на небо выкатилась луна со свитой из звёзд, и море причудливо зарябило в их свете. Княжна Айри неслышно прошла по корме, где ещё недавно предавались тренировкам заключенные «Утренней птахи», и остановилась, опершись на борт. Глаза её смотрели на восток. Там, на небольшом расстоянии, тащился следом «Летящий к солнцу». Корабль, на котором жил Левмир.
Сердце ныло круглыми сутками и, даже не будь нелепого запрета Эмариса, Айри не стала бы его останавливатьне хотелось. Шестнадцать лет она была человеком, а вампиромвсего пару месяцев. И сейчас, когда так манила возможность заглушить чувства, остановив ток крови, Айри чувствовала, что это было бы обманом.
А ещё болела рана. То и дело Айри, оставшись наедине, ощупывала безобразный рубец. Он уменьшался, ещё несколько днейи без следа исчезнет, а вскоре пройдет и боль. И сердце будет ныть в одиночестве
Раздались тихие, крадущиеся шаги. Айри повернулась. Луна как раз укрылась за тучейдолжно быть, ночной гость как раз ждал этого моментаи ничего не было бы видно человеку. Сама же Айри видела прекрасно. Различив мужскую фигуру, она содрогнулась. Наплевав на всё, решила, что это Левмир. Подойдёт, обнимет, извинится, объяснит всё, и всё вернется. Они опять будут друзьями, сестрой и братом, как условились.
Мужчина согнулся под тяжестью ноши. Он тащил на плече внушительных размеров мешок, несмотря на который, ступал мягко и, для человеческого слуха, почти беззвучно. Остановился у борта, в трёх шагах от Айри. Аккуратно положил на палубу мешок, растянул горловину
И тут тучу унес ветер. Руки мужчины замерли, как и он сам. Медленно поднял голову, окинул взглядом единственного глаза ссутуленную фигурку, неподвижно стоявшую рядом.
Княжна Айри! Мужчина поклонился.
Здравствуй, Ворон, вздохнула Айри. Прости, если помешала. Ты не ждал тут никого увидеть.
Ну что вы, госпожа Ворон в смущении почесал бороду. Как вы можете помешать? Это ведь целиком ваши владения. Я тутптица залётная.
Он стоял в глубоком раздумье и теребил край мешка.
А я туткурица безмозглая, зло сказала Айри. С подрезанными крыльями.
Осознала вдруг, как же сильно хотелось выговориться кому-то, но некому было. Даже Эмарис её покинул, едва зашив рану. Да, конечно, вампирыодиноки. Они сами решают свои проблемы. Но Айри-то была человеком
Расскажите мне, что вас тревожит, госпожа, добродушно предложил Ворон. На сердце полегчает.
И Айри начала рассказывать. Плюнув на все приличия, забыв о смущении, и о том, кто перед ней. Путанно начав с воздушного шара, то и дело сбиваясь на историю людей и вампиров, расписывая красоту королевыа значит, и принцессыИрабиль. Говорила и говорила, подбираясь постепенно к тому поединку, после которого оказалась здесь.
Ворон кивал, издавая порой звуки, которые означали заинтересованность: «ага», «хм», «вот оно как», «ну ничего ж себе». Руки же его тем временем ныряли в мешок, доставали свертки и бросали за борт. С негромкими всплесками море принимало ещё одну тайну.
И теперь, заканчивала Айри рассказ, я не понимаю: за что он меня ненавидит? Нет, я привыкла. Я всегда была одна. Я и сейчас вспомню. Но как я смогу отвернуться от своей судьбы?! Мне предначертано идти туда, куда и он. Я думала, пойду с ним, как соратница, а выходит, придется тащиться сзади, как Не знаю
Ворон, кряхтя, вытащил самый большой сверток из мешка, бросил в воду. Потом понюхал мешок, скривился, но выбрасывать не сталаккуратно сложил. Тут только заметил, что княжна молчит и, более того, плачет, опустив голову. Похоже, от него требовалось что-то сказать
Ну, госпожа моя, вот что я тут скажу, начал он. Если б я к бабе шёл, а за мной бы другая увязаласья б её тоже, думаю, пырнул. Ну, если б слов не поняла и кулака не испугалась.
Айри с удивлением посмотрела на Ворона. Не так она представляла себе «утешение». Ворон же, ободрённый вниманием, продолжил:
Бабачто? Бабасущество неразумное, к рассуждению неспособное. А две бабыэто как кошка с собакой. Вцепятся друг в дружку, потому как природа у них такая. И если я, допустим, перебрал и зашел случайно не к той бабеэто дело обычное, чего уж там. Оно, как говорится, «Доброе утро, меня зовут Ворон, приятно было познакомиться»и до свидания. Смекаете, госпожа? Моё дело, сам решу, куда меня сердце зовет. Чего пониже сердцаоно-то всё зовет туда, куда глаза смотрят. А сердцеоно знает, куда надо. И вот когда я туда иду, нечего за мной увязываться всякой шалаве, которую я вчера, в канаве заблёванной
Ты с ума сошел? закричала Айри. Якняжна!
Ворон, кажется, сообразив, что и вправду увлекся, замолчал. Хмыкнул, поскреб ногтями бороду.
Это простите, сказал он. Личное. Детство вспомнил.
Айри чувствовала, что на смену тоске пришла злость. Чувство это было привычным и вполне её устраивало.
Что бы там ни было между нами, говорила она, сжимая перила борта до боли в пальцах, теперь всё не то. Во мне его кровь, я не помешаю, я ведь просто хочу исполнить судьбу! А судьба моягде-то там. Зачем-то я нужна на этом вампирском Западе.
Прошлое-то никуда не девается, возразил Ворон. Вам вот кажется, вывот такая. Стоите тут, маленькая, тоненькая, слёзки под луной проливаете. А загляните внутрьтам у вас бездны целые, там одной памяти столько, что за год не переберёшь, и всё этовы. А для стороннего человека? Для негосвоя память, и хоть он вас сестрой признал, а голова-то другое помнит. Это одно. А второевы ж и сами всё понимали сразу, потому и прятались у нас тут.
Айри опустила голову. Ворон был прав. У неё было много причин скрываться, но главной, той, в которой себе не признавалась, была именно эта.
Я ж тому сопляку когда про нашу «Покровительницу» рассказывал, по глазам смекнулугадал он там кого-то. Да, видать, неправильно угадал. Не вас он ждал, госпожа моя, потому расстроился. Это как если бы я, к примеру, шёл к человеку за деньгами, а тот мне вместо монетбутылку вина и бабу голую. Оно, конечно, хорошо, да только я, мил человек, денег жду, потому как договорённость у нас была, и ты от меня не отбрешешься, а будешь орать, я тебе глотку-то
Спасибо! оборвала Айри вновь увлекшегося Ворона, который, возможно, тоже впервые в жизни с кем-то так откровенно говорил. Я поняла. Поняла, что в твоем мире женщины подобны животным. Ну или так ты к ним относишься.
Ворон, с устрашающей улыбкой, развел руками:
Тут, госпожа, не от мира зависит. Просто вот такие мы, мужики, дураки. Всегда у нас баба виновата. Либо не та, либо не там, либо не то. А ежели вы по-другому хотите, так не будьте бабой. Пусть он в вас другое увидит. Но таких сказок я, признаюсь, ещё не слыхал
И, хотя лицо Айри сохраняло ещё злое выражение, сердце её успокоилось. Получилось глубоко вдохнуть полной грудью, и даже шрам не напомнил о себе. Пусть по-дурацки, но Ворон, кажется, был прав. Предстояло создать новую себя. Как всегдаиз пепла прежней.
Спасибо тебе, сказала Айри и протянула руку Ворону.
Тот с недоумением посмотрел на тонкую гладкую ладошку. Айри не одумалась, не отдернула ее. Тогда Ворон осторожно пожал её своей едва ли не чёрной, грубой, покрытой порезами лапой.
Кстати! прищурилась Айри. Кого ты тут выбрасывал? Что, думаешь, я не вижу ничего?
Ворон досадливо откашлялся, отняв руку, но тут же улыбнулся с хитрецой.
А на этот счет, госпожа, загадка есть. Вот, попробуйте:
С ним я спорить не хочу,
Ему горы по плечу!
Два могучих есть крыла
У царя всех птиц
Айри расхохоталась, а миг спустя к ней присоединился Ворон. Вышедший с обходом капитан замер, увидев стоящих рядом и заливающихся смехом княжну и матёрого убийцу. Хотел было вмешаться, но вспомнил, что Айривампир, и остановился. Покачал головой, махнул рукой и пошел себе дальше.
XIVРуины
1
Если не считать Аммита (который был всё-таки вампиром) и Левмира (который появился значительно позже), то единственным человеком, которому безоговорочно доверяла принцесса Ирабиль, была служанка по имени Акра. Эта женщина вкралась в самые первые воспоминания, она всегда была где-то рядом. Если Аммит и остальные учили принцессу быть вампиром, то Акракак теперь понимала Ирабильучила её быть человеком.
И вот, оказалось, что АкраКто? Этого принцесса не знала. Но если раньше она могла позволить себе задирать нос перед Акрой, то сегодня ощутила странное. Что Акравзрослая и сильная, а онамаленькая и ничтожная песчинка.
Если бы в тот момент, когда с лица старушки упал морок, в домике оказалась Арека, она бы лишилась чувств. До сих пор она помнила, как прозвучали из окна эти страшные слова, произнесенные грубым мужским голосом: «Она умерла. Просто, как все». А потом, придя в себя, Арека долго, стоя на коленях, просила бы прощения за все те глупые, гордые слова, которые говорила, опьянённая ядом Эрлота. Сбивалась бы и запиналась, боясь, что времени опять окажется слишком мало, что смерть опять подведет черту
Но Ареки не было в домике, и она так никогда и не узнала, что служанка непостижимым образом жива. Для нее Акра умерла тогда, когда и должна была, заронив в душу нужные семена. Ушла, уверенная, что всё будет сделано правильно и без её участия.
А принцессе Ирабиль не в чём было каяться. Она никогда не обижала Акру, не говорила ей резких слов. Разве что в далеком детстве, в порыве чувств, но этого не сохранила ни её память, ни, верно, память Акры. Кто помнит лепет несмышлёных детей? И что в нём смысла?
Поэтому Ирабиль, лежа без сна в постели на втором этаже одноэтажной хижины, не терзалась угрызениями совести. Нет, у нее тоже были мрачные чудовища, пожирающие душу, но звали их иначе. Это была грусть, тоска по себе прежней. Злость на себя, лишенную сил и бесполезную. Истрах. Не перед Эрлотомчто он мог, кроме как убить? а перед собой. Перед теми нежными ростками, что поднимались в глубине её души, и которым она пока не отваживалась дать названия. Надеялась, что они погибнут раньше, чем созреют, что палящее Солнце Востока испепелит их, потому что Алая Река их только питала.
Но и не об этих ростках сейчас думала Ирабиль. Она, с детства владевшая искусством забывать обо всём, кроме того, чем увлеченаискусством, за которое дорого бы заплатили многие взрослые, вертела в руках маленький металлический ключик, который тайком сунула ей в руку служанка. И думала о дверце внизу. Единственной, которая была заперта в доме.
До сегодняшней ночи, несмотря на то, что дом рос и открывал перед ними всё новые пространства, трое путников не покидали единственного помещения, которое казалось им настоящим и безопасным. Но после того как пришла старушка, страх куда-то делся. И принцесса сумела убедить половину своих защитников расположиться с бо́льшими удобствами.
На втором этаже дома обнаружились просторные спальни. Войдя в одну из таких, Ирабиль едва сдержала возглас: «Я дома!». И вправду, это была настоящая дворцовая опочивальня. Принцесса прыгнула на кровать, размером с памятную землянку Ратканона, и тихонько запищала от восторга. Ничего более мягкого, тёплого и уютного ей не попадалось це́лую вечность. Даже кровати в гостинице Варготоса, тоже неплохие, не шли ни в какое сравнение с этим чудом.
Кастилос занял спальню дальше по коридору. А вот Роткир наотрез отказался. «Вы как хотите, сказал он, стругая ножом деревяшку, а я лучше тут перекантуюсь. И мне привычнее, и за входом присмотрю. А то сегоднястарушка, завтрадедулька, послезавтрахрен о двух головах. Проходной двор, мать его».