Мир в огне - Ярослав Васильев 30 стр.


Вот закончилась плотная глина холмов, начался травяной луг

 Кар-ра!  понёсся над землями Империи столетиями не звучавший клич идущих в атаку ханжаров.  Кара-таш!

Крик Ислуина подхватили остальные защитники.

 Вера и император! Кар-ра!

Враги схлестнулись во встречной сшибке! Мгновенно всё смешалось, со всех сторон понеслись ржание коней, рёв, крики, хруст и звон сталкивающегося металла. Магистр рубил, колол, снова рубил А тем временем Лейтис порскнула испуганной птицей, обходя сцепившихся противников стороной, мчась всё дальше и дальше, прочь. Оставляя за спиной товарищей Внезапно из свалки вслед за девушкой вырвались две фигуры и помчались вдогонку. Лейтис чуть придержала коня, выискивая место, где удобнее будет встретить преследователей. У неё ещё оставался заряженный арбалет, а с одним она как-нибудь справится Когда всадников получилось рассмотреть, девушка радостно выдохнула и вдруг почувствовала, как перестало бешено колотится сердце: это были Ислуин и Дугал Морей. И следом тяжестью пришло пониманиеостальные уже не придут

В лагере, где расположились стоявшие на отдыхе полки Тринадцатого и Четырнадцатого легионов, к непонятным гостям отнеслись хоть и сдержанно, но хорошо. Дугалу сразу же позвали лекаряв драке с гвардейцами он получил несколько нехороших ударов, и после этого в седле держался только силой воли да стараниями двух магов Жизни. Даже требовал его бросить, но Лейтис и Ислуин отказались. Вот только бешеная скачка вымотала организм окончательно, и когда они встретили первых часовых, разум невольно расслабился и сдался. Центурион Морей потерял сознание А неизвестных гражданских пообещали отвести к легату или кому-то из старших офицеров «когда у командиров появится время». До этого разоружили и посадили отдыхать под охраной в тенёчке. Говорить же о своём послании незнакомым солдатам Ислуин и Лейтис не хотели.

Внезапно Лейтис увидела знакомое лицо.

 Сержант Дайви!

 Дана Лейтис? Что вы здесь делаете?

Сержант, получив разрешение часовых, подошёл, и Лейтис торопливо начала говорить.

 Сержант Дайви. Срочно передайте легату или кому-то из старших офицеров. В столице мятеж. Сохранившие верность императору отступают по Арнистонскому тракту, но им срочно нужна помощь

Забывшись, второпях девушка не понизила голос, и её слова услышал не только Дайви, но и часовые рядом И словно по мановению волшебной палочки люди затихли, замерли в той позе, в какой их застало страшное известие. Накатила давящая, душная тишина, в которой без слов прозвучали слова: «И пойдёт брат на брата»

Передовой отряд конницы возглавил Ислуин, и мчались всадники так быстро, как могли. Они успели! Из-за большого количества раненых, женщин и детей, которые ехали на телегах и возках, беглецы вынужденно отступали напрямую по тракту. За эти дни на караван налетали несколько раз, но всегда удавалось отбиться, составив телеги и возы в круг. Теперь их нагнал большой отряд, поэтому командовавший бегством легат Тевиш решил укрыться в небольшой, дома на четыре, деревеньке. Завалить телегами заборы, превратить деревню хоть в какое-то подобие крепости. Чистые братья и гвардейцы как раз готовились к штурму, когда на дороге показались передовые части Тринадцатого легиона.

Командир мятежников здраво рассудил, что рисковать попасть в клещи не стоитведь за конницей наверняка идёт пехота. Приказал трубить отступление. Не стал его преследовать и Ислуин: доставить беженцев в безопасное место для него было важнее. Лица людей, с первой ночи мятежа беспрерывно дравшихся за свою жизнь, посветлели. Легионерам кричали ура, а суровые мужики, краснея от такой встречи, смущённо помогали женщинам и детям устроиться в телегах поудобнее. Оставшийся путь до лагеря пролетел быстро и даже весело. Настроение у всех было, словно они выбрались на затянувшийся пикник на свежем воздухе.

В расположении легионов беглецов встретили примчавшиеся туда Раттрей, канцлер и новоизбранный кирос Аластер. Новости, которые Сберегающие передали через патриарха, мгновенно заставили исчезнуть все улыбки. Харелт коронован. А Чистые братья в ответ провозгласили наследником сына леди Кенины и объявили, что вернут Империю «в лоно настоящей веры». Теперь война будет длиться до полного истребления одной из сторон.

Пламя двенадцатоеСила силе доказала

Замок Ланкарти, Империя. Июль, год 499 от сошествия Единого.

Ислуин смотрел сквозь зубцы стены на огороды и слободу мастеровых, которые раскинулись вокруг замка, и думал, что судьба любит пошутить. Сколько лет назад он точно также стоял вот здесь? И опять. Разве что сегодня дома и огороды полны работающих людей, а не испуганно замерли в ожидании нового штурма. Да и рядом вглядывается в даль не капитан гарнизона и не сам граф, а его жена.

Налетевший ветер сначала растрепал кончик толстой чёрной косы хозяйки замка, затем принялся расплетать волосы дальше. Женщина ничего не замечала, взгляд у неё был рассеянный, ушедший в себя. Тоже вспоминала. Тогда она уже смирилась, что навсегда останется старой девой: кто её возьмёт замуж в двадцать два? Ведь, несмотря на знатность и славу отца, решительная, независимая, имеющая своё мнение девушка была никому не нужна. Родители давно смотрели на дочь как на пустышку и неудачницу. Поэтому дозволяли ей многое из того, что другим леди не позволено. Например, вместе с отцом и братьями поехать засвидетельствовать графу Ланкарти своё почтение и заодно из первых рук вызнать все подробности осады Именно здесь, на этом самом месте стены, будущий муж признался ей в любви и предложил сыграть свадьбу. Прошедшие годы стали невиданным счастьем. Подарили не только нежного и заботливого мужчину, но и сына с дочерью. А теперь всё это может рухнуть в любое мгновение.

Женщина оторвала взгляд от горизонта и повернулась к ожидавшему рядом магистру.

 Вчера мы: мой муж граф Ланкарти, отец Маркас, капитан Тедгар и я обсуждали приезд посланца мятежников барона Киркхоупа.

Ислуин внешне остался невозмутим, лишь вежливо кивнул, ожидая продолжения. Душу пьянила бешеная радость: на чьей стороне выступит тан и ополчение, теперь можно не сомневаться.

 Завтра утром подъедут последние из баронов и крестьянских старейшин. В нынешней ситуации, когда брат может повернуться против брата, мы не можем принуждать людей. Пусть на собрании выскажутся обе стороны, и каждый решит за себя. Но тан поведёт ополчение на помощь законному императору Харелту.

Магистр снова вежливо кивнул и коротко поблагодарил, мысленно при этом усмехаясь. Хитроумие священника он оценил ещё в прошлый раз. Да и жена графу досталась та ещё лиса. Поэтому в решении «народной воли» тоже можно не сомневаться И так даже лучше. Когда пойдут не по приказу и обязанности, а искренне считая, что сражаются восстанавливать справедливость.

Гостей пришлось принимать не в главной зале замка, а во дворе. Ведь кроме благородных дворян и их капитанов, в Ланкарти сегодня приехали старейшины деревень на несколько дней пути вокруг. После выворотня граф возродил старинный обычай, когда дружинники хозяина домена обучают владеть оружием тех из крестьян, кто захочет, а деревни в ответ складываются и покупают оружие. Следом также поступили многие из баронов. Ополчение выросло числом втрое И само собой выходило, что тан созывает теперь под свои знамёна не только владельцев замков, но и старейшин.

Барон Киркхоуп стоял рядом с графом Ланкарти на крыльце донжона и смотрел на людское море внизу спокойным, чуть приветливым взглядом, в котором затесалась капелька суровости. Как и положено посланцу законной власти. Мясистое лицо не отражало и тени посторонних эмоций, хотя в душе у барона всё бурлило. Северные лорды почему-то предпочли удержать нейтралитет, хотя Мурхаг и пообещал им отдать бывшие провинции Лилий фактически в самовластное владение. А тем временем враги наследника подбили на мятеж отбросы из Тринадцатого и Четырнадцатого легиона. В отличие от многих, Киркхоуп считал себя реалистом и полностью был согласен с Эденом: раздавить бывших каторжников получится ценой изрядных потерь. И самое лучшееесли эти потери придутся на ополчение окрестных провинций. Пусть оно станет наковальней, о которую врага раздавит молот Золотого легиона и Чистых братьев.

Опыт в перетягивании на свою сторону нужных людей у Киркхоупа был огромный. По первому впечатлению от встречи с таном обвести простофилю вокруг пальца казалось несложным. Да после нескольких бесед и щедрых обещаний граф Ланкарти должен был первым кинуться на помощь сыну покойного императора! Но вместо этого тан сначала уклонился от ответа, а потом зачем-то захотел устроить всенародное собрание От размышлений барона отвлекла внезапно наступившая тишина. Скосив взгляд, Киркхоуп заметил подошедшего к крыльцу замкового священника и еле сдержался, чтобы не поморщиться. А этот-то чего не в своё дело лезет?

Тем временем отец Маркас заговорил. Негромко, но люди словно окаменели, боясь неловким шумом заглушить хоть слово.

 В трудные времена мы живём. И хоть негоже пастырю вмешиваться в дела мирские, по просьбе графа моего и тана нашего, должен сказать я.

Граф Ланкарти, соглашаясь, поднял руку, и добавил:

 Два года назад вы, благородные бароны и свободные крестьяне, решили, что должен я решать дело войны и мира. Но весть, что пришла из столицывесть особая. И коснётся она не только воинского дела, но и совести, и души.

Киркхоуп растерянно оглянулся: да что тут творится? Тем временем снова заговорил священник.

 Страшные нынче пришли времена. Ибо поднял брат руку на брата. Ибо, вкусив гордыни, решили некоторые, что сравнялись они с Пророками и Единым, и могут своё слово поставить вместо Слова Божьего. Патриарх хранил закон небесныйно нет больше с нами его, пал он от руки отступников, назвавших себя Чистыми братьями. Император хранил закон мирскойно нет больше с нами его, пал он, защищая патриарха. Смута пришла на наши земли. И пришёл к нам вестник этой смуты,  гневный взгляд вдруг уткнулся в барона Киркхоупа.  И пришёл искушать нас выступить на стороне отступников, обещая все сокровища земные.

Едва отец Маркас закончил, граф Ланкарти вдруг достал из ножен меч и заговорил:

 Брат пошёл на брата. Поэтому не вправе я кому-то приказывать. В монастыре Сберегающих укрылся новый император Харелт. Клянусь своим мечом, что пока я живне оступлюсь, а до последней капли крови буду сражаться за императора Харелта и Святую Церковь! И пусть каждый решит, пойдёт ли он за мной до концаили останется дома.

Толпа в ответ взревела: «Император Харелт! Смерть отступникам! Смерть Чистым!» Ислуин, стоявший вместе с домочадцами графа чуть в стороне от крыльца и от толпы, бросил на жену графа восхищённый взгляд. Сам он вряд ли сумел бы провернуть лучше. Тем временем толпа шумела всё сильнее, всё громче раздавались крики не только спешить на помощь, но и вздёрнуть посланца мятежников. Киркхоуп побелел от страха. Граф снова поднял руку, призывая к тишине.

 Не должно нам уподобляться отступникам, нарушая законы мирские и Божьи. Этот человек,  граф вытолкнул вперёд отступившего было к двери барона,  заслуживает смерти. Но онпосланник. И хотя отринул Единого, всё равно находится под защитой законов Его. Пусть едет обратно и передаст отступникам: трепещите!

Толпа снова взревела, теперь одобрительно. Графиня бросила на Ислуина обеспокоенный взгляд: муж у неё хороший воин и крепкий хозяин, но в политике не разбирается совершенно. И обещание отпустить дал необдуманно. Если посланник мятежников сообщит, что ополчение встало на сторону императора Ислуин на это успокаивающе ответил взглядом и сделал резкий жест, будто что-то отрезал или наносил удар. Мол, я все понимаюи никаких обещаний не давал. Как только барон Киркхоуп покинет замок, то бесследно пропадёт в окружающих лесах.

Авангард растянувшейся на несколько километров колонны ополчения добрался до легионов ближе к полудню. День выдался жарким и душным, в прозрачной голубизне ни облачка, деревья и трава ощутимо парили, а на зубах скрипела поднятая тысячами ног, копыт и колёс пыль. Хотелось, едва показался ручей, из которого брали воду, пить не переставая, а потом окунуться в ледяную прохладу с головой, прямо в одежде Не было времени даже смыть налипшую на лица дорожную грязь. Тан ополчения, два его заместителя и магистр поспешили в штабную палатку, не дожидаясь, пока вся армия прибудет на место, скинув обустройство отрядов на помощников. Ситуация менялась каждый день, и нужно было как можно скорее узнать, что произошло, пока магистр ездил в Ланкарти.

В штабной палатке как раз собрались легаты, патриарх, канцлер, глава Хранящих покой и командиры ополчения нескольких ближних городов, выстывших на стороне императора Харелта. А также магистр Манус, который возглавил членов Магической Гильдии, отказавшихся подчиняться распоряжениям архимага Уалана. Совещание только-только началось и, приветственно кивнув вошедшим, Раттрей продолжил докладывать обстановку.

 Сперва главная новость. Сержанту Дайви удалось воспользоваться своими знакомствами среди ночных отцов Турнейга. Сберегающие передали, что из ста двадцати, ушедших с сержантом, до резиденции Великого магистра добрались девяносто три человека. Этого вместе с инквизиторами достаточно удержать монастырь даже в случае штурма.

Все одобрительно негромко заголосили, потом замолкли, слушая продолжение.

 Новость вторая. Никогда не думал, что буду аплодировать паранойе прежнего лорда Кингасси, укрепившего свою пригородную резиденцию. Но его поместье не только с большим уроном отбило атаку мятежников, защитники сумели разомкнуть кольцо осады. Вчера вечером примчался гонец. Не знаю, чем воспользовался новый глава клана Кингасси, но он настоящий кудесник. Северные лорды полностью отвергли предложение графа Мурхага. И не просто выразили безоговорочную поддержку императору: через три-четыре недели их армия ударит по Турнейгу с севера.

В этот раз удивлённый гул стоял куда дольше. Всего поколение назад на севере подавили мятеж Лилий, бунты случались постоянно Наверняка Эден Мурхаг посулил за помощь всё вплоть до возможности отделитьсяно ему отказали.

Лорд Арденкейпл восхищённо добавил:

 После того как всё закончится, я первый, когда император начнёт формировать новый Канцлерский совет, внесу имя лорда Кингасси на должность вице-канцлера.

Раттрей кивнул и принялся рассказывать дальше.

 Ещё одно хорошее известие из Арнистона. Тамошние мастера выгребли всё не только из арсеналов, но и вычистили свои кладовые. Вооружили городское ополчение, а также отряды дворян и наёмников, кто присягнул на верность императору. Выбранный командовать Барабелл Макесик сообщил, что ведёт девять тысяч. С ними идут сохранившие верность центурии Седьмого легионаэто ещё три тысячи. Они будут самое большее через двенадцать дней. Ещё через неделю подойдут оставшиеся полки Тринадцатого и Четырнадцатого легионов.

Раттрей развернул на столе карту центральной Империи и принялся расставлять на ней деревянные кубики с обозначениями.

 Теперь плохие новости. Вот эти города,  поверх карты легли ещё несколько кубиков,  вместе с расположенными там центуриями Девятого и Десятого резервных легионов поддержали мятеж. Это означает, что Чистые теперь могут вооружить самое малое ещё один полный легион. Первый золотой тоже полностью на стороне графа Мурхага.

 Сколько всего?  тихо спросил за всех легат Булли.

 Семьдесят тысяч. В трёх, самое большее четырёх днях пути.

 А нас вместе с сегодняшним подкреплением меньше тридцати пяти. И дождаться помощи из Арнистона нам не дадут.

Канцлер вдруг решительным движением отодвинул все кубики в сторону и произнёс:

 Зато с намиЕдиный.

И словно произнёс один человек, прозвучал ответ:

 За веру и императора!

Обе армии сошлись на равнине, с двух сторон огороженной невысокими, густо заросшими карликовым кустарником холмами. Ранним утром решающей битвы кирос Аластер смотрел на пока ещё пустое травяное поле, где через считанные часы, словно тысячерукие и многоглавые чудища встретятся в смертельных объятиях два войска. Куда-то вдаль, скрываясь в белом киселе, уходила дорога, рассекавшая обе линии холмов надвое. Патриарх вдруг подумал, что нити судьбы плетутся путями, непонятыми смертным: сегодня армии сойдутся совсем недалеко от места последнего из сражений эпохи основания Империи. Места, где когда-то в решающей битве нанесли поражение тем, кто открыто отвергал веру в Единого. Словно оживляя хроники, как и на другом поле где-то далеко в прошлом, сегодня струился туман, обтекая каждый камень, каждую былинку и каждое дерево. Ещё молочно-белый, но уже подкрашенный алым.

Назад Дальше