Корнев дернулся, строго поглядел на Зверева и заявил:
Пашка, ты меня не путай! При чем здесь какой-то Сычев? Убит Завадский, главврач межрайонной больницы, один из первых людей города. Его труп только два часа назад обнаружен.
Зверев нахмурился и спросил:
То есть не вчера?
Да говорю же, сегодня, буквально два часа назад жена Завадского вернулась с дачи и обнаружила труп мужа. Она сообщила, что из дома похищена картина этого твоего Шапиро. Там уже новая группа работает. Мне об этом только что доложили, а уже куча звонков! Сначала из горкома беспокоили, а потом из главка. Говорю же, этот Завадский был довольно важной персоной. Так что бросай все свои дела и немедленно приступай к расследованию его убийства!
Зверев нахмурился, подошел к столу, схватил трубку телефона, набрал номер дежурного и зычно прокричал:
Алло, Лысенко? Зверев у аппарата! Ты по какому убийству недавно Корневу докладывал? Что? Ну да. Про врача. Где, говоришь, это приключилось? Понял, на Южной. А как фамилия этого врача? Точно Завадский? Не Сычев? Хорошенькое дело, а с картиной что? Так. Стало быть, жена Завадского два часа назад обнаружила дома труп мужа и вызвала милицию, еще сказала, что у них картина припала. Ладно, теперь вроде разобрались. Бывай, старлей, не кашляй!
Когда Зверев повесил трубку, Корнев тут же спросил:
Ну и что ты там понял?
На этот раз Зверев все-таки влез в верхний ящик рабочего стола начальника, вынул оттуда хрустальную пепельницу, достал из кармана папиросы, закурил и произнес:
Ясно мне, что за эти выходные некая особа проникла в квартиру бывшего заведующего неврологического отделения межрайонной больницы Сычева и украла у него картину Шапиро. Спустя какое-то время, по всей видимости, та же самая особа влезла в квартиру доктора Завадского, который занимал должность главного врача все той же межрайонной больницы. Данная персона застрелила Завадского и украла у него работу Шапиро. Только это была уже другая картина!
Корнев, морщась, посмотрел на папиросу, дымящуюся в зубах Зверева, и осведомился:
Что будешь делать?
Докурю и поеду к Завадскому! Нужно разобраться на месте. Дела Шувалову позже передам.
Внутренне ликуя оттого, что старый приятель не особо сопротивлялся и принялся за дело, Корнев заметил:
Давай уж, Паша, не подкачай. Сам понимаешь, Завадскийруководитель районной больницы. Я говорил, что мне сейчас уже несколько звонков сверху поступило, а ведь это только начало! Так что вникай, копай и найди мне убийцу хоть из-под земли. Ну и, конечно, ищи пропавшие картины. Непременно нужно узнать, кто же их украл.
Зверев сделал несколько затяжек, погасил окурок в пепельнице и с едкой ухмылкой заявил:
А я и сейчас это знаю!
Корнев дернулся, вдавился в кресло спиной и спросил:
Так кто же?
Зверев многозначительно подмигнул начальнику, поднялся, двинулся к выходу из кабинета и обронил:
Ласка.
Погоди! Какая еще ласка? рявкнул полковник, но дверь за оперативником уже захлопнулась. Ну и сволочь же ты, Зверев!
Продолжая возмущаться, Корнев набрал номер оперативного отдела и приказал срочно отыскать Костина в надежде получить у него хоть какие-то объяснения.
Глава 4
Несмотря на обещание, данное Корневу, Зверев не собирался тут же ехать на квартиру к убитому главврачу. Немедленное начало расследования вовсе не входило в его планы.
Выйдя из кабинета начальника милиции, Павел Васильевич тут же принялся кокетничать с хорошенькой секретаршей полковника Леночкой Спицыной. Он томно поинтересовался, не наскучил ли ей муж и бесконечные семейные хлопоты. Когда молодая женщина изобразила удивление, Зверев тут же с наглостью, свойственной лишь ему, спросил, не желает ли она провести этот дивный вечерок, а то и ночку в приятном обществе убежденного холостяка.
Ловко увернувшись от брошенного в него карандаша, Зверев с умилением рассмеялся и, весьма довольный собой, бросился по коридору к лестничному проему. Леночка же, давно привыкшая к подобным выходкам Зверя, внутри себя посмеивалась, изображала праведный гнев, делано дула губы и громко возмущалась.
После обмена любезностями с Леночкой Павел Васильевич вышел из здания и направился к столовой авторемонтного завода, где обедали большинство сотрудников управления милиции. Плотно перекусив, Зверев вернулся обратно и направился в свой кабинет. По дороге он зашел в оперативный отдел, взял у своего заместителя капитана Дружинина материалы по делу Сычева, примерно с полчаса изучал их и только после этого поехал на улицу Южную.
До дома Завадских Зверев добрался на трамвае. Пока он ехал, дождичек, начавшийся еще утром, превратился в самый настоящий ливень. Лужи под ногами росли, и капитан ругал себя за то, что в очередной раз не прихватил с собой зонт.
Павел Васильевич наконец-то вбежал в подъезд дома номер три по улице Южной, поднялся на третий этаж и дважды нажал кнопку звонка.
На пороге оперативника встретила темноволосая статная дама с узким лицом и зелеными миндалевидными глазами.
«А этот Завадский знал толк в женщинах», отметил про себя Зверев.
Стрижка каре, брови, подкрашенные карандашом, перманент. Несмотря на испуганный вид и морщинки, от напряжения собравшиеся на лбу, выглядела новоиспеченная вдова очень даже интригующе. Женщина куталась в черный бархатный халат с раскидистыми белыми лилиями. На ногах у нее были чулки телесного цвета и темно-синие мохнатые тапочки на танкетке.
Завадская Валентина Михайловна, если не ошибаюсь? уточнил Зверев.
Не ошибаетесь! А вы?..
Павел Васильевич показал удостоверение и спросил:
Могу я войти?
Сегодня здесь уже побывала милиция. Признаться, я очень сильно устала, собиралась принять ванну и лечь пораньше.
Я понимаю вас и очень вам сочувствую, но мне просто необходимо еще раз осмотреть место происшествия и уточнить некоторые детали.
Заходите, раз уж пришли.
Зверев вошел в прихожую, снял свой изрядно промокший пиджак и бесцеремонно повесил его в шкаф.
Боже, вы ведь промокли! воскликнула хозяйка. Придется угостить вас горячим чаем. Располагайтесь, я сейчас.
Я бы с удовольствием выпил чего-нибудь покрепче. Коньяк вполне подошел бы.
Брови женщины взлетели, она улыбнулась и заявила:
Вы не похожи на прочих представителей правоохранительных органов, с которыми мне приходилось иметь дело.
Мне многие это говорят.
Завадская снова улыбнулась и сказала:
Боюсь, что вам придется довольствоваться чаем. Алкоголя в нашем доме нет. Андрей Филиппович вообще не пил. Я, честно признаться, могу выпить бокал-другой сухого вина, но делаю это не часто.
Зверев пожал плечами, удрученно вздохнул и произнес:
Чай так чай. Что уж тут поделать.
Пока хозяйка суетилась на кухне, Зверев вошел в комнату. В глаза ему тут же бросилось багровое пятно у стены. То место, где недавно лежал труп доктора Завадского, было обведено мелом.
Капитан поежился, но не оттого, что увидел, а от холода. Мокрая рубашка липла к телу. Павел Васильевич чувствовал, как мурашки бегут у него по спине.
В комнату вошла Завадская и протянула гостю шерстяной свитер.
Наденьте это. Если вы заболеете, то кто же будет искать убийцу моего мужа? сказала она.
Когда женщина вернулась на кухню, Зверев скинул рубашку и натянул свитер, предложенный ему. Колючая шерсть приятно щекотала спину. Почувствовав, что кровь в его жилах побежала быстрее, Зверев принялся осматриваться.
Жилище Завадских представляло собой трехкомнатную квартиру с высокими потолками и довольно большим балконом. Стены были оклеены рифлеными обоями, мебель отличалась добротностью и массивностью. Рядом с диваном был расположен резной комод с посеребренными витыми ручками. На его крышке стоял телефон, рядом с которым красовалось несколько разноцветных фарфоровых статуэток. Тут же стояла фотография худощавого мужчины в очках. Его лицо было испещрено многочисленными морщинами.
«Судя по всему, это и есть наш безвременно ушедший доктор», решил Зверев.
Повсюду в горшках росли цветы. Полки едва не прогибались от тяжести книг, уставленных на них. У правой стены стоял резной диван из красного дерева, обтянутый кожей.
Зверев подошел к нему и стал рассматривать еще одно фото, которое висело над ним. На снимке Валентина Михайловна Завадская сидела в глубоком кресле. Рядом с ней, держась за спинку, стоял пышноволосый паренек в форме пехотного лейтенанта и сурово смотрел в объектив.
Вошла хозяйка и опустила на журнальный столик поднос. На нем стояли латунный чайник с витиеватой ручкой и сахарница с кристально-белыми кусочками рафинада. Рядом тарелка, на которой лежали бутерброды с угличской колбаской и плавленым сыром.
Зверев без малейшего колебания набросился на угощение. Отхлебнув чая, он понял, что окончательно согрелся.
Наконец, уничтожив парочку бутербродов, капитан заявил:
Итак, давайте займемся делом. Из протокола допроса я узнал, что в пятницу вечером вы отправились в ваш загородный дом, расположенный в Барашкине, а ваш муж остался дома.
Совершенно верно.
А почему он не поехал! Ваш муж не любил отдыхать на природе?
Напротив. Он обожал наш деревенский дом. Мы собирались ехать вместе, но в пятницу Андрей задержался в больнице. Он вернулся около девяти, тут же заявил, что у него возникли дела и ему в эти выходные придется поработать на дому.
Что за работа?
Не знаю. Андрей Филиппович не любил, когда я лезла к нему с расспросами. Узнав, что муж остается дома, я тоже решила отказаться от поездки, но муж стал возражать. Он вызвал мне такси, чтобы я успела на последнюю электричку, и буквально выпроводил меня за порог.
Это не показалось вам странным?
Конечно, показалось. Муж был очень возбужден, даже накричал на меня, хотя обычно вел себя очень сдержанно.
Вы, конечно же, не знаете, чем вызвано столь необычное поведение вашего мужа?
Увы! Валентина Михайловна пожала плечами.
Зверев еще раз отпил из чашки, промокнул салфеткой губы и поинтересовался:
Вы часто уезжаете в Барашкино на все выходные?
С начала весны мы ездили туда постоянно. Андрей впервые остался дома.
Значит, о том, что квартира будет пустовать, мог знать кто угодно?
Разумеется. Мы не делали из этого тайны.
Теперь о картине. Откуда она у вас?
Видите ли, этот самый Шапиро в свое время лечился в нашей межрайонной больнице. Тогда он был еще совсем никому не известным художником и, если я правильно поняла, носил другое имя.
Да, в те времена его звали Даня Шапировский, сказал Зверев.
Так вот этот самый Шапировский и подарил Андрею Филипповичу свое творение.
«Ну что ж, все вроде бы встает на свои места», подумал он и произнес:
Простите, а могу я узнать, что изображено на этой картине?
Валентина Михайловна усмехнулась и сказала:
Вы же, вероятно, и сами знаете, что разобрать то, что изображено на подобных картинах, бывает довольно сложно. Вы представляете себе, что такое кубизм?
Боюсь, что очень отдаленно.
Я бы сказала, что на картине присутствуют хаотично расположенные угловатые фигуры. Все они лично мне ничего не напоминают. Определенно могу сказать лишь то, что в центре картины нарисованы настенные часы с кукушкой.
«В первом случаеухо, во второмчасы с кукушкой. Это уже кое-что. Теперь можно хоть на что-то ориентироваться».
Зверев удовлетворенно кивнул и спросил:
Скажите, а фамилия Сычев вам что-нибудь говорит?
Кто это?
Бывший заведующий отделением неврологии, начальник вашего мужа.
Я его не знаю.
Когда Сычев ушел на пенсию, ваш муж занял его место.
А почему вы о нем спрашиваете?
Дело в том, что тогда, в двадцать седьмом году, Даня Шапировский подарил не одну, а две свои картины врачам, лечившим его. Одна досталась Сычеву, а втораявашему мужу.
И что в этом такого?
А то, что этот самый Сычев тоже постоянно ездит на дачу вместе со своей супругой. В эти выходные в их дом проникли воры и украли у него картину Шапиро.
Сычева тоже застрелили? ужаснулась Завадская.
К счастью, нет. В отличие от вашего мужа, Сычев, как и планировал, уехал за город. Возможно, именно поэтому он и остался жив.
Завадская покачала головой.
Зверев поднялся и подошел к окну. Дождь все еще стучал по карнизу.
Валентина Михайловна отрешенно смотрела в окно, сжимая обеими руками небольшую фарфоровую чашку.
Зверев подошел к дивану, указал на фото, висевшее над ним, и осведомился:
Ваш сын?
Да, это мой сын Александр.
Он не похож на вашего мужа, произнес капитан и указал на фотографию Завадского, стоявшую на комоде.
Андрей Филиппович не был отцом Саши.
Вот оно что.
До встречи с Андреем я уже побывала в браке. Юрий Зотовтак звали моего первого мужа.
И где он сейчас?
Мой муж и сын погибли, сказала женщина и задержала дыхание.
Простите.
С Юрием Зотовым мы поженились в восемнадцатом, продолжала Валентина Михайловна, голос которой слегка дрожал. Тогда он учился на офицера.
Где учился?
В Новгороде, на курсах усовершенствования начсостава. Мой первый муж был родом из Пскова.
А вы откуда?
Я родилась в том же самом Барашкине.
Вы не очень-то похожи деревенскую девушку.
Валентина Михайловна улыбнулась:
Да уж. Однако это так.
Расскажите о себе.
Мои родителисамые обычные крестьяне. Отец воевал и погиб в Гражданскую, а мать умерла от тифа в те же годы. От моих родителей нам и достался этот дом. Окончив восьмилетку, я уехала в Псков и поступила на библиотечные курсы. Потом работала в библиотеке в Любятове, тогда-то и познакомилась с Юрой. Он приезжал на побывку. Мы целый год переписывались, а когда Юра окончил учебу и получил звание младшего лейтенанта, уехали в Карелию и там поженились.
Александр родился в Карелии?
Да, в двадцать шестом. В тридцать девятом Юра погиб в Финляндии, а мы с сыном вернулись в Псков.
Где вы были во время оккупации?
В сорок первом мы уехали в Куйбышев, к Юриной сестре. Саше тогда было четырнадцать. Потом он поступил в пехотное училище и уже в сорок пятом был отправлен на фронт, голос рассказчицы дрогнул. Саша погиб при освобождении Клайпеды. Почта тогда уже значительно лучше работала, чем в первые годы войны, но похоронку я получила только в апреле, за три недели до того, как Германия капитулировала. Валентина Михайловна замолчала.
Ее гостю было видно, что ей нелегко вспоминать этот период жизни.
Зверев чуть помолчал и спросил:
Валентина Михайловна, а вы любили мужа?
Юру?
Нет, Завадского.
Хозяйка квартиры усмехнулась и сказала:
Вас, очевидно, удивляет, что я не сильно убиваюсь о смерти Андрея Филипповича?
Со стороны это выглядит именно так!
Завадская нервно усмехнулась и добавила:
А еще вы наверняка подозреваете меня в убийстве мужа.
А почему нет? спокойно сказал Зверев. По статистике получается, что большинство убийств совершают люди, находящиеся в близких отношениях со своей жертвой. Подозреватьэто часть нашей работы. Так я повторю вопрос. Вы любили Завадского?
Валентина Михайловна задумалась, поставила чашку на комод и проговорила:
Любила, не любила. Это сложный вопрос. Я даже не знаю, как вам на него ответить. Наверное, все-таки любила, но совершенно не так, как Юру. Представьте себе послевоенное время, голод. Я потеряла мужа и сына, осталась одна. Тут-то и появился Андрей Филиппович!
И что же?
Тогда он еще не был руководителем районной больницы, заведовал отделением неврологии. Мы познакомились. Он тут же предложил мне с ним поужинать, ухаживал за мной, дарил подарки, ну а потом предложил выйти за него. Глаза Валентины Михайловны сверкнули. А какой смысл мне был отказывать ему? Человек перспективный, уверенный в себе. После войны, когда большая часть мужчин полегла на фронтах, женщинам просто непозволительно быть излишне разборчивыми.
Вы не пытались завести детей?
Я не хотела, а Андрей Филиппович не настаивал. Вы не думайте, что для меня это был брак по расчету. Мы в общем-то жили неплохо. До определенного времени.
Что вы хотите этим сказать? Зверев насторожился.
Валентина Михайловна отвела взгляд, задумалась и ответила с грустью: