Ханна, ведьма - Юрий Рогоза

Юрий РогозаХанна, ведьма

Винс Шерман всегда был идиотом. Но в этот вечер превзошел сам себя.

 Ус-с-с-саться можно!..  в который раз восторженно выдал он, давясь смехом и проливая виски на дорогущий костюм от ДюпонаНет, реальная ведьма, клянусь!.. Худющая, как скелет, глазенки черные, одета в лохмотья Нет, а главноечерт меня дернул свернуть! Ехал бы себе по 95-му! Дорогу хотел сократить, мудак Правда, тогда бы всего этого не увидел! А такговорю вамуссаться можно!!..

Вечеринка только началась, поэтому неудивительно, что толпа вокруг Винса, который уже пришел то ли пьяный, то ли обкуренный, а, скорее всегои то, и другое, собралась довольно большая. Самодовольные рожи, надменные улыбки, идеальные костюмы Когото из стоящих рядом я знал, коготонет. Как обычно.

Дело происходило в антикварном салоне Ричарда Миллса (он терпеть не мог, когда его называли Диком или Ричи), худощавого блондинистого гея с грустными глазами, переехавшего в НьюЙорк из Лондона года четыре назад, открывшего салон и сразу решившего организовать «мужской клуб», как он сам выражался. Собирая раз в месяц модных ребят из шоубизнеса, художников, владельцев галерей и просто богатых бездельников, вечно не знающих, как убить время, подданный Ее Величества, ясное дело, мечтал создать у себя уютный педерастический рай, но вместо этого вынужден был терпеть толпы орущих пьяных мужиков, которые ближе к концу гулянки, напившись шарового виски и от души насмеявшись, начинали названивать женам, подружкам и блядям, чтобы продолжить праздник жизни.

Нет, геев среди гостей Миллса тоже хваталов этом городе и в нашем бизнесе с ними, слава Богу, сложилосьно именно здесь, в «мужском клубе», тихие и аккуратные, они жались в робкие стайки по углам, вздрагивая от взрывов пьяного хохота и изредка начинающихся под конец вечеринки драк. И именно здесь, как это ни дико, становилось понятно, почему их называют «сексуальным меньшинством». Не случайно умный Ли был здесь был здесь всегонавсего один разпервый. И почти сразу ушел. Успев, правда, разбить в кровь морду известному критику, который ласково ущипнул его за задницу.

«А тыто сам, Стиви, что делаешь здесь?»  спросил бы я себя в другой раз. Но именно сегодня я точно знал, что делаю на вечеринке у Ричарда Миллса. Все сходилось. Все происходило именно так, как и должно было быть. Жизнь делала предсказанный поворот. Мир колдовал. Чувство было незнакомым и радостнотревожным.

Взятый с подноса стакан с толстой золотистой полосой виски на дне я лишь погрел в ладони и поставил обратно, как только услышал первые слова пьяно хихикающего Винса Шермана. Потому что было ясносколько бы людей его ни слушалo, его рассказ предназначается одному человеку в мире. Мне.

Надо было выслушать его еще раз, пока Винса не развезло окончательно, или пока он не перешел к преимуществам секса с гермофродитамипроститутками, своей любимой теме.

Слава Богу, пока еще этого не произошло, и Винс, упиваясь ироничным вниманием гостей, до сих пор рассказывал о своем приключении. По кругу. Раз в пятый или шестой. Суть я уже знал, как и все стоящие вокруг со стаканами в руках. Она сводилась к тому, что возвращаясь неизвестно откуда в Манхэттен, он решил сократить дорогу, съехал с девяносто пятого фривея, и, проезжая через какойто захолустный городишко ( Не забыть название!.. Не забыть название!..  как мантру, твердил я про себя) со всей дури влетел передком «Мерседеса» в груду металлаковша от старого трактора или вроде того.

 Прямо посреди дороги лежала, мать ее еб!..  восторженно блестя глазами, убеждал слушавших ШерманОтвратительная, ржавая груда железа!..Нет, серьезно! Прямо. Посреди. Дороги. А я ехал миль под шестьдесят! Уссаться можно

ВислРоуд таун, если верить Винсу, оказался редкой дырой. Зато какойто ночной алкаш за несколько баксов познакомил его, впавшего в отчаяние и вынужденного ждать утра, с единственной достопримечательностью городка (я уже знал, что ни за что не забуду его название)  местной полоумной, умеющей творить чудеса.

 Домишконет, ну хижина дяди Тома отдыхала, блядь!..  Винс сделал большой глоток виски и глаза его засверкали совсем нехорошо, онтаки явно принимал сегодня какуюто гадость, кроме спиртногоВхожу. Она, вроде как и не заспанная совсем, хоть на дворе четыре часа! Но страшная!!.. Мало места, я отвечаю!.. И сколько летне скажешь. Можетдвадцать, можетсорок, хер ее знаетИмечко тоже дивноеХа-нн-а!! Я чуть не охуел, как услышалВ общем, развлекался я часа два. « Что ты можешь, волшебница, блядь?»  спрашиваю. Молчит. Тут меня осенило! Говорюдесять долларов можешь превратить в сто? Вот держи!.. Протягиваю ей бумажку, а она ее даже в руки не взяла, а я смотрюсотка! Реальная сотка!.. Ну, что вы ржете, вашу мать?!.. Что ржете?!!.. Я же говорюуссаться можно Дальше, говорю, слушай, вот у меня кошелек черный, да? Можешь его зеленым сделать? Достаюзеленый

Толпа вокруг, уже разогретая дармовым виски, хрипло и обидно рассмеялась.

 Да я отвечаю!  обиженно взвился Шерман, уронив разлетевшийся на мелкие колючие брызги стакан и неловко вытаскивая из заднего кармана большой потертый бумажник противного зеленого светаСмотрите, блядь!!..

Но гости только заржали еще громче, на миг заглушив живую музыкув глубине студии приглашенное эстетом Ричардом струнное трио исполняло чтото очень ненавязчивое и красивое.

 Ладно, хер с вами, не хотитене верьте!  обиженный Винс схватил с подноса еще один стакан с вискиПридурки!.. А хоть как все закончилось, знаете?!.. Так послушайте!.. Ладно, говорю, хватит, спасибо. А можешь сделать так, чтобы вот прямо сейчас приехал эвакуатор, а то у вас тут, в жопе мира, даже сотовая связь глючит. А она так помолчала секунду и говоритвам не нужен эвакуатор. Я сделала так, что ваша машина абсолютно целая

Выглядываю во дворчуть не рухнул! Стоит моя красавицацелехонькая, нетронутая А главноеэтот ковш гребаныйну, об который я долбанулсяпрямо перед ней, в нескольких футах, тоже никуда не делся!!.. Тут-то я в ее чудеса и поверил По полной программе Даже испугался малость

 Пора тебе наркотик сменить, Винс, дружище. Нет, кроме шуток. Если так глючитэто уже для здоровья неполезноотозвался кто-то, невидимый мне.

 Не веришь?  спросил Шерман, но тут же успокоился, глотнув вискиХотя, ничего удивительного, я бы и сам не поверил

 А что ж она в таком говне живет, эта твоя Ханна? А? Если она все может?  спросил похожий на свинью румяный толстяк, стоящий рядом со мнойЧтото не сходится!..

 Не поверишь, я и сам спросил! А она глаза опустила и тихо так говоритя ничего не могу просить для себя лично Нельзя Можно только для другихИначе дар уйдет Я ей и дал под конец всегонавсего пятерку. Думал, она вой, подниметтипа, мало и все такое!..  а она лишь глазищи опустила, иСпасибо Разбудил среди ночи, заставил фокусы показывать, получил новую машинуи все за пять баксов!!.. А эта малахольнаяспасибо

Толпа слушающих начала рассасываться. Ктото тихо посмеивался, большинство вообще говорило о другом, уже забыв о бреднях Винса Шермана. И, конечно же, ему никто не поверил. Ни один человек.

Кроме меня. Я поверил каждому его слову. Я шел сюда в ожидании чуда, которое было мне предсказано. И все сошлосья услышал о нем, как только вошел в уютный полумрак салона, не успев пригубить виски. А теперь не отдам никомуслишком уж давно в моей жизни не происходило чудес. Особенно добрых.

Оставалось уйти, не привлекая особенного внимания. Я прошел чуть ближе к выходу, остановился около окна. Осенний Вилледж там, по ту сторону стекла, был потрясающе, нереально красивым. Как открытка, поздравляющая с таинственным праздником, о котором знают немногие.

И сразу почувствовал прикосновение легкой, словно женкой, руки.

Я оглянулся. Основатель «мужского клуба» Ричард Миллс был все тем жешелковая рубашка странного цвета, узкие плечи, копна шелковистых рыжеватых волос, тонкие пальцы с идеальным маникюром, глаза спаниэля

Он улыбался мне чуть робко, но искренне и подоброму.

«А ведь Ричарднамного приятней всех своих гостей, бесцеремоннонаглых, мордастых, пьющих его виски и бьющих его стаканы, матерящихся и орущих»  вдруг подумал я«Зачем ему все это нужно? В Манхэттене десятки гейклубов, где емуделикатному, миломубыли бы ой как рады!..»

 Привет, Ричардя пожал его тонкие длинные пальцыВсе великолепно. Как всегда. А музыка так просто волшебная

 Что толку, если ты сразу уходишь?  грустно вздохнул онИ не пил ничего Ли, конечно, вообще не пришел?

 Он работает.

«Или трахает сразу двух волшебной красоты девочекчерную и белую»  хотел добавить я, но постеснялся. Грустный англичанин мог подумать, что я грублю, а мне бы этого не хотелось. Грубиянов в его салоне хватало и без меня.

 Да, Ли у нас теперьпрямо живой классик!  широко улыбнулся МиллсАмериканский Микеланжело! Когданибудь нам не поверят, что мы с ним за руку здоровались, верно? Кстатион чуть замялсямногие до сих пор думают, что вылюбовники

 Ну и что!?  я искренне развеселилсяИ не думай разубеждать!.. Это даже прикольно! И потом, слово «любовник» ведь происходит от слова «любовь», а я люблю Ли, как родного. Так что все правильно

 Как ты хорошо сказал«от слова «любовь»  уголки глаз у Ричарда опустились еще больше, сделав его окончательно похожим на грустного щенка.

Мне не терпелось уйтипредчувствие доброго колдовства носилось по сердцу горячим комкомно Миллс все стоял рядом, словно был здесь не хозяином, а таким же гостем, как и я. К тому же, у меня возникло странное ощущение, что он хочет сказать мне что-то, но никак не решается. Так и оказалось.

 Стивен, дорогой  опустив щенячьи глаза, выдохнул РичардТы же не обидишься, если я скажу, что коечто знаю о твоих твоих проблемах?

 Проблемах?  переспросил я.

 Я о работеангличанину явно было неловкоВидишь ли, у меня есть хороший друг в телевизионных кругах Он уже немолод и очень богат

«Понятно»  сформулировал я про себя«Типичный старый пидор».

 И вот я Одним словом, я поговорил с ним о тебе. Без твоего разрешения, извини  Ричард забубнил быстрее, словно опасаясь, что я его не дослушаю или ударюТак вот, ему очень нравится все, что ты делал!.. Он так и сказал, а мне он не врал бы!.. Он готов встретиться с тобой для серьезного разговора. Оночень влиятельный человек на ТВ, правда Этосерьезно. И ещеОн сказал, что уладить вопрос с Поломне проблема»

Вопрос с Полом

Пол Фуксман по кличке «Полдиванчик»  сука, сволочь!  был моим боссом, моим проклятием, моим рабовладельцем. Он заслонял мне солнце, он лил яд в мой утренний кофе, он омрачал мои оргазмы!..

И вдруг«вопрос с Поломне проблема». Вот так просто.

«Пидарасы правят миром»  любит повторять мой друг Ли. Похоже, он прав.

 Так как? Встретишься с ним?  Миллс смотрел на меня так, словно просил о чем-то, а не пытался оказать сумасшедшую услугу.

Всетаки, сказать, что жизньстранная штука, значитне сказать ничего. Два часа назад то, что предложил мне белобрысый английский гей Ричард Миллс, было бы для меня самым большим счастьем за последние четыре года. Было бы спасением, чудом из чудес, чемто невероятным и потрясающим. Но в этот миг во мне властно и нетерпеливо пульсировало только «Ханна из Висл-Роуд таун, Ханна из Висл-Роуд таун» Абсолютная, слепая вера в чудо в чистом виде, по сравнению с которой все слова Ричарда казались пустым офисным трепом двух секретарш.

 Мне же не обязательно отвечать прямо сейчас, да, Ричард?  я положил ладонь на его худое, как у недоразвитого подростка, плечоЕще поговорим об этом, окей? Но все равно спасибо. Тыудивительный, замечательный человек!..

«Хоть и англичанин»  обязательно добавил бы Ли.

Но я, конечно, ничего добавлять не стал. А просто улыбнулся на прощание и шагнул к выходуроскошной дубовой двери, стекло которой огни никогда не спящего города превращали в ослепительный разноцветный витраж.

* * *

Существует минимум десять тысяч причин прожить жизнь в НьюЙорке. И одна из нихосень. Та самая НьюЙоркская осень, когда лето уходит, забрав с собой жару, но забыв выключить тепло, и огромный город нежится, проносясь под медленно опадающими листьями столетних деревьев. И люди, и дома, и машины знают, что это блаженство пришло не навсегдаласковое время скоро закончится, сменившись слякотью, короткими и буйными снегопадами, а затемпронизывающим ледяным ветром, зло дующим с океана до самой весны.

Но эта временность не убивает чуда осени. Наоборотдобавляет в него кислосладкую ягоду грусти, делая все вокруг еще более прекрасным и нежным.

С моего старого железного балконая, кажется, еще не хвасталсявиден Сентралпарк. Не весь, конечно, лишь узкий кусок, в который упирается 86-я Вест улица. Но и этого достаточно, чтобы утром, выйдя на него с первым кофе, любоваться огромным ржавым лоскутом листвы, среди которого то тут, то там горят пятна чистого золота или другие, пронзительнокровавые, как бусинки граната

Правда, темнеет рано, и красота прячется до утра, но зато становится сильней запах прелой травы и сухих листьев. Осеннее вино моего Города

Даже сейчас, выйдя из салона Миллса, я не почувствовал прохлады. Просто тепло было особенным, вечерним, и я решил не брать такси, а пройтись пешком, хоть и понимал, что идти придется долго, несколько часов. Последние дни я вообще часто выходил на улицу без причины. Просто чтобы ощутить себя частичкой чуда по имени осень.

В эти дни не казались грозными даже копы. Словно они были привычными призраками Манхэттена, оберегающими теплую осень, пропитанную запахом прелых листьев и вечности.

Проходя мимо дома Ли, я поднял глаза. Окна мутно светились. Он работал, конечно же, работал, так что я не обманул доброго рыжего Ричарда Миллса. На секунду меня охватило сомнение, до жути захотелось прийти к Ли и все ему рассказать, но я тут же одернул себя. К таким друзьям, как Ли, нужно приходить с готовым чудом, а не с полуфабрикатом

«Так Висл-Роуд таун, зовут Ханна»  на всякий случай еще раз повторил я, хотя знал, что не забуду ни имени, ни названия городка, даже если захочу.

И я зашагал дальше, вспоминая этот день, который начался так обычно.

Навстречу шли людимолодые и старые, веселые и грустные, черные и белые. Но ни один из них не знал моей тайны. А попытайся я ее рассказать, меня приняли бы за очередного шизофреника, которые тысячами бродят по улицам НьюЙорка. А я вовсе не был шизофреником. Я был нормальным, не особенно крупным 28-летним парнем по имени Стивен Райт, у которого сначала все было хорошо, а затем все стало плохо. Который, наверное, сдох бы в канаве или наложил на себя руки, если бы не его друг Энди Ли, потрясающий художник и лучший человек на свете. Но НьюЙоркстарая, потертая временем толстая книга, в ней таких историймиллион, и, шагая по Авеню Америкас в направлении дома, я мог сколько угодно рассказывать о случившемся лишь одному человекусамому себе.

Собственно, сегодняшний день ничем не отличался от вчерашнего и позавчерашнего. Вернее, не отличался бы, если бы меня, идущего в «мужской клуб» вдоль Сентралпарка, не окликнул Американский Геройнаша местная знаменитость, старый длинноволосый бомж с красным лицом и на удивление живым взглядом молодых синесерых глаз. Американский Герой был такой же неотъемлемой частью нашего микрорайона, как хлебный магазин на углу или газетный киоск напротив него. За последние пару лет эту сторону парка почистили, бомжей отвезли в муниципальные дома престарелых и просто разогнали, но Американский Герой никуда не делся (ходили слухи, что копы попросту боятся с ним связываться, хотя это, конечно, было полной ерундой).

Иногда Герой исчезал кудато на пару дней, но всегда возвращался, каждое утро садился у бордюра на старый ящик и внимательно рассматривал текущую мимо толпу. Изредка, выделив в ней когонибудь, он кричал:

 Эй, мистер! Идика сюда, я потру тебе пуговку на удачу!..

Вместо «мистера» могла, конечно, быть и «мисс», и «мэм», но чаще он почемуто выбирал мужчин.

Незнакомые люди почти всегда проходили мимо, приняв его за обычного попрошайку.