Я протянул ей руку. Она взяла ее, вышла из машины и встала лицом к лицу со мной. Ее пальцы легким движением сдавили мне запястье.
Может быть, ответил я.
Она улыбнулась улыбкой маленькой девочки.
Нет все кончено. Моя паутина не была достаточно прочной. Улыбка ее немного посветлела. Но я старалась, знаешь.
Я знаю.
И это стоило того. Я сожалею только об одном.
О чем?
Ты не написал мой портрет, как собирался.
Я коснулся губами влажной кожи ее щек и легким движением пальцев провел по ее бровям. В моих объятиях она- вновь вся затрепетала, веки ее полузакрылись, и из груди вырвался легкий стон, который я поймал губами как прорыв ее жизненных сил и страсти. Она жадно впилась в мои губы, пытаясь в этот миг передать в поцелуе все то, что было у нас в прошлом, и заручиться на будущее. Я с сожалением и неохотой оттолкнул ее.
Будь осторожен, Тайгер.
Я кивнул.
Ты еще придешь ко мне возможно?
Когда-нибудь это должно снова случиться.
Тогда я сплету новую паутину, улыбнулась она. Будь осторожен, дорогой.
Позади меня Мейсон спросил:
Ты готов?
Иду, отозвался я.
Наш самолет стоял на небольшой площадке, отведенной для частных самолетов, в последнем ряду. Мейсон держал его все время готовым к вылету, баки заправлены, практически, он мог стартовать в любое время. Главное, надо было суметь удрать с аэродрома. То, что шел дождь, как раз было нам на руку. Поскольку официально поле было закрыто, то все служащие спокойно сидели у электрообогревателей по своим комнатам и потягивали кофе. Можно было рискнуть прорваться.
Мейсон колдовал над приборной доской, готовя самолет к запуску. Я уселся рядом с ним, пристегнул себя ремнями и надел шлем. Из-за туманной сетки дождя и навеса, под которым стоял самолет, наши приготовления были незаметны.
Мейсон включил зажигание и нажал кнопку стартера, четыре лопасти винта начали медленно вращаться. Затем мощный двенадцатицилиндровый двигатель ожил и заревел в дождливой тишине летного поля, как разбуженный зверь. Мгновенно ожило радио, и испуганный голос оператора с башни управления начал запрашивать нас. Мейсон прибавил обороты, вывел самолет на взлетную полосу, развернул его против ветра и, дав полную свободу двигателю, погнал самолет навстречу надвигающемуся небу.
В пятидесяти футах над землей Мейсон взял по приборам нужный курс и, произнеся обычные для летчиков пожелания удачного полета, облегченно вздохнул. Самолет, задрав нос, набирал высоту.
На трех с половиной тысячах футов мы, преодолев облачность, вырвались в яркий солнечный день, возникший словно по волшебству. Под нами клубились белоснежные горы облаков, образуя вершины и долины счастливой страны, сплошь покрытой снегами. Тень самолета ныряла в облаках, окруженная радужным спектром, иногда проваливаясь в темные дыры в белом поле, которое закрывало собой весь ужас непогоды, царившей внизу.
Мейсон, рассчитав маршрут, прикинул, что мы будем в полете примерно час. У нас оставалось еще сорок минут, чтобы не думать о том, как мы посадим самолет, долетев до места. Там будет видно. А где-то впереди другой самолет и другие люди тоже должны будут решить эту проблему. Голос Мейсона в наушниках, как бы отвечая моим мыслям, стал комментировать ситуацию. «Команчи» хорошо начал полет. Возможно, ему повезет, и через разрыв в облаках он выберет место. Может, и не повезет. Оба самолета при такой облачности могут подлететь к Лисвиллу, только точно рассчитав маршрут. Обе крылатые машины летят по разным траекториям и, в лучшем случае, должны сойтись в одном месте. Мы, полагаясь на скорость нашего самолета, можем сократить разрыв во времени. Но посадка остается для нас большой проблемой.
Время, оно всегда все решает. Я закрыл глаза и, расслабившись, откинулся назад, дав себе возможность отдохнуть и обдумать ситуацию, возложив все заботы о полете на Мейсона, пока мы не достигли нужного места.
Рондина, что она хотела сказать мне, почему не могла доверить этого другим? Ее задание было довольно простым, запасным вариантом на случай, если бы мне не удалось здесь ничего обнаружить. Она не могла натолкнуться на что-то столь важное, хотя, конечно, всегда есть шанс встретить непредвиденное. Разрабатывая эту операцию, Советы не могли полагаться только на одного человека. У них, так же как и у нас, работала целая группа, и каждый был готов к определенным действиям, в зависимости от хода развития всей операции, все было спланировано и учтено. У них есть и свои специалисты, и профессионалы, готовые подключиться в нужный момент и сделать все, чтобы победить в этой сумасшедшей игре.
Их философия победы лучше нашейбоевая философия, где щель оправдывает средства, и не важно, что они мило улыбаются на этих встречах в ООН. Здесь они ведут себя, как на настоящей войне, и делают все, чтобы победить.
Сейчас они находятся на прямой, ведущей к цели, как игрок с мячом на линии ворот. Мы потеряли этот мяч по ошибке наших игроков, а они готовы использовать все преимущества своего положения и изо всех сил стараются занести, как в регби, мяч за линию, даже если для этого потребуется пожертвовать игроками. До сих пор я оставался цел в этой игре, мне очень везло, очень.
Ветер дул им в спину, а нам бросал пыль в глаза. Ни мы, ни они не могли позволить себе проиграть.
Дважды Мейсону приходилось лететь в сплошной облачности, полагаясь только на приборы. Наконец он направил самолет вниз и, пройдя сквозь облака, мы оказались над залитыми дождем обширными полями. Внизу не было видно никакого ориентира. Мейсон включил переговорное устройство и сказал:
Боковой ветер сильнее, чем я рассчитывал, нас отнесло-слишком далеко на запад.
Что теперь?
Повернем на восток, дойдем до океанского берега и полетим вдоль него, пока точно не определимся, где мы. Здесь слишком низкая облачность, опасно лететь под облаками. Всего сто футов, а местами она опускается до земли.
Тогда давай к океану.
Потребовалось еще пятьдесят минут, прежде чем нам удалось обнаружить небольшой курорт на берегу океана, расположенный среди песчаных дюн. Облетев его, мы поняли, что прибыли к месту. Удовлетворенные, мы взяли немного на юго-запад, подыскивая место для посадки и держась на минимально возможной высоте, чуть не касаясь макушек деревьев, стараясь избежать столкновения. Мы чуть не врезались в линию высоковольтной передачи и полетели вдоль нее. Она вывела нас к дороге. Сделав поворот на десять градусов от дороги, мы достигли другой автострады, пролетели несколько минут над ней и медленно ушли влево.
Я посмотрел вниз. Прямо под нами были указатели взлетно-посадочной полосы. Следы от трех колес глубокими бороздами в напитанном влагой грунте уходили вбок от центра полосы и заканчивались там, где стоял «Команчи», глубоко увязнувший в грунте.
Рядом с самолетом лицом вниз, наполовину в луже, лежало тело человека. Мейсон сказал:
Они выиграли, Тайгер. Этот пилот хорошо знал местность.
Ты можешь посадить самолет?
Только не в эту лужу. Лучше, если мы сядем на твердое покрытие.
Что-нибудь подходящее есть поблизости?
Мейсон покачал головой.
По карте между этим местом и Лисвиллом только грунтовые дороги.
Тогда давай подлетим к городу как можно ближе, между этим местом и Лисвиллом десять миль, парень наверняка отыскал себе машину, чтобы добраться туда, у него на это было время, а у нас нет.
Когда-нибудь приходилось садиться в таких условиях? спросил меня спокойно Мейсон.
Всегда что-нибудь делается в первый раз.
Иногда он оказывается и последним. Для этого случая я как раз хороший компаньон, проворчал он и чертыхнулся.
Лисвилл представлял собой ряд складов, газовую станцию и несколько домов, расположенных на пересечении дорог. Мы пролетели над всем этим, почти планируя, выискивая открытое место, где можно было бы посадить самолет.
Я увидел, как Мейсон бодро кивнул мне, глаза его заблестели.
Подтяни потуже ремни.
Я затянул лямки так туго, как только мог, и приготовился к приземлению. Мейсон выбрал место, сбросил газ, и самолет стал стремительно приближаться к зеленому выгону, поверхность которого от скорости напоминала волнистую гладь зеленого озера.
Мейсон прекрасно сделал свое дело, самолет коснулся земли сначала хвостом, потом фюзеляж с глухим скрежетом задел по земле и, наконец, как раненое животное, взревел двигатель, когда лопасти винта ударили по грунту и, загнувшись назад, беспомощно застыли. Скрежеща металлом по земле и камням, раскидывая комья грязи и брызги воды, самолет еще некоторое время скользил, пока не застыл, остановленный небольшим рвом дренажной канавы. Мы тут же выскочили из кабины, бросились от самолета, на случай, если он взорвется, и остановились в пятидесяти ярдах от него. Мейсон, взглянув назад, печально сказал:
Что мы сделали с этой прекрасной машиной!
Ничего, Грейди купит другой, утешил я его.
Над нашей головой прогромыхал гром. Мейсон махнул рукой, и мы направились к Лисвиллу, который находился в полумиле от этого места.
Старик в потертых джинсах и фланелевой рубашке на газовой станции взял у меня бумажку в двадцать долларов, подозрительно посмотрел на нее, после чего засунул в карман. Он медленно двигался и соображал, при этом у него было представление, что первым встречным можно задавать вопросы, не отвечая на их собственные. Мне пришлось упростить наше общение, сказав, что наша машина встала на дороге, и он поверил в это, хотя и был несколько поражен тем обстоятельством, что мы здесь оказались.
Подумайте сами, сказал он, машина проехала мимо некоторое время тому назад. Старенький грузовой пикап, который раньше принадлежал Генри Джордану, проданный, правда, прошлым летом. Его купил недавно появившийся в наших местах парень, живущий на Декстер-роад.
Недалеко от авиаполя?
Старик сделал удивленное лицо и утвердительно кивнул.
Да, он самый. Это место используют летчики, когда опыляют поля, нечасто, правда. Так что парень еще держит ферму рядом с летным полем.
Он когда-нибудь появлялся здесь?
Никогда не видел этого парня дальше его собственных владений. Все, что нужно, он берет в магазине на Декстер-роад.
Я взглянул на Мейсона, и стало ясно, что он также понял, как все произошло. Я достал сигареты, прикурил и сказал:
Здесь где-то должна быть рыбная лавка
Старик прервал меня, махнув рукой.
Она открыта только летом. Парень, который держит ее, живет в деревянной хижине, как раз позади дома. Вы что, знаете его?
Нет, но нам хотелось бы поговорить с ним.
Ну что ж, вы как раз можете сделать это сейчас, он у себя. Запасся продуктами и журналами на целый год, сразу после Дня труда, и живет себе припеваючи, никуда не вылезая.
Я достал фотографию Луи Агронски и показал ее старику.
Видели раньше этого человека?
Он уклончиво скосил глаза и молча уставился в сторону, пока я не положил еще двадцать долларов ему в ладонь, после чего он стал внимательно разглядывать фото.
Полно туристов приезжают сюда летом порыбачить.
Как насчет этого?
Он ближе придвинул фотографию.
Возможно. Похоже, он бывал здесь. Не так уж многих я помню, но этого я видел, да, точно, видел.
Я почувствовал, что сейчас наступает тот самый момент.
У него здесь поблизости есть свое место?
Он вернул мне фотографию с дружелюбной улыбкой.
Послушай, мистер, тянул он. Я не могу сказать. Я прожил здесь более тридцати лет, и нет ни одного захудалого фермера в округе, которого бы я не знал.
Может, кто-то продал свою ферму?
Он удивленно пожал плечами.
Такого здесь не случалось. В хороший год люди прикупают земли, даже строят новые дома или расширяют старые. Если вы имеете в виду, что ваш приятель переселился сюда, так этого не было. Трое туристов имеют на пляже домики, которые они купили лет пять назад Они приезжают туда на лето половить рыбу. Но я их не знаю, видел только, когда они делали покупки.
Я убрал фотографию в карман.
Где эта рыбная лавка?
Примерно полторы мили вниз по дороге. Не так далеко от пляжа. Вы хотите идти пешком?
Нет. Я полагаю, у вас есть машина, которую вы можете нам одолжить, за деньги, разумеется. Пятьдесят долларов вас устроит?
Устроит, сказал он. Она стоит за углом, синий форд. Он взял деньги и, ухмыльнувшись, сказал нам, когда мы уходили:Скорее возвращайтесь.
Дом с вывеской «Рыба Вакса» был почти невидим за соснами и песчаным бугром, окна были заколочены крест- накрест досками, дверь также прихвачена планкой. Деревянные стены дома никогда не знали краски, и ничто, кроме специфического запаха, не говорило о его назначении. Но для того, кто работал в год всего два месяца, видимо, это был неплохой бизнес. Кучи раковин устриц, которыми была усеяна площадка сбоку от дома, говорили сами за себя.
Хижина стояла позади дома, такая же на вид, только из кирпичной трубы вился дымок и светилось окно.
Я постучал в дверь, немного подождал, потом толкнул ее в нетерпении. В противоположном конце комнаты, развалившись на кровати, лежал полный бородатый человек в грязном нижнем белье и тяжело дышал, находясь в забытье совершенного опьянения. Пестрого окраса кот устроился на его животе, прикрытом газетой. Возле кровати валялись две пустые бутылки и остатки бутерброда, не доеденного котом, который, увидев нас, юркнул под кровать.
Мы оба подошли к кровати и начали трясти человека, стараясь его разбудить. Попробовали плеснуть на него водой, но безрезультатно.
Черт, он в полной отключке, сказал Мейсон.
Человек зашевелился, произнес что-то невразумительное и попытался перевернуться. Я подсунул руку ему под шею и стал трясти его голову.
Вакс, вы слышите меня?
Давай положим его на пол, и я попробую привести его в чувство, «пощекотав» кое-где.
Черт, у нас совсем мало времени, чтобы заниматься шутками.
Дай мне попробовать.
Вдвоем мы стащили его с кровати на пол и положили на разостланные газеты. Мейсон начал свое дело. Через секунду Вакс уже загоготал, закашлялся, пытаясь подняться и ища мутными глазами своих мучителей. Я включил газовую горелку, налил воды в стоявший на плите ковшик и поставил его на огонь. Затем насыпал побольше растворимого кофе и, когда вода подогрелась, вылил это питье в глотку Ваксу. Прошло около получаса, прежде чем он смог произнести первые слова.
Что какого черта кто вы, люди?
Деньги делают чудеса. Я поднес к его глазам пятидесятидолларовую бумажку, удостоверился, что он ее увидел, затем опустил. Поймав его затуманенный взгляд, я сказал:
Мне нужно кое-что узнать. Вы в состоянии говорить?
Мейсон дал ему выпить дымящийся кофе, и он жадно сделал несколько глотков, затем скорчил гримасу и начал шарить глазами в поисках бутылки.
Возможно если дадите выпить.
Сначала поговорим. Я показал ему фотографию Агронски. Приходилось видеть этого человека?
Он подался вперед, быстро взглянул на фотографию и откинулся назад.
Покупает у меня рыбу.
Где он живет?
Вакс поджал губы.
Где-то на пляже, я думаю. Никогда не говорил. Редко приходит в город. Видел его раза три-четыре, когда он делал покупки. Больной человек.
Постарайтесь подумать, Вакс, гдена пляже?
На этот раз он довольно решительно тряхнул головой:
Данно. По-моему, он живет там. Есть несколько домиков для туристов и деревянные хижины.
А вы уверены, что он с пляжа?
Конечно.
Почему?
Вакс хитро рассмеялся, как заговорщик, и сказал:
Всегда приходил с песком на своих шлепанцах, как и все оттуда. Больше здесь нигде нет песка, только там. Он точно с пляжа. Но сейчас там никого нет.
Я не стал с ним спорить. Вместе с Мейсоном мы быстренько выскочили из дома и через минуту уже мчались на машине по направлению к океану. Минут сорок назад дождь прекратился, и сквозь облака местами просвечивало голубое небо на фоне свинцово-серых туч.
На песчаной дороге было сравнительно сухо, и машина легко катилась, не увязая колесами. Где-то за облаками был слышен гул самолета, летевшего над океаном, со стороны которого надвигался фронт дождя. Затем самолет развернулся и полетел к берегу, стараясь уйти от надвигающейся тучи.
Дорога начала забирать влево, затем, резко повернув к океану, пересекала ров, который шел вдоль пляжа. Переехав его, мы лишались защиты деревьев, росших между дорогой и пляжем. Я притормозил и осмотрелся, чуть правее была небольшая сосновая рощица. Я загнал машину туда и выключил двигатель. Южнее, на пляже, почти рядом с этим местом виднелись похожие на ящики пляжные коттеджи, разбросанные на песчаных дюнах и выглядевшие заброшенными в это время года.