Евгений Петрович, ласково спросила Захарьина, правда ли, что у вас лично очень значительные карточные долги и существенная часть этих долгов приходится на покойного Николая Константиновича?
Чернокозов усмехнулся:
Вы знаете все, но не точно. Ваш информатор ввел вас в заблуждение. С юношеских лет у нас с Колей не было учета картежных долгов. В лучшем случае играли на стол. Если бы Верт требовал от меня погашения разных картежных долгов, я давно должен был бы распродать себя на органы. С Колей вообще нельзя было садиться играть на деньги по-серьезному. Он выигрывал всегда и во все игры Но вы правы в другом. В карточных делах я Колин антипод. Так же, как он регулярно выигрывал, так же я регулярно проигрывал. Скажу честно: я игроман. Долгов карточных было много. Коля давал мне деньги на покрытие этих долгов.
И какую же сумму вы фактически были должны Верту?
Сейчас скажу, без тени замешательства ответил Чернокозов. Он достал из кармана роскошную пижонскую записную книжку, к которой был прикреплен золотой паркер. Открыл нужную страницу и ничтоже сумняшеся произнес:
Всего я ему был должен 230 тысяч долларов.
Захарьина с изумлением посмотрела на Дунаева.
Да, промолвил Кирилл Владимирович, нам это все известно. Но, может быть, сумма не точная. А так служба безопасности уже давно, еще два года назад, обращалась к президенту с предложением выгнать господина Чернокозова из компании. Но Матвей Борисович не прислушался к нашему предложению, боле того, недавно он поручил нашему финансовому вице-президенту подумать о том, как помочь этому игроману выйти из-под удара. Евгению Петровичу грозят крупные разборки.
Когда было такое поручение Серебровского? спросила Захарьина.
Да с месяц назад.
Внимание Захарьиной отвлекало изменение внешнего облика Чернокозова. Его красивое лицо стало багровым. Глаза готовы были выскочить из орбит.
Евгений Петрович, решила «притушить огонь» старший следователь по особо важным делам, давайте сменим тему.
Подождите, Анна Германовна, прервал ее Измайлов. Господин Чернокозов, вы вчера виделись с господином Вертом?
Лицо геолога уже достигло свекловичного цвета.
Конечно, виделся.
Когда это было?
Это был в половине десятого где-то. Мы, конечно, перетерли вопрос о начинающемся в Югре аукционе, там мы хотели взять очень важный для нас участок, потом я пошел в народ, посмотреть промежуточные результаты наших договоров с «РИНО». Ну и тут я узнал о нашем разгроме на аукционе в Югре. Я ткнулся в кабинет Верта, все было заперто. Он не отзывался. Я побежал к нашим старикам, чтобы как-то разрядить ситуацию.
Значит, в кабинет Верта в обеденное время вы не заходили и Верта не видели и не слышали? уточнил Измайлов.
Да говорю же, что нет, занервничал Чернокозов.
Ладно, жестко закончила инициативу Измайлова Захарьина. Евгений Петрович, расскажите нам, пожалуйста, о том, что за история приключилась с Рожковской экспертизой да и с тем, что происходило во время аукциона.
С самого начала? спросил Чернокозов.
Мы, конечно, кое-что уже знаем, Но хотелось бы услышать от вас все эти вещи в системном виде вместе с комментариями господина Дунаева.
Ну что же, сказал Чернокозов, обрадованный завершением картежно-долговой темы. Не так давно к нам на работу перешел Дмитрий Санников. Парень умный, способный. Но, к сожалению, со всеми недостатками, присущими ученикам покойного Верта. Он их баловал и распускал. Всегда восхищался их реальными или мнимыми талантами. Пришел Дима к нам, субординации никакой. С огромным самомнением и постоянными инициативами. Как только появился анонс о вчерашнем аукционе, он сразу же придумал, что по его диссертационным выводам на Рожковском участке должно быть нефтяное эльдорадо. Доложил мне все и предложил срочно заказывать экспертное заключение. Я сказал, что подумаю, и начал готовиться. Диме это не понравилось. Он пошел в приемную Серебровского. Как уж он добрался до этой приемнойотдельный разговор. Сказал помощнику, что он ученик Верта, и, можете себе представить, прорвался к президенту. С ходу убедил его в больших перспективах аукционной территории. Серебровский вызвал нас с вице-президентом Кошеваровым и без малейшей тени сомнения велел срочно готовить материалы к аукциону, изладить экспертное заключение, ну и, конечно, работа закипела. В конце той встречи Матвей Борисович строго сказал нам с Александром Сергеевичем, чтобы мы и пальцем не смели трогать этого выскочку, объяснил нам, дуракам, что нарушение субординации со стороны молодого геолога продиктовано заботой об интересах компании. Вот так и возникли Рожки.
Простите, вмешался Дунаев, сколько времени прошло с того момента, как Санников доложил вам свою идею, а потом стал прорываться к Серебровскому?
Не помню, ответил Чернокозов.
А вы вспомните, настаивал Дунаев.
Сейчас прикину, задумался Чернокозов. Ну, наверное, дней 15.
Значит, все-таки не 23 дня. Еще минуточку разрешите, Анна Германовна. А эта непонятная задержка не была связана с тем, что вы дожидались очередной командировки Александра Сергеевича Кошеварова и, воспользовавшись этим моментом, хотели лично доложить интересные идеи по территории Рожков президенту? Ну и, соответственно, вам хотелось по возможности получить лавры? Мне почему-то кажется, что про Санникова вы даже и не упомянули бы.
Чернокозов расстроенно опустил глаза и выдавил из себя:
Я не знаю, Кирилл Владимирович, чем я заслужил такие подозрения?
Ну ладно, опять прозвучал вкрадчивый голос Захарьиной. Как дальше шла работа? Мы знаем о создании экспертной группы и о формальной стороне дела. Что вы можете сказать о членах экспертной группы?
Как обычно в таких случаях, при экспертизах «РИНО» основную работу тянул Андрей Шведов. То есть, конечно, кроме экспертов участвовали многие сотрудники «РИНО», мы с Санниковым, как могли, помогали. Но Андрей делал очень многое. По существу, подбор материалов, позитивная часть экспертизы делались Шведовым под непосредственным руководством Верта. Конечно, были обсуждения, дискуссии. Но ведь понятно, чье слово было решающим. Сроки чуть было не сорвались. Из-за этой вертихвостки Тани Волковой. Вы знаете, Станиславский учил актеров, что надо любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Его слова, вообще-то, можно применить к любому виду творчества. Но Татьяна не любит геологию, она любит себя в геологии. Всячески подает себя. Выпендривается. Своими заумными выходками она тормозила работу, отвлекала и Андрея Шведова, и Диму Санникова. В общем, идея Верта сделать ее как бы ученым секретарем нашей экспертной группы оказалась непродуктивной. К сожалению, Маша Колыванова, которая обычно выполняла такого рода функции, находится в отпуске по уходу за ребенком. Ее сыну три месяца. Конечно, она время от времени прибегает на работу. Но стабильно-то она работать не может. Вот и пришлось Верту использовать эту свистушку. Но ничего, справились.
Еще один вопрос Евгений Петрович. Вам известно, что произошло в Югре? Нас интересует тот момент, который касается якобы имевшегося у представителей компании «Беаройл» экземпляра заключения вашей экспертной группы с подписью Верта.
Да, вчера вечером мы с Кошеваровым сидели у Серебровского. Александр Сергеевич рассказал, что компания «Беаройл» сразу пошла в такую атаку, отразить которую вице-президент «Юнгфрау» не мог. Его финансовые полномочия, определенные в доверенности, не позволяли это сделать. Сумма, предложенная «Беаройлом», была в 8 раз выше нашего дедлайна. Два разыгранных ранее участка ушли по стартовой цене, а тут предложение «Беаройла» превосходило начальную цену раз в 20. Но еще больше поразило вице-президента Кошеварова то, что на столе у представителей «Беаройла» лежал экземпляр нашего экспертного заключения. Кошеваров видел последнюю страницу с монументальной подписью Верта и специфической компоновкой последних строк заключения. Память у нашего вице-президента отличная, спутать он ничего не мог. Вообще, у него сложилось впечатление, что документ ему был продемонстрирован нарочно. Я глубоко убежден, что убийство Верта и похищение нашего заключения тесно связаны между собой.
Правильно ли я вас понимаю, спросила Захарьина, что вы считаете компанию «Беаройл» как-то замешанной во всех этих трагических событиях?
Я ничего такого не говорил, огрызнулся Чернокозов, я просто высказал предположение о связи двух событий. А уж кто и как виноват, это, извините, дело следствия.
Да, конечно, согласилась Захарьина. Но все-таки, Евгений Петрович, у вас есть какие-либо соображения о том, кто мог похитить экспертизу?
Да кто угодно, взорвался Чернокозов. Сколько раз я говорил Коле, нельзя подпускать к такой работе кого ни попадя.
Это вы о Тане Волковой? грустно спросила Захарьина.
Да, о ней, но не только. Все эти любимчики профессора Верта, по-моему разумению, истинные христопродавцы.
«А ты не любил Верта, подумала Захарьина. Линия хорошо видна, беспорядок, случайные люди. Хорошо ты уводишь нас от картежно-долговых тем».
Ну что ж, Евгений Петрович, спасибо. Насколько возможно, не покидайте Москву в ближайшие дни.
Мне дать подписку о невыезде? вскинулся Чернокозов.
Ну что вы, ответила Захарьина, Матвей Борисович заверил мое руководство, что сотрудники «Юнгфрау» все как один заинтересованы в скорейшем разоблачении злодея. Или вы против?
Ладно, сказал Чернокозов, буду сидеть на месте. И пошел к двери. На душе у него было муторно.
«А эта фифа совсем не дура, подумал Дунаев. Как она вкрадчиво и изящно разобралась с Чернокозовым. Похоже, с ней можно будет работать».
Федор Петрович, пригласите Санникова, попросила Захарьина.
* * *
В кабинет Маркова вошел высокий молодой человек с удивительно располагающей внешностью. Волнистые рыжеватые волосы, высокий лоб, правильные черты лица, популярная трехдневная небритость. Внимание собеседника приковывали глубокие, красиво очерченные голубые глаза под длинными загнутыми вверх ресницами. Телосложением он был сбитый, спортивный, но уже с небольшим животиком. Мужчина был хорошо одетидеально выглаженная рубашка, дорогой костюм, брендовые часы. Его спокойное, но грустное и подвижное лицо выражало внимание и готовность помочь.
Дмитрий Александрович, внушительно и строго сказала Захарьина (от ее вкрадчивости во время первых разговоров не осталось и следа), у нас появилась достоверная информация о том, что вчера около полудня вы были в кабинете покойного Николая Константиновича. При предварительном опросе вы утверждали обратное. Говорили, что вчера не виделись и контактов не было.
Дмитрий погрузился в глубокую прострацию. Захарьина подошла к сидящему Санникову и нависла над ним хрупким телом.
Поймите, вы видели убитого профессора меньше, чем за час до момента убийства. Экспертизы будут только завтра утром. Но наш судмедэксперт ошибиться сильно не мог. В общем-то, пока что судебные медики работают на вас. Но все может измениться.
Значит, я главный подозреваемый? промямлил Санников.
По факту да, жестко ответила Захарьина.
И тут случилось непредвиденное. Дима Санников упал на край приставного стола и затрясся в душивших его рыданиях. Из закрытых глаз молодого дарования лились крупные слезы. Парень совершенно потерял самообладание.
Что с вами, успокойтесь?! попробовал урезонить Санникова Измайлов. Вчера вы держались молодцом, а что сегодня? Богатырю майору было как-то неловко успокаивать рыдающего ученого.
Вы не представляете, какая это мука, когда тебя подозревают в убийстве учителя. До сих пор не верю, что все это происходит наяву. Я устал, я больше не могу жить со всем этим.
Дунаев дал Дмитрию Александровичу воды, но его одернул резкий голос Захарьиной.
От чего это вы устали, господин Санников? Что произошло такого, что вызвало вот эту вот истерику?
Вы правы, Дмитрий взял себя в рукиВчера часов в 12 я зашел в кабинет Верта. Между нами произошла ужасная сцена. Дело в том, что моей Маше прохода не дают мужики. Онахорошая девочка. Но любит ухаживания. Маша мне говорила, что этим грешит и Верт. Я, конечно, делал вид, что не обращаю на это внимания, хотя ревность постоянно меня мучила. Я отдал бы все на свете, только чтобы вчерашнего разговора не было на самом деле. Я задавал Верту такие вопросы, что теперь мне хочется вырвать свой язык, которым эти вопросы были произнесены. Он обматерил меня. Сказал, чтобы я убирался, но в последний момент сказал, чтобы я обязательно участвовал в ужине с Серебровским. Ну, я и убежал. Слышал, как он запер за мной дверь.
Дмитрий Александрович, вы должны объяснить следствию, что же явилось причиной вашей ссоры с Вертом, какие вопросы вы задавали профессору.
Это сугубо мое личное дело, ответил Санников и опять заплакал.
Ну-ну, будьте мужчиной, вмешался Дунаев. Дмитрий Александрович, вы ответственный работник компании «Юнгфрау», любимый ученик Верта, взрослый человек. Скажите, вы заинтересованы в изобличении убийц Верта и тех, кто это преступление организовал?
Дмитрий несколько успокоился.
Мне стыдно признатьсяно я чудовищно ревновал свою жену к Николаю Константиновичу. Я знал, что она всегда была влюблена в него. Я толком не знал, какие у них были отношения. Потом Маша снизошла ко мне и вышла за меня замуж. Это случилось год назад. Но я ревновал ее к нему, а его к ней.
Как это? удивилась Захарьина.
Между мной и Машей всегда была борьба, кто умнее, кто способнее, кого больше любит и уважает Верт. Представляете, какая дьявольская смесь. Я люблю женщину, ревную к ней своего шефа, а сам завидую ее положению. В конце концов я плюнул на все, на свои планы научного роста и ушел работать в «Юнгфрау». Легче не стало. Кроме того, я чувствовал себя предателем, ведь Верт так помог нашей молодой семье. Шикарную квартиру нам купил и вообще Николай Константинович крестил нашего сына, хотя некоторое время колебался. Ну а потом я вдруг получил два анонимных письма. В первом сообщалось, что после моего ухода из «РИНО» Маша спуталась с Вертом ну и все такое. Чушь, конечно. Она-то одна не бывает, только часто на работу ездит. И вообще она под контролем моей мамы и няни. Ну а потом я получил еще одной письморогоносец. Вы знаете, это кошмар какой-то, я в кругу друзей никогда не скрывал, что моим любимым фильмом давно стала лента «Развод по-итальянски» с Марчелло Мастроянни. У меня все повторилось, как в дурном сне. Я был на грани нервного срыва. А Маша вместо того чтобы четко сказатьтак, так, так, все распускала слезу на тему о том, что я оскорбляю ее своими подозрениями. В чем-то она права. Но весь вечер вторника она приводила себя в порядок. Надевала то одно платье, то другое. Мне стало казаться бог знает что. Я не выдержал. Примчался в «РИНО». Мне сказали, что Верт один, медитирует. У меня был его личный мобильный телефон. Я позвонил с телефон-автомата, который был в холле бизнес-центра. Я боялся того, что если позвоню с мобильника, он просто не отреагирует. Он сразу же сказал: «Поднимайся, полчаса у нас есть. Только делай это незаметно». Он впустил меня в кабинет, и я с ходу начал говорить ему, что он разрушает нашу молодую семью, что флиртует с Машей, что я страдаю. Он отвечал что-то странное: «Ты и должен страдать, дорогой мой, если любишь жену. Ты должен бороться за свою женщину, а не распускать слюни». Как это понять, я до сих пор не представляю. Потом Верт взорвался, обложил меня таким матом, который даже на хорошей буровой не услышишь, и велел мне убираться с глаз долой. А когда я уже выскакивал из кабинета, он вдруг совершенно ровным голосом сказал мне, чтобы я обязательно был на ужине с Серебровским. Если бы я знал, что вижу его в последний раз!