Далее последовала короткая, но весьма содержательная лекция об основах недропользования в современной России. Алиев подчеркнул, что в этой системе всегда будет побеждать тот, кто больше знает о предполагаемом или открытом месторождении, кто видит его скрытые резервы. Верт умел видеть это как никто другой.
Он объяснял, что все дело в применении фирменных технологий. Но я к этому отношусь скептически. Верт был великим геологом, наделенным свыше выдающимся виденьем природы вещей. Конечно, технологии помогали, обеспечивали достоверность результата, но Аллах велик, никакие компьютерные технологии не заменят знаний, воображения, интуиции живого человека. Рожкивенец творчества Верта. Лет пять назад он уже подходил к этой территории. Тогда по этому району готовил диссертацию его ученик Дмитрий Санников. Я могу ошибаться, но думаю, что именно Дима подсказал геологическому руководству «Юнгфрау» повнимательнее посмотреть этот участок. Их с Вертом теория позволяла предположить, что здесь может скрываться чрезвычайно интересное, достаточно крупное и весьма продуктивное месторождение. Анализ данных подтвердил, что все это так.
Кто работал над экспертизой?
Состав группы был маленькийот «РИНО» экспертами были Андрей Шведов и Татьяна Волкова, молодые кандидаты наук, от «Юнгфрау» над экспертизой трудились Дима Санников и этот хмырь Чернокозов. Но, конечно, главным был Верт. Хотя сам он считал, что из Димы Санникова со временем может вырасти очень большой ученый-геолог, вполне сопоставимый с самим Вертом по классу. Он его очень любил.
Чутье подсказывало Захарьиной, что надо развивать достигнутые во время допроса Алиева результаты:
Рауф Агаларович, а как складывались отношения Верта с нефтяными компаниями?
Вы знаете, здесь все было достаточно просто. Был ряд средних и мелких компаний, с которыми Верт категорически отказывался иметь дела. Он называл такие компании пиратскими. «Пираты» платили Верту дружной ненавистью. А с остальными у него были прекрасные отношения. В том числе и с нашими гигантами.
Ну а как же пресловутый конфликт интересов? спросила Захарьина.
Защитой от конфликта интересов всегда являлась безукоризненная честность Верта и порядочность наших сотрудников. Если он брался за выполнение договора по какой-то территории для одной компании, он уже не подряжался на выполнение аналогичных работ для других. Ну и так далее. Коммерческая тайна свято сохранялась.
И содержание ответа, и та глубокая убежденность, с которой говорил все это старый бакинец, произвели на «сыщиков» впечатление.
Разрешите еще один вопрос, спросила Захарьина. Скажите, а ваша компания выполняет какие-либо работы за счет государственного бюджета?
Несмотря на сквозившую в облике Алиева скорбь, старик улыбнулся:
А вы молодец, сказал он Захарьиной, зрите в корень. Нет ничего более сладостного, чем распил бюджетных денег. При вашем положении в следственных органах вы, конечно, это знаете.
Захарьина грустно кивнула.
Так вот, когда Коля вместе с нами создавал Российское инновационное нефтяное общество, он сказал: «Пока я буду у руля, в РИНО не будет ни одного рубля бюджетных денег». И провел свою линию в жизнь. Ему заказывали серьезные работы и наше Министерство, да и люди существенно выше, Рауф Агаларович выразительно ткнул пальцем в потолок, но все эти работы проводились без оплаты. Так сказать, на общественных началах. Николай Константинович говорил, что по поводу любой бюджетной суммы начнутся разговоры, сколько откатили, сколько отпилили и так далее. Вот каким человеком был наш Верт, закончил Алиев.
Каково же было финансовое положение вашей компании при работах на общественных началах? удивилась Захарьина.
Рауф Агаларович криво усмехнулся:
Это только часть работы была на общественных началах, а с отечественных нефтяных компаний и наших зарубежных заказчиков Николай брал полным рублем или долларом. Если вас интересует эта сторона, можете повторно поговорить с Соломоном, он ведь был мотором всех этих переговоров.
Захарьина и Измайлов тепло попрощались с Рауфом Агаларовичем.
Наверное, увидимся еще и поговорим не раз, заключил Алиев и вышел из кабинета.
Захарьина и Измайлов еще раз многозначительно переглянулись.
Настало время обсудить создавшееся положение.
Но в это время раздался тревожный стук в дверь кабинета.
Войдите, крикнула Захарьина. В комнату вошел чрезвычайно взволнованный Соломон Давидович Марков
* * *
Уважаемые господа, сказал Соломон Давидович, я неожиданно получил информацию, которая может вас заинтересовать.
Внимательно слушаем вас, быстро ответила Захарьина.
Полчаса назад, начал Марков, ко мне подошла наша секретарь Клавдия Голицына и сообщила, что вчера сразу после полудня в кабинете Верта был Дима Санников. Но не хочу быть испорченным телефоном.
Соломон Давидович, сосредоточенно произнесла Захарьина, будьте любезны организуйте нам четыре чашечки кофе, а после этого пригласите нервную Клаву к нам. Я вас прошу поприсутствовать при разговоре. Судя по всему, дамочка вам очень доверяет, видит в вас защитника и в вашем присутствии будет говорить свободнее. Информация чрезвычайно важная.
Будет сделано, сказал Марков и взял под несуществующий козырек.
Через пять минут разлитый в чашки кофе стоял на столиках в кабинете Маркова, а Клава Голицына сидела напротив старшего следователя по особо важным делам.
«Боже мой, подумала Анна, бывают же такие бесцветные женщины»
Бледное невзрачное лицо, крайняя худоба фигуры, сутулость и какая-то общая подавленность. Даже красивая и со вкусом подобранная одежда не могла скрыть какого-то убожества внешности Клавдии Голицыной. «Черт возьми, сколько же ей лет? подумала Захарьина. Она еще не смотрела личное дело. Может быть, 35, а может быть, и 55».
Клавдия Ивановна, своим обычным вкрадчивым тоном спросила Захарьина, расскажите нам то, что полчаса назад вы сообщили Соломону Давидовичу.
При этом Соломон Давидович успокаивающе кивнул Клаве головой.
Вопреки ожиданиям речь Голицыной была связной и четкой:
Вчера примерно около полудня, а может быть, чуть позже я полезла в высокий шкаф, который стоит в приемной прямо у выхода в коридор. Я должна была достать подарочный экземпляр последней книги Верта, с тем чтобы, когда он освободится, дать ее Николаю Константиновичу для написания автографа и последующего дарения Серебровскому. Когда я встала на стул, чтобы дотянуться до верхних полок шкафа, я услышала, как дверь кабинета Верта открылась. Я, конечно, насторожилась и подумала, а вдруг шефу срочно что-то нужно. Бывает так, что он не пользуется громкой связью и даже телефоном, а просто вбегает в приемную. Вы видели, что дверь кабинета отстает от двери приемной менее чем на 3 метра, по крайней мере разговоры из-за открытой двери слышны хорошо. Я не подслушивала, но, конечно, вслушивалась в звуки, доносившиеся из кабинета Николая Константиновича. Извините, но он матерился в своей взрывной и совершенно непристойной манере. Вообще-то, с ним это бывало. Я незаметно выглянула в коридор. Он, кстати, был пуст. И увидела в дверях кабинета Верта бледного и взъерошенного Диму Санникова. Он крикнул что-то в ответ, и тут я поняла, что Верт подошел к двери и жестко сказал Диме: «Только попробуй свалить со встречи с Серебровским, в порошок сотру». Санников захлопнул дверь и быстрыми шагами пошел в сторону курительной комнаты. Я отошла от двери и села за пульт. Вот собственно и все.
Спасибо Клавдия Ивановна. У нас к вам несколько вопросов, промолвила после некоторой паузы Захарьина. Скажите, пожалуйста, почему вы не сказали об этом вчера майору Измайлову, который опрашивал вас? Я читала протокол. Там ничего подобного нет.
Я вообще не помню да и не знаю, что я говорила вчера. Все было, как во сне. Я и сейчас не могу до конца поверить в смерть Николая Константиновича.
И тут немолодая бесцветная женщина разрыдалась так горько, что, казалось, дальнейший диалог невозможен. Голицыной дали валерьянки, она наконец отхлебнула остывший кофе, кое-как вытерла глаза и сказала:
Спрашивайте.
Клавдия Ивановна, вы давно работаете с Вертом?
Да, наверное, лет 15. Я работала у него еще тогда, когда все мы были в институте Академии наук. Фактически я уже тогда выполняла обязанности его секретаря, хотя такая должность для заведующего отделом академического института и не была предусмотрена. Но дел у Верта было много. Тогда он сумел прокормить нас и вытащил из ужасной ситуации начала девяностых годов. Появились договоры, участились командировки, без конца приходили и уходили какие-то людиделовые партнеры. Оказалось, что я вроде бы умела вести рабочий день и рабочую неделю Николая Константиновича. В общем, так же было и дальше. Из кандидата геолого-минералогических наук (по специальности я палеонтолог) я превратилась в секретаршу.
Немного помолчав, Захарьина спросила:
Скажите, пожалуйста, какое было отношение у коллектива к Верту?
Разное, ответила Голицына. Люди у нас уж больно разные собрались. Есть мы, так сказать, старики, люди, как правило, прошедшие какую-то школу геологического производства, потом вкусившие прелести пребывания в заслуженном академическом институте. Эти люди отлично понимают, что сделал для нас профессор Верт и из какой трясины лихих девяностых он нас вытащил. Но есть другие. Я их условно называю молодежь. Они с университетской скамьи попали к Николаю Константиновичу в институт или сразу в «РИНО». Очень быстро под руководством Верта они защитили диссертации, получили прекрасные зарплаты и тем не менее все последнее время считали, что они недооценены, что денег могло быть побольше, а работы поменьше. Несколько человек ушли от Верта в хорошие нефтяные компании. Но то, что с ними там произошло, остановило дальнейшую миграцию из «РИНО». Оказалось, что без Николая Константиновича им грош цена.
Один из этих эмигрантов Санников? нашла удобный переход Захарьина.
Нет, что вы! Профессор считал его самым способным из своих учеников. А Дима платил своему шефу искренней признательностью и уважением.
Как это совместить с его уходом из компании и вчерашним скандалом?
Не знаю, тяжело вздохнув, выдавила из себя Голицына.
Клавдия Ивановна, опять пошла в атаку Захарьина, вы очень хорошо относитесь к господину Санникову. Это так?
Да, твердо ответила Клава.
Но все же вы сочли нужным сообщить нам информацию, которая, прямо скажем, бросает на Санникова тень. Нет, не подозрения, но тень.
Клава ответила не сразу, но четко и жестко:
В память о Николае Константиновиче я должна была сделать все, чтобы вы имели полную картину вчерашнего дня.
Мы вам очень благодарны, завершила разговор Захарьина.
Когда дверь за Клавой закрылась, Измайлов не удержался и не без иронии сказал:
Вот вам и бывший палеонтолог. Выложила нам важнейшую информацию. И заметьте, Анна Германовна, прекрасно подготовилась. Никакого ступора и помрачнения у нее не былоя же с ней разговаривал. Просто, как говорят у вас, шахматистов, Анна слегка улыбнулась, она отложила партию для домашнего анализа. Вот после этого она сочла возможным рассказать то, что мы сейчас услышали.
Да, ситуация весьма амбивалентная, ни с того ни с сего сказал Марков. Я оставлю вас, по-моему, вам есть, что обсудить вдвоем. Если я понадоблюсь, вы знаете, как меня вызвать.
Когда дверь за Марковым закрылась, Измайлов обратился к Захарьиной:
Вы знаете, Анна Германовна, я пребываю в восхищении вашей швейцаркой. Идет первый день работы следственной группы, а мы уже получили целый ворох предположений и, пожалуй, первых потенциальных подозреваемых.
Ну что ж, удовлетворенно хмыкнула Захарьина, пятиминутный перерыв, ну ладно, десятиминутный. И тогда наконец-то поговорим с господином Дунаевым.
* * *
Захарьина и Дунаев встретились у входа в кабинет Маркова или, как его теперь называл Измайлов, «штабной вагон». Анна устроила так, что Дунаев галантно распахнул перед ней дверь и чуть ли не с легким поклоном пропустил ее внутрь комнаты. В этот момент Кирилл Владимирович в полной мере ощутил изумительный аромат духов своей собеседницы.
Кирилл Владимирович не был знатоком парфюма, но понял, что духи, вероятно, очень и очень дорогие. Взглянув на старшего следователя по особо важным делам, он был несколько удивлен тем, что она успела освежить макияж и выглядела просто лучезарно.
Для кого она так старается? подумал бравый отставник. Для моего, что ли, обольщения? Не выйдет. Надо было с самого начала правильно себя вести.
Однако все получилось совсем не так, как думал Кирилл Владимирович. Захарьина была само очарование. Она усадила Дунаева напротив себя и начала разговор.
Измайлов искоса наблюдал за метаморфозами, произошедшими со старшим следователем по особо важным делам. Неожиданно он поймал себя на том, что больше всего на свете ему хотелось бы поцеловать госсоветника юстиции в прелестную обнаженную шею. Ну и вообще, как было бы здорово заключить ее в свои объятия. Федор был поражен. В последние годы подобные мысли к нему не приходили, а Захарьина тем временем ворковала:
Кирилл Владимирович, мы тут проделали кое-какую черновую работу, и у нас сложились определенные вопросы.
Измайлов включил диктофон (все под запись) и дал послушать наиболее интересные места показаний Алиева и Голицыной, касающиеся, соответственно, Чернокозова и Санникова.
Я бы хотела, подчеркнула Захарьина, чтобы мы поговорили с обоими сотрудниками компании «Юнгфрау» в вашем присутствии. В известной мере, они ведь ваши подопечные.
Анна Германовна, ощетинился Дунаев, я не вполне понимаю свое процессуальное положение в таком варианте, к тому же не очень ясно, это допросы или разговоры по душам.
Несмотря на данные мне специальные полномочия, мы строго придерживаемся всех процессуальных норм, ответила Захарьина. Разговоры идут по душам, но под запись. Те разговоры, которые понадобятся для формирования доказательной базы, мы оформим протоколом, если, конечно, на то согласятся свидетели. Но я хотела бы подчеркнуть, что сейчас мы только подбираемся к раскрытию преступления. Поэтому здесь нам важна суть, а не формальные заковырки. Впрочем, потом мы все оформим в лучшем виде. Здесь я мастак, улыбнулась Анна и как бы невзначай положила свою красивую ладонь на холеную руку доблестного отставника.
Похоже, что воспринято это было Дунаевым не без приятности.
Ну что ж, поговорим с Чернокозовым, вмешался Измайлов, который наблюдал сцену очаровывания с явным недовольством.
Пожалуй, сказала Захарьина, но потом, Кирилл Владимирович, мы отдельно поговорим о Рожках, точнее, об этой треклятой экспертизе.
В кабинет вошел Чернокозов Евгений Петрович. 50-летний мужчина, высокий стройный, с великолепной шевелюрой седых волос. Лицо открытое, как будто вырубленное топором. Густая короткая борода, могучая шея. Захарьина отметила, что такой человек, конечно же, с ходу вызывает симпатию, а уж про женщин и говорить не приходится.
Евгений Петрович, я начну с несколько неожиданного вопроса. Вы часто играете в карты?
Чернокозов опешил.
Собственно, какое это имеет отношение к делу, расследованием которого вы занимаетесь?
Евгений Петрович, Анна Германовна одарила геолога своей самой очаровательной улыбкой, позвольте мне решать, что имеет, а что не имеет отношения к расследуемому делу. Знаете, как бывает, сегодня вроде не имеет отношения, а завтра вдруг будет иметь отношение. Бывает, и еще как бывает.
Не надо иронизировать. Я действительно удивлен и даже в какой-то степени оскорблен, сказал Чернокозов.
Ну что вы, улыбнулась Захарьина. Мы изучаем все, что происходило вокруг Николая Константиновича. Его интересы, вкусы и даже слабости.
Ну что ж, сменил гнев на милость Евгений Петрович, мы с Вертом любим карты любилипоправился он, с институтских времен. В годы учебы Коля прямо-таки зарабатывал этим делом. Играл он блестяще и добывал для нашей студенческой компании неплохие деньги. Сколько их было пропито и проедено в шашлычной «Ингури», что была рядом с нашим институтом
В какие игры вы играли с Вертом?
Да во всякиеи в преферанс, и в покер, и в очко. Потом судьба нас то разводила, то сводила. Когда он работал по Сибири, я работал в Казахстане по Мангышлаку. Потом я был в Восточной Сибири, а он уже пошел делать науку в Москве. Но встречались часто. И часто же перебрасывались в картишки. Так, ничего особенного, ради удовольствия.