Однако будильники начинают свой трезвон еще в темноте. Солнце в это время вроде бы и не думает вставать. Звезды уже побледнели и исчезают в бездонной глубине ночного неба, однако на восточной части горизонта еще невозможно разглядеть проблески зари. Утро заполнено мраком и будильники ввинчиваются в него своим пронзительным дребезжащим звоном, будто настроенные на одну и ту же волну, на одну и ту же песенку: Доброе утро, Америка, не спивремя вставать и сиять.
Да пропади ты, Америка, пропадом! и тянутся сонные руки, чтобы выключить голос не знающего сна времени. Послав ко всем чертям Америку и грядущий день, какой-нибудь Джордж торопливо натягивает одеяло, пытаясь скрыться в тепле, где тело так уютно соприкасается с телом, но его снова вырывают из сна: Джордж, пора вставать!
М-м-м! Джордж, дорогой, время вставать. И Джорджи всего этого города выбираются из-под теплых одеял, покидают надежное чрево супружеских постелей, ступают босыми ногами на ледяную поверхность полов. Джорджи всего этого города дрожат мелкой дрожью, наспех одеваются и бегут умываться. Вода, которой они торопливо ополаскиваются (даже если она и теплая), кажется им пришедшей с каких-то обледенелых горных вершин. А тут еще предстоит пытка бритьем! Свет в ванной кажется им мрачным и холодным. Жена и дети все еще продолжают мирно спать, и есть что-то неестественное в том, что ты вдруг оказываешься единственным бодрствующим существом в квартире. Таким образом целый миллион Джорджей этого города совершают свой утренний туалет. В квартирах их по-прежнему холодно, однако радиаторы уже начинают ворчать, и скоро послышится шипение поступающего в них тепла, можно будет даже ощутить и запах этого тепла. Кофейник, поставленный на кухонную плиту, начинает подпрыгивать и щедрый аромат горячего напитка распространяется по всей квартире. Даже вода из-под крана начинает казаться немного теплее. И что самое прекрасноесолнце наконец поднимается из-за горизонта.
У него-то со вставанием нет никаких проблем. Солнце бодро приподнимает завесу ночи и выглядывает из-за нее, окруженное сияющим нимбом, который расцвечивает голубизной небесный свод над собой и поднимается все выше и выше, заставляя ночной мрак сворачиваться и обращаться в паническое бегство. Его желтые и оранжевые лучи расписывают оконные стекла, стены домов и крыши, заливают золотом мрачные воды реки Харб. И нет у него с этим вставанием никаких проблемоно просто подымается все выше и выше. Вот теперь с полным правом можно сказать: Доброе утро, Америка, не спивремя вставать и сиять.
Свет неоновых ламп блекнет в лучах окрепшего солнца. В черных провалах улиц еще монотонно мигают огни светофоров. Но движения пока нет и поэтому смена зеленых и красных огней все еще бессмысленна. Подле них еще не толпятся пешеходы, раздражаясь сменой разрешающих и запрещающих сигналов. Мелькают огоньки светофоров, и даже в их стеклах отражается теперь, солнечный свет. Однако красочней всего он отражается миллионами оконных стекол высоких зданий, которые вглядываются в надвигающийся с востока день сотнями пылающих глаз.
Слепой, нащупывая палкой дорогу, бредет по тротуару. Вот уже и на реке пробудилось движение. Те Джорджи, что работают на реке, откликаются на запах соленой воды и поджаренного бекона. От причалов несутся гудки буксиров и паромов. На военном корабле слышится звук сигнальной трубы.
Уличные фонари гаснут. В городе полновластно царит теперь одно солнце. Патрульный полицейский молча совершает обход своего участка, пробует дверные ручки магазинов, заглядывает внутрь, прислоняясь лицом к стеклам витрин, чтобы разглядеть, не случилось ли там чего за ночь.
Он бросает привычный взгляд на часы. Без четверти шесть. Через пару часов его, наконец, сменят.
Ночь была длинной и холодной. Но уже наступило утро.
* * *
Она молча собирала вещи в залитой солнечным светом спальне. Сияющие в солнечных лучах пылинки мелькали в свете, падающем из окна, придавая особую выразительность ее фигуре, склоненной над огромным чемоданом. Лиз Белью следила за ее действиями, полулежа на шезлонге, стоявшем чуть в стороне от кровати и прихлёбывая кофе из крошечной чашечки.
В такую рань я не подымалась ни разу с того предрассветного часа, когда ребята из нашего спортивного клуба совершили ночной налет на наши спальни и принялись сдергивать со спящих девчонок одеяла, сказала Лиз.
Да, я помню эту ночь, отозвалась Диана.
Ах, прекрасные деньки нашей знойной юности, и куда вы, только подевались? Тогда ребята из клуба совершили этот налет только ради того, чтобы поглядеть на нас без трусиков, а теперь мой Гарольд, если и совершает по ночам на что-нибудь налет, так только на пиво в холодильнике.
Всем нам суждено когда-нибудь повзрослеть, Лиз, сказала Диана. Она выдвинула ящик одного из шкафов и достала оттуда стопку белья, которую она тут же положила на постель.
Ты так считаешь? спросила Лиз. В таком случае, позволь спросить тебя, когда же ты сама наконец повзрослеешь, дорогая? Во всей этой истории ты ведешь себя просто по-детски.
По-детски?
Вот именно. Если, естественно, тебя не охватила непреодолимая тяга к самоубийству. Лиз скорчила глубокомысленную гримасу и снова отпила глоток кофе. И я еще вечно подначивала тебя именно за то, что ты у нас такая уравновешенная девчонка. А тут ты вдруг требуешь от Дуга, чтобы он пустил по миру себя, а заодно и тебя тоже. Это же просто бессмысленно.
Бессмысленно?
Вот именнобессмысленно. Лиз нахмурилась. И прекрати ты, наконец, повторять окончание каждой и моих фраз, только придав им форму вопроса. Получается что-то вроде бездарного подражания Хемингуэю.
Прости, пожалуйста, Диана расправила на постели очередную комбинашку, аккуратно сложила ее и уложила в чемодан. А представь-ка себе, Лиз, хоть на минуточку, что в руках у этих мерзавцев кто-нибудь из твоих детей. Что бы ты сделала?
Да я бы руку отдала на отсечение за него, не задумываясь ответила Лиз.
А предположим теперь, что у них мой сынБобби, а они потребовали этот выкуп с тебя?
Лиз снова отхлебнула из чашечки и некоторое время молча глядела в нее. Было все еще очень раннее утро и на лице у нее не было никакой косметики, однако и без нее она была очень красива, а глаза ее были все такими же лучистыми.
Дорогая моя, сказала она наконец. Я люблю тебя как родную сестру. И всегда любила тебя, и дело тут вовсе не в воспоминаниях о старом добром времени, проведенном совместно в колледже. Но я далеко не уверена в том, что я с готовностью рассталась бы с пятью сотнями тысяч долларов ради того, чтобы спасти твоего сына. Нет у меня такой уверенности, Диана, и все тут. И если в результате этого признания ты станешь считать меня скотиной, то, ей-богу, я все равно ничего иного не смогу тебе сказать.
Ты меня поражаешь, сказала Диана.
А почему? Только потому, что ямать? Но я мать только тем трем маленьким чудовищам, что носятся целыми днями по дому, там на холме, и переворачивают в нем все вверх дном. Я, слава Богу, не прихожусь матерью всему человечеству, Лиз помолчала. Трех беременностей с меня хватило.
Некоторое время они обе молчали. Лиз допила свой кофе и отставила пустую чашку. Диана продолжала упаковываться.
Очень мило с твоей стороны, Лиз, что ты предложила мне приют, сказала Диана.
Этонаименьшее, что я могла сделать, просто сказала Лиз. Но если Дуг спросит меня, что я думаю по поводу всего этого, то я совершенно искренне отвечу ему, что считаю тебя сумасшедшей.
Твои старания пропадут даром. Он и так считает меня сумасшедшей.
А ты уверена, что за этим твоим уходом не стоит ничего иного, помимо этого похищения? спросила Лиз. Неужто и в самом деле ничего? Тетушка Лиззи все поймет правильно, дорогая, поэтому тебе нечего стесняться... Она неожиданно оборвала себя на полуфразе. Он все еще по-прежнему хорош в постели?
В постели он выглядит отлично.
Так какого же черта? Что это с тобой творится? Сейчас же распаковывай этот дурацкий чемодан, спускайся к нему и расцелуй его ради всего святого.
Лиз, спокойно возразила ей Диана, но вне постели он проводит по меньшей мере шестнадцать часов в сутки.
Ах, дорогая моя, не жадничай, нам нужно научиться сдерживать свои аппетиты, сказала Лиз, лукаво подмигивая.
Не нужно шутить, Лиз. Мне сейчас совсем не до шуток.
Ну, извини.
Он трижды стучался в двери спальни за эту ночь, сказала Диана. А в последний раз он даже вроде бы плакал. Нет, ты можешь вообразить себе плачущего Дуга? Она сделала паузу. Я не стала открывать ему дверь. Он должен понять, что все этосерьезно. Он должен наконец понять, что я всерьез ухожу от него, если он откажется уплатить этот выкуп.
А почему бы тебе тогда не потребовать от него, чтобы он просто пустил себе пулю в лоб? спросила Лиз.
Я прошу его всего лишь сделать то, что на его месте сделал бы любой человек.
Не стоит говорить о любом человеке, когда речь идет о промышленных магнатах, сказала Лиз. Это же совсем иная порода.
В таком случае я не желаю жить с людьми этой породы. Если деньги и власть представляются им важнее всего...
Деньги и власть играют у них не столь уж большую роль, сказала Лиз. Магнатствоэто самая настоящая болезнь. Мы, люди со стороны, называем ее шилом в заднице. Такие мужчины, как Дуг или Гарольд, не способны усидеть на месте, даже если ты приколотишь их гвоздями к стулу. Они должны двигаться, они просто обязаны делать хоть что-нибудь. Заставь их бездействоватьи это будет равносильно тому, чтобы предоставить им истечь кровью.
А включает ли в себя это магнатство, как ты его называешь, полную утрату жалости и сочувствия к другим людям? спросила Диана. Неужто этообязательный симптом этой болезни?
В дверь постучали.
Кто там? спросила Диана.
Это я, Пит.
Не откроешь ли ты ему дверь, Лиз?
Лиз Белью грациозно сплыла с шезлонга и направилась к двери. Отперев ее, она величественно произнесла: Доброе утро, в то время как Камерон уставился на нее изумленным взглядом.
Лиз, нашелся он наконец. Вот уж никак не ожидал застать вас здесь. Я даже и подумать не мог, что вы вообще способны вставать в такую рань.
Я всегда встаю рано, невозмутимо солгала Лиз. И всегда бодра и свежа. А как спалось сегодня вам, мистер Камерон?
Прекрасно, миссис Белью. Учитывая обстоятельства.
Следовательно, вам пока еще не удалось достичь магнатского статуса. Вот когда вы его достигнете, то все ночи будут у вас уходить на составление хитроумных планов, как это у них принято.
Камерон улыбнулся.
Планированием, Лиз, я занимаюсь в дневное время.
Угу, готова держать пари, что именно так оно и есть, ответила она. А лучшую часть своих трудов вы все-таки оставляете на ночь. Глаза их встретились. Диана, занятая упаковкой чемодана, казалось, вовсе не обращала на них внимания. А что все-таки привело вас в будуар хозяйки дома? спросила Лиз.
Я тут столкнулся с проблемой. У меня в кармане сейчас лежит выписанный Дугом чек, Диана. Что мне с ним делать? Отправляться с ним в Бостон или просто разорвать его?
Вам следовало бы узнать это у него.
Нет, конечно же, я должен его порвать, сказал Камерон. Он же ведь должен будет уплатить этот выкуп. Я в этом абсолютно уверен.
А на чем основана эта ваша уверенность?
Но он же должен это сделать, не так ли? Неужто вы сами не видите?
Нет, боюсь, что я вообще уже ничего не вижу.
Ну, хорошо. Предположим, что я вылетаю в Бостон, и там вся эта комбинация проходит без сучка и задоринки, так? В этом случае Дуглас Кинг заполучает полнейший контроль над Гренджером. Но все газеты отсюда и вплоть до самого Китая обмажут его дегтем. Они будут вопить на весь мир: Дуглас Кинг, который сейчас контролирует Гренджер, это тот самый человек, который отказался спасти от смерти маленького мальчика. Господи, да такая популярность попросту разорит его. Неужто вы думаете, что хоть кто-нибудь после этого согласится приобрести хоть одну пару выпущенных Гренджером туфель?
Нет, этого я не думаю. И я вообще не думала обо всей этой проблеме, рассматривая ее с такой точки зрения.
Правильно, сказал Камерон. И я могу держать пари на что угодно, что сейчас Дуг и рассматривает именно этот аспект. Поэтому я так уверен в том, что он обязательно заплатит выкуп.
Но если он заплатит его только по этой причине, начала было Диана.
А в котором часу они пообещали позвонить? не дала договорить ей Лиз.
Ктопохитители? Они ничего об этом не сказали. Лиз задумчиво покачала головой. А уж когда они позвонят, то обязательно зададут свой главный вопрос. Я считаю, что даже эти, на телевизионных конкурсах, ведут себя значительно гуманней, правда? По крайней мере, они дают человеку по меньшей мере неделю на обдумывание вопроса.
У двери спальни раздалось покашливание. Все обернулись к раскрытой двери и увидели стоящего в ней Дугласа Кинга в халате и пижаме. Он был не брит, и глаза у него были красными, однако вся его поза выражала уверенность и целенаправленность. И тем не менее от казался сейчас материализовавшимся духом. Он всего лишь кашлянул у двери, а после этого стоял совершенно молча, пристально глядя на то, что происходит в комнате.
Доброе утро, Дуг, сказал Камерон. Хорошо спалось?
Нет, спалось мне неважно.
Господи, Дуг, ты выглядишь просто ужасно, сказала Лиз.
Я ведь и должен выглядеть ужасно, как ты не понимаешь? Мои грехи не дают мне уснуть. Я ведь жестокий, бессердечный подонок, исчадие ада. Вот кем я оказался на поверку. Кинг сделал паузу. А ты что делаешь здесь в такую рань?
Ночью я позвонила ей. Дуг, сказала Диана. Я увезу к ним Бобби.
Все подготовлено для сцены бегства с тонущего корабля, так что ли? Женщины и дети сходят первыми. Он повернулся к Камерону. А ты, Пит, когда уезжаешь?
Что?
Я спрашиваю, когда ты собираешься ехать?
Ну, я... я пока еще не знаю.
То есть как этопока не знаешь? На какой самолет у тебя билеты?
Я их еще не заказал, сказал Камерон.
Почему?
Я подумал...
Думать не входит в твои обязанности. Я сказал тебе, чтобы ты заказал билет, разве не так? И я вручил тебе чек, который ты должен будешь передать по назначению, верно?
Да, но... Но я не знал, захочешь ли ты, чтобы я это сделал.
А ничего и не изменилось. Сейчас же спускайся вниз и позвони в аэропорт!
Камерон молча кивнул и вышел из комнаты.
Пожалуй, мне нужно поторопиться с укладыванием вещей, упавшим голосом проговорила Диана.
Истерн Айрлайнз, пожалуйста, говорил он. Алло? Мне нужно заказать билет на первый же самолет, который вылетает в Бостон. Да, на сегодняшнее утро, он промолчал. Да. На это утро. Да, я подожду, он прикрыл трубку и обернулся к Кингу. Они сверяются с наличием свободных мест. Дуг.
Ты должен был позаботиться об этом еще вчера вечером.
Неужто ты собираешься позволить им убить этого мальчика. Дуг? Кинг открыл было рот, чтобы ответить, но Камерон снова заговорил в трубку. Алло? Да? В двенадцать дня? Погодите одну минуточку. Он снова прикрыл трубку ладонью. Самый ранний рейссегодня в полдень. Все остальные распроданы.
Бери этот, сказал Кинг.
Очень хорошо, оставьте за мной! сказал Камерон в трубку, мистер Питер Камерон. Да, даКамерон... Да, да, кредитная карточка у меня имеется, но счет отправьте на счет Гренджер Компани... Да, да, совершенно верно... Когда, вы говорите, начинается посадка?.. Хорошо, спасибо. Он повесил трубку и обернулся к Кингу. Окей, сказал он, можно сказать, что мы сейчас просто отрубили голову этому Джеффри Рейнольдсу.
Прекрати.
Но это же так и есть, правда?
Я тебе сказалпрекрати!
Но ты же сейчас просто убиваешь восьмилетнего мальчишку, неужто ты сам не видишь этого?
Да, да, я убиваю восьмилетнего мальчикаты доволен? И вообще я пью кровь новорожденных младенцевтак ведь? И тебе, конечно же, не по душе такие занятия, да? Но если тебе так не нравится то, что я делаю, то можешь собирать свои вещи и убираться отсюда вместе со всеми остальными!
Должен признаться, что предложение тобой сделано в прямой и доступной форме.
Да, чего уж тут темнитьвсе просто и ясно. Так что выбирай.
И все-таки я считаю это самым настоящим убийством, сказал Камерон.