Кто такой Джорджи? спросил Хейз.
Не знаю. А кто он такой?
Когда я постучался в дверь, ты спросил, не Джорджи ли это.
Разве?
Как его фамилия?
Джорджи Джесел. Он приходит вместе с президентом.
Тогда поступим по-другому, предложил Хейз. Не возражаешь, если я загляну в ящики комода?
Советую предъявить ордер на обыск, прежде чем копаться в моем белье, сказал Фонтана.
Так, тут возникает небольшая дилемма, заявил Хейз. Может, ты поможешь мне ее разрешить?
Конечно, буду рад прийти на помощь закону, торжественно произнес Фонтана, закатив под лоб глаза.
Быть наркоманомэто еще не нарушение закона, тебе такое, наверное, известно.
Я даже не знаю, что такое наркоман.
Но наличие определенного количества наркотиковэто уже нарушение закона. Вот тут и возникает дилемма, Фонтана. Наколоть тебя я не могу, пока не докажу наличия наркотиков в квартире. А доказать наличие без обыска тоже не могу. Но если я схожу в участок за ордером на обыск, ты спустишь в туалет все, что у тебя есть. Так что же мне теперь делать?
Почему бы не пойти домой и не лечь спать, забыв обо всем? предложил Фонтана.
Конечно, я могу пойти против закона, обыскать квартиру и найти шесть фунтов героина...
Еще чего!
... Тогда никто и не вспомнит, был или не был у меня ордер, а?
Кто о чем будет вспоминать? Кого ты обманываешь, легавый? В последний раз я видел в этой округе ордер на обыск тогда же, когда в середине лета шел снег. Беспокоишься, что у тебя нет ордера? Так я и поверю. Ты взломал дверь и ворвался в квартиру, а теперь вдруг забеспокоился об ордере? Ха! Никто не ломал дверь, Фонтана.
Нет, конечно, ты только помог себе ножкой и плечиком, вот и все. Слушай, я полицию знаю. Обыскивать ты будешь, так чего крутить вола? Давай начинай, потому что я хочу спать.
Знаешь что, Фонтана?
Что?
По-моему, у тебя ничего нет.
Тебе это было известно с самого начала, легавый.
Иначе ты бы боялся обыска.
Верно. Тогда, раз мы договорились, почему бы тебе не мотать отсюда?
Почему? Разве ты не хочешь, чтобы я был здесь, когда придет Джорджи?
Я уже сказал тебе: я хочу обратно в постель.
Ты ведь спишь на кушетке.
Ага, значит, на кушетку, согласился Фонтана. Она вправду мне сестра, поэтому не старайся меня поймать.
Как ее зовут?
Лоис.
В прошлый раз ты сказал «Луиз».
Я сказал «Лоис».
Ты что же, говоря о сестре, называешь ее шлюхой?
Она и есть шлюха. И то, что она мне сестра, ничего не меняет. Все девкишлюхи.
Славный ты малый, Фонтана. Ты когда мылся в последний раз?
Ты кто? Полицейский или представитель санинспекции? Если ты закончил, давай вали отсюда. Мне эти разговоры надоели.
А что, если я скажу тебе, что Джорджи сегодня не придет?
Не придет?
Нет. А что, если он вообще никогда не придет?
Почему?
Отгадай.
Это старый фокус, легавый. Ты хочешь, чтобы я сказал: «Джорджи не придет, потому что его взяли», и тогда ты спросишь: «Взяли за что?» Только я на это не покупаюсь.
Давай-ка попробуем сказать по-другому, предложил Хейз.
Ну?
Джорджи не придет, потому что он умер.
Фонтана опешил. Он молча глядел на Хейза, потом вытер рукой губы.
Да, подтвердил Хейз, ушел навсегда.
Я только что приехал из Миссури, сказал Фонтана.
Ты здесь уже с Нового года, заявил Хейз. То есть с прошлого вторника. Джорджи убили в пятницу.
Когда в пятницу?
Днем. Где-то между часом и двумя, насколько нам удалось узнать.
Где?
Внизу в подвале, ответил Хейз.
Какого черта Джорджи понесло в подвал? спросил Фонтана.
Хейз уставился на него.
Ты мне не ответил, заметил Фонтана.
Джордж Лассер? спросил Хейз. О нем идет...
Не туда попал, легавый, улыбнулся Фонтана.
Боб Фонтана ожидал прихода кого-то по имени Джорджи, когда Хейз постучался к нему в дверь. Как жаль, что Джорджи, которого он ждал, оказался вовсе не покойным Джорджи Лассером, потому что иначе выяснилось бы, что Лассер связан с наркотиками, а это многое бы объяснило. Наркотики нынче самое доходное занятие в мире, куда более доходное, нежели проституция и азартные игры, по правде говоря, крупнейший из всех подпольных бизнесов, если исходить из затраченной на него энергии и реализуемого капитала. Если человек имеет дело с наркотиками, то можно ожидать чего угоднодаже что его зарубили топором. Поэтому в самом деле жаль, что Боб Фонтана ждал не Джорджи Лассера, а какого-то другого Джорджи. Если бы Лассер оказался торговцем наркотиками, полиция знала бы, где искать. А сейчас в руках у них по-прежнему было пусто.
Конечно, поработал он не совсем зря. Хейз решил дождаться этого Джорджи Как-его-там. День все равно пропал, поэтому, рассудил он, стоит прихватить этого торговца наркотиками и тем самым помочь ребятам из городского отделения по борьбе с наркоманией, у которых всегда дел невпроворот. Беда только в том, что всем в доме известно, что на третьем этаже в квартире у Бобби-наркомана полицейский, чем, наверное, можно было объяснить, что Джорджи в тот день так и не появился.
Хейз прождал Джорджи почти до трех. Он пытался выяснить у Фонтаны, как фамилия Джорджи, но тот посылал его ко всем чертям. Хейз обыскал квартиру, но, как и ожидал, ничего не нашел, кроме кучи грязных носков. В два тридцать проснулась девица. Хейз спросил, как ее зовут, на что она ответила: «Бетти О'Конор». На вопрос, сколько ей лет, она сказала: «Двадцать два года», поэтому он не смог даже пришить Фонтане растление малолетней. В два тридцать пять девица спросила у Хейза, нет ли у него сигареты. Хейз дал ей сигарету, после чего она поинтересовалась, не приходил ли Джорджи. Фонтана поспешил сказать ей, что Хейз из полиции. Девица оглядела Хейза с ног до головы, решила, что попала в беду, не совсем понимая в какую, потому что только что вернулась из долгого путешествия над мягкими белыми холмами на спинах гигантских лиловых лебедей, но слово «полиция» предвещало беду, а когда попадаешь в беду, надо делать то, чему тебя научила твоя мать.
Хотите лечь со мной? приветливо спросила она у Хейза.
Самое лучшее за весь день предложениеэто уж наверняка. Тем не менее, Хейз его отверг. Вместо этого он ушел, поговорил с остальными жильцами и в семь тридцать пять вернулся к себе домой.
Он позвонил Карелле и доложил ему, что обнаружил две запыленные полки и одну чистую.
Глава 6
Карелла и Хейз перестали и думать о деле Лассера, как вдруг в пятницу к ним в отдел позвонил Хромой Дэнни и предложил Карелле с ним встретиться. До этой минуты они по отдельности; занимались всякими неотложными делами, возникшими в течение недели.
Был, например, на их участке мужчина, который названивал разным незнакомым дамам, объясняя, как ему хотелось бы с ними поступить, причем таким непристойным образом, что даже самые храбрые из них не решались повторить его слов в полиции. За короткий период со вторника до пятницы Карелла выслушал жалобы четырнадцати женщин, оскорбленных этими телефонными звонками. В то же время он откликнулся на двадцать две мольбы о помощи, выезжая на место происшествий вместе с Хейзом, к которому взывали двадцать семь раз. В число таких идиотских случаев входили, например, драка между мужем и женой (между прочим, не такая уж идиотская для жены, которой и вправду здорово досталось, но вызывающая лишь досаду у детектива, которому предстояло раскрыть убийство), квартирные кражи, несанкционированное сборище, грабежи, проституция (хотя для этого существовала полиция нравов), угон автомашин (хотя опять же для этого существовал свой отдел) и даже история с кошкой, которая взобралась на телевизионную антенну и ни за что не желала спуститься (патрульный попробовал ее снять, за что она ему порядком расцарапала лицо и правую руку), и еще много разных, порой приятных, но больше неприятных происшествий.
Одним из приятных происшествий был случай с девушкой, которая разделась в студеный январский день и, оставшись в, бюстгальтере и штанишках, решила выкупаться в озере в Гровер-парке. Поскольку озеро оказалось на территории 87-го участка и поскольку собравшаяся толпа стала угрожать патрульному, который пытался задержать полуголую девушку, когда она вылезла из воды, позвонили в участок, вот Карелле и довелось полюбоваться хорошенькой девушкой, дрожавшей от холода в мокром нижнем белье.
А из неприятных происшествийбыла драка между двумя уличными бандами, что случается в январе крайне редко. Большинство банд откладывает урегулирование своих разногласий до теплых дней лета, когда нрав легче воспламеняется, чему в немалой степени способствует и запах, исходящий от разгоряченных тел. На мостовой остался лежать семнадцатилетний подросток, который истекал кровью, пытаясь запихнуть в порез на животе вывалившиеся внутренности и смущаясь при этом, потому что на него глазела толпа, и в том числе та самая девчонка, которая послужила предметом ссоры. Санитар укрыл его простыней, на которой тотчас проступили кровавые пятна, а потом желтая, похожая на гной слизь, от чего Кареллу чуть не вырвало. Что и говорить, зрелище не из приятных.
Хейз оказался свидетелем смерти человека: он предпринял попытку выяснить, кто его убил, но человек этот молчал, заливая кровью подушку, ибо в груди у него были четыре дырки от такой штуки, чем колют лед, а потом вдруг сел, уставился на Хейза и, сказав: «Папа, папа», прижал Хейза к себе, пачкая кровью его спортивного покроя пиджак. Хейз смывал кровь в кухне маленькой квартирки, наблюдая, как ребята из лаборатории ищут отпечатки пальцев.
А часом позже он допрашивал сбитого с толку и перепутанного ювелира по имени Морис Сигел, у которого последние двадцать лет был магазин на Эйнсли-авеню и которого регулярно грабили три раза в год. На этот раз грабитель явился в половине первого дня, засунул все, что мог, в большую матерчатую сумку, которую принес с собой, а потом ему, видимо, не приглянулось, как сидит у Сигела на плечах голова, и он так дал ему по ней пистолетом, что Хейзу пришлось разговаривать с человеком, на носу у которого криво сидели разбитые очки, а слезы текли по щекам вперемешку с кровью.
Явился он и на вызов, когда человек упал на рельсы в метро на углу Семнадцатой и Гаррис, потом приехал по требованию владельца кафе-мороженого, который утверждал, что кто-то сорвал у него со стены телефон-автомат и убежал с ним; участвовал в розыске троих детей и попытался успокоить человека, который истерически кричал: «Моя жена в постели с другим мужчиной! Моя жена в постели с другим мужчиной!» Работы в эти дни было невпроворот.
В пятницу утром, 10 января, позвонил Хромой Дэнни, попросив к телефону Стива Кареллу, который чуть не ушел на очередной вызов, на этот раз из литературного агентства, где украли две пишущие машинки, затем на звонок женщины, которая пожаловалась, что за ней подсматривают, а заодно и проверить жалобу управляющего супермаркетом, который считал, что кто-то присваивает часть их выручки.
По-моему, я кое-что нащупал, сказал Дэнни.
Сейчас можешь со мной встретиться? спросил Карелла.
Я еще не встал.
В таком случае когда?
Во второй половине дня.
В какое время?
В четыре, назначил Дэнни, на углу Пятнадцатой и Уоррен.
В 9. 27 Карелла вышел из участка, чтобы ответить на поступившие вызовы и надеясь к четырем освободиться. Он попрощался с Хейзом, который решил нанести визит семейному врачу Лассеров в Нью-Эссексе и в эту минуту доказывал по телефону Дэйву Мерчисону у пульта внизу, что ему необходима служебная машина.
Эй, окликнул его Карелла. Я сказал «до свидания».
Пока.
Будем надеяться, что Дэнни притащит что-либо существенное.
Будем, отозвался Хейз и помахал вслед Карелле рукой, пока тот, пройдя через дверь в решетчатой перегородке, не исчез из виду, а затем снова вернулся к телефону и снова принялся кричать на Мерчисона. Но на Мерчисона это впечатления не производило. Хейз объяснял ему, что его собственная машина в гараже, ей надо делать центровку, а Мерчисон, в свою очередь, упрямо твердил, что все машины участка либо уже в это утро задействованы, либо расписаны и что он не смог бы выделить Хейзу машину, даже если бы ему позвонил комиссар полиции или сам мэр. Хейз послал его ко всем чертям. Когда он выходил из участка, направляясь к железнодорожной станции, он умышленно прошел мимо Мерчисона, не повернув в его сторону головы. А Мерчисон, занятый коммутатором, и не заметил, как мимо прошагал Хейз.
Доктор Фердинанд Мэтьюсон был пожилым человеком с львиной гривой седых волос, длинным носом и бархатным голосом, струившимся из-за поджатых губ. Одетый в черный костюм, он сидел в большом кожаном кресле и, сложив покрытые старческими пятнами руки домиком у себя перед лицом, напряженно и недоверчиво вглядывался в Хейза.
Как давно больна миссис Лассер? спросил Хейз.
С 1939 года, ответил Мэтьюсон.
А поточнее?
С сентября 1939 года.
Как называется ее нынешнее состояние?
Параноидальная шизофрения.
Вам не кажется, сэр, что миссис Лассер следовало бы поместить в психиатрическую лечебницу?
Ни в коем случае, ответил Мэтьюсон.
Несмотря на то, что она страдает шизофренией с 1939 года?
Она не представляет опасности ни для себя, ни для других людей. Поэтому незачем класть ее в лечебницу.
А была ли она когда-либо в лечебнице?
Да.
Когда?
В 1939 году.
Сколько она там пробыла? Снова Мэтьюсон ответил не сразу.
Так сколько же, сэр?
Три года.
Где?
Не знаю.
Вы их семейный врач, не так ли?
Да.
Можете вы мне сказать, где же она была госпитализирована?
Я не хочу в этом участвовать, сэр, вдруг произнес Мэтьюсон. Не хочу участвовать в том, что вы намерены сделать.
Я намерен расследовать убийство, сказал Хейз.
Нет, сэр. Вы намерены запрятать старую женщину обратно в сумасшедший дом, и я вам в этом не помощник. Нет, сэр. В жизни Лассеров и так слишком много горя. Я не стану помогать вам сделать эту жизнь еще хуже. Нет, сэр.
Доктор Мэтьюсон, уверяю вас, я...
Зачем вы это делаете? стоял на своем Мэтьюсон. Почему не хотите дать возможность старой больной женщине дожить оставшиеся ей дни в мире и покое под защитой человека, который ее любит?
Извините, доктор Мэтьюсон, я был бы рад дать возможность всем без исключения доживать свои дни в мире и покое, но кто-то лишил этой возможности Джорджа Лассера.
Эстель Лассер не убивала своего мужа, если вы это предполагаете.
Никто и не утверждает, что это сделала она.
Тогда почему вас интересует ее состояние? Она ничего не соображает с сентября 1939 года, когда Тони уехал... Мэтьюсон резко оборвал самого себя. Не имеет значения, сказал он. Уходите, сэр. Прошу вас мне не мешать.
Хейз спокойно продолжал сидеть напротив Мэтьюсона.
Доктор Мэтьюсон, тихо сказал он, мы расследуем дело об убийстве.
Меня не интересует, чем вы...
Мы можем предъявить вам обвинение в том, что вы препятствуете расследованию, но я предпочел бы не делать этого, сэр. Я просто говорю вам, что миссис Лассер была вполне способна убить своего мужа. Равно, как и Энтони Лассер был вполне способен...
Оба ваших предположения совершенно абсурдны, перебил его Мэтьюсон.
Если они настолько абсурдны, сэр, то, быть может, вы объясните мне почему.
Потому что Эстель с сентября 1939 года перестала узнавать своего мужа или кого-либо другого. И Тони Лассер ни разу не выходил из дома на Уэстерфилд-стрит с тех пор, как вернулся домой из Виргинии в июне 1942 года. Вот почему. Вы имеете дело здесь с исключительно деликатным симбиозом, мистер Хейз, и если вы его нарушите, вы будете виновны в гибели двух людей, которым и так довелось испытать в своей жизни достаточно горя.
Расскажите мне, что вам известно, сэр, сказал Хейз.
Я уже рассказал вам то, что считаю нужным. Больше я ничем не могу вам помочь. Я умоляю вас оставить этих людей в покое. Они не могут иметь никакого отношения к убийству Джорджа Лассера. Если вы поднимете этот камень, мистер Хейз, то найдете под ним всего лишь слепых альбиносов, в панике бегущих от солнечного света. Прошу вас этого не делать.
Спасибо, доктор Мэтьюсон, поблагодарил его Хейз и ушел.
Хейз не очень верил в старинные поговорки, но тем не менее, припомнив, что дыма без огня не бывает, подумал, что густой дым валит из дома, в котором живут Эстель Лассер и ее сын Тони. Прежде всего, решил Хейз, необходимо проверить, не упекли ли Эстель в лечебницу в 1939 году по чьей-либо злой инициативе. Поэтому он добрался до нью-эссекской полиции, представился и попросил разрешения посмотреть их архивы за 1939 год. Нью-эссекская полиция всегда была готова сотрудничать с детективами из большого города, ему охотно выдали все дела, и Хейз на целых полтора часа погрузился в чтение страниц, на которых были зафиксированы мелкие кражи и мошеннические сделкибедствие этого райского уголка в те далекие счастливые дни. К сожалению, за миссис Лассер не числилось ни мелкой кражи, ни обвинения в мошенничестве. Никакой официальной жалобы против нее не подавалось. Хейз поблагодарил полицейских и отправился в нью-эссекскую больницу, где также попросил разрешения покопаться в их пухлых историях болезни.