Через несколько недель она призналась, что это был способ меня подцепить в некотором роде женский вариант приглашения «показать гравюры».
Мне понравилось, как ты играл. Так чувственно
После этого мы стали встречаться регулярно. Я выяснил, что в семье Робин была единственным ребенком не совсем обычной дочерью искусного столяра-краснодеревщика, который обучил ее всему, что знал про то, как превратить простые доски в произведения искусства. Попробовала поучиться в колледже, специализируясь на дизайне, но регламентация ее всегда бесила равно как факт, что ее отец интуитивно знал о форме и функциональности гораздо больше, чем все преподаватели и учебники вместе взятые. После его смерти она бросила учебу, взяла деньги, которые он ей оставил, и вложила их в мастерскую в округе Сан-Луис-Обиспо. Познакомилась с несколькими местными музыкантами, которые стали приносить ей инструменты в ремонт. Поначалу это было не более чем побочное направление ее деятельности, поскольку Робин пыталась зарабатывать на жизнь разработкой и производством мебели на заказ. Но потом стала проявлять куда больший интерес к гитарам, банджо и мандолинам, которые попадали к ней на верстак. Прочитала несколько учебников по изготовлению музыкальных инструментов, поняла, что все требуемые умения у нее есть, и сделала свою первую гитару. Звучала та великолепно, и она продала ее за пятьсот долларов. Это ее окончательно зацепило. Через две недели она переехала в Эл-Эй, где музыкантов хоть отбавляй, и основала мастерскую.
Когда я ее встретил, Робин делала по два инструмента в месяц плюс занималась ремонтом. Благодаря объявлениям в специализированных журналах набрала заказов на четыре месяца вперед. Начала прилично зарабатывать.
Я наверняка влюбился в нее еще при нашей первой встрече, но мне понадобилась пара недель, чтобы окончательно это осознать.
Через три месяца мы стали поговаривать о том, чтобы съехаться и жить вместе, но этого так и не случилось. Никаких возражений философского плана ни у одной из сторон не имелось, но ее обиталище было слишком тесным для двоих, а мой дом не мог уместить ее мастерскую. Понимаю, это выглядит не слишком-то романтично позволять встать на пути таким приземленным материям, как жилплощадь и личное удобство, но мы настолько хорошо проводили время вместе, сохраняя свою независимость, что не было особых стимулов что-то менять. Часто она могла остаться у меня на ночь, а в другое время уже я заваливался к ней в лофт. А бывало, что по вечерам каждый из нас шел своим путем.
Пока что это нас вполне устраивало.
* * *
Прихлебывая кофе, я поглядывал на пирог.
Возьми кусочек, детка.
Не хочу наедаться перед ужином.
А может, мы и не пойдем куда-то ужинать. Робин погладила мне затылок. Ой, какой ты зажатый! Она принялась разминать мне мускулы на плечах и шее. Давненько у тебя такого не было.
Есть серьезная причина.
И я рассказал ей про утренний визит Майло, про убийство, про Мелоди и Тоула.
Когда закончил, Робин положила руки мне на плечи.
Алекс, ты действительно хочешь во все это влезать?
А у меня есть выбор? Я видел глаза этой девчонки во сне. Я был дураком, что дал себя втянуть, но теперь уже увяз по уши.
Робин посмотрела на меня. Уголки ее рта приподнялись в улыбке.
Ты такой доверчивый простак И такой чудесный
Она зарылась носом мне под подбородок. Я прижал ее к себе и погрузился лицом ей в волосы. Они пахли лимоном, медом и розовым деревом.
Я правда тебя люблю.
Я тоже люблю тебя, Алекс.
Мы начали раздевать друг друга, и когда на нас уже ничего не осталось, я подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице на чердак. Не желая отпускать ее хотя бы на секунду, не отрывался ртом от ее губ, пока не оказался сверху. Она обхватила меня руками и ногами, словно вьюнок. Мы соединились, и я забыл обо всем на свете.
Глава 8
Мы проспали до десяти вечера и проснулись, умирая от голода. Я спустился в кухню и сделал сэндвичи с итальянской салями и швейцарским сыром на ржаном хлебе, нашел кувшин бургундского и отволок все это добро обратно наверх для позднего ужина в постели. Мы быстро все подмели, обмениваясь по ходу дела отдающими чесноком поцелуями и роняя крошки на простыни, обнялись и опять завалились спать.
Вырвал нас из сна телефонный звонок.
Робин сняла трубку.
Да, Майло, он тут. Нет, всё в порядке. Даю.
Она передала мне трубку и опять зарылась в простыни.
Привет, Майло. Сколько сейчас времени?
Три часа ночи.
Я резко сел в кровати и протер глаза. Небо за световым люком в крыше было черным.
Что случилось?
Это та девчонка Мелоди Куинн. Она словно взбесилась проснулась с криками. Бонита позвонила Тоулу, а тот перезвонил мне. Требует, чтобы ты немедленно туда приехал. Похоже, он вне себя.
Пошел он в жопу. Я ему не мальчик на побегушках.
Хочешь, чтобы я ему это передал? Он тут, рядом.
Так ты там, что ли? У нее дома?
Естественно! Ни дождь, ни град, ни тьма, ни прочая фигня не остановят нашего верного слугу общества, и все в таком духе. У нас тут теплая компания. Доктор, Бонита и я. Ребенок спит. Тоул ей чего-то вколол.
Еще бы.
Девчонка проболталась мамаше насчет гипноза. Тоул хочет, чтоб ты был здесь под рукой, если она опять проснется вывести ее из транса или еще чего.
Вот говнюк Гипноз тут совершенно ни при чем. У ребенка проблемы со сном из-за всей этой наркоты, которой он ее пичкает.
Но сам я был далеко не так уверен в своих словах. После сеанса на пляже она наверняка переволновалась.
Я уверен, что ты прав, Алекс. Просто хотел дать тебе повод приехать сюда, чтобы узнать, что происходит. Если ты хочешь, чтобы я отшил Тоула, то я это сделаю.
Повиси-ка на телефоне минуточку. Я помотал головой, стараясь обрести ясность мыслей. Она сказала что-нибудь, когда проснулась, что-нибудь вразумительное?
Я только самый конец застал. Они сказали, что это произошло уже четвертый раз за ночь. Девочка кричала и звала отца: «Папочка, папочка!» типа того, но очень громко. Это и выглядело, и звучало довольно паршиво, Алекс. Лично меня это напрягло.
Все, уже еду. Постараюсь побыстрей.
Я одарил спящую мумию рядом со мной поцелуем в попку, слез с кровати и поспешно оделся.
* * *
Помчался в машине вдоль океана, направляясь к северу. Улицы были пустыми и скользкими от водяной пыли с океана. Навигационные огни на конце пирса мерцали, словно булавочные проколы в черной бумаге. На горизонте маячили несколько траулеров. В этот час акулы и прочие ночные хищники наверняка вовсю рыскали по дну океана в поисках добычи. Интересно, подумалось мне, какая кровавая резня идет сейчас под глянцево-черной кожей воды и сколько еще ночных охотников крадется сейчас по суше, скрываясь в темных переулках, за мусорными баками, прячась среди листьев и веток пригородных кустов широко раскрывших глаза, тяжело дышащих
Пока ехал, разработал новую теорию эволюции. У зла имелась своя собственная метаморфоза разума: акулы и острозубые гадины, слизисто-скользкие ядовитые твари, скрывающиеся в вязком иле, не сдались в постепенном процессе превращения в амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих. Единственный качественный скачок перенес зло из воды на сушу. От акулы к насильнику, от угря к грабителю с ножом, от ядовитого слизня к убийце с дубиной, когда кровожадность зашита уже в самой сердцевине спирали ДНК.
Казалось, что тьма давит на меня со всех сторон, настойчивая, зловонная. Я посильней придавил педаль акселератора, с силой пробиваясь сквозь нее.
Когда я подъехал к жилому комплексу, Майло поджидал меня в дверях.
Она только что опять начала по новой.
Я услышал это еще до того, как вошел в спальню.
Свет был притушен. Мелоди сидела, выпрямившись на кровати, закостенев всем телом, глаза широко открыты, но ни на чем не сфокусированы. Бонита сидела рядом с ней. Тоул, в спортивном костюме, стоял с другой стороны.
Девочка всхлипывала, как раненое животное. Подвывала, стонала и раскачивалась взад и вперед. Потом вой стал постепенно набирать силу, как сирена, пока не перешел в истошный визг; ее тоненький голосок рвал тишину в клочья.
Папка! Папка! Папка!
Волосенки прилипли к лицу, липкие от пота. Бонита попробовала ее обнять, но она стала отбиваться и вырвалась. Мать была беспомощна.
Крики продолжались, казалось, целую вечность, а потом прекратились, и Мелоди опять принялась тихонько подвывать.
Господи, доктор, взмолилась Бонита, она сейчас опять начнет! Сделайте что-нибудь!
Тоул заметил меня.
Может, доктор Делавэр поможет? с отвращением процедил он.
Нет, нет, я не хочу, чтобы он даже близко к ней подходил! Это все из-за него!
Тоул не стал с ней спорить. Я мог поклясться, что он чуть ли не открыто торжествовал.
Миссис Куинн начал было я.
Нет! Не подходите! Убирайтесь!
Ее вопли опять завели Мелоди, и она снова принялась звать отца.
Прекрати!
Бонита метнулась к ней, зажала рот. Стала трясти.
Мы с Тоулом двинулись одновременно. Оттащили ее. Он отвел мать в сторону, начал говорить что-то, чтобы ее угомонить.
Я же повернулся к Мелоди. Она тяжело дышала. Зрачки расширились. Я прикоснулся к ней. Она вся сжалась.
Мелоди, прошептал я. Это я, Алекс. Все хорошо. Никто тебя не обидит.
Пока я говорил, она немного остыла. Я продолжал ее убалтывать, зная: то, что я скажу, гораздо менее важно, чем то, как я это скажу. Я сохранял негромкий ритмический рисунок речи спокойный, беззаботный, утешительный. Гипнотический.
Вскоре девочка опустилась на подушки. Я помог ей лечь. Разомкнул руки, которыми она себя обхватывала. Продолжал успокаивающе с ней говорить. Ее мышцы стали расслабляться, а дыхание замедлилось, стало размеренным. Я приказал ей закрыть глаза, и она послушалась. Я поглаживал ее по плечу, продолжая говорить с ней, рассказывать ей, что все хорошо, что она в безопасности.
Мелоди свернулась калачиком, подоткнула под себя одеяло и засунула в рот большой палец.
Выключите свет, сказал я.
В комнате стало темно.
Давайте оставим ее в покое.
Бонита, доктор и Майло вышли.
А теперь ты продолжишь спать, Мелоди, проведешь очень спокойную и приятную ночь с хорошими снами. А когда проснешься утром, будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей.
Я услышал, как она тихонько посапывает.
Спокойной ночи, Мелоди! Я наклонился и легонько поцеловал ее в щеку.
Она пролепетала одно слово:
Папка.
Я прикрыл дверь в ее комнату. Бонита металась по кухне, заламывая пальцы. На ней был застиранный мужской махровый халат, волосы убраны в узел на затылке и накрыты косынкой. Вид у нее был гораздо более бледный, чем тогда, когда я застал ее за уборкой.
Тоул склонялся над своей черной сумкой. Защелкнул ее, встал и провел пальцами по волосам. Завидев меня, выпрямился во весь рост и гневно глянул на меня сверху вниз, готовый к очередной лекции.
Ну что, довольны? бросил он.
Только не начинайте, предостерег я его. Не надо никаких «я же вам говорил».
Теперь, надеюсь, вам понятно, почему я был так против того, чтобы влезать в голову этого ребенка?
Никто никуда не влезал. Я почувствовал, как сжимаются мышцы живота. Тоул воплощал в себе всех самодовольных авторитетов, к которым я питал отвращение.
Он снисходительно покачал головой:
Вам явно следует освежить память.
А вот вы явно просто лицемерный напыщенный гондон!
Синие глаза вспыхнули. Он поджал губы.
А как вы посмотрите на то, что я сообщу о вашем поведении в комитет по этике Медицинского совета штата?
Валяйте, доктор.
Я всерьез над этим подумываю. Вид у него был как у кальвинистского проповедника суровый, чопорный и самодовольный.
Флаг вам в руки. Заодно проведем небольшую дискуссию насчет правомерности использования стимулирующих медикаментов для детей.
Тоул усмехнулся:
Понадобится кто-то посерьезней вас, чтобы запятнать мою репутацию.
Не сомневаюсь. Пальцы сами собой сжались в кулаки. У вас ведь легионы верных последователей! Вроде вон той женщины. Я ткнул пальцем в сторону кухни. Они сдают вам своих детей, словно поломанные живые игрушки, и вы их кое-как подшаманиваете: тут-там подкрутили и сразу таблеточку; подгоняете их к запрошенному техзаданию. Надо сделать их послушными и тихими, покладистыми и уступчивыми? Пожалуйста! Получайте своих полусонных маленьких зомби! А вы, блин, просто герой!
Я не желаю все это выслушивать. Он выступил вперед.
Естественно, не желаете, герой вы наш. Но почему бы вам не зайти туда и прямо не сказать, что вы на самом деле про нее думаете? Тяжелый случай, предрасположенность на клеточном уровне, так-так, давайте-ка посмотрим: гены ни к черту, никакой адекватной самооценки
Он замер на месте.
Полегче, Алекс, опасливо подал голос Майло из своего угла.
Из кухни появилась Бонита.
Что тут происходит? агрессивно вопросила она.
Мы с Тоулом воинственно уставились друг на друга, как боксеры после гонга.
Он тут же сменил тон и очаровательно ей улыбнулся:
Ничего, моя дорогая. Просто профессиональная дискуссия. Мы с доктором Делавэром пытаемся определить, что будет лучше для Мелоди.
Лучше, чтоб больше никаких гипнозов! Вы сами мне сказали.
Да. Тоул потопал носком туфли, стараясь не выдавать смущения. Таково было мое профессиональное мнение. Он вообще обожал это слово «профессиональный». И таковым оно остается.
Ну так скажите ему! Она ткнула пальцем в меня.
Именно это мы и обсуждали, дорогая.
Пожалуй, он несколько перестарался с вкрадчивостью, поскольку лицо ее напряглось, и она подозрительно понизила голос.
А что тут обсуждать-то? Я не хочу, что он или вот он, очередной воинственный тычок в сторону Майло, тут ошивались. Бонита повернулась к нам. Добреньких тут корчили и только напакостили! У моей дочки припадки, она визжит как резаная, и теперь я потеряю место! Точно потеряю!
Ее лицо перекосилось. Она закрыла его руками и расплакалась. Тоул увивался вокруг нее, как жиголо с Беверли-Хиллз, обнимал за плечи, утешал, повторял: «Тише, тише». Отвел ее к дивану, усадил, стоя навис над ней, похлопывая по плечу.
Я потеряю место, насморочно пробубнила она сквозь сомкнутые пальцы. Они здесь не любят шума. Убрала руки, подняла мокрые глаза на Тоула.
Тише-тише, все будет в порядке. Я за этим прослежу.
Но как же эти припадки?
Этим я тоже займусь. Он бросил на меня колючий взгляд, полный неприкрытой злобы и, как я был убежден, некоторой доли страха.
Бонита шмыгнула носом и утерлась рукавом.
Я не понимаю, с чего ей вдруг просыпаться и звать папу! Этот гаденыш и пальцем для нее не пошевелил, даже сраного цента не дал на ее содержание! Никогда он ее не любил! С чего она плачет по нему, доктор Тоул? Она подняла на него глаза, словно послушница, взывающая к настоятелю.
Тише-тише
Он совершенно ненормальный, этот Ронни Ли! Вот только посмотрите! Женщина сорвала с головы косынку, встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами и нагнула голову, показывая макушку. Продолжая хныкать, разделила пряди волос в центре головы. Посмотрите на это!
Выглядело это жутко. Толстый мокнущий шрам размером с жирного червя. Словно этот червь ввинтился ей под скальп и устроился там. Кожа вокруг него была синевато-багровой и бугристой результат небрежной работы хирурга и совершенно лишенной волос.
Теперь поняли, почему я это прикрываю? вскричала Бонита. Это он мне сделал! Цепью! Ронни Ли Куинн! Она словно выплюнула это имя. Чокнутый злобный ублюдок! Так вот этого «папочку-папочку» она звала? Эту мразь!..
Тиши-тише, все повторял Тоул. Он повернулся к нам. Вы, джентльмены, еще желаете что-либо обсудить с миссис Куинн?
Нет, доктор, ответил Майло и повернулся уходить. Ухватил меня за локоть, увлекая за собой.
Но я еще не все высказал.
Объясните ей, доктор. Объясните, что это не припадки. Что это просто ночные кошмары и что они пройдут сами собой, если ее не волновать. Объясните ей, что не надо давать ей ни фенобарбитал, ни дилантин, ни тофранил!
Тоул продолжал похлопывать ее по плечу.
Спасибо за профессиональное мнение, доктор. Я управлюсь с этим случаем как сочту нужным.