Ой, смотрите! Она ткнула пальчиком в сторону выводка облаченных в гидрокостюмы серферов, катающихся по волнам вдалеке.
На тюленей похожи, правда?
Мелоди хихикнула.
А можно я подойду к водичке, Алекс?
Только сними туфельки и ходи там, где волны касаются песка. Постарайся не замочить платье.
Я сунул в рот очередную креветку, откинулся и смотрел, как она бегает вдоль линии отлива, пиная тонкими ножками воду. Один раз обернулась в мою сторону и помахала.
Я минут двадцать понаблюдал, как Мелоди носится туда-сюда, а потом закатал штанины, снял туфли и носки и присоединился к ней.
Стали бегать вместе. Ее ноги работали лучше с каждым мгновением; вскоре она уже прыгала и скакала, как газель. Радостно вопила, брызгалась и двигалась без остановки до тех пор, пока мы оба не запыхались. Затем побрели к месту нашего пикника и рухнули на песок. Волосы ее совсем перепутались, так что я вынул заколки, кое-как привел ей голову в порядок и вновь пристроил заколки на место. Ее маленькая грудь тяжело вздымалась. Ноги от лодыжек покрылись коркой песка. Когда девочка наконец перевела дух, то спросила меня:
Я я хорошо себя вела, да?
Ты вела себя просто замечательно.
На маленьком личике явственно читалось сомнение.
А ты так не думаешь, Мелоди?
Ну, не знаю. Иногда я думаю, что веду себя хорошо, а мама бесится, или миссис Брукхауз говорит, что я плохая.
Ты всегда хорошая. Даже если кто-то думает, что ты делаешь что-то не то. Понимаешь это?
Наверное, да.
Но не совсем, угу?
Я я уже запуталась.
Кто угодно может запутаться. И дети, и мамы, и папы. И доктора.
Доктор Тоул тоже?
Даже доктор Тоул.
Мелоди немного над этим поразмыслила. Большие темные глазищи метались по сторонам, нацеливаясь то на воду, то на мое лицо, то на небо, то опять на меня.
Мама сказала, что вы хотите меня загипнотизировать. Она произнесла это как «гип-мотизировать».
Если только ты сама этого захочешь. Понимаешь, зачем это?
Типа да. Чтобы я стала лучше соображать?
Нет. Соображаешь ты и так отлично. Здесь, я похлопал ее по макушке, все работает как надо. Мы хотим попробовать гипноз за-гип-но-ти-зи-ро-вать тебя, чтобы ты нам помогла. Чтобы смогла кое-что вспомнить.
Насчет того, как ранили того, другого доктора?
Я смешался. Мой принцип быть с детьми максимально честным, но если ей не сообщили, что Хэндлер и Гутиэрес мертвы, то я не собирался оказаться первым, кто сообщит ей это шокирующее известие. Да и момент неподходящий.
Да. Насчет этого.
Я сказала тому полицейскому, что ничего не помню. Там все было темно и ваще.
Иногда под гипнозом вспоминают то, чего просто так никак не вспомнить.
Мелоди испуганно посмотрела на меня.
Ты боишься гипноза?
Угу.
Это нормально. Это совершенно нормально бояться новых вещей. Но в гипнозе нет абсолютно ничего страшного. Это в некотором роде даже развлечение. Ты раньше когда-нибудь видела, как кого-нибудь гипнотизируют?
Неа.
Ни разу? Даже в мультиках?
Мелоди расцвела:
О, когда этот парень в треугольном колпаке гипнотизировал Попая, и из рук у него пошли волны, а Попай вышел в окно и не свалился!
Точно. Я этот мультик тоже смотрел. Парень в колпаке заставил Попая делать кучу фантастических вещей.
Ага!
Ну, для мультика это классно, но настоящий гипноз не совсем то.
Я выдал детскую версию лекции, которую совсем недавно прочитал ее матери. Мелоди, похоже, мне поверила, поскольку страх уступил место завороженному любопытству.
А можно попробовать прямо сейчас?
Я замешкался. На пляже было пусто никаких посторонних глаз и ушей. И момент правильный. К черту Тоула
Не вижу препятствий. Для начала сядь поудобней.
Я попросил ее сфокусировать взгляд на гладком блестящем камушке, который она держала в руке. Через несколько секунд девочка заморгала пошла реакция на внушение. Дыхание замедлилось, стало размеренным. Я приказал ей закрыть глаза и слушать шум волн, накатывающих на берег. Потом попросил представить, как она спускается вниз по ступенькам и проходит через красивую дверь туда, куда ей очень хотелось бы попасть.
Я не знаю, где это место и что в нем, но для тебя оно особенное. Можешь сказать мне или держать в секрете, но, находясь там, ты чувствуешь себя так спокойно, так уютно, так счастливо, так уверенно
Еще немного подобных усилий, и Мелоди погрузилась в глубокий гипнотический транс.
А теперь ты можешь слышать мой голос, но только специально не вслушивайся. Просто продолжай наслаждаться своим любимым местом и хорошо проводи время.
Я оставил ее в покое еще на пять минут. На ее худеньком личике застыло умиротворенное, ангельское выражение. Легкий ветерок шевелил выбившиеся прядки волос у нее на голове. Сидя на песке с положенными на колени руками, она выглядела совсем маленькой и хрупкой.
Я дал ей внушение вернуться назад во времени в ночь убийства. Девочка на миг напряглась, но тут же продолжила все так же глубоко и ровно дышать.
Ты по-прежнему чувствуешь полную расслабленность, Мелоди. Тебе так хорошо, так спокойно Но теперь ты можешь увидеть саму себя, словно ты кинозвезда в телевизоре. Вот ты видишь, как вылезаешь из постели
Ее губы разомкнулись, и она провела по ним кончиком языка.
Вот подходишь к окну, садишься там, просто выглядываешь в него. Что там за ним?
Темно. Это слово прозвучало едва слышно.
Да, темнота. И есть там еще что-нибудь?
Нет.
Хорошо. Посиди так еще чуть-чуть.
Через несколько минут:
Видишь что-нибудь в темноте, Мелоди?
Угу. Темноту.
Я сделал еще несколько попыток, а потом сдался. Либо она действительно ничего не видела, и разговоры про двух или трех «темных» мужчин были всего лишь плодом ее фантазии, либо «закрылась». В любом случае шансы что-либо получить от нее выглядели практически нулевыми.
Я дал ей еще насладиться своим любимым местом, дал установки на владение собой, самоконтроль, ощущение счастья и бодрости и мягко вывел из транса. Очнулась она с улыбкой на лице.
Было здоровско!
Рад, что тебе понравилось. Похоже, что в твоем любимом месте и вправду классно.
Вы сказали, что можно не рассказывать!
Истинная правда. Не надо.
А что, если мне хочется? Она надулась.
Тогда можно.
Хм!
Секунду Мелоди смаковала свою власть надо мной.
Я хочу все-таки рассказать. Я каталась на карусели. Круг за кругом, все быстрей и быстрей
Отличный выбор.
И чем больше я крутилась, тем мне было радостней и радостней. Можно будет туда еще сходить покататься? Когда-нибудь?
Конечно!
Ну вот и допрыгался, Алекс. Влез в то, от чего теперь уже так просто не отделаешься. Папочка быстрого приготовления просто добавь вины.
Уже в машине она повернулась ко мне:
Вы сказали, что гипноз помогает вспомнить?
Может.
А он поможет мне вспомнить папу?
Когда вы в последний раз виделись?
Никогда. Он ушел, когда я была совсем маленькая. Они с мамой больше не живут вместе.
А он заглядывает вас навестить?
Нет. Он живет очень далеко. Раз позвонил мне, перед Рождеством, но я спала, а мама не стала меня будить. Я очень рассердилась.
Могу это понять.
Я ее стукнула.
Наверное, ты действительно очень рассердилась.
Ага. Она прикусила губу. Иногда он присылает мне всякое.
Вроде Жиртреста?
Ну да, и всякое другое. Она покопалась в своей сумочке и вытащила оттуда нечто похожее на большую высохшую косточку от какого-то фрукта. На ней было вырезано подобие лица весьма злобного лица с глазами из бусин и приклеенными сверху черными акриловыми волосами. Голова, «сушеная голова». Дешевая безделушка, которую можно найти в любом сувенирном ларьке в Тихуане. Держала она ее так бережно, словно то была не безвкусная поделка, а как минимум бриллиант из королевской короны. Непонятно только, какого именно короля. Может, Квашиоркора?
Здорово. Подержав в руке шишковатую штуку, я отдал ее обратно.
Я бы хотела с ним повидаться, но мама говорит, что не знает, где он. А можно меня так загипнотизировать, чтобы я его вспомнила?
Это будет трудно, Мелоди, потому что ты слишком давно его не видела. Но можно будет как-нибудь попробовать У тебя есть что-нибудь напоминающее о нем, например фотография?
Ага.
Она опять порылась в сумочке и извлекла оттуда загнувшийся в трубочку, мятый и изрядно потертый моментальный снимок. Похоже, что его регулярно вытаскивали и вертели в руках, будто четки. Мне вспомнилась фотография на стене у Тоула. Ну просто неделя целлулоидных воспоминаний! Мистер Истмен, если б вы только знали, что при помощи вашей маленькой черной коробочки можно сохранить прошлое, как мертворожденного зародыша в банке с формалином!
С выцветшей цветной фотографии на меня смотрели мужчина и женщина. Женщиной была Бонита Куинн в более молодые, но отнюдь не более прекрасные годы. Даже двадцати с чем-то лет отроду она носила на лице ту угрюмую маску, что предвещала безжалостное будущее. Платье излишне открывало тогда еще худосочные бедра. Волосы длинные и прямые, расчесанные на прямой пробор. Она со своим спутником стояла перед входом в нечто вроде сельского бара заведения того сорта, на которое вы вдруг натыкаетесь после очередного изгиба второстепенного шоссе. Стены здания были из грубо обтесанных бревен. В окне маячила реклама «Будвайзера».
Бонита обнимала за талию мужчину в футболке, джинсах и резиновых сапогах, который обхватывал ее за плечи. Рядом с ним виднелась задняя часть мотоцикла.
Парень был несколько странного вида. Одна сторона его левая скособочилась и более чем намекала на атрофию, охватившую его от шеи до левой ноги. Он походил на какой-то фрукт, который нарезали на ломтики, а потом без особой точности попытались собрать обратно. Впрочем, если не обращать внимания на асимметрию, выглядел он совсем не плохо высокий, худощавый, со светлыми лохмами по плечи и густыми усами.
Ехидно-хитроватое выражение у него на лице резко контрастировало с торжественной важностью Бониты. Это был тот взгляд, который вы видите на лицах местных деревенщин, когда заходите в таверну маленького городка в незнакомых краях, просто чтобы выпить чего-нибудь холодненького и немного побыть в одиночестве. Тот взгляд, которого вы старательно избегаете и из-за которого стараетесь побыстрей убраться за двери, поскольку он означает неприятности и ничего более.
Меня ничуть не удивляло, что его обладатель в итоге оказался за решеткой.
Держи. Я отдал ей фото обратно, и она тщательно уложила его обратно в сумочку.
Не хочешь еще побегать?
Неа. Я типа устала.
Хочешь домой?
Ага.
* * *
На обратном пути в машине Мелоди совсем притихла, словно опять одурманенная таблетками. У меня было неуютное чувство, что я как-то неправильно с ней поступил, зря растормошил ее, только чтобы опять вернуть в унылую повседневность.
Мне вспомнилось, что я слышал на лекции одного из старших профессоров на выпускном курсе, полном честолюбивых будущих психотерапевтов:
«Когда вы приходите к решению зарабатывать на жизнь, помогая людям, испытывающим эмоциональные страдания, вы также принимаете решение в буквальном смысле тащить этих людей на собственной спине, причем достаточно долго. К чертям все эти разговоры о профессиональной ответственности и уверенности в себе! Все это пустые словеса. Вам предстоит каждый день в своей жизни сталкиваться с беспомощностью. Ваши пациенты будут липнуть к вам, как цыплята, готовые прибиться к первому же живому существу, как только высунут голову из скорлупы. Если вы не способны управиться с этим, идите в бухгалтеры».
Сейчас счетоводная книга, полная бездушных цифр, представлялась мне более чем желанным зрелищем.
Глава 7
В половине восьмого вечера я поехал в мастерскую Робин. Прошло уже несколько дней с тех пор, как мы в последний раз виделись, и я здорово соскучился. Она открыла дверь, одетая в просвечивающее белое платье, выгодно оттенявшее смугловатый оттенок ее кожи. Волосы распущены, в ушах золотые кольца.
Она протянула мне руки, и мы надолго застыли в объятии. Зашли внутрь, так и не отпуская друг друга.
Ее обиталище представляло собой старый склад на Пасифик-авеню в Венис. Как и у множества подобных мастерских в округе, никакой вывески нет, окна наглухо закрашены белой краской.
Робин провела меня через переднюю в рабочую зону, набитую всякой всячиной, начиная с электроинструмента циркулярная пила, ленточная пила, сверлильный станок и заканчивая стопками напиленной древесины, среди которых, как обычно, были раскиданы пресс-формы для выклейки кузовов различных инструментов, стамески, измерительные линейки, шаблоны В помещении стоял знакомый запах опилок и клея, пол усыпан стружкой.
Пройдя через болтающиеся на пружинах распашные двери, мы оказались в жилой зоне: гостиная, кухня, маленький кабинет. Наверху, на чердаке, спальня. В отличие от мастерской ее личное пространство не было ничем заставлено или завалено. Большую часть мебели она сделала своими руками, и кругом царило цельное твердое дерево, простое и элегантное.
Робин усадила меня на мягкую кушетку с тканевой обивкой рядом стоял керамический поднос с кофе, пирогом, салфетками, тарелками и вилками, сама присела вплотную ко мне. Я взял ее лицо в ладони и осторожно поцеловал.
Привет, дорогой!
Когда мы обнялись, я ощутил под тонкой тканью ее твердую спину твердую за податливой, полной волнующих изгибов мягкостью. Робин работала руками, и меня всегда изумляло это редкостное сочетание крепких мускулов и чисто женской роскоши ее тела. Что бы она ни делала осторожно поворачивала заготовку из розового дерева у жадных челюстей ленточной пилы, просто шла рядом со мной, любое ее движение было отмечено непогрешимой уверенностью и грацией. Встреча с ней стала самым лучшим событием во всей моей жизни. Уже ради одного этого стоило бросить работу и карьеру.
* * *
Однажды я со скуки забрел в магазин гитар Маккейба в Санта-Монике, где принялся перебирать старые ноты и один за другим пробовать развешанные по стенам инструменты. Присмотрел одну особенно привлекательную гитару, вроде моего «Мартина», но даже еще лучше изготовленную. Меня восхитило мастерство мастера это была штучная ручная работа, и я пробежался пальцем по струнам, которые отозвались чарующим, долго не смолкающим звуком. Сняв гитару со стены, я немного поиграл, и звучала она ничуть не хуже, чем выглядела.
Нравится?
Голос был женский, и принадлежал он потрясающему созданию лет двадцати пяти. Она стояла совсем близко от меня как долго, я точно не знал, поскольку с головой ушел в игру. Личико в форме сердечка, увенчанное роскошной копной золотистых кудрей. Миндалевидные глаза, довольно широко расставленные, цвета старого красного дерева. Невысокая, не выше пяти футов и двух дюймов, с худенькими запястьями, переходящими в тонкие изящные руки с длинными, сужающимися к концам пальцами. Когда она улыбнулась, я заметил, что два верхних резца чуть выдаются относительно остальных зубов, что придавало ее улыбке какой-то необъяснимый шарм.
Да. По-моему, просто класс.
Не сказала бы.
Она подбоченилась, отставив бедро, весьма выдающееся во всех смыслах бедро. Ее отличал тот тип фигуры крепенькой, грудастой, с в меру впалым животом, которую не мог скрыть даже рабочий халат, который она набросила поверх свитера с высоким горлом.
В самом деле?
В самом деле. Она взяла у меня гитару. Вот в этом месте, постучала пальчиком по деке, слишком много сошкурено, слишком тонко. И баланс между головкой грифа и кузовом мог бы быть получше. Взяла несколько аккордов. В общем и целом по пятибалльной шкале твердая четверочка.
А вы, похоже, в таких делах сечете.
А как же еще. Это ведь я ее сделала.
В тот же день она пригласила меня к себе в мастерскую и показала мне инструмент, над которым как раз работала.
Этот должен быть на пятерку. А та у меня из первых. Опыт приходит со временем.