Что теперь? Штумме был единственной ниточкой, она оборвалась.
Что же мне делать? произнёс он вслух.
Он не ожидал ответа, но женщина подошла и вновь заглянула ему в лицоиспытующе и сочувственно.
Неужели вы так много ждали от этой встречи? Я предупреждала что вы будете разочарованы. Штумме был хорошим человеком, но вряд ли он знал что-то такое, без чего вы не смогли бы жить.
Вы работали вместе с ним, догадался Хаген и ощутил прилив надежды. В его магазине. К нему то и дело приходили люди, покупатели, но не только. Не так ли? Иногда к нему приходили друзья. Ведь у него были друзья? Они приходили в магазин? Может быть, вы
Я ничего не знаю, сказала она твёрдо. Я работаю в Центре Адаптации, не здесь. Здесь я иногда помогала, но ничего не знаю. Вы идёте по ложному пути.
Простите, сказал он, остывая. Конечно.
Её лицо смягчилось.
Скоро стемнеет, сегодня опасная ночь. Вам лучше вернуться.
Если бы я мог.
Простите, повторил он ещё раз. Вы меня ненавидите?
Ну что вы. За что бы я могла бы вас возненавидеть?
За Штумме. Пусть и не очень хорошо, но вы были знакомы. Вы его знали.
Да, согласилась она. К сожалению, мы были не очень близки, но я его знала. Ведь я его жена. Сейчас, наверное, уместнее сказать «была его женой». Вы абсолютно ни в чём не виноваты. И знаете, уже темнеет и я думаю, вам всё-таки лучше вернуться. Пока ещё есть такая возможность.
Глава 3. Отдел
Запускаю? пробубнил Векслер.
Трансформированный маской, его голос звучал глухо. Слышались в нём могильные нотки, которые, как ни крути, как нельзя лучше подходили к ситуации. Приступ ясновидения скрутил Хагена как судорога, вышибив болезненный выдох, больше похожий на стон. Всё впустую, всё прахом, напрасно, зря, бессмысленно и омерзительно жестоко. Ясно как дважды два.
Подождите!
Ну чего «подождите», последний разик прогоним и отчёт уже. Я, между прочим, сегодня не обедал. Что будем делатьнаугад менять настройки?
Вернёмся к предыдущему профилю.
А смысл?
В самом деле. Хаген вздохнул и посмотрел сквозь разделяющее боксы стекло на испытуемого. Тот был бледен, обильно потел, кусал губы, однако держался бодрячком. Взгляд его был направлен в сторону третьей камеры, на местном жаргоне именуемой «Марго». Марго пялилась бесстрастным стеклянным глазом, и испытуемый делал вид, что всё в порядке, даже растягивал губы в резиновой улыбке, стараясь подавить нервный тик на верхней губе. Настоящий солдат. От его натужных попыток изобразить бесстрашие Хагена замутило.
Ну?
А вы не нукайте, нукало, сказал Хаген с прорвавшимся раздражением. Не пыхтите под руку. Я думаю.
И бессовестно соврал. Думать сейчас он никак не могв присутствии операторов, настроенных тоже кислоещё бы, после стольких попыток, в присутствии Векслера с его бурчащим брюхом, в незримом присутствии Зои, которая, конечно, украдкой подглядывала за ними. Наконец, в присутствии солдата, как его тамРудольф или Роберт? Или Руби? Впрочем, Рубиженское имя. Или нет?
Ладно, разрешил он наконец. Валяйте. Запускайтесь и с Богом.
Последней каплей стала струйка пота, потёкшая у солдата по бритому виску. Живодёрство, но если помедлитьживодёрство вдвойне.
Спасибо, съязвил помощник.
Его пальцы вслепую затанцевали по клавиатуре. Человек за стеклом вздрогнул и вытянулся стрункой, насколько позволяли фиксаторы. Улыбка медленно стекла с мужественного лица, сменившись гримасой шока.
Хаген аккуратно стащил с себя сенсорные перчатки, встряхнул затёкшие кисти. Смотреть на человека в кресле не хотелось, поэтому он принялся глядеть на экран, отображавший видимое поле с фокус-позиции Векслера. Сгенерированное изображение солдатаРуди? неуверенно приближалось к сгенерированной постройке, скрывавшей сгенерированную пакость. Но пакость эта вполне поддавалась осмыслению. Момент истины всегда наступал позже.
Не дожидаясь этого момента, Хаген вышел в коридорпозорно дезертировал, прикрывшись неотложными делами. Интересно, смог ли он кого-то обмануть.
«Я не выдержу, подумал он сотый раз за эту проклятую неделю. Я, чёрт возьми, психофизик, а не мясник! И мои нейроны, слава Богу, здоровы. Не то, что у этих пластиковых работников с догмой, вшитой в структуры лимбической системы. С каких пор эмпатия стала признаком недоформированности? И какая же сволочь это придумала? Придушить бы её, что ли. Вживить электрод в единственную прямую извилину и пустить переменный ток. Экспериментаторы хреновы. Вивисекторы!»
В попытке успокоиться он сделал глубокий вдох носом и медленный выдох ртом, как учила брошюра по психопрактике. Конечно, продукция, которую еженедельно выдавали умельцы из отдела агитации и морального развития, годилась на то, чтобы качественно подтереться в сортире, но иногда попадались вполне себе здравые мысли. Вдох и выдох. Дыши носомвыдыхай ртом. Дыши на счёт. Дыши, представляя себе снежинку, которую нужно колыхнуть, но не сдуть. Попытайся вдохнуть левой, а потом правой ноздрёй или наоборот. Дьявол, да просто дыши!
Шахматные квадратики, оживляющие приглушённо бежевые стены, мерцали и перемигивались. По мнению терапистов, это позволяло бороться с монотонией и утомлением. Хотя наиболее очевидным способом борьбы с монотонией представлялась интересная работа, а по развивающемуся утомлению логичнее было бы зарядить оптимизацией режима труда и отдыха.
Вдох и выдох. Амма-хумм
Прохлаждаетесь?
О, Господи, сказал Хаген. Вы меня однажды до инфаркта доведёте, мастер! Нельзя же так!
А вы не нервничайте, посоветовал Байден, чрезвычайно довольный произведённым эффектом. Дёргаетесь, как будто совесть у вас нечиста. Так и хочется, знаете, вас эдак иголочкой. Проверить, так сказать, пороги.
Стоящая за его спиной Зои закатила глаза.
Пойдёмте в кабинет, предложил Байден. Что вы тут торчите как восклицательный знак. Мне нужно с вами поговорить. Речь пойдёт о
Массивный браслет на его руке замерцал одновременно красным и оранжевым и разразился серией возмущённых трелей.
Да? пронзительно вопросил Байден. В микронаушнике тоненько запело. Да, вы что? его голос опустился на октаву ниже. Ну разумеется, ну конечно. Всенепременно.
Пять минут, бросил он, не прекращая прислушиваться к бормотанию наушника. А лучше семь. Или десять. Это я вам, техник!
Он развернулся и засеменил к лифтам.
Или никогда, резюмировал Хаген, глядя в удаляющуюся, подпрыгивающую спину начальника. Вежливые люди не отказываются от встречи, они её переносят. А может, я ему антипатичен?
Хорошенькое маскообразное лицо Зои с надутыми силиконом капризными губками выражало только скуку и ничего кроме скуки. Поговаривали, что Байден спит со своей секретаршей, но Хаген подозревал, что это лишь слух, распускаемый самой Зои и её подругами по «Женскому возрождению». Боевыми подругами. Похожими друг на друга как резиновые секс-куклы и такими же асексуальными.
Зашелестели отодвигающиеся стенные панелиопыт завершился. И можно было даже не задаваться вопросом, удачно или нет, вытянутые лица операторов сигнализировали о том, что очередная попытка с треском провалилась. Но Хаген всё-таки заглянул в игрокомнату. Парамедики в серых робах хлопотали над телом, освобождая его от ремней и датчиков, дежурные операторы копировали и порционно отсылали данные нейромониторинга, а Векслер мотался из помещения в помещение и всем мешал.
Хоть что-нибудь новенькое?
Если бы, перекошенный от досады и усталости, Векслер экспрессивно взмахнул рукой и сшиб стебельчатый микрофон. А, дер-р-рмо! Понаставили тут. Всё так же. И главное, такой бодрый был, огурец-огурцом. А потом р-раз и спёкся. Я всё думаю, почему нас-то не задевает? Не могу понять, ведь в одной же сети, что мешаетодному, другому, пятому, десятому?
Сплюньте, посоветовал Хаген.
Векслер повиновался и воззрился на него с какой-то иррациональной надеждой. Почему-то они все смотрели на него с надеждой. А ещё с выжидающим и иногда юмористическим вниманием, так, словно ожидали, что он вот-вот отмочит что-то запредельное.
Что будем делать?
То же, что и всегда. Вы составите отчет, яна ковёр. Через пять минут. А лучше через десять.
Почему? тревожно вопросил Векслер. Почему лучше?
Потому что десять больше, чем пять, с сердцем сказал Хаген. Чего вы трясётесь-то? Это вон ему следовало трястись, а он улыбался как идиот. Как идиот, поверивший другим идиотам. Это же доброволец был?
Был.
Ну вот.
К чему относилось и что, собственно, выражало это «ну вот», он и сам не знал, но напряженное лицо Векслера сощурилось ещё больше, а потом прояснилось. Прояснилось и лицо примостившегося рядом оператора, формально помогающего технику составить отчёт, а фактически греющего уши в надежде набраться свежих корпоративных новостей. Как его имя, Хаген забыл, и это было странно. Тощий, веснушчатый оператор постоянно тёрся рядом, не произнося ни слова, но умудряясь оказывать мелкие услуги «принеси-подай». Всегда рядом и всегда незаметный, есть о чём задуматься.
Надо бы попробовать несформированных, тихонько произнёс Векслер. И нейтралов.
Что именно вы хотите углядеть у нейтралов? Другие реакции? Ну хорошо, получим другие реакции, а дальше?
Кислая улыбочка Вексера говорила о том, что дальше пойдёт как-нибудь само. Или не пойдёт. Одно из двух. Хаген выразительно пожал плечами.
Я к Байдену. Позаботьтесь об отчёте.
***
Перед входом в кабинет он привычно пригладил волосы и провёл ладонью по гладкой ткани костюма. Мяться было решительно нечему, но он никак не мог отучить себя от жестов, демонстрирующих состояние. «Однажды это меня выдаст, подумал он с мрачным смирением. Может быть, очень скоро. Может быть, прямо сейчас».
Байден разговаривал по синхровидео с кем-то из шишек. Дополнительный экран коммуникатора был развёрнут так, что Хагену был виден лишь угол кабинета и плечосолидное, похожее на матрац, обтянутое модной тканью в едва заметную серебристую полоску. И кабинет, и плечо наводили на мысль о достатке, благополучии, власти и относительной стабильности. Звук подавался только в наушники, но и без того было ясно, что голос говорящего бархатист и вальяжен, голос сытого важного человека, уверенного в собственном превосходстве. Байден держал марку, успокоительно ворковал в микрофон, однако пухлые пальцы его правой руки впивались в мякоть бедра, в то время как леваявзлетала и падала, обрисовывая в воздухе какие-то диаграммы.
Да, повторял он. Да-да-да, я вас понял. Всё, что возможно. Конечно. Я вас уверяю. Но мы еще вписываемся в пределы бюджета и отведённого времени Я понимаю, да. Не сомневайтесь, герр обермастер. Конечно. Да.
Закончив, он долго и пристально изучал лунки аккуратно подпиленных ногтей. Пухлая нижняя губа кривилась, как у обиженного ребёнка.
Ну? спросил он с досадой.
Разрешите доложить
Господи боже, старший техник! Садитесь и рассказывайте по существу. Чем завершился ваш небольшой опыт? Успех, неудача?
Увы, сказал Хаген. Ему не нужно было изображать сожаление. Обстоятельства складывались так, что за последние два дня он пропитался им насквозь.
Увы, повторил Байден. Его одутловатые щёки задрожали. Хаген, я ничего не имею против междометий, но, чёрт возьми, не испытывайте моё терпение! Вы видели, с кем я говорил?
Я не видел, но догадываюсь. Кто-то из финансистов, из Стахоля. Возможно, сам Улле или его зам. Хотят знать, как у нас продвигаются дела.
Умница, произнёс Байден почти нежно. Так как же у нас продвигаются дела, техник? Ну, давайте, честно-откровенно. Вы снова опарафинились, так? Мы с вами? Потому что на передовую отправят нас обоих, Хаген, но вас я поставлю вперёд. Так что же спутало ваши планы, мой умненький шулер?
Если бы я знал.
Но вы не знаете?
К сожалению, нет. В какой-то момент всё идёт прахом. Мы моделируем типичные ландшафты Территории, её типичные атаки, раз за разом усложняя задачу, но как только запускаем матрицу Фрайберга, испытуемый погибает.
И поэтому у вас такое убитое выражение лица? Бросьте, Хаген, будьте проще! Армия не любит высоколобых, а мы с вами работаем на армию. Матрица Фрайберга Что, в конце концов, такоематрица Фрайберга?
«Сам ты шулер», подумал Хаген, потому что Байден с его ухмылочками, недомолвками, фальшивыми интонациями, конечно же, знал про матрицу, не мог не знать, в конце концов, проект шёл под его руководством.
Матрицей, как вам известно, мы называем вырезку из константной нейрозаписи добровольцев, побывавших на Территории. Полное сканирование позволяет воссоздать картину переживаемого человеком во всей полноте сенсорных воздействий и может быть использовано для создания имитаторов реальности.
Вам бы лекции читать, Байден тяжело заворочался в кресле, заваливаясь на бок. Очевидно, его опять мучил приступ панкреатита. Я вас пошлю к Улле, будете отчитываться за кварталязык у вас, я гляжу, подвешен хорошо. Ну-с, а чего вы прицепились к Фрайбергу? Возьмите другого добровольца. У вас всего одна нейрозапись?
Такого качестваодна. И потом, мы пробовали другие. Согласно данным последних опросов, наша «песочница» полностью воссоздаёт Территорию, по крайней мере, исследованные области. Испытуемые не замечают никаких отличий. Но попытки расшифровать нейросканы пяти минут до шока пока безрезультатны. А прямая передача приводит всё к тому жек гибели добровольца.
От чего? От старости? От геморроя?
От шока.
Какого именно? Почему я должен вытягивать из вас информацию клещами? Байден медленно багровелот ключиц и выше. Я спрашиваю: «Как дела?» Мне отвечают: «В порядке». Знаете, как называют наш отдел экономисты? «Фокусники». Это мы, Хаген, мыфокусники, мы заставляем деньги растворяться в воздухе и ничего не даём взамен, отделываясь ничего не значащими научными словами. А вы не даёте мне даже слов! От чего умирают патрульные?
Мы считаем причиной смерти психогенный шок. Патологическая импульсация наблюдается во всех структурах мозга, но, главным образом, затронуты ассоциативные отделы и структуры лимбической системы. И это выражение лица
Если вас ошарашить точечной пальбой по проекционным участкам коры, у вас тоже будет выражение. Значит, вы считаете, что причиной смерти является сверхсильный раздражитель, вернее, его имитация? От этого умер ваш Фрайберг?
Я считаю, что он умер от испуга. Возможно, он что-то увидел. Или вспомнил
Боже милосердный! простонал Байден. Не начинайте, техник, прошу вас! Вся эта тема воспоминаний шита белыми нитками каким-то псевдонаучным шулером вроде вас. «Они что-то видят». «Они пугаются» Они получают увечья, вдыхают споры, дырявящие лёгкие, плавятся в кислоте и выживают, а потом вспоминают и Вспоминают что? Вы можете расшифровать?
К сожалению, импульсация не поддаётся стандартным протоколам.
Или к счастью? Маска безграничного ужаса, застывающая на лице добровольцев, заставляла задуматься над тем, что именно они видели. Сочетания красок, дисгармоничные образы, чуждые человеческому восприятию? Даже если однажды их удастся расшифровать, это ничего не изменит. Проблема не в расшифровке, а в экранировании. Возможно, лёгкий фоновый шум, только чтобы нарушить синаптический узор, но тогда потеряется и без того зачаточная способность предвидеть удары Территории. И опять мы приходим к идее разделения функций: солдаты и прогностики. Эмпопрогностики, если уж начистоту. Вот только их уже большей частью переработали в печах Крематория в соответствии с декретом «о лишних людях» и правилом «Об экономии ресурсов».
Вы обязательно спасёте мир, Хаген, просто не сейчас, Байден успокоительно покивал, побарабанил пальцами по столешнице. Хорошо, признаем, что мы слегка застряли, получим новую нейрозапись, попробуем ещё раз. В крайнем случае, откажемся от этой идеи и сосредоточимся на симуляторах. Подружимся с Отделом Обучения.
Это возможно?
От неожиданности он утерял бдительность, и облегчение выплеснулось, вырвалось как из баллона под давлением, заставив задрожать голос. Проклятье! Он захлопнул рот, но поздно. Мастер смотрел на него с интересом и пристальным сожалением, в котором угадывались нотки злорадства.
Техник-техник! Не волнуйтесь так.