Ни малейшего, ответил тот, только зачем было тратить на это десять лет, это и так всем известно.
Мудрец не искал легких путей, не доверял расхожим мнениям и решил сам удостовериться, парировал Биркин и продолжил: В конце второго десятилетия он открыл вторую цифру, к его ужасу она тоже оказалась семеркой. Неотвратимо приближался судный год, год 1977. Мудрец прожил его в великой тревоге, лихорадочно пытаясь найти путь спасения человечества и ежеминутно ожидая грома небесного.
Подождите, подождите, прервал его Василий Иванович, во-первых, при чем здесь 1977 год? Дату конца света следует отсчитывать от сотворения мира, а не от рождества Христова.
Не будьте закоснелым догматиком! воскликнул Биркин. Как убедительно доказал американский богослов, преподобный Эберхардт Канзасский, всеведущий Господь при сотворении мира несомненно знал о дате пришествия в мир своего сына и изначально заложил в основу потаенного летоисчисления именно эту дату. Поэтому все те, кто многие века пытались расшифровать боговдохновенные книги на основе старого летоисчисления, допускали принципиальную ошибку, что стало причиной их неудач. Вот так-то!
Надеюсь, этого американского богослова вы выдумали, сказал Василий Иванович.
Конечно, выдумал, чтобы не напрягать попусту память, без малейшего смущения признался Биркин, но все остальное истинная правда. Ничтоже сумняшеся трактуют Тору на основе христианского летоисчисления. Или вот наши доморощенные исследователи толкуют Нострадамуса по самопальным переводам на русский. Переводы, естественно, с новофранцузского. А догадайтесь с трех раз, Василий Иванович, на каком божественном языке шифровали свои послания итальянские и баварские иллюминаты 15-16 веков?
В первой попытке осмелюсь предположить, что на латыни, ответил Василий Иванович.
За которой последуют, конечно, древнегреческий и древнееврейский. Другого я и не ожидал. Эх, все равно не угадаете, рассмеялся Биркин, на английском, причем в современном варианте. Впрочем, иллюминаты они такие, они на пятьсот лет вперед зрили.
Дед, дед, тебя понесло! предостерегающе воскликнула Наташа.
Да, ты права, извини. Итак, на чем мы остановились? Ах, да, на том, что Василий Иванович сказал «во-первых». А что во-вторых?
Вы говорили, что все эти коды заключают в себе нечто апокалиптическое, а тут вдруг этот ваш мудрец ищет пути спасения человечества, сказал Василий Иванович.
Не мог же я воспитывать девочку на Апокалипсисе! с некоторым удивлением ответил Биркин. И сказки, и игры должны быть добрыми, нести, как говаривали раньше, жизнеутверждающее начало. Вот и сейчас будем спасать по старой памяти. Итак, мудрец в тот страшный год так и не нашел путей спасения, но, благодарение Богу, и гром не грянул. Так что следующие десять лет мудрец потратил на то, чтобы убедиться в том, что никаких других магических цифр не существует, а оставшиеся двадцать на размышления о том, как из двух семерок извлечь правильную дату конца света. И вот Какое у нас сегодня число? Ах, да, 26 апреля 2005 года на него снизошло озарение. Первая семерка задавала год 2005. Вторая число и месяц, второе мая, 02.05. Ужаснулся мудрец до конца света оставалось пять дней. А за эти дни требовалось и код разгадать, и предпринять все необходимые действия для спасения. Как тут все успеть?! Тем более что мудрец был очень стар, силы его иссякали и нуждались в немедленном укреплении стопкой коньяка.
Дед! воскликнула девушка.
Надо же, из подкорки вылетело, удивился Биркин, но мысль, конечно, здравая. Продолжаю. Тут на помощь мудрецу приходят сорокадвухлетний профессор, специалист во всех мыслимых гуманитарных науках, и, по новомодным законам жанра, смелая привлекательная особа двадцати лет, обладающая невероятными для столь юного возраста познаниями, вкупе с интуицией, здравым смыслом, железной логикой, решительностью, вообще, со всем тем, чем, согласно последним открытиям западных ученых, женщины превосходят мужчин. Ну, у них там, опять же по законам жанра, начинается любовь
Дед, не надо о любви! Наташа поморщилась, как-то болезненно.
Не буду, не буду, сконфуженно сказал Биркин, я так, хотел обрисовать канву событий. А вы о чем задумались, Василий Иванович? Вас что-то беспокоит или мне кажется?
Меня беспокоит дата, ответил Василий Иванович, действительно с некоторым беспокойством в голосе, пасхальный понедельник. Вы ведь эту дату вычислили. И к чему она относится?
Истинный крест, Василий Иванович, только что выдумал, сказал Биркин и даже для убедительности перекрестился, но как-то неуклюже, но вы правы, конечно, тут я маху дал, старею. Очевидно же, что не второго, а двадцатого мая, он схватил лист бумаги и ручку и написал на них цифры: 20.05.2005. Обращаю ваше внимание, что во всем двадцать первом веке это единственный симметричный вариант, удовлетворяющий всем условиям. И в двадцать втором тоже будет единственный, 21.04.2104, а вот в двадцать третьем два, 22.03.2203 и 22.12.2212, он продолжал для наглядности писать даты, и в двадцать четвертом, и в двадцать пятом, в вот в двадцать шестом ни одного, не предвидится в двадцать шестом веке конца света, потому что, наверно, и света-то этого не будет.
Дед! крикнула Наташа.
Понял! Итак, ошибся, но очень удачно, даже красиво вышло! Первого мая под крики «Христос воскресе» является он сам во плоти, а в понедельник с утречка, помолясь перед зеркалом
Не богохульствуйте! попробовал урезонить его Василий Иванович, но Биркин уже был весь в сюжете.
начинает отделять овнов от козлищ.
Агнцев от козлищ, автоматически поправил Василий Иванович.
Агнцы, ягнята, овцы, овны, все одно, бараны, заметил как бы в скобках Биркин и понесся дальше. Много дел предстояло сделать мудрецу вместе с его молодыми помощниками, но в первую очередь надо было разгадать код. Он схватил священную книгу тут Биркин подошел к книжному шкафу, одна из полок которого была заставлена разными изданиями Библии, и выдернул первую попавшуюся.
Вы, дядя Вася, не подумайте чего такого, поспешно сказала Наташа, примостившаяся на диване поблизости от Василия Ивановича, деду все равно, из чего код создавать, помню, играли как-то, так он взял мою детскую книжку-раскладушку, типа «Курочки Рябы». В другой раз так и вовсе книжку-раскраску и на одном листе нашел целых девятнадцать масонских символов, выделил их и раскрасил в разные цвета. Жуть во мраке! Я полночи заснуть не могла, все думала, что если они нас так со всех сторон обложили, то уж и в комнату мою проникли и за шторой прячутся.
Открыл мудрец священную книгу и, руководствуясь снизошедшим на него озарением, нашел нужную строку и прочитал стих продолжал между тем завывать Биркин.
Постойте, постойте, прервал его Василий Иванович, невольно увлекшийся игрой, но ведь в другом издании на этом месте окажется совсем другой стих.
В этом-то вся суть! с какой-то даже радостью подхватил Биркин. Помимо кода есть еще его, так сказать, материальный носитель, книга, картина, скульптура или какая-нибудь другая скрижаль. Вот ее-то, не зная кода, и передают из поколения в поколение всякие мудрецы, храмовники, магистры под охраной паладинов, ассасинов и прочих головорезов. Столетиями передают незнамо что, ожидая, вероятно, пока Колумб откроет Америку, потом расцветет там земля обетованная, и в один прекрасный день какой-нибудь высоколобый американский профессор с помощью сверхмощного компьютера разгадает, наконец, тайное послание древних.
Древние-то рассчитывали на что попроще, скажем, на первой странице книги надо найти слово ключевое, в нем букву заветную, воткнуть в это место тонкую спицу и пронзить всю книгу. Все буквы, которые прошьет спица, после необходимых манипуляций и перестановок сложатся в тайное имя Господа или во что-нибудь еще, столь же полезное. А чтобы всяким алчным охотникам до древних тайн неповадно было, эти мудрецы-хитрецы готовят разные обманки и ловушки, от примитивных волчьих ям и хитроумных лабиринтов до высококачественных фальшивок. Книга вроде бы та же самая, но с маленьким дефектом. И вот незадачливый кандидат в сверхчеловеки с вожделением произносит, как ему кажется, тайное имя Господа, а перед ним появляется Князь Тьмы со своими присными, которые выдирают крючьями душу из еще живого тела и волокут ее прямиком в ад. Или наоборот, надеется человек вызвать дьявола и получить из рук его власть над всем миром, а является огненный ангел и тюк его стрелой по темечку. Но у нашего мудреца книга была подлинная, без изъяна. Итак, он отсчитал седьмую страницу с конца
Но ведь это почти во всех изданиях будет «Откровение Святого Иоанна Богослова»! вновь прервал его Василий Иванович.
Действительно! воскликнул Биркин, опять с радостью. Очень хорошо! Апокалипсис самый для такого случая подходящий текст. Первое, важнейшее слово послания было зашифровано в последней строке на этой странице. Так, странно, стих седьмой, Биркин несколько опешил, но тут же воодушевился, вот оно, дополнительное подтверждение правильности расчетов мудреца вторая семерка! Читаем: и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком.
И племенем, продолжил Василий Иванович.
Нет, «и племенем» уже на другой странице. Собственно последняя строка это «коленом и народом, и языком». Тут еще вот в чем загвоздка, пояснил Биркин, тексты древних, почти все, писались без огласовок, без гласных букв, зачастую без пробелов между словами, у нашего мудреца, слава Богу, не было хоть последней проблемы, ему нужно было просто взять первые буквы каждого слова, естественно, первые согласные буквы. Получаем: к, н, з. Именно эти буквы содержатся в ключевом слове, правда, неизвестно, в какой последовательности и с какими гласными.
Тут обычно следовал сеанс игры в слова, тихо пояснила Наташа Василию Ивановичу.
Но нашим героям все нипочем, все по плечу. Несмотря на то, что их словарный запас превосходит шекспировский раза в два за счет современных идиоматических выражений, они практически с первого раза угадывают нужное слово. Вам, Василий Иванович, при взгляде на эти буквы какое слово первым на ум пришло?
Князь, ответил Василий Иванович таким тоном, что как-то сразу поверилось, что именно это, весьма неожиданное слово действительно первым пришло ему на ум.
Хм, а мне почему-то «закон», к некоторым удивлением сказал Биркин, но замечу, что мы оба неправы, в соответствии с современными взглядами и требованиями правильный ответ всегда дает женщина. Итак он вопрошающе посмотрел на внучку.
В этот момент неожиданно раздались звуки похоронного марша. Наташа вскочила с дивана, пробормотав нечто такое, что сидевший рядом Василий Иванович предпочел не услышать, и выбежала вон из кабинета, унося с собой и свои проклятия, и скорбные звуки.
Что это было? удивленно спросил Василий Иванович.
Последний Наташин ухажер, она ему недавно отставку дала, а он все не успокоится. Вот она и зарядила на него похоронный марш.
Что, порчу навела?! в голосе Василия Ивановича прозвучала искренняя обеспокоенность.
Да нет, она этим давно, то есть я хотел сказать, вообще не балуется. Это у них телефоны сейчас такие, распознают по номеру, кто звонит, и заложенной мелодией хозяйке сообщают.
Чего только не выдумает суетный ум человеческий!
Выросла девочка, сказал Биркин, тяжело вздыхая, он вообще после ухода Наташи как-то сник и сдулся, и играет совсем в другие игры.
Они надолго замолчали, размышляя каждый о своем, Биркин даже отлучился на минутку по естественной надобности на кухню, но постепенно разговор опять разгорелся, вернувшись к их обычному литературному спору. И вот уже Биркин вновь горячился.
Помилосердствуйте, дражайший Василий Иванович, но как же можно выводить сиюминутные события текущей жизни из предшествующей великой литературы? Я не имею в виду книги пророческие, если угодно, боговдохновенные, это больше по вашей части, я говорю о произведениях пусть и великих, но рожденных умом и фантазией грешных людей. Истинно великий писатель не может бегать взапуски с современными событиями, это для газетчиков, как они изображают действительность, вы и сами видите, это даже не моментальная фотография, а изображение в кривом зеркале. Описывать события надлежит с некоторого расстояния, когда уляжется пена, когда прояснятся роль и характер каждого исторического персонажа, когда проявятся последствия их поступков. Вы представьте, к примеру, что Лев Николаевич Толстой писал бы «Войну и мир» как очевидец и по свежим впечатлениям, то есть году в тысяча восемьсот восемнадцатом, когда завершается действие его эпопеи, до декабристов, до Крымского позора, до европейских революций, до реабилитации Наполеона и возрождения бонапартизма
Соглашусь с вами, откликнулся Василий Иванович, взгляд артиллерийского поручика, победоносно вступившего в Париж, непременно отличался бы от мыслей того же поручика, пережившего Севастопольскую мясорубку.
Ведь это был бы совсем другой роман, продолжал между тем Биркин, возможно, сюжет был бы тем же самым, с теми же самыми сражениями, любовями, браками, смертями, но без того осмысления событий, без того глубокого философского обобщения, что, собственно, и делает этот роман великим. Это не моментальная фотография, не пейзаж, не батальное полотно, это портрет эпохи! Не будь этого, этот роман знала бы сейчас только узкая кучка литературоведов.
К сожалению, не во всем могу согласиться с вами, глубокоуважаемый Семен Михайлович. Все широко известные произведения, и роман графа Толстого здесь не исключение, по видимости точно описывая происшедшие события, в то же время создают некий миф, который начинает жить самостоятельной жизнью, вторгаясь в настоящее и зачастую определяя будущее. Мысль записанная имеет великую и до конца не выясненную силу, превосходящую силу помышления и слова изреченного. Ваши игры с Наташей отнюдь не так невинны, какими, возможно, кажутся вам. Вы, играя, создаете истории, которые при определенных обстоятельствах могут воплотиться в жизнь. И вероятность этого стократно возрастет, если вы их запишете.
Непременно запишу! рассмеялся Биркин. Все-все-все, о чем мы сегодня говорили. Нарочно, чтобы потом проверить!
Нижайше прошу вас не делать этого, сказал Василий Иванович чрезвычайно серьезным тоном, меня тревожат какие-то мрачные предчувствия. Хотя, возможно, это связано с другим, он посмотрел на наручные часы и поспешно поднялся, прошу меня извинить, но вынужден прервать нашу интереснейшую беседу и откланяться. У меня назначена встреча с ближайшим родственником.
Митя в Москве?
Объявился.
Опять с какой-нибудь идеей?
Это уж непременно! С детства носится со всякими идеями, одна другой вздорнее. Только и молю Господа, чтобы не попал в какую-нибудь историю и еще чего похуже.
Вы уж его не ругайте, Василий Иванович, вразумите по-братски.
Именно что по-братски и вразумлю. Палкой! Если, конечно, он соизволит явиться. С него станется!
Василий Иванович уже сделал два шага к выходу, когда дверь кабинета приоткрылась и показалась голова Наташи. Голосом, дрожащим то ли от ярости, то ли от сдерживаемых рыданий, она прокричала:
Я придумала самое подходящее слово казнь!
Глава 2Дохлый висяк
Москва, 3 мая 2005 года, 9 часов утра
Дело не обещало быть сложным. Старшему оперуполномоченному Московского уголовного розыска Евгению Николаевичу Северину хватило одного взгляда на место преступления, чтобы понять: либо убийца кто-то из соседей, мститель за какую-то немалую обиду и вдобавок двинутый на религиозной почве, тогда все раскроется самое позднее к вечеру, либо это тщательно спланированное убийство, тогда и концов не сыщешь. Конечно, если навалиться всем отделом, то что-то можно было бы раскрыть, но команды наваливаться не последует, заурядное убийство невеликого, судя по всему, человека, кому это интересно? Если повезет, то обойдутся без журналистов, тогда дело вообще проскочит незамеченным.
Вероятность этого была высока раннее утро первого дня после первомайских праздников, совпавших к тому же с пасхой, народ наш из праздников выходит тяжело, а журналисты, что ни говори, тоже люди. Придется, конечно, побегать, проверить разные версии, собрать толстую кипу протоколов допросов и осмотров, заключений экспертов, подшить все это в папку и сдать в архив. Обычная рутина. Опыт подсказывал Северину, что именно так все и будет. А опыт у него был богатый, в том числе и нераскрытых дел.
«Эх, мне бы такое дело лет пятнадцать назад! подумал Северин. Вот было бы счастье! Бегал бы от зари до зари с горящими глазами, землю бы носом рыл. Результат, вполне возможно, был бы такой же, то есть нулевой, но энтузиазм бил бы через край и накрывал неудачи».