Анну считает, что в город на ночь глядя нам не надопока ни к чему привлекать к себе лишнее вниманиеи наш отряд располагается в помещении придорожного постоялого двора. Хозяин заведения, немолодой полный человек, я бы сказал, с бакенбардами, искренне любезен: с одной стороны, мы, сомнительная компания, слишком большая, чтобы быть безопасной, разогнали всех постояльцев в две минутыно с другой, с нами аж трое Львят, и мы намерены заплатить за постой деньгами.
Правда, не очень щедро. Львята могут и вовсе не платить, а волки теоретически должны бы, но практически берут даром всё, что захотят. Поэтому, когда Анну и Эткуру бросают на стойку перед хозяином пару золотых «солнышек», хозяин кланяется так, что едва не встречает ту же стойку лбом: золото! Всё окупится, даже вооружённые девочки и съеденный целым табуном боевых коней стратегический запас «кукурузы».
Постоялый двор после трактиров в Кши-На напоминает полутёмный прокопчённый очажным дымом барак с низкими почерневшими сводами, которые поддерживают гнутые и тоже почерневшие деревянные балки. В «зале для посетителей»засаленные подушки, глиняная посуда, расписанная жёлтыми и красными спиралями, и не выветриваемый запах дыма и какой-то острой пряности. Хозяин с бакенбардами разогнал своих детей, помогавших ему работатьвидимо, опасается даже таких с виду безопасных волков, как мы; прислуживает сам. Лянчинцы с наслаждением пьют из широких чашек обожаемый местный напиток из поджаренных семян плодов т-чень, какой-то пряной травы и мёдасяшми. Пахнет очень приятно, похоже одновременно на шоколад и на можжевельника на вид натуральные чёрные чернила. Я пробую. Сладко и интересно на вкус, но очень терпко, как недозрелые ягоды черёмухи, «вяжет» рот мёртвыми узлами. Похоже, поклонником сяшми мне не быть, но к чему я только не привыкал!
Зато это пойло страшно нравится Ар-Нелю, Юу и Ри-Ёпока я пытаюсь допить одну чашку, они выпили по две, и вид у них самый гурманский.
Ну да, самодовольно говорит Анну. Это не ваша отрава, этовещь. В Чангране её варят ещё лучше.
Отряд отдыхает впрок. Анну планирует завтра к вечеру быть в Чойгуре, а на третий день уже в песках, на полпути к Данхорету. Ещё он собирается сменить жеребцов на боевых верблюдов: переход через пустыню может стоить нам трети верховых животных, если сунуться в пески на лошадях северной породы. Любой торговец скотом радостно поменяет лошадь хоть на пару верблюдова если нам не нужно на пару, тогда останутся деньги, чтобы запастись провиантом.
Дин-Ли и девочки согласно кивают: жеребцыбыстрее, яростнее в бою, но вынести недельный переход через пески им не по силам, да и груз воды и пищи для людей будет для них чрезмерным. Верблюднеприхотливая тварь, ест всё, пьёт впрок, тащит что угоднои к тому же при виде противника флегматичный зверь превращается в живой таран, если не обрезан, конечно. Но боевых верблюдов и не режут.
Спорят, где поменять лошадей. В Чойгуре было бы лучшелошади быстрее пройдут по Чойгурскому трактуно цены на Чойгурском базаре запредельны. Покупать провиант в Хундуне выгоднее. Останавливаются на последнем варианте: завтра утром мы отправляемся за верблюдами.
Эткуру жаль вороного. Он мрачен и зол.
Что за война на верблюдах! Унылые уроды
Пустыни ты не видел, брат, возражает Анну. Там тебе верблюдкак родной, а жеребец предаст.
Никогда не видал верблюдов, говорит Юу. Тем более, не ездил. Интересно.
Завтра посмотрите, дорогой мой, говорит Ар-Нель, улыбаясь. Вероятно, они потешные.
Оэ, они уморительные, говорит Ви-Э, сооружает из пальцев и рукава подобие верблюжьей головы с обвислым носом и крохотными ушами, издаёт гортанный звериный вопль и смеётся. Миленький, на лошадях мир клином не сошёлся, говорит она Эткуру, трётся щекой о его ладонь и строит комическую гримаску ужаса. А твой вороной кусается. Он на меня смотрит, как на сухарья его боюсь.
Эткуру невольно улыбается.
Ри-Ё сидит рядом со мной, опираясь спиной на моё плечо. Потихоньку привлекает к себе вниманиеему неспокойно:
В последние дни вы всё молчите, Учитель задумываетесь Беспокоитесь?
Немного. Простонаблюдаю и делаю выводы. Мы с тобойдипломаты Государя, малыш, наше делосмотреть, а не встревать затычкой к каждой дырке. Ты ведь тоже больше слушаешь, чем болтаешь
Ри-Ё кивает.
Конечно. Смотреть, слушать и не соваться пока не настанет момент, когда выхода не будет.
Ар-Нель расстилает на коленях шёлковый платок и задумчиво его рассматривает.
Хочешь лицо закрыть? смеётся Анну. Ты, Ар-Нель, ты боишься сгореть на солнце, не иначе!
Не столько лицо, сколько волосы, говорит Ар-Нель с еле заметной улыбкой. Мне кажется, я своей языческой косой сильно смущаю правоверных. Это может помешать нашему делу.
Анну качает головой:
Всё-таки тыгуо. Ты когда-нибудь перестаёшь думать о языческих кознях?
Ар-Нель воздевает очи:
Ждёшь признаний, что иногда я думаю о тебе и забываю всё остальное? Это не так: чтобы скрестить с тобой клинки, мне нужна наша общая победа в Лянчине Убери руки от моей косы и никогда больше так не делай, Анну.
Выдёргивает кончик косы из рук Анну и прячет волосы под платок, повязав его, как лянчинскую «бандану». Юу фыркает:
Вы по-прежнему не похожи на правоверного по лянчинским меркам, Уважаемый Господин Ча!
Встречают по одежде, парирует Ар-Нель невозмутимо.
На следующий день с рассвета, когда наш отряд направляется на хундунский базар, Ар-Нельв платке, который, впрочем, действительно не делает его похожим на лянчинца: бледное лицо Ча только чуть-чуть тронуто загаром. Ри-Ё смотрит на него и спрашивает меня:
Может, мне тоже так, Учитель? Южане и на меня глазеют.
Как хочешь, говорю я рассеянно. Я готовлюсь делать подробные записи.
Мне что-то неспокойно, Учитель, шепчет Ри-Ё, тронув меня за локоть.
Всё хорошо, говорю я. Мы просто ещё ни разу не были в лянчинском городе и на южном базаре.
Там продают не только скот и всё такое, но и рабов, говорит Ри-Ё. Может, наших.
Вряд ли, говорю я. Официальной войны с Кши-На уже давно не было, а те, с кем случилась беда во время пограничных стычек, вряд ли попали на невольничий рынок. Не переживай.
Северяне нервничают, зато волки и девочки веселы, они делятся опытом: как выбрать молодого, здорового верблюда, памятуя, что торговцы скотомжулики через одного. Мы отправляемся в город.
Хундунгородишко небольшой, и самое главное в нёмбазар. Все улицы ведут к базару, но не прямо, а очень и очень сложными зигзагами: летом тут невыносимый зной, чем больше стентем чаще тень, поэтому город похож на лабиринт из красноватого и бурого песчаника. Все окна всех домов выходят во дворы, на улицу смотрят только двери и что-то вроде открытых витрин лавок ремесленниковткачей, в основном: демонстрируется товар лицом, ковры с роскошным узором цвета сливочного крема на ярко-синем или вишнёвом фоне. Улочки узенькие, три лошади в ряд еле протискиваютсяне для армии город выстроен. Тем удивительнее базар, широченное пространство с родниками, бьющими в бассейны в голубых изразцах, с торговыми рядами шириной в проспект, с шатрами и палатками, с вопящей и блеющей живностью, с цветными платками, украшениями из меди и из золота, сияющим оружием и пёстрой толпой. Такое чувство, что всё население города именно здесь целыми днями и торчит.
Мы проезжаем мимо рядов, где торгуют всякой съестной всячиной; окорока свиней висят над ломтями свежего мяса в духе голландских натюрмортов, с полосками белого жира, посыпанными цветной крошкой толчёных пряностей. Рядомбитая птица, вяленые цыплячьи тушки, от которых приятно и сытно пахнет, яйца в плетёных корзинах, какие-то плоды, фиолетовые, бурые, бледно-зелёные Здесь слишком много всякого народумне кажется, что занятые торговлей люди не обращают на нас особого внимания. В пылу платки скидывают с голов, клянутся всем святым, бранят и расхваливают горшки и плошки, чеканные медные блюда и кувшины, корзины из золотистой лозы, предлагают попробовать слоистый сыр, фигурное печенье, украшенное жёлтыми орехами, мёд в сотахбольшими сочащимися кусками, а над ним и над покупателями кружатся разлакомившиеся шмели Битые и потрескавшиеся плоды сложены на куске мешковины в сторонкеих клюют чёрные и серые птицы, не боясь толпы людей вокруг.
Верблюды стоят в загоне из жердей. Они и вправду уморительные: гораздо выше лошадей, хоть и ниже, пожалуй, земных верблюдов, с одним задранным горбом, с коленчатыми длинными ногами, заканчивающимися трёхпалой мозолистой ступнёй, с угрюмыми вислоносыми харямибивни торчат сквозь нижнюю губу, как у кабанов. Вид у них флегматичный и презрительный. Мы спешиваемся, предоставляем южанам торговаться с высоким, лукавого вида, парнем, сравнивающим верблюдов с медовыми пирожными, золотыми самородками и звёздами небесными, а самия, Ри-Ё, Ар-Нель и Юусобираемся поглядеть на все здешние диковинки.
Невооружённым взглядом видно, что скоро верблюжьи торги не закончатсяа помочь мы всё равно не сможем: что мы понимаем в верблюдах! Анну бросает на нас быстрый взгляд, хмурится, но не спорит, только кивком головы отправляет десяток волкови волчицнас сопровождать.
Вроде бы ни к чему в тихом городено на всякий пожарный случай.
Ар-Нель, говорит Анну, в полдень я жду вас всех у водопоя.
Ар-Нель улыбается в ответ, мы принимаем к сведениюи отправляемся глазеть. Есть на что.
Мои северяне любуются оружием, а Ар-Нель упражняется в лянчинском языке. Он обсуждает с оружейником, мускулистым орлом со скептической миной, сравнительные достоинства выложенных на прилавок ножейи оружейник, похоже, не слишком смущён беседой с язычником.
Я пытаюсь наблюдать за толпой.
Волки, принадлежащие свитам разных Львят, держатся хозяевами положения, высокомерно, пожалуй, глумливо: «Да таких денег не стоит твой младший сын! Видит Творец, честных среди плебса нет, одно жульёучёны мало?»демонстративно хватаются за оружие, издевательски хохочут. Торговцы стараются с ними не споритьи сделки изрядно напоминают грабёж денной. Даже богатых купцов не защищает статусволк забирает ремень с серебряной пряжкой, украшенной бирюзой, а перед бывшим его владельцем бросает горсть медяков: «На, подавись!» Зато друг с другом плебеи веселы и предупредительныс оглядкой на власть имущих. Торговля держится плебсом, ремесленниками и земледельцами разной степени состоятельностимне снова не отвязаться от мысленного сравнения лянчинской аристократии с оккупантами.
Впрочем, бесплотным наставникам отдают сами. Без звука. Хоть бы и даром. Этих боятся, кажется, даже больше, чем вооружённых до зубов волков. Наставники самодовольны и вальяжны, разговаривают елейноно в тоне почти всегда ощущается скрытая угроза. Неладно в датском королевстве
На нас посматривают с любопытством, но в разговоры не вступаютлянчинцы всё-таки не слишком доверяют таким шикарным мальчикам, как мои северяне, к тому же из-под шёлкового платка милого-дорогого Ча выбилась светлая прядь. Чужиеэтого не скроешь. Мы интересуем купцов, но не только. Я замечаю в сторонке под навесом парочку странных молодых людей: вооружены весьма основательно, пистолетами и тяжёлыми мечами, одеты по-особому: синие штаны, заправленные в высокие сапоги, и довольно длинная, до середины бедра, широкая синяя куртка с капюшоном, накинутым на голову но самое необычноеих фигуры и лица. Они уже давно не подростки, высоки, хорошо сложеныно в телосложении есть что-то детское, что ли? Или девичье? Впечатление дополняют тонкие женственные лицаэтакие недоделанные валькирии
Они, конечно, бесплотные, но не обычные бесплотные. Когда-то Эткуру, показывая мне бедолагу-Соню, говорил, что вот такой приблизительно типаж, «игрушка», человек-фенька, женственная статуэтка, получается, если обрезать ребёнка, не достигшего Времени Любви. Но худенький Соня, сильно смахивавший на девушку, изрядно отличался от этих суровых бойцов с жёсткими холодными взглядами, профессионально сканирующими толпу
Что ты там рассматриваешь, Ник? спрашивает Ар-Нель. Я догадываюсь, что увиденное тобой весьма экзотично, но вряд ли настолько. Ри-Ё, мне кажется, нужен твой совет.
И я выслушаю совет, бормочет Юу. Отвратительно.
Отвлекли меня. Мы стоим у палатки работорговца. Мне тоже отвратительно.
Признаюсь, я это иначе себе представлял. Каких-то обнажённых прелестниц, танцующих на помосте в ожерельях и браслетах, этакий Бахчисарайский фонтан по-лянчински приступ больной фантазии после года простой безгрешной жизни.
Ничего подобного. Всё прозаично, буднично и дико.
Они сидят на вытертом до залысин старом ковре, брошенном прямо на землю под полотняным навесом. Демонстрировать себя совершенно не рвутся. Ихчеловек семь, молодых женщин, одетых в рваное тряпьё, заскорузлое от запёкшейся крови. Они тщетно пытаются запахнуть на груди куртки, которые вовсе не рассчитаны на женскую грудь, и отводят глаза от волков, которых тут больше, чем около других палаток. Волки и есть потенциальные покупателирядом больше никого не видать.
Торговецобычный бесплотный, не вызывающий странных ассоциаций: похож на квадратную немолодую дамочку. Но есть ещё и охранатрое крепких и основательно вооружённых парней, вполне «телесные». Кроме мечей и пистолетов у ниххлысты с металлическими рукоятками, и видно, что не только для красоты и впечатления: у худой девчонки с очень тёмным, как у мулатки, лицом и отчаянными глазами, на которой всей одеждыштаны, еле сходящиеся на бёдрахдлинный рубец через грудь и плечо. Впрочем, по сравнению с довольно грубо зашитой раной под рёбрами справа, едва начавшей заживать, след хлыста выглядит не очень страшно
Отребье! фыркает красавчик-волк в чёрной проклёпанной замше. Прайд опять бросил волкам кости смотреть не на что!
Никого не заставляем, улыбается бесплотный. Что поделаешь, войны нет. По всей земле примирение вышло, даже на границе с Шаоя тихо Девки либо старые, либо случайные. Вот будет война
Штопанный хлам, говорит другой волк, постарше. А денег хочешь, как за здоровых, целых и свежих. Эй, ты! Да, ты, шаоя! Встань!
Плотная девочка с копной косичек в засаленных цветных ленточках, прикрытая какой-то замурзанной рубашонкой, тяжело поднимается и делает два шага вперёд, подволакивая ногу. На колене и вышебагровый шрам, нога плохо сгибается. Волк в сердцах сплёвывает:
Еретичкахромая!
Так и прошу полторы тысячи, это ж не деньги за боевой трофей, невозмутимо возражает бесплотный. Хромота не помеха, родит нормально
Ага, хромая не сбежит, безрукая ножом не пырнёт, а безголовая вообще сокровище, а не рабынялежит себе тихо, ни есть, ни пить не просит! Ври, да знай меру!
Смотри-ка, а вон та, сзади Молоденькая
Ты, глазастая подойди-ка!
Совсем юная девочка с тяжёлой волной косичек почти по пояс длиной, действительно глазастая, как котёнок, прикрывая руками грудь под распахивающейся вышитой безрукавкой, с трудом встаёт. Её штаны не сходятся на животе, слишком большом для тоненькой фигурки.
Ах, гуо тебя подери совсем! Эта жебеременная! Сколько ж её брали все, кто хотел! До, после и во время! Ты, бесплотный, совесть потерял!
Будто тебе лишний раб помешает, бесплотный пожимает плечами, утрируя удивление. Подумаешь! Все женщины рожают
Мне нужно, чтобы моих детей рожала, дубина ты!
Стоп! красавчик ухмыляется. Сколько за беременную девку?
Тысяча «солнышек».
Пятьсот. И я её возьму. И не спорьвсё равно она тебе ни к чему. Жрёт ведь, как не в себя, а? Так вот, пятьсотрискну. И она у меня родит прямо сейчаса если выживет, пригодится моим людям.
Идёт. Эй, ты купили тебя.
Девочка шарахается назад, охранник толкает её к волку, а я успеваю подумать, что моё личное время наблюдать кончилось и надо вмешатьсяи тут Ри-Ё стремительно бросается вперёд, выхватывая меч на ходу:
Не смей её трогать, скот! выкрикивает он волку в лицо, оттолкнув девчонку в сторону и заслонив собой.
Волк поражён. Похоже, понял, несмотря на невозможное произношение Ри-Ё.
Откуда ты взялся, язычник? Она моя! и едва успевает парировать удар.
Остановите их! визжит бесплотный пронзительно.
Ник, присмотри за женщинами, командует Ар-Нель, обнажая свой вассальский клинок, а наши волчицы, не сговариваясь и не дожидаясь приказа, хватаются за оружие.
Доля секундыи я в центре драки. Единственное, что я могу сделать, это убрать беременнуюя хватаю её в охапку и тащу в сторону. Она лёгонькая, как ребёнок, цепляется за меня тонкими пальцами, я подхватываю её под коленина руках надёжнееа Юу с мечом в правой руке и ножом в левой прикрывает нас с ней от чужих бойцов, которые непонятно откуда взялись.