Инспектор замерла на мгновение, намереваясь открыть конверт. Развернув единственный лист бумаги, она глубоко вздохнула и приступила к чтению. Таким образом Стоун попыталась подготовить себя к тому, что ей предстояло узнать. Ее охватило душевное волнение, у которого не было названия. Это не было ни горем, ни сожалением о потере, ни огорчением, ни даже намеком на печаль. Но не было это и радостью или облегчением.
Чувство было неожиданным и очень острым.
Ким пробежала страницу глазами, выискивая ключевые слова: смерть, похороны, соболезнования. Она нахмурилась, когда не нашла их, но ее взгляд споткнулся о слова «условно-досрочное освобождение» и «комиссия».
Женщина перевернула лист, как будто ожидала увидеть на обороте клоунскую физиономию и объяснение этой жестокой шутки. А потом вновь повернула его текстом к себе. На листе был официальный логотип Грантли, и Ким поняла, что письмо настоящее.
Непроизвольно она отрицательно покачала головой, как будто это физическое действие могло уничтожить письмо.
«Как, черт побери, такое может случиться?»подумала Ким и немедленно достала телефон.
Черт! прорычала она, потому что ее большой палец дергался на кнопке и не мог нормально нажать на нее. Остановить. И немедленно. Ни при каких обстоятельствах эта женщина не должна покидать данное учреждение.
Не выпуская телефона из рук, Стоун мерила шагами комнату. Что же, черт побери, произошло? Ее мать никогда не пыталась покинуть Грантли. Более того, перед каждой комиссией по УДО с ней случались приступы насилия, которые гарантировали ее дальнейшее нахождение за решеткой.
Ким не знала, что ее мать намеренно делала все, чтобы оставаться под замком, до тех пор пока социопат по имени Александра Торн не разложила ей все по полочкам.
Дерьмо, сказала инспектор, остановившись и глядя на кухонный шкаф, в котором лежало письмо Александры.
Вспомнив о том, что она получила накануне, Ким почувствовала себя так, как будто тонет. Но ведь не могло же быть так, чтобы эти два вмешательства в ее жизнь совпали не случайно!
Стоун два раза глубоко вздохнула и вновь нажала большим пальцем на кнопку. На этот раз экран загорелся. Отлично.
Она повернулась спиной к кухонному шкафу. Сил у нее хватит только на одну злобную суку зараз.
Пролистав список контактов, она нашла телефон Грантли и нажала кнопку вызова.
Сейчас там осталась только ночная смена, но на звонок все равно кто-то ответит. Трубку подняли после третьего гудка.
Ким Стоун, представилась детектив. Родственница Патти Стоун. Она не смогла произнести слово «дочь». Могу я поговорить с Лили?
Мне очень жаль, но Лили теперь редко работает в ночную смену. Может быть, я смогу вам помочь? отозвалась ответившая ей сотрудница больницы.
Ким хотелось протянуть руку и выключить этот приятный, идеально модулированный и тренированный голос. В таком разговоре ему было не место.
Я получила письмо, заявила она, помахивая листом бумаги.
Мгновение ее собеседница колебалась, а потом сообразила в чем дело.
Так вы о комиссии по УДО? Мы всегда информируем родственников, когда
Она об этом знает? То есть я хочу спросить, проинформировали ли Патти об этом. Раньше она никогда не позволяла делу дойти до комиссии.
Я это знаю. В голосе женщины послышалась улыбка. Мы тоже сильно удивлены. И медицинские, и психиатрические результаты, которые представлялись на комиссию за последние семь лет, были совершенно нормальными. За время заключения душевное состояние вашей матери значительно улучшилось. Лишь случайные вспышки
И не было никаких приступов агрессии? уточнила Ким. С каждым ответом судороги у нее в желудке становились все сильнее и сильнее.
Ни одного, ответила дежурная. Ваша матьпросто идеальный пациент. Приятная, услужливая, с хорошим поведением. Настоящая умничка.
Стоун почувствовала, как тошнота подступает ей к горлу. Мир переворачивается, а она ничем не может остановить его.
Эта женщинапрямое воплощение зла, и никто не сможет убедить Ким в обратном. Ей все равно, кто, как и сколько времени наблюдал за ней. Ведь никто, кроме нее самой, не испытывал на себе жестокость и мучения, которыми мать так легко ее одаривала. Всю свою сознательную жизнь Ким живет с последствиями этих действий.
Вы можете ею гордиться, жизнерадостно продолжал голос в телефонной трубке. Мы все знаем, что изменилась она только благодаря вам.
Не поняла, пробормотала Стоун. Ведь с тех пор, как она выяснила, где находится ее мать, ничего не изменилось. Ежемесячные телефонные звонки, чтобы проверить, не умерла ли она, были максимумом того, на что Ким была способна, когда дело касалось жизни этой суки-убийцы.
Ну конечно, это ваша заслуга. Все перемены начались, когда она стала получать от вас письма.
Больше инспектор ничего не услышала, потому что и письмо, и телефон упали на пол.
Глава 21
15 декабря 2007 года
Уважаемый дневник,
Сегодня я до нее дотронулся. Не смог сдержаться.
Ощущение было одновременно и болезненным, и острым. Мои пальцы коснулись ее затылка, и я развязал кляп, который не позволял ей издавать звуки в течение ночи.
Я уже говорил ей об этом раньше. Один звуки ты умрешь.
Она послушалась.
Ее волосы, шелковистые и мягкие, пахнущие жасмином, оплели мне пальцы. Я знаю запах жасмина. Он был любимым запахом моей мамы. Волосы были нежными, как волосы новорожденного младенца. Я в изумлении гладил их. Вдыхал их аромат и терся о них щекой.
Восхитительно.
Почувствовав, как напряглось мое естество, я крепко ухватился за него и ощутил ее резкий вдох, услышал негромкий крик боли, который мгновенно сменился взглядом, молящим о пощаде.
Она издала этот звук.
Я не обратил на него внимания. Но только на этот раз.
Я стряхнул свое семя ей в рот. Оно прелестно сочилось из уголка ее губ и по подбородку. Это было и отвратительно, и в то же время эротично. Я вытер его и почувствовал рукой теплую бархатистость ее нижней губы. Она дрожала под моими пальцами. Но не от желания, а от страха. Очень хорошострах мне нравится больше.
Я сжал ее губу между большим и указательным пальцами, как будто старался выдавить прыщ. И увеличивал давление до тех пор, пока мягкая плоть не изменила свой цвет и не стала пунцовой под моими пальцами.
Она заерзала, стараясь не закричать. Быстро училась правилам игры.
Очень хорошо. Сев рядом с ней, я нежно зашептал ей на ушко.
Я рассказал ей о ее поисках. Сказал, что родители уже знают, что ее нет у подруги. Что они испуганы и обеспокоены. Рассказал, что информация о ней еще не появилась в национальных изданиях. В конце концов, она отсутствует всего один день, так что ее случай не дотягивал до уровня всей страны. А еще я рассказал, что ее фото показали в местных теленовостях и напечатали в «Дадли стар». В ее глазах засветилась надежда, но я быстро разочаровал ее. Глупышка. Ее никто никогда не найдет. На этот счет она может не беспокоиться. Нам предстоит еще много времени провести вместе.
Пока я нашептывал ей все это, мои губы касались тончайших волосков на мочке ее уха. От этого мое тело пронзило чувство исступленного восторга.
Но этого было недостаточно. Первый опыт только раззадорил меня и заставил жаждать большего. Мне хотелось трогать, сжимать, пытатьполностью овладеть каждым дюймом ее тела.
И завтра это произойдет.
Я должен буду это сделать.
Глава 22
Ну, ребята, что нового?
Растущий список клиентов паба с начисто отшибленной памятью, мрачно пошутил Доусон. Улыбка появилась на его лице мгновением позже.
Ты их всех нашел? спросила инспектор.
Почти всех, пожал плечами сержант. Одни и те же имена возникают уже по третьему-четвертому разу.
А что с китайской забегаловкой? продолжила расспросы Ким.
Гораздо хуже, босс.
Инспектору это было понятно. В пабе люди встречаются, общаются. Это местный пункт сбора. Так что здесь присутствовал момент ассоциативной памяти. Вспоминая о недавнем вечере, люди могли сказать, кто где сидел, кто играл в пул, а ктов дартс, кто стоял рядом с игровым автоматом, кто перепил и вел себя агрессивно. Они, может быть, не могли назвать полные имена других посетителей, но фамилия или прозвище могло вызвать воспоминания у кого-то еще. Так постепенно собирается информациясловно затягивается бредень.
С забегаловкой все по-другому. Люди заходят в нее, делают заказ, забирают еду и уходят. Даже если в углу за роялем будет сидеть Элтон Джон, они не обратят на него внимания.
Отличная работа, Кев. Продолжай, сказала Стоун.
Достаточно было, чтобы из всех посетителей паба, которые были там вчерашним вечером, один-единственный запомнил лицо, фигуру или что-нибудь еще.
Что с телефонами, Стейс? повернулась она к констеблю.
Да-да, отозвалась та. Ну вчера был какой-то вялый день, потому что только две сети подтвердили, что люди были там, где и говорили. Распечатки с телефонов Анны и Сильвии я получу сегодня позже. И я все еще жду разрешения от Ребекки и Митчелла.
Инспектор нахмурилась. Родственники Дианы должны были дать эти разрешения еще вчера. Брайант велел им уведомить всех провайдеров, чтобы сэкономить время на получении ордеров.
Пожав плечами, Брайант показал, что не имеет ни малейшего представления, почему они до сих пор этого не сделали.
Ладно, мы этим займемся, кивнула Ким. А пока ты ждешь распечатки, Стейс, займись-ка финансами семьи Брайтман. Не верю, что такой дом можно купить на зарплату двух государственных служащих.
Уже делаю, босс.
Ну что ж, ребята, по коням! сказала инспектор, направляясь в «кутузку».
Войдя в нее, она плотно прикрыла за собой дверь и достала телефон, отвернувшись от возможных любопытных взглядов. На звонок ответили после второго гудка.
Можно Лили пожалуйста? произнесла детектив.
Пальцы ее левой руки выбивали на столешнице дробь.
Ким, как мило вас снова услышать! произнес теплый голос, который не менялся на протяжении многих лет.
Что, черт побери, происходит?! взорвалась Стоун.
Гнетущее напряжение, вызванное создавшейся ситуацией, только усилилось за ночь, когда она ничего не могла делать, кроме как ходить как заведенная, сидеть, готовить кофе, а потом снова ходить. Сейчас инспектор тоже мерила шагами свой кабинет.
Ким смогла убедить себя, что один звонок Лили, единственному человеку, с которым она контактировала в Грантли, немедленно прекратит весь этот кошмар. Лили заверит ее, что письмо послали по ошибке. Что это не что иное, как результат административной неразберихи, и ничего больше. И после этого она опять сможет дышать.
Прошу прощения, Ким, возьмите себя начала было сотрудница клиники.
Письмо, перебила ее Стоун. Это чертово письмо о комиссии по УДО. Это же просто ошибка, правда?
Молчание на другом конце линии вызвало у Ким судорогу в животе. Где же этот успокоительный смешок, где теплые заверения, что это ошибка, которая никогда больше не повторится?
Детектив напряженно ждала.
Лили?.. позвала она, наконец, собеседницу.
Это не ошибка, Ким.
Инспектор рухнула на стул, словно почувствовав толчок мини-землетрясения.
Но как то есть почему?
Ваши письма очень сильно повлияли на вашу мать, Ким. Я так рада, что вы наконец
Это не я! простонала Стоун, пытаясь хоть что-то понять.
Не вы что?
Это не я писала письма, Лили. Они не от меня.
Теперь в установившейся тишине витало замешательство.
Но я же их читала! изумилась медичка. Вы писали о прощении, о втором шансе, о возможности начать все сначала
Одна мысль о подобном вызвала у Стоун тошноту. Скорее ад превратится в ледяную пустыню, чем она произнесет подобные слова.
Это писала не я, повторила инспектор.
Но они все были подписаны: «Твоя любящая дочь». Вы уверены, что
Уверена, эхом отозвалась Ким.
Ни одного? В голосе Лили звучало сомнение.
Детектив чувствовала, что ее собеседница старается усвоить новую информацию.
Ни одного! рявкнула она.
Но кто же
Я догадываюсь, кто, ответила Ким, глядя на конверт, который принесла на работу.
И опять в ее кабинете повисла тишина.
Лили? позвала, наконец, Стоун, чтобы убедиться, что та все еще ее слушает.
Я я просто не знаю, что сказать.
Стоун слышала, что голос медички полон сомнений. Она затрясла головой, понимая, что ей придется убедить эту женщину, что письма писала не она.
Лили, мы общаемся с вами уже много лет. Вы хоть раз слышали от меня слова «прощение» или «возможность начать все сначала»?
Ну-у-у-у нет, но я подумала, что, может быть, вы в своей жизни пришли к выводу
Не приходила, резко ответила инспектор.
Ладно, успокоила она себя. Это не ошибка, и ее мать действительно будет на комиссии по УДО. План А провалился. Пора переходить к плану Б: как все это можно остановить.
Как вы могли позволить произойти всему этому, Лили? спросила Ким обвиняющим голосом. И почему с вами не посоветовались?
Вновь наступившая тишина сказала ей о том, что сейчас она услышит что-то очень неприятное.
Со мной советовались, Ким. И я от всего сердца одобрила ее освобождение, ответила, наконец, Лили.
Стоун оглянулась в поисках руки, которая только что дала ей пощечину.
Вы сделали что?
Она созрела, Ким. Я была одной из тех, кто ухаживал за ней на протяжении более чем двадцати лет. Она заслужила провести последние годы
Она заслужила быть сваренной заживо за то, что сделала, но, полагаю, у нас с вами разные понятия о справедливости, заявила Стоун с горечью в голосе.
Почему-то согласие Лили сильно ее обидело. Несмотря на то, что они никогда не встречались, Ким рассчитывала, что в какой-то степени эта женщинаее союзник, что она понимает ее мать так же, как она сама. Что Лили на ее стороне.
Почему, черт побери, меня не поставили в известность об этом? задала инспектор новый вопрос.
Но в ее деле есть письменное распоряжение, в котором говорится о том, что вас надо информировать лишь в случае ее смерти. Вы же сами требовали
Я сама знаю, что требовала, прервала ее Ким. Но, как мне кажется, то, что вы одобрили ее освобождение, заслуживает хотя бы одного телефонного звонка.
Детектив никак не могла решить, кто из них двоих лишился разума.
Ким, если вы только сами приедете и посмотрите попыталась убедить ее Лили.
Мне пора, сказала инспектор и разъединилась.
Они и так уже говорили значительно дольше, чем обычно, когда Стоун звонила, чтобы убедиться, что ее сука-мамаша все еще находится под охраной. Ким покачала головой. Она не могла представить себе свою мать выходящей из заключения.
Неожиданно мир вокруг нее изменился. Он перестал быть тем местом, которое она хорошо понимала. Вокруг нее возникла чужая земля с совершенно другим пейзажем.
И Ким знала, что все это заслуга одной женщины.
Она сунула руку в рюкзак и, вытащив конверт, принялась вертеть его в руках, ненавидя ум женщины, которая написала это письмо. Алекс знала, что теперь она никак не сможет его проигнорировать.
Ким поставила ногу на корзину для мусора и открыла конверт.
Пока она доставала из него единственный листок бумаги, ее нога постукивала по крышке корзины, отражая трепет инспектора перед женщиной, которая смогла подвести ее так близко к краю.
Глубоко вздохнув, Стоун принялась за чтение. При этом она старалась проникнуть в тайный смысл написанного:
«Голубушка Кимми»
Эта сука знает, что единственным человеком в мире, кто ее так называл, была ее мать.
«Надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии».
Лгунья.
«Мне не хватает тебя, и я разочарована, что ты до сих пор не нашла времени, чтобы меня навестить. Особенно после нашей последней встречи на берегу канала, где мы много говорили о твоей матери».
Ты еще не забыла, как я почти поставила тебя там на колени?
«Я знаю, насколько ты дорожишь здоровьем своей матери, поэтому присматривала за ней, пока ты была немного занята».
Ты была настолько глупа, что совсем перестала интересоваться ею.
«Уверена, сейчас ты уже знаешь, что ее здоровье настолько улучшилось, что она будет присутствовать на следующей комиссии по УДО. Уверена, что мысль о том, что твоя мать освободится, сильно возбудила тебя с эмоциональной точки зрения».
Надеюсь, что эти новости вынесли тебе мозг.
«Было приятно обмениваться письмами с твоей милой мамой. Это помогло мне заполнить свободное время, хотя, как ты знаешь, я всегда умела развлекать себя самостоятельно».