Только после того, как Галию отыскивали в очередной пьяной компании и угрожали лишить родительских прав, она с двумя сумками гостинцев приезжала в Александровскую; но Вадик воспринимал её как чужую женщину. Так оставалось до сих пор, и во время длительных разъездов беспокоиться было не о ком. Вадим был целиком свободен. И эту свободу, выстраданную в гипсовой кроватке, во время вынужденной, страшной, наполненной болью и тоской неподвижности, он не променял бы ни на какие блага.
Вадим ничем и никому не был обязан, ни от кого не ждал участия. Он честно признавался сам себе в полном равнодушии к окружающим. Единственным человеком, который дружил с затворником, была такая же нелюдимка Инесса Шейхтдинова, жизнь которой сводная сестра превратила в кромешный ад. И это при том, что Агнесса Кузнецова была, в сущности, совсем неплохой женщинойдоброй, душевной, но серой, как валенок. Инесса в её обществе хирела и чахла, и потому Вадим старался как можно чаще пускать её на жительство в свою квартиру.
Инесса завидовала Вадимуведь он часто ездил в командировки. Ей же, после ухода из редакции, никуда, кроме Дибунов, не удавалось вырваться. Самым заветным желание Инны было освободиться от сестричкиной семейки. Но получилось так, что при жизни матери, Лидии Степановны, Инесса и Агнесса разъехаться не смогли. Сейчас же о такой роскоши и думать было нечего. Миллионов для покупки жилой площади, даже для простой доплаты, в семье не было. А выйти замуж «понарошку» Инесса уже пробовала, после чего возненавидела Антона Свешникова лютой ненавистью. У неё был ещё один поклонник, который жил на Васильевском острове и работал на Литейном, в «Большом Доме», Но Инесса не могла заставить себя стать его женой. Это казалось ей ещё более худшим вариантом, чем мучиться рядом с Агнессой.
Шведов посмотрел вверх ещё раз и вздрогнул. Окна Крапивницкого погасли. Так, значит, кончили трепаться. Сейчас профессор спустится вниз. При всей своей вальяжности и барственности Салин никогда не позволил бы себе забыть про человека, которого обещал отвезти на вокзал. Вадим отбросил окурок под водосточную трубу, посмотрел на дерево, стоящее рядом с автомобилем. Оно буквально изнемогало под тяжестью снега, который засыпал ещё густую листву. Вадиму захотелось немного пройтись, не выпуская «Мицубиси» и поля зрения, чтобы не задерживать Салина, и он свернул за угол дома.
В это время из нужного подъезда, щёлкнув кодовым замком, вышли двое молодых мужчин в «дутых» светлых пальто. Они остановились около «Мицубиси» профессора и стали о чём-то переговариваться шёпотом. Крапивницкого Шведов не знал в лицо, но уж другой-то точно был не Салин. И это обстоятельство, а также то, что незнакомы буквально приклеились к машине профессора, заставило Шведова остановиться и сделать шаг назад. Он очень удивился, не понимая, что нужно этим парням, и почему не выходит Салин.
Эти двое внимательно осмотрели салон, потомдвор. Но было уже темно, к тому же лица сёк ветер со снежной крупой, и Вадима они не увидели. Его тёмная куртка слилась со стеной дома, а сигарета погасла на ветру. Первая мысль, посетившая Шведова, была такаяугонщики прикидывают, можно ли поживиться иномаркой. Но потом парочка вдруг оставила машину в покое и быстро исчезла за углом, повернув на Кропоткинскую улицу.
Вадим больше не мог ждать. Желая поторопить Салина, а заодно сказать ему про неизвестных, интересовавшихся его автомобилем, он подошёл к подъезду. Оттуда как раз выходила пожилая женщина в каракулевой шубе, и Шведов воспользовался случаем. Жиличка не успела захлопнуть дверь, и Вадим прошёл мимо неё на чистую лестницу. Там стояла стеклянная будка для консьержки, но в ней никого не было. То ли привратница отлучилась, то ли ещё не подобрали нужную кандидатуру. Всё это было только на руку Шведову.
Лестница Вадиму понравилась. На каждом подоконнике стояли горшки с цветами, за которыми явно ухаживали. Около квартир лежало по два коврикарезиновый и проволочный, чтобы жильцы могли очистить обувь ещё до входа в квартиру. Шведов не знал, где дверь Крапивницкого, но этаж был ему известен. Поскольку на каждую площадку выходило всего по две квартиры, определить нужную оказалось несложно. Все двери на лестнице были металлические, светлые и тёмные, но одинаково дорогие.
Шведов позвонил, чуть тронув пальцем прозрачную, как слеза, клавишу с золочёной короной посередине. По огромной квартире раскатилась мелодия, отдалённо напоминавшая «Собачий вальс». Прошло две минуты, никто не открыл, и Вадим позвонил снова. Он проклинал себя за то, что связался с Салиным, а не поехал на метро. Покатался, называется, в иномарке! Лучше бы на вокзале посидел подольше, подумал о своём. Там хоть и шумно, но лично от тебя никто ничего не требует.
Да, похоже, профессор здорово изменился, получив доступ к «бабкам» и «тачкам». А ещё говорят, что взрослого человека перекроить невозможно. Вот, пожалуйста! Был нормальный человек, придуривался в меру. А тут совсем оборзелуже крыша съехала. Да, Владимир Ефимович всегда любил вкусно поесть и как следует выпить, а также с шиком отдохнуть. Вполне возможно, что беседа с Крапивницким оказалась для него важнее обязательств перед неизвестным кандидатом социологии из Питера. Тот, сразу видно, подохнет, за заимев и паршивеньких «Жигулей».
Вадим механически нажал на начищенную медную ручку, и дверь подалась внутрь квартиры. Шведов, невероятно удивившись, шагнул в просторную прихожую, от пола до потолка отделанную светящимися сочными витражами, напоминающие колонны на здешней станции метро «Новослободская». Несмотря на природную невозмутимость и равнодушие к предметам роскоши, Вадим несколько оторопел. Он изучал витражи с чувством, возникающим при посещении музеев. Красиво, конечно, но не приходит в голову пожелать этого для себя.
Из прихожей в комнаты и прочие помещения вели восемь дверей, и все разныеиз полированной сосны, из дуба и ясеня, карельской берёзы и так далее. Стёкла сделали под льдины, искусно обработав стекло; теперь они переливались, как хрусталь. Стряхнув оцепенение и поняв, что так можно и на поезд опоздать Вадим огляделся. Он пытался понять, за какой же из этих дверей расположена комната с двумя «брусничными» окнами.
Вадим принципиально не желал запоминать названия строительных фирм Москвы и Питера, которые обслуживали «крутых». Вид спален «под французских королей» не вызывал у него священного трепета. И когда, после обследования нескольких шикарных комнат, в том числе детской и телевизорной, он очутился в гостиной, то первым делом повернул выключатель. Комната была обставлена гарнитуром из морёного дуба с нежно-салатной шёлковой обивкой. Постепенно осветился весь потолок, и Вадим понял, почему белые шторы казались брусничнымиэтот цвет преобладал среди расположенных рядом с окнами сегментов подвесного потолка.
Вадим сразу же обратил внимание на ужасный беспорядок во всех комнатах. А гостиную явно громили с особым остервенением. Только кто делал, интересно? Не сами же хозяева, любовно отделавшие своё жилище? Более всего похоже то ли на обыск, то ли на грабёж. И причастны к этому, вероятно, те молодые люди в «дутых» пальто.
Вадим попытался рассмотреть, что валяется на персидском ковре. Дорогие безделушки из китайского фарфора, хрусталя и слоновой кости; несколько подлинников абстракционистов, ранее висевшие на стенках; листы белой бумаги и письма, конверты, журналы непрошенных гостей, по-видимому, не заинтересовали. Тут же валялись жёлтый маркер, бутылочка чёрной туши, галстук, подтяжки и запонки. Не прихватили с собой и дорогую импортную куртку, большую гжельскую вазу, из которой вывалились хризантемы, и вылилась вода. Странно, но грабителей, а Вадим подумал о «гостях» именно так, не привлекла даже стодолларовая купюра, которая валялась тут же, на мокром ковре. Телевизор «Сони» стоял боком на низкой полированной тумбе.
В стенах, обитых дорогим серо-серебряным штофом, зияли дыры. Шведов, подойдя поближе, понял, что это были замаскированные сейфы с кодовыми замками, и всепод гипроком. Вадим снова обратил внимание на лежащую около его ботинка американскую банкноту, не замеченную грабителями, и золотой массивный перстень, усыпанный бриллиантовой крошкой. У стоящего на подоконнике компьютера налётчики разбили дисплей и вывернули наружу все внутренности.
А дальше Шведов увидел самое страшное, чего никак не хотел видеть. Он давно уже заметил пятна крови, но специально разглядывал вещи, чтобы мобилизоваться и взглянуть в ту сторону. Ленточка лазурного цвета, истоптанная, похожая на пёструю змею; коробка из-под шоколадок «Сникерс» и неподвижная маленькая рука испуЗгали Шведова так, что он зажмурился.
Взглянув за массивный диван, он невольно отпрянул назад. Будучи сугубо штатским, мирным человеком Вадим не мог привыкнуть к виду трупов даже в это страшное время. Салин, только что беззаботно болтавший с ним, как был, в пальто, лежал вниз лицом. Вокруг его головы расплывался по ковру тёмный осьминог из крови. Незнакомый, молодой, заплывший ранним жирком мужчина, лысый, в костюме от Хьюго Босса, судя по всему, и был Леонид Крапивницкий. Если профессор лежал ничком, то недавний любимец Фортуны застыл, глядя в светящийся потолок своей гостиной одним мёртвым глазом. Другой же вытек от косого удара остриём топора. Сам топор Вадим увидел в дальнем углу комнаты. Рядом с окровавленным лезвием мирно лежал флакон мужских духов «Cool Water».
Шведова затошнило от вида разрубленного надвое черепа и похожих на вишнёвое желе остатков человеческой крови. Пошатываясь, он вышел в коридор и ударился плечом о дверь, украшенную мозаикой. Дверь поддалась, и Вадим сдавленно застонал, потому что смотреть на такое было свыше его сил. Комната словно подверглась нашествию вандалов. Под подошвой хрустнуло стекло от экрана игровой приставки. Сама маленькая хозяйка висела на верёвке, перекинутой через оконную ручку. Другой её конец тоже не пропал даром. По давнему монгольскому обычаю, он намертво сжал горло длинноногой, ярко накрашенной девицы.
Сначала Шведов почему-то обратил внимание на туфли девицызамшевые, украшенные плетёными ремешками. Каблук был высокийсантиметров десять. Кто этожена Крапивницкого, его любовница, сотрудница, няня дочери? Явно не домработницаони в бархатных платьях с глубоким декольте на службу не ходят. Похоже, что «приболевший» Леонид собирался с ней в ресторанна рукавах платья девицы блестел бисер.
Потом, приглядевшись, немного придя в себя, Шведов решил, что длинноногая дива ребёнку в матери не годится. Девочке, похоже, было лет восемь; красоткене более двадцати. Тщательно завитые, напитанные шампунем её волосы засыпали синее лицо с приоткрытым, накрашенным ртом. Длинные, искусственные ресницы покойницы смотрелись ужасно. Девочка же, белобрысенькая, со светлыми ресницами и уже остекленевшими голубыми глазами, хранила на лице испуганно-плаксивое выражение. Она до самого конца не понимала, что с ней хотят сделать. И сейчас Вадим как будто увидел всё это перед собой. Закрыв лицо руками, он побежал вон из детской.
Вернувшись в гостиную, он увидел ту самую бутылкуиз-под венгерского коктейля, которую Салин купил по дороге. Теперь тара была пустая. Похоже, мерзавцы, убив четырёх человек и разгромив квартиру, по этому случаю ещё и выпили. Но ни золота, ни техники, ни валюты они не взяли
Поезд Вадима уходил через пятьдесят минут, и что-нибудь сделать он уже не мог. Оставалось только вызвать милицию, потому что спокойно уехать домой, бросив мёртвых в квартире, он не мог. Вид девочки в синем платьице, которая только недавно готовила уроки и играла в приставку, вызвал у Шведова приступ лютого отчаяния. Что бы ни молол её папаша, ребёнок ни в чём не виноват. Он просто оказался свидетелем, и был уничтожен
Вадим понимал, что опаздывает на поезд, и надо оставить эмоции на потом. С трудом заставив себя встать с кресла, он отправился искать телефон. Выйдя в прихожую, Шведов заметил на стене аппарат и решил, что ему повезло. Из отделанной розовым кафелем огромной кухни падал слабый свет. На всякий случай Вадим заглянул и туда, что узнать, нет ли погибших и там. Но никого не нашёл, а только снова подивился богатству тех, кого уже не было в живых. Он непроизвольно сравнил свою маленькую кухоньку на Тихорецком с этими хоромами и подумал, что всё-таки надо жить проще.
Здесь сияла новомодная плита под вытяжкой, рядом стоял миксер, и лежали разнообразные насадки. Тут же были два гриля, посуда с антипригарным покрытием и прочие престижные в этих кругах аксессуары. Шведов вспомнил, что нужно идти к телефону и вызывать милицию. От волнения его всегда начинало шатать, и этот раз не стал исключением. После тяжёлой болезни он повторно учился ходить в двенадцать лет. Сначалана костылях, потомс палкой, и лишь около пятнадцати восстановил более-менее нормальный шаг.
Сейчас Вадима качнуло вправо, и он сильно ударился плечом о дверной косяк, который вдруг отскочил, стукнув по голове. Под ноги высыпались общие тетради в клеенчатых обложках разного цвета, похожие на студенческие конспекты. Одна тетрадь оказалась пёстрая, лилово-малиновая, другаячёрная, третьякоричневая, четвёртаякрасная, пятаязелёная. Ничего особо примечательного в них не было, кроме того, что находились они в тайнике.
Шведов машинально поднял тетради, пролистал. Все они были исписаны от корки до корки, причём не по-русски, а на языке с латинской графикой. Писали то торопливо, то аккуратно. Видно было, что человек находился в разнообразных условиях. Работал он и за столом, и буквально на коленях, а то и на весу. Привыкший конспектировать, Вадим это понял сразу. Паста применялась тоже не одинаковаябывали и красные, и зелёные строчки. Иногда пишущий переходил и на перьевую ручку.
Шведов подробно осмотрел тайник, открывшийся его взору. Косяк двери внутри оказался полым. Внешняя его стенка служила дверцей, открывающейся от удара в определённое место. Кроме пяти тетрадей, во вместительной нише больше ничего не было. Шведов уже собрался запихать пачку обратно, но вдруг застыл, поражённый невероятной догадкой. Как учёный, он умел систематизировать факты и делать выводы. Поэтому, помимо собственной воли, сделал анализ и сейчас.
Перед тем, как подняться в злополучную квартиру, Салин успел рассказать Шведову о нескольких фразах Крапивницкого, сказанных в сильном подпитии. Один говорил, другой слушал; а, значит, мог передать дальше, что и случилось. Кроме них двоих, о содержании разговора уже знал Вадим Шведов. Хорошо, что они с профессором были в машине вдвоём
Так, о чём же шла речь? Вадим, зажав под мышкой тетради, смотрел на телефон, но не видел его. Социолог был обращён как бы внутрь себя. Кажется, Крапивницкий сетовал, что в России много лишнего населения, на которое уходит много денег. И ещёнаселение готово жрать из помойки Так в чём, собственно, дело? Сейчас в прессе говорят и пишут и не такое. Некоторые перлы должны приводить авторов на скамью подсудимых или в психиатрическую клинику, но им всё сходит с рук.
Но здесь-то в чём дело? Действительно, многие старухи, да и молодые тоже, сейчас роются в помойках. Иждивенцев для России, находящейся в глубочайшем кризисе, невероятно много. За это убивать? Ну, в челюсть можно двинуть, а так А девочку с девушкой за что? Оказались свидетелями? И почему такой жестокий способ умерщвления?
Времени на раздумья уже не было. Но Шведов уже понял главноеискали, скорее всего, именно эти тетради. Ни деньги, ни прочие ценности преступников не интересовали. Что-то им помешало довести раскопки до конца. Вероятно, это сделал Салин, который и поплатился жизнью. Но за тетрадями придут опятьэто Вадим знал точно. И раз из-за них убили четверых, причем двоихдостаточно влиятельных и богатых, значит, эти тетради нужны им, как воздух. Сделанные по-латыни записи, похоже, заключают в себе важнейшие сведения, за которые пообещали много заплатить. Кто может писать по-латыни? Врачи? Ботаники? Фармацевты? И о чём, интересно? Надо бы подумать ночью, в поезде, если замучает бессонница.
Вадим открыл свой «дипломат» и уложил пять тетрадей поверх остальных вещей. Он понимал, что поступает не по закону. Но нынче этоне большой криминал. Законопослушные граждане числились в лохах. Кроме того, Вадим привык доводить начатое дело до конца. Он не любил детективов, и сейчас не интересовался внешним антуражем происходящего. Ему просто хотелось докопаться до истины. Исчезновение тетрадей, получается, сильно огорчит этих бандитов, не пожалевших даже ребёнка. Что ж, пусть будет так. Они своего всё равно не добьются. И, возможно, поплатятся за это жизнью